Carpe Diem

Гвейн веселый и светлый, и рядом с ним Мерлину хочется находиться как можно дольше, несмотря на покалывающее чувство легкого беспокойства. Гвейн мягкий и покладистый, когда они наедине; Мерлин готов сидеть и говорить с ним о чем угодно, не боясь раскрыться, доверившись этому человеку с первой минуты их знакомства. Мерлину давно не было так хорошо, и он не хочет, чтобы Гвейн уходил, хотя что-то внутри подсказывает ему, что вместе они проведут совсем мало времени. Когда Гвейн бросается им с Артуром на помощь, так уверенно и безрассудно, Мерлина тянет смеяться. Гвейн вообще заставляет его смеяться, немного истерично, с надрывом, но все же бесконечно радостно и счастливо. Но этот смех никогда не длится долго – он пугающе быстро обрывается, сменяясь холодным страхом, ведь яркая улыбка Гвейна гаснет, а глаза закатываются. Он проводит в Камелоте всего день, а Мерлин верит, что они знакомы с детства. Необходимость заботиться об Артуре кажется более раздражающей, чем обычно, и, несмотря на то, что в глубине души Мерлин знает, что с готовностью умрет за своего принца, слова Гвейна слабо, но пошатывают его веру в их с Артуром великую судьбу. «Ни за кого из них не стоит умирать», - усмехаясь, говорит Гвейн, и Мерлину кажется, что, быть может, он и прав. В комнате душно, сильный запах спиртного, распространяющийся от Гвейна, туманит голову, и Мерлин, повинуясь внезапному порыву, устраивается на кровати, прижимаясь к чужому теплому боку. Гвейн пьяно смеется и ерошит рукой его волосы, потом рука движется вниз, загрубевшие пальцы с непривычной им нежностью касаются шеи, замирают у ворота рубашки… Все происходит неожиданно, но Мерлину в тот момент это кажется настолько логичным и правильным, что он даже не удивляется. Гвейн резко поворачивается, нависая над Мерлином; тот чувствует его сухие губы, скользящие по щеке, лицо колет щетина, и Мерлин не понимает, что нужно делать. Гвейн отстраняется, его лицо серьезно, но в глазах сверкают огоньки сумасшедшего веселья. Мерлин улыбается, и Гвейн, прочитав в улыбке согласие, наваливается на него всем своим весом, вовлекая в глубокий, горячий поцелуй. Мерлин не умеет целоваться, но он доверяет Гвейну вести себя, подчиняясь движениям его языка и чувствуя, как нарастает возбуждение. Гвейн стягивает с Мерлина рубашку, мягко, но уверенно касаясь его ребер, проводя шероховатыми пальцами по нежной коже сосков, поглаживая впалый живот. Мерлин стонет и прогибается. Ему странно и невероятно приятно чувствовать ласку, он эмоционально отзывается на нее, одновременно наслаждаясь сконцентрированным только на нем вниманием Гвейна и смущаясь своих непроизвольных всхлипов и горячего румянца на щеках. Ему страшновато и неловко ощущать как свою, так и чужую эрекцию, - а член Гвейна Мерлин явственно чувствует бедром. Гвейн опять целует его, более порывисто, сминая губы, - Мерлину кажется, что они уже немного онемели, - их языки сплетаются, и Мерлин чуть ли не задыхается от горячих до остроты прикосновений (а может, тут виноват вкус алкоголя, теперь наполняющий его рот). Гвейн отрывается от него, смотрит пристально, не прекращая при этом руками дотрагиваться до груди, плеч Мерлина, - тот и не знал, что его кожа так чувствительна, и от простого поглаживания задней стороны шеи возбуждение в разы усиливается, становясь почти болезненным. Мерлин вздрагивает, когда Гвейн опускает одну руку ниже и обхватывает его член сквозь ткань штанов. Гвейн отвлекает его новым поцелуем, продолжая ритмичные движения. Мерлину хочется закрыть глаза и наслаждаться такими новыми для него ощущениями, но он чувствует себя обязанным ответить Гвейну тем же. Ему стыдно из-за своей неопытности, но он быстро успокаивается – чего бояться, это же Гвейн, близкий, понимающий с полуслова. Мерлин робко проводит рукой по его спине, рубашка влажная, наверное, от пота, - Мерлин даже чувствует этот кисловатый запах. Ткань задирается, и его пальцы задевают на удивление гладкую, упругую кожу. Рука неожиданно быстро оказывается у пояса штанов, и Мерлин замирает в нерешительности – стоит ли ему продолжать? Гвейн коротко рыкает ему в губы и сильнее вжимается в бедро Мерлина, вынуждая того скользнуть рукой за пояс. Мерлин касается жестких волосков, чувствует жар паха Гвейна, и это почему-то возбуждает его еще сильнее. Он аккуратно, одними пальцами дотрагивается эрегированного члена, проводит несколько раз вверх-вниз, затем смелеет и крепко сжимает его у основания. Гвейн перестает дрочить ему, резко стягивает с них обоих штаны и снова вплотную прижимается к Мерлину, обхватывая их члены рукой. Гвейн стонет, и этот стон окончательно сводит Мерлина с ума. Температура в комнатушке поднялась до предела, кислорода не хватает, возбуждение, разливающееся жжением по всему телу и вибрирующее в паху, нестерпимо. Он трется о Гвейна, хрипло и бессвязно выговаривая какие-то просьбы, признания, обещания, – а может, это просто один сплошной стон-полувсхлип. Гвейн кусает его в шею, грубо, больно сжимая член, - и перед глазами Мерлина темнота, в которой поблескивают блеклые переливчатые точки – он видел то же, когда падал в обморок, но чувство сладкой эйфории, охватывающей изнывавшее тело, он еще никогда не испытывал, и это было, кажется, одним из самых прекрасных моментов за всю его жизнь. Рядом глухо рычит, кончая, Гвейн, и обессилено падает на кровать рядом с Мерлином, касаясь его бока и обнимая одной рукой. Мерлин прерывисто дышит, хочет сказать хоть что-нибудь – сказать, как ему хорошо, - просто потрясающе! - и грустно немножко, и он не понимает кое-чего, и что он маг вообще-то, да и это неважно, пусть они просто полежат вот так еще хоть полчаса . Но он только беспомощно улыбается – и Гвейн улыбается в ответ. Мерлин знает, - что бы ни случилось, он не сможет сопротивляться этой улыбке, этим по-доброму безумным глазам; еще он знает, что будущее у них далеко не самое светлое, а впереди – сплошные опасности. Но знает Мерлин и то, что они обязательно встретятся снова, и найдется в часы опасностей минутка для радости и новых улыбок. И Мерлин засыпает.