BAD

      Говорят, что дьявол в деталях.       Уён готов согласиться.       Дьявол в том, как Чхве Сан откидывает влажные волосы со лба.       Дьявол в том, как тот небрежно встряхивает кистями, будто это не становится кинком Уёна в тот же момент.       И всё адское пламя в движениях Сана, несмотря на то, что на сцене именно Уён.       Несколько десятков человек загипнотизированы им, истекают слюной и борются с возбуждением, пробирающим до кончиков пальцев.       Будто это важно.       Дьявол в деталях — Уён сам загипнотизирован, продолжает танцевать и не может и на секунду оторвать взгляда от Сана, который в центре зала, аккурат на грани света и тьмы, хотя всё освещение и должно быть отдано именно Чону.       Уён исполняет идеально, выглядит сам диким зверем и опасностью, о которой поёт, хотя самая настоящая опасность это их дуэт, их пара.       Если бы люди только видели эту игру, что прямо перед ними.       Но это только между ними, пусть и прилюдно.       Уён поёт всего одну строчку сам:       «…You're so good at being bad, you know»       И этого абсолютно хватает, чтобы все в зале словили по сердечному приступу, критически потеряли запасы кислорода и увидели тёмные пятна перед глазами.       А Уён и сам не особо светлый в своих чёрных вещах — жилетке на голое тело и свободных брюках.       Тем больше контраст между ним и Саном, который предпочёл всё то же самое, но белое.       Лишь одними губами завершающее:       «I can't let you go»       А после Уён покидает сцену и параллельно Сану движется к выходу.       Дьявол в деталях.       Конкретно в этот вечер он в том, что они танцевали друг для друга, но никто этого не заметил.       Никто не увидел, как они сгорают в желании быть ближе.       — Ты был великолепен, — до квартиры они дошли молча, но, стоило закрыться входной двери (благо, что их дом в трёх минутах ходьбы от клуба), Уён не сдержал комплимента.       — Ты был так горяч, что я хотел кончить прямо там, — не остаётся в долгу старший, быстро справляясь с пуговицами жилетки, что резко отправляется на пол.       Ведь Сану так необходимо беспрепятственно изучить пресс Уёна кончиками пальцев, очертить каждый контур и обязательно провести языком по губам так, что тот зарычит и не сдержится — поцелует со всей страстью, что бурлит в нём, как в проснувшемся вулкане.       — Ты так хорош в том, чтобы дразнить меня, детка, — выдыхает в самые губы Уён, сжимая непроизвольно пальцы на чужих боках. — И так плох в противостоянии мне.       — Ты тоже плох в этом, — усмехается Сан, поглаживая по пояснице и заглядывая в самую глубину души через омут глаз. — И мне это нравится именно так.       Они зеркально улыбаются с явным удовольствием, а после соединяют эти улыбки между собой, продолжая лишать друг друга одежды и вслепую добираясь до гостиной, где удобно упасть на диван.       Уён усаживает Сана на себя, а тот не думает медлить — тянется за смазкой на столике, где они бросили полупустой тюбик ещё только днём.       И пока старший смотрит, аки дьявол, и готовит себя, Уён разглядывает, пожирает глазами сильное тело — там хорошо видна игра мышц, несмотря на тусклость света с улицы. И, конечно, он не забывает поддерживать за бёдра и сжимать те посильнее, ведь им обоим нравятся следы на телах друг друга на следующее утро.       — А к чёрту! — Сан придвигается теснее, откидывает смазку и влажными пальцами туго обхватывает возбуждённый член Уёна, проводит ощутимо несколько раз, больше чтобы почувствовать твёрдость и желание своего парня, чем для распределения субстанции. — Я готов.       Он знает, как Чон обожает сам себя направлять, чтобы взять одним резким толчком (на самом деле, они оба это обожают).       И Уён это делает — загоняет себя внутрь, вызывая у обоих стоны разной тональности: Сан уходит голосом вверх, а вот Уён претендует на глубину.       — Давай-давай-давай, — Сан, задыхаясь, умоляет, сжимая сильно пальцы на плечах Уёна, который нарочито замирает и смотрит с нескрываемым азартом. — Двигайся. Ну пожалуйста…       Сам стонет и скулит, и сам же кайфует от этого.       Впрочем.       Они оба.       — Уён, пожалуйста, — смотрит сверху вниз, точно зная, как младший заворожен и выражением лица, и стекающими по нему каплями пота.       Можно было бы решить, что их жарит чересчур знойное лето, но это не так.       Именно они сами плавят друг друга, раскаляют до немыслимых температур.       — Я слишком плох в терпеливости, — Сан усмехается и нарочито проводит медленно языком по губам, капая слюной на собственный подбородок, чтобы уже через пару секунд это влажное безобразие слизал Уён, поддавшись желанию.       — Мы оба плохи, — хмыкает в самые губы и ослабляет хватку на бёдрах, где точно будут синяки, чтобы Сан принялся самостоятельно набирать темп и сводить их с ума поступательными движениями.       — Какие мы идеальные друг для друга, — дарит очередную демоническую улыбку, а после перемещает руки и ставит их позади себя на бёдра Уёна. Поза на полном пределе напряжения мышц, но им обоим нравится когда так — на грани, в безумстве.       Уён действительно сходит с ума — не способен человеческий мозг остаться в целости, когда все органы чувств направлены на Чхве Сана: на его шумное дыхание, смешанное с задушенными стонами, на его невменяемо прекрасное тело, покрытое целиком и полностью испариной, на его влажную и горячую кожу, которую так приятно ощущать разными участками своей.       Они меняют положение довольно быстро, Сана действительно выматывает поза, потому он с наслаждением откидывается спиной на мягкий ворс ковра и поддаётся сильным рукам Уёна, которые подтаскивают ближе, укладывают щиколотки на плечи.       — Ты дьявольски красив, Сан, — произносит с хрипотцой, которая, Чхве готов поклясться, множит сексуальность на десять, потому в ответ только и может, что прошептать:       — Ты тоже.       Уёна ничуть не смущает краткость ответа, он в ней находит всё, что заложено, потому уже через секунду пользуется гибкостью тела своего парня и складывает его пополам, вновь толкаясь внутрь и одновременно рвано целуя скулы и губы.       Их дыхание потеряно к чёрту.       Где-то между ними тают в жаре признания в любви и бесконечной преданности друг другу.       Они даже самих себя, возможно, теряют, обнаруживаясь частью целого и неделимого, наслаждаясь теснотой контакта, спёртостью воздуха и дыханием общим на двоих.       Сан изгибается в спине и подаётся навстречу, давая возможность обвить себя руками и не выпускать. Это сокращает толчки до минимального размаха, но им двоим достаточно и этого, чтобы друг за другом сгореть ещё и в оргазмах.       У Уёна едва хватает сил сползти с Сана и раскинуться рядом, уставившись в потолок, хотя положение всё-таки меняет спустя считанные секунды, чтобы лечь набок и подпереть голову рукой.       — Огненное вышло празднование седьмой годовщины.       — Несомненно.