хочу спрятаться в твоём свете

Дверь захлопывается за ними так же быстро, как и открывалась, и губы Ёндже оказываются прижаты к губам Джебома ещё до того, как они успевают снять обувь. «Нетерпеливый», — думает Джебом. То, как он дразнил бы его, если бы его рот не был занят, хотя это не значит, что он может так говорить: он так же жаждет Ёндже в ответ. Прошло всего несколько недель с тех пор, как они видятся исключительно друг с другом, но всё движется уже так легко, словно Джебом просто плывёт по течению, а не погружается в глубокий его конец, как это было в начале его множества отношений. (Хотя в каком-то смысле это действительно так, но по-другому. Не тревожно, но волнующе, как будто бы он в кои-то веки движется в том же направлении, что и само это течение. Как будто на этот раз он сам сделал выбор и нырнул прямо в воду.) В конце концов — после того, как им становится слишком много, но в то же время недостаточно — они отстраняются друг от друга, разуваясь. Куртка Джебома, за которую Ёндже цеплялся с тех пор, как они вошли, с тех пор, как они целовались, вернулась на своё привычное место — крючок на стене. Сейчас середина дня, что необычно для Джебома. Он не приводит кого-то домой с обеденного свидания, чтобы трахнуть средь бела дня в своей гостиной, за исключением… что ж. Может быть, он делает это с Ёндже. Это не то, чего люди ожидали бы, и Джебом это знает. Если бы он рассказал кому-нибудь, кто знает их двоих, о некоторых вещах, которые они делали вместе, о некоторых вещах, о которых его просил Ёндже, они просто не поверили бы ему. Они недоверчиво сказали бы: «Ёндже?». Как будто это было бы просто невозможно. Но Джебом то знает. Когда общие друзья начинают разбрасываться словом «невинный», ему хочется смеяться, и он смеётся. Что касается его самого, то в Чхве Ёндже нет ничего невинного, по крайней мере в том, о чём все думают. Морально, конечно, есть. Но только не тогда, когда дело доходит до траха. Это действительно захватывающе — секретная часть Ёндже, которую никто не может увидеть или узнать. Что-то только для Джебома. Он полагает, что это должно быть правильно для всех отношений, но это, это? Это похоже на нечто большее, даже если речь идёт только о сексе. О том, что его член был во рту Ёндже, на его груди, на его лице. О том, как Ёндже стонет ему в рот, вокруг его пальцев, вокруг его члена. Всё это и о многое другое. Прямо сейчас Джебом хочет этого, хочет большего. Они оба хотят. Он тянет Ёндже за руку в гостиную и садится на диван. — Сюда. — Он похлопывает по колену, и Ёндже почти сразу же садится на него верхом. Он прижимается к нему бёдрами, их напряжённые члены трутся друг о друга, и да, это то, что нужно Джебому. — Чего ты хочешь? — спрашивает он. Ответ приходит незамедлительно. — Прямо здесь, — говорит Ёндже. Джебом чувствует, как тот крепко напрягает бёдра. — На диване. Дай мне прокатиться на тебе. Джебом клянётся, от этой просьбы в мозгу у него произошло короткое замыкание. — Да, чёрт, — отвечает он, не в силах оторвать глаз от губ парня: розовых, идеальных и припухших от поцелуев. Ему удаётся отвести взгляд только тогда, когда Ёндже тычет его в грудь. — Я думаю, смазка — хорошая идея, если ты хочешь, хён, — говорит ему Чхве. — Конечно. — Джебом кивает через его плечо на стол, стоящий перед диваном. — Там, в ящике журнального столика, можешь достать. Он надеялся, что смазка, которая обычно остаётся в его спальне (конечно, вне поля зрения тех, кто не знает, где искать), не станет переоценкой того, насколько нетерпеливым будет Ёндже, и Джебом очень рад обнаружить, что, по-видимому, это не так. Ёдже что-то напевает себе под нос, забавляясь, и двигается, чтобы достать её. — Так ты на это надеялся? — спрашивает он, ставя бутылочку на подлокотник дивана, прежде чем снова забраться к нему на колени. — Возможно, — говорит Джебом, делая слова деликатными, и смех Ёндже в ответ звучит солнечно. Услышав это, Джебом почувствовал себя теплее… По крайней мере, по двум разным причинам. — Хорошо, — говорит ему Ёндже. Что-то в том, как он произносит слово, пронзительно, и когда Джебом вновь поднимает глаза и должным образом смотрит в глаза напротив, он находит в них то же самое. Это напоминает Джебому о той определённой грани, которая иногда присутствует в голосе Ёндже, когда он поет: что-то слегка мрачное, но, несомненно, сексуальное. Что-то, что обычно скрыто под всей этой сладостью, но всё же просачивается сквозь, смешиваясь с ней и заставляя Джебома чувствовать себя беспомощно слабым для него. Он становится ещё слабее, когда Ёндже наклоняется, чтобы сорвать с себя верх через голову. Джебом не может удержаться, чтобы не провести руками по тёплой оголённой коже. Ёндже вздрагивает от прикосновения, прикусывает губу и закрывает глаза. Джебом хочет навсегда запечатлеть этот образ в своём сознании, хочет, чтобы он был там, под его веками, когда он засыпает ночью. Солнечный свет, льющийся в окно напротив него, отражается на волосах Ёндже, что походит на нимб. Его взгляд, однако, когда он снова открывает глаза, становятся дьявольским. — Тогда давай, — говорит он. — Ты хотел, чтобы я прокатился на тебе. — Это была твоя идея. — И ты согласился. Это правда. Руки Джебома блуждают по груди Ёндже к поясу его джинсов. Он расстёгивает пуговицу и молнию, а затем проводит ладонью по члену парня через ткань, ухмыляясь стону, который получает в ответ. — Сними рубашку, — говорит Ёндже мгновение спустя, прижимая свой член к руке Джебома. — Так будет справедливо, хм? Опять-таки — правда. Джебом делает то, о чём его просят, и снимает свою футболку, кладя её на диван рядом. Его руки возвращаются к Ёндже, обратно к его члену, а тот в это время изо всех сил пытается стянуть джинсы со своих бёдер, пока ему не приходится окончательно слезть с Джебома, чтобы до конца снять их вместе с трусами, так что он полностью оказывается обнажён. Джебому не обязательно делать то же самое, поэтому он просто берёт смазку. Он удостоверяется, что его пальцы достаточно скользкие, и когда Ёндже снова возвращается к нему, он спрашивает: — Сейчас? Чхве кивает в ответ. Джебом тянется к его заднице, проводя пальцем по отверстию, прежде чем вдавить его прямо внутрь. Он делает это медленно, очень медленно, но, тем не менее, Ёдже взаимно толкается, насаживаясь глубже. Довольно скоро он просит ещё, поэтому Джебом даёт ему уже два пальца, а потом добавляет и третий. Это великолепное зрелище, Ёндже трахает себя пальцами Джебома, его член твёрдый и из него сочится смазка, пачкая их обоих, пот начинает блестеть на его коже, но Джебом может сказать, что он хочет большего, и Ёндже хочет этого тоже. Даже несмотря на то, что это даст ему то, что он хочет (то, что они оба хотят), Ёндже всё равно скулит, разочарованный, когда пальцы Джебома исчезают. Он вытаскивает свой член из джинсов и нижнего белья, просто чтобы облегчить давление. Как так получилось, что его почти не трогали, и всё же он выглядит так, чёрт возьми? Как один человек может сотворить с ним такое? Взгляд Ёндже на мгновение останавливается на его члене, а затем снова на лице, даже не потрудившись скрыть невысказанное «я так сильно хочу тебя» в его глазах. Джебом чувствует к нему тоже самое. — Презерватив? — недоумевает Ёндже, поворачивая голову, чтобы, по-видимому, взглянуть на журнальный столик и до сих пор открытый ящик, и — «А-ах». Он на мгновение привстаёт с колен Джебома, чтобы забрать его. Однако, когда он возвращается, и Джебом ощущает тёплую тяжесть его веса, презерватив Ёдже ему не отдает. Он сам разрывает его, не задумываясь отбрасывая упаковку в сторону. Джебом даже не может заставить себя позаботиться об этом: можно выбросить позже. Прямо сейчас он слишком загипнотизирован лежащим на нём парне, судя по тому, как он себя чувствует, когда тот надевает ему резинку. Джебом стонет, хотя рука Ёндже едва касалась его в течение секунды, а улыбка младшего такая широкая и яркая, что ослепляет. — Давай, — говорит Джебом. Он слегка приподнимает бёдра, пытаясь подбодрить, и Ёндже снова берётся за смазку. — Ёндже, давай. Мне нужно быть внутри тебя. — И мне нужно, чтобы ты был внутри меня, но я терпелив. — Тон Ёндже соответствует нежности выражения его лица, и это несколько раздражает. Джебом изо всех сил старается не обращать на это внимания. — Ты можешь быть терпеливым, верно, Джебом-хён? — Конечно. — Его взгляд скользит вниз к руке Ёндже, его пальцы покрыты смазкой, в нескольких дюймах от члена Джебома. — Конечно, могу. Рука Ёндже обвивается вокруг него. Он проводит один, два, три раза, и с каждым движением член Джебома становится всё влажнее. Им просто ждёт, знает, что для этого ему нужно набраться терпения, как и сказал Ёндже. Он такой твёрдый, и мысль о чём-то большем, чем просто это, о чём-то большем, чем рука Ёндже, приводит его в отчаяние. Ему нужно это. Он испытывает облегчение, когда чужая рука скользит вниз к основанию его члена, удерживая его в устойчивом положении. Ёндже снова ослепительно улыбается и ёрзает у него на коленях, и, о чёрт, да, это оно. Он опускается, постепенно, дразня, и Джебом действительно не может сдержать шум, который он издает, весь задушенный и нуждающийся. Он бы почти смутился, если бы Ёндже сам не был таким громким, если бы его стон не был таким же — если не более — отчаянным. Это одна из любимых вещей Джебома в том, чтобы трахать его, насколько он отзывчив, как легко вытянуть из его рта самые красивые грязные звуки. Одна из самых любимых вещей Джебома в Ёндже вообще: его громкий голос, его разговоры и смех, что сопровождает их. — Ах. — Сейчас этот голос звучит для него так же привлекательно, как и всегда. — Ах, чёрт, Джебом. Он даже не может заставить себя сделать ему замечание о утерянном обращении, когда Ёндже начинает набирать обороты. Он трахается быстрыми, ровными движениями бёдер, маленькими, но резкими. Его собственный член покачивается перед Джебомом, и тот смотрит на него сверху вниз, наслаждаясь тем, как, должно быть, возбуждён младший, раз он так выглядит. Его головка покраснела почти до бордового оттенка, и Джебому пришла в голову мысль прикоснуться, надавить по-разному и не позволять Ёндже кончить, пока он не скажет, но не сейчас, не сейчас. Джебом снова стонет, его глаза вновь поднимаются, чтобы встретиться со взглядом Ёндже, когда тот толкается немного сильнее. — Хён, — говорит он, но опять же, Джебом не думает, что был бы против, если бы Ёндже просто использовал его имя. — Посмотри на меня. Джебом смотрит и ему так нравится то, что он видит, что он просто должен протянуть руку, должен прикоснуться. Он кладёт обе руки на задницу Ёндже, крепко держась за неё. Даже этого достаточно, чтобы тот застонал, и поэтому Джебом крепче прижимается к нему, желая услышать больше. Его ногти впиваются в плоть парня, скорее всего, болезненно. Ёндже становится всё громче. Джебом не удивился бы, если бы шум был слышен сквозь стены его квартиры, но ему, блядь, всё равно. Ёндже заслуживает того, чтобы его выслушали. Ёндже заслуживает того, чтобы его выслушали, и он весь принадлежит Джебому. Прямо сейчас это самые важные вещи. — Так горячо, — бормочет Джебом, произнося слова на выдохе. Это просто мимолетная мысль, на самом деле, что-то, что он не мог не проговорить, но Ёндже, кажется, воодушевлён этим, снова трахаясь чуть сильнее, и… Джебом просто не может устоять перед этим. — Ты так прекрасно звучишь, детка. И выглядишь тоже чертовски прекрасно, чёрт возьми. — И это чистая правда. Кем был бы Джебом, если бы не сказал правду? Над ним тяжело дышит Ёндже, с открытым ртом и тем же сияющим розовым румянцем, а его язык скользит по нижней губе. — Я бы остался здесь навсегда, если бы мог. Внутри тебя, как сейчас. — Да, — всхлипывает Ёндже, когда Джебом снова сжимает его задницу, по одной руке на каждой половинке, слегка раздвигая их, как будто это облегчило бы скольжение. Звук от того места, где их тела соприкасаются, такой грязный, вся смазка делает его восхитительно скользким, и Джебом хочет иметь возможность слышать это вечно, чтобы звук эхом отдавался в его барабанных перепонках, он и то, как Ёндже скулит, прыгая на Джебоме так, просто идеально. — О… о боже, да, Джебом-хён, пожалуйста. — Да? — повторяет Джебом. Ёндже не мог ни о чём просить, не тогда, когда он делает всё сам, но всё равно кивает в ответ на не совсем вопрос Джебома. — Мм, вот так. И снова Ёндже соглашается, его следующий кивок такой же дрожащий, как и дыхание. Он обнимает Джебома за шею, наклоняясь ближе. — Я хотел этого весь день, — говорит он низким голосом, почти прижимаясь лбом к старшему, хотя и продолжает двигать бёдрами. — Мне пришлось постараться не думать об этом, понимаешь? Я должен был очень, очень постараться. — Пауза, дрожь. Джебом чувствует его вокруг себя. — Но ты так всё усложнил. — Одна из его рук тянется к собственному члену, предэякулят вытекает, и горячая кожа кажется такой же раскрасневшейся. — Заставь меня тоже стать таким твёрдым. Как и тогда, Джебом смотрит вниз. Рука Ёндже свободно обхватывает член, и он продолжает прыгать, трахаясь. Другая рука сжимает его шею, помогая себе удержаться на ногах. Тепло и желание, исходящие от него, настолько осязаемы, в пошлых звуках, которые он издает, в том, как его глаза закрываются и вновь открываются, и в том, как он ни на секунду не прекращает двигаться, как будто это всё, чего он хочет, навсегда. Джебом слышит, как под ними скрипят пружины дивана. Он меняет хватку, заменяет руку вокруг члена Ёндже своей и начинает дрочить ему. Он так близок к этому. Они делали это достаточно раз, чтобы Джебом точно знал, какие признаки ему искать. Стоны Ёндже становятся громче и бесстыднее, и с последним криком имени старшего он кончает, проливая липкую белую сперму ему на руку. Даже сейчас парень не прекращает двигаться, делая всё возможное, чтобы максимально использовать это ощущение, чтобы погрузить Джебома туда же, позволяя их ртам встретиться в сокрушительном столкновении губ, зубов и языка. Джебом крепче обнимает его, и когда поцелуй прерывается, он прижимается лицом к шее, плечу Ёндже, повторяя его имя, как мантру, как будто это помогает ему оставаться в здравом уме, как будто это помогает ему выжить. Ёндже позволяет ему, запустив руку в его волосы, всё ещё покачивая бёдрами. Он чувствует себя так хорошо рядом с Джебомом, так хорошо, что Джебом может описать это только как чертовски невероятно, что не займёт много времени, чтобы всего стало слишком много. Его бёдра приподнимаются в последний раз, и он стонет, уткнувшись в шею Ёндже. Сейчас. Чёрт. Последствия его оргазма пронизывают его, тело всё ещё дрожит, когда сердцебиение начинает возвращаться к нормальному ритму, и он крепко сжимает Ёндже, дыша ему в кожу. Когда он отводит лицо, Ёндже ему улыбается. — Хорошо? — Ага. — Джебом не может не улыбнуться в ответ. Это чертовски заразительно. Он смеётся, прерывисто и хрипло. — Чёрт, детка. Одна из рук Ёндже обхватывает его лицо, приподнимая подбородок для поцелуя, сладкого и такого мягкого. Такого, как все остальные видят его. Все остальные видят в нём всё, потому что, хотя Ёндже и есть всё это, и хотя Джебом любит это, в нём есть гораздо больше, чем просто это, как вне секса, так и во время него. — Я так и думал, — говорит Ёндже, отстраняясь. Он всё ещё так близко, и он дарит губам Джебома самый маленький из поцелуев, прежде чем немного приподняться, позволяя члену выскользнуть из него. Внезапная перемена — прохладный воздух вместо плотного тепла — заставляет Джебома дрожать, его член такой чувствительный после того, как он так сильно кончил. — Хочешь остаться на ужин позже? — спрашивает Джебом через мгновение, когда чувствует, что снова может дышать, и Ёндже автоматически выглядит несколько извиняющимся. — Ты уже угостил меня обедом, — говорит он. — Мне нужно домой, у меня есть дела. — Пауза, всего на мгновение. — Но мне бы не помешал душ. — Верно, — отвечает Джебом. — Ты знаешь, где ванная. Ёндже улыбается ему, сверкая глазами. Он знает. Он уходит, не сказав больше ни слова. Может быть, Джебом присоединится к нему через несколько минут, как только восстановит дыхание как в метафорическом, так и в буквальном смысле. Это было бы здорово: просто быть вместе под тёплыми струями душа с Ёндже в его объятиях. В последнее время Джебом часто ловит себя на подобных мыслях. Он и Ёндже, Ёндже и он. Джебом надеется, что всё это не будет напрасным: он действительно хочет, чтобы это сработало. Ёндже хорош для него. Может быть, для Ёндже и он тоже может быть хорош. Он снимает презерватив и выбрасывает его, сбрасывает с себя оставшуюся одежду и аккуратно складывает. Он проделывает то же самое с одеждой Ёндже и направляется в ванную, по пути оставляя её в куче на кровати. Душ уже был включен к тому времени, когда Джебом открывает дверь ванной, шум его напора приглушён, пока он не входит в комнату. Он закрывает за собой дверь и направляется в душевую кабину, где будут только он, Ёндже и струи воды. Идеально. Конечно, это похоже на фазу медового месяца — весь секс, свидания и мир, окрашенный в розовый цвет, где они хотят видеть друг друга так часто, как только могут, — но есть одна вещь, в которой Джебом уверен, одна вещь, которая выделяется в его сознании, когда он обнимает Ёндже за талию сзади. Он определённо мог влюбиться в Чхве Ёндже.