Moth from Beyond

      Я не знаю, сколько времени прожил. Я больше не помню своего настоящего имени. Я даже не уверен, было ли оно у меня вообще. Но свою первую экспедицию "за грань" я не забуду, пожалуй, никогда.       Разумеется, у меня ушёл не один год или, может, не один десяток лет на то, чтобы изучить законы мироздания. Но когда я, наконец, смог это сделать, я стал считать себя в каком-то роде озарённым. Для меня мир вокруг обрёл смысл: правила, по которым он работал, были просты, надёжны и логичны.       Но я ошибался.       Я побывал в разных местах, реальностях и измерениях. И Вселенная оказалась крайне неоднородной. Вещи, что были невозможны в одной её точке, приобретали силу в иной. Но, по крайней мере, изменяя некоторые принципы, тот или иной клочок пространства со временем всё же строго придерживался установленных догм.       И я вновь ошибался.       То, что я наблюдал во время своего путешествия в том проклятом крае, я не видел никогда ранее, и не лицезрел с тех пор снова. Логика того мира не имела никакого смысла, и я ни на мгновение не был до конца уверен в том, существовала ли она там вообще. Его ландшафты были столь невероятны, что глаза отказываются вспоминать их очертания, а обитатели – столь ужасны, что мозг отказывается забывать об их существовании.       То был паноптикум Вселенной, воистину.       Наше космическое судно стало жертвой стихийного бедствия, и было вынуждено совершить аварийную посадку в местном крупном водоёме. Память отказывается раскрывать подробности того, как я сумел оказаться снаружи и выжить, но почему-то решила точно запечатлеть момент моего пробуждения: на берегу, погрязший наполовину в тёмной смолянистой жидкости, я смотрел за тем, как медленно тонул мой охваченный разноцветным пламенем корабль. И ровно в тот же момент я впервые повстречал нечто, само существование чего оказалось далеко за гранью моего понимания.       Это была особь женского пола, отдалённо человеческого обличия. Вытянув ноги вперёд, она сидела на побережье совсем рядом со мной, опираясь спиной о камень. Мертвецки синяя и измученная, она была завёрнута в сегментированную органическую материю из слизи, кожи и кусков плоти, напоминающую внешне кокон мотылька. Часть корпуса этой твари – от груди до таза – целиком отсутствовала: вместо неё я созерцал, как, не формируя бесформенную массу, друг из друга произрастали руки, ладони и пальцы – совсем как корни. И это при том, что собственные верхние конечности у неё тоже были, пусть от них и было мало пользы: их структура и растянутые в длину пальцы с тонкими перепонками были, я почти уверен, не до конца сформированными крыльями.       И всё-таки, чем бы ни было то жуткое создание, меня успокаивала мысль о том, что оно, совершенно неподвижное, скорее всего, было мертво.       Я заблуждался. Ведь оно – не просто живое и в сознании, было способно не только реагировать и двигаться. Оно говорило, и говорило осознанно, и мыслило разумно.       "Дай-ка угадаю... это твой звездолёт потерпел крушение в той ужасной буре? А потом рухнул в бездонную морскую пучину? Что ж, тогда, боюсь, вся твоя команда затонула вместе с судном. Считай это милостью, в самом деле. Ибо это место, эти создания... Они что-то сделали с нами, и что-то сделали... со мной. Мы не можем упокоиться с миром, больше не можем. Вот я и сижу здесь. В бессонном сне, практически мёртвая, но не совсем."       "А это – рука моего отца. Я использую её, чтобы отогнать тех, кого не могу увидеть, или не могу понять – это одно и то же, на самом деле. Они боятся того, что имеет форму, и пока я не обрету собственную, я буду держать её при себе."