Дороже золота

      Дженни Уайт по жизни была девушкой глубоко положительной. Ну знаете, из таких для которых слова «черт» и «блин» — уже ругательные. До ужаса скромная и романтичная, она впрочем не никогда не была дурой. Совсем наоборот. На фоне жены Жан всегда чувствовал себя каким-то совершенно необразованным дегенератом. Иногда ему казалось, что Дженни перечитала абсолютно все книги на этом на свете, включая словари и учебники. Однажды Жан просто так вслух посетовал он уже даже и не помнил на что. Дженни услышав вопрос прочитала ему целую лекцию по физике. Или по химии. Жан действительно уже не помнил. Но при всей этой своей образованности, в житейском плане, Дженни была до того наивна, что Жан просто за голову хватался. Во-первых Дженни была до ужаса доброй. Каким-то волшебным образом она совершенно не замечала человеческого говна. Об нее могли вытереть ноги, но она все равно с пеной у рта защищала человека, ибо он же не со зла. Если на улице к ней подойдет незнакомый человек и попросит денег, допустим, на хлеб — Дженни даст. Вот прямо все отдаст. Даже если это насквозь провонявший перегаром грязный мужик, у которого руки трясутся. Для нее это ничего не значит. Первая программа, которую Жан установил на телефон жены — антиспам. Ибо однажды он едва успел отобрать у нее телефон, когда она уже начала диктовать кому-то номер своей карты. «Нельзя же быть такой доверчивой!» — сокрушался он. Впрочем, в глубине души, он находил это жутко очаровательным. Но порой — доверчивость Дженни поворачивалась против него.       Матерью Дженни была просто чудесной. Дочь она любила до умопомрачения. Жан мог поклясться, что ее приводило в восторг абсолютно все, что касалось их ребенка. День на пятый, когда дочь начала фокусировать на объектах взгляд, Дженни еле сдерживая восторженные писки, вцепилась Жану в руку со словами: «Она нас узнает». Каждый издаваемый ребенком звук или жест встречался целой бурей восторга. И за десять месяцев ничего не изменилось. — Ну, ты у меня и свинья, — усмехнулась Дженни, вытирая размазанную по детскому лицу кашу.       Эмилия только запустила маленькие ладошки в тарелку и наугад зачерпнув содержимое, запустила им матери прямо в лицо. — По-моему ей не нравится твоя каша, — рассмеялись за спиной.       Вытирая локтем лицо, Дженни обернулась на сидящую на подоконнике подругу. — У нее клычки режутся, — с улыбкой ответила девушка. — Всю ночь капризничала. — По тебе видно, — ответили ей. — Тебе бы отдохнуть денек-другой.       Дженни только усмехнулась и взяв дочь на руки направилась в ванную. Она не знала такого слова как отдых с тех пор как Эми появилась на свет. — Как будто у меня есть выбор, — отозвалась она, включая кран. — Раньше хотя бы Жан был, а сейчас я вообще одна осталась.       Какое-то время Дженни была занята отмыванием каши с дочери. До себя уже руки не дошли. — Подержи, — она всучила ребенка уже стоящей в дверях подруге. — Я ее вытру.       Эми недовольно морщилась и постоянно отворачивала лицо. — Твой Жан конечно классно устроился. — Ты о чем? — не поняла Дженни, забирая дочь обратно в руки. — Блин, надо посуду помыть… Поводись еще минут десять.       Дженни почти все время проводила одна и давно уже наловчилась делать домашние дела буквально с ребенком на руках, но грех было не воспользоваться. — Тем, что ты тут крутишься сутками как белка в колесе, а он там развлекается. — Сомневаюсь, что он развлекается, — усмехнулась Дженни, складывая посуду в раковину. — Я знаю какие они несут нагрузки на тренировках. — Они не тренируются сутками. И у него бывают выходные. Дочь с тобой двадцать четыре на семь и выходные тебе никто не дает. — Мне не нужны выходные, — отмахнулась Дженни. — Да ну? У тебя вся шея в засохшей каше, а ты даже не думаешь ее смыть. — Потом смою, — спокойно ответила Дженни. — Когда Эми уснет. И вообще что ты пытаешься мне доказать? Я знаю, что Жан талантливый фигурист и я не вижу причин для того, чтобы заставлять его сидеть возле меня. Эми быстро растет. Скоро уже ходить начнет. Так что станет полегче. — Ну смотри. Но когда твой мужик начнет ходить налево, не говори, что я не предупреждала.       Дженни нахмурилась. — Что ты несешь? — Ой, а ты не знаешь, что у них там творится на сборах. Они же все время друг с другом. Слухи всякие ходят. — А ты не слушай всякие слухи, — раздраженно бросила Дженни. — Если ты пытаешься убедить меня в том, что Жан мне изменяет, то… — Я не пытаюсь тебя ни в чем убедить. Я предупреждаю. Он там все время в окружении красивых молодых и спортивных девушек, а ты в зеркало когда последний раз смотрела?       Дженни вздохнула, вцепившись пальцами в края раковины. Она никогда не была красавицей в буквальном понимании этого слова. Ну, по крайней мере, Дженни так считала. Ей всегда чего-то не хватало. Глаза слишком большие, волосы недостаточно густые, фигура тоже далека от идеала, вот есть толстые, а есть худые, слишком худые, ну когда подержаться даже не за что, а еще до семнадцати Дженни носила брекеты и стеснялась даже улыбаться. А сейчас… Кому какая разница как она выглядит? В принципе Дженни не особо поменялась после родов. Лишний вес не набрала, волосы не выпали, зубы не шатаются и хорошо. А то, что каша к шее пресохла, так это мелочи. Дженни об этом не задумывалась, потому что не хотела думать, но эта Микаса Аккерман была красивой. На ее фоне Дженни выглядела как серая мышь. И это было правдой. Очевидным фактом. — К тому же… Поверь, я не хочу это говорить, но… Джен, когда у вас последний раз был секс?       Дженни поморщилась. Действительно, об этом лучше было не спрашивать. — Не знаю… Не помню… — Дай угадаю, когда вы зачали Эми? — Возможно, — Дженни прикусила губу, ей не хотелось этого говорить.       На самом деле все было не совсем так. Вернее так и было, но по определенным причинам. Эмилия далась Дженни с огромным трудом. Большую часть беременности девушка пролежала на сохранении. Первые два месяца она жила под капельницами, ибо в ней не держалось ничего, кроме воды, потом начались другие проблемы. Даже роды ей вызывали искусственно. Какой в такой ситуации может быть секс? А когда Эми родилась, легче не стало. Она постоянно требовала к себе внимание и у Дженни просто не было возможности уделить время кому-то кроме нее. Потом стало как-то попроще, но Жан уже уехал, чтобы встать в пару с Микасой Аккерман. Пару месяцев назад он приезжал на неделю. Но именно в эту неделю у Эми случилось все, начиная от колик и заканчивая лезущими зубами. Дженни сильно сомневалась, что ее красные глаза и детская рвота на футболке — способны возбудить кого-то, даже если у мужчины почти два года не было секса. Да и последнее чего ей хотелось, это вот этого всего. И вообще: тело приняло горизонтальное положение — она спит. Голова прислоняется к подушке, глаза закрываются и ничего, кроме зова Эми не способно поднять ее с кровати. Собственно, по этой же причине они с Жаном так до сих пор и не поженились. На самом деле он делал ей предложение, но сначала вмешалась не самая простая беременность, потом когда родилась Эми стало уже вообще не до этого. Вот так все и осталось. Дженни проблемы в этом не видела. — Слушай, я не понимаю чего ты от меня хочешь? — Я хочу, чтобы ты, вспомнила, что ты не только мать. И напомнила об этом своему мужику пока не стало поздно. — Интересно каким образом? — Придумай.       Дженни поджала губы. Жан не такой. Он ее не бросит. И Эми он тоже не бросит. Даже если саму Дженни он разлюбит, то Эмилия все равно останется его дочерью. От этой мысли стало неприятно. Ей не хотелось удерживать Жана ребенком. Она безоговорочно доверяла ему, но тень сомнений все равно так или иначе закралась в голову.

***

— Слушай, я страшно устал, — проворчал Жан выходя на улицу.       Уже стемнело и фонари красиво подсвечивали белые хлопья снега, медленно покрывающего грязный серый асфальт. — Это не займет много времени, — шикнула на него Микаса, подтолкнув в спину. — Мне надо дойти до центрального входа. — Нахера? — Считай, что это сюрприз.       Вздохнув, Кирштейн сунул в карманы замерзшие руки и обреченно поперся за Микасой. У лестницы она остановилась и растерянно огляделась по сторонам. — Ну и? — не скрывая раздражение ситуацией спросил Жан. — Может уже объяснишь мне, зачем…       Договорить он не успел. Почему-то любимой фишкой Дженни было запрыгивать на него сзади без всякого предупреждения. Дома, на улице, в каком-нибудь торговом центре — не важно. Джен просто дожидалась момента когда он расслабится и начинала действовать. — Добрый вечер, — со смехом сказала она, обхватывая парня за шею.       Жан чуть повернул голову, пару секунд разглядывая девушку. — Ты что здесь делаешь?       Дженни мгновенно разжала руки, спрыгивая на землю. — И это все что ты мне скажешь? — возмутилась она.       Жан на пару секунд задумался. — Где Эми?       Девушка вздохнула. Похоже вся эта романтичная херня и правда испарилась из их жизни навсегда. Жан смотрел на нее серьезно, явно ожидая ответ на свой вопрос. — Эми с мамой. Я попросила ее приехать к нам на пару дней. Хотелось тебя увидеть и вот я приехала.       Дженни почувствовала себя неловко. Она хотела сделать мужчине приятно, а в итоге оправдывалась как сбежавшая с урока школьница. — Знаете, я пойду. Холодно и вы тут… Поговорите в общем, — смущенно сказала Микаса, явно чувствуя себя тут лишней.       Жан проводил взглядом ее удаляющуюся фигуру. Снег пошел гуще, окружив их белой стеной. Жан видел как снежинки опускались Дженни на волосы и лицо, мгновенно тая и оставляя после себя капли воды. — Ты не рад? — Рад, — честно ответил Жан. — По тебе заметно, — хмыкнула Дженни. — Я просто устал. — Вот как…       Кирштейн медленно выдохнул, оставляя в воздухе клубок белого пара. Он жил с Дженни уже пять лет. Для нее оставить Эмили с кем-то даже на пару часов — было пыткой. А уж на сутки, а то и больше. Как бы она не соскучилась по нему, Жан не находил это достаточно веской причиной, объясняющей поведение его жены. — Так в чем причина? — Причина? — Джен, я безумно рад, если ты бросив все, примчалась сюда только потому что по мне скучаешь, но мы ведь оба знаем, что тут есть что-то другое.       Девушка замялась. — Но я правда по тебе скучаю. — Ты не умеешь врать, — с усмешкой сказал Жан. — Но я действительно здесь только из-за тебя, — всплеснула руками Дженни. — Я просто хочу провести с тобой вечер вдвоем. Мы с тобой ведь уже практически два года… Ну, не оставались вдвоем.       Пару секунд Жан смотрел на нее как на полную идиотку. А потом вдруг рассмеялся. Дженни выдохнула. Ну, конечно. — Ну и кто тебя накрутил? — Что? Никто меня не накручивал… — Да ладно, — Жан с улыбкой заглянул ей в глаза. — Ты не могла сама прийти к такому выводу. — Какому такому?       Дженни уже давно поняла, что Жан понял все ее мотивы до единого, но сдавать позиции не собиралась. — Если мы сейчас же не переспим, то, дай угадаю: я уйду из семьи? Заведу любовницу? Или может я уже перетрахал половину женской сборной?       Дженни насупилась, опустив взгляд на землю. — Про женскую сборную ты явно загнул, — буркнула она. — Ну, хоть на этом спасибо. Значит, ты решила предотвратить такой исход событий, я верно рассуждаю? — Ничего я не решила.       Обхватив девушку рукой за плечи, Жан притянул ее к себе и не спеша двинулся вперед, слушая как хрустит под ногами только выпавший снег. — Меня привели на каток в пять лет. Я варюсь во всем этом, без малого, практически двадцать лет. Если бы я хотел себе фигуристку, я бы женился на фигуристке. Но мне нравишься ты. С шестнадцати лет, между прочим, нравишься. Вот как зашла тогда в класс, так я с тебя и охуел. И я все еще с тебя охуеваю. — Жан, ты извращенец, — Дженни хихикнула, закрыв лицо ладонями. — В шестнадцать у меня были дурацкие косички и брекеты. — Напомню, что я тоже не был эталоном мужской красоты. — Напомню, что ты в шестнадцать мне вообще не нравился, — просияла Дженни. — А ты мне нравилась. Нравилась вместе со своими косичками и… вот я вообще не помню никаких брекетов. — Это потому что я их прятала. Вот если бы ты их увидел… — Ну тогда бы все, — шутливо кивнул Жан. — Тогда бы, конечно, нет. Как можно с брекетами…       Дженни в секунду съездила ему локтем по ребрам. — Хватит издеваться. — И не думал, — фыркнул Жан. — Я к тому, что у меня ведь было тысячи шансов влюбиться в какого-то из своего круга. Но я влюбился в тебя. Во всезнайку с брекетами, которая в двадцать четыре года, имея ребенка, стесняется произнести вслух слово «член». — Жан! — возмущенно шикнула девушка, озираясь по сторонам. — О чем и речь. Хотя сравнительные значения, которые ты для него подбираешь весьма милые. — Ты серьезно считаешь, что отличная идея — обсуждать на улице твой…       Жан уставился на нее с выжидательной улыбкой. — Я не буду говорить этого вслух! И вообще куда ты меня ведешь?       Кирштейн только хмыкнул. — В отель. Он вон там, через дорогу, — Жан указал рукой на высокую, круглую как бочку, постройку. — Ну и зачем мы туда идем? — Я там живу, — заметил Жан. — И к тому же, ты же не зря сюда ехала. Я вовсе не собираюсь портить твои планы на вечер.       Дженни почувствовала как он прижал ее к себе крепче и мгновенно стала абсолютно красного цвета. — А потом ты покажешь мне Эми. Ну последние штук сто видео, которые ты еще не успела мне отправить.       Дженни тут же распахнула глаза, так словно вспомнила что-то очень важное. — Кстати, вчера Эми стояла сама, без опоры, целых десять секунд! Это было так круто! — выдохнула она. — А еще она сказала что-то, я не поняла, но кажется это было похоже на «часики». — Ей же еще рано разговаривать, — заметил Жан. — Да, — кивнула Джен. — Но она пытается. Слушай, а может она гений?       Жан на это только улыбнулся, покачав головой и наклонившись легко поцеловал девушку в макушку. — Кстати, Жан, ты не дашь мне утром денег на обратный билет. Там на вокзале утром одному милому дедушке не хватило денег, а ехать далеко и я ему помогла.       Жан только закатил глаза. — Дженни! — Ты знаешь, что людям надо делать добро и тогда это добро обязательно к тебе вернется. Вот сегодня помогла я, а завтра кто-нибудь поможет мне. — Джен… — тяжело вздохнул мужчина. — Что? — Я тебя… обожаю просто.