Дороже золота

      Белесый месяц серпом заглядывал в прямоугольную оконную раму. Подоконник — пустая белая полоска, в углу в квадратном коричневом горшке, мясистый, похожий на перевернутую грушу, кактус. Иголки маленькие, стоят торчком, если задеть — в палец впиваются больно и глубоко. Кактус этот Ханна принесла два года тому назад. В тот день, кажется, было восьмое или седьмое марта. Точно, седьмое. Ханна жила у Леви где-то с полгода. Ну как жила. Дома, набегами. Леви только приехал с чемпионата мира. Ханна тоже, только со своего, юниорского. Леви привез золотую медаль и мировой рекорд. Ханна бронзу. Это потом, год спустя, она победит. Победит, прыгнет четверной прыжок, внесет свое имя в историю фигурного катания. А тогда, два года назад, историей был Леви, а Ханна четырнадцатилетняя девочка, супилась, обхватив колени, хмуро глядела на бронзовый круг, так словно уже тогда понимала, бронза — не ее уровень. Это, кстати, была ее последняя бронза в жизни. Леви — мастер поддержки — сказал ей тогда не наматывать на кулак сопли, потому что, быть может, это лучшее, что она увидела в своей жизни. Да и вообще, у нее вроде как школа, экзамены, к которым та совершенно не была готова. Леви это в общем-то не ебало. Так что утром, не смотря на бурчание сестры, Леви водрузил ей на спину рюкзак, обозначил в каком направлении находится школа, если она вдруг позабыла и для уверенности подтолкнул еще.       Ханна ушла. Да не просто ушла. Пропала. Время клонилось к восьми часам вечера, уроки давно закончились, а от Ханны ни слуху, ни духу. Леви, право, не знал что и делать. То ли в полицию звонить, то ли одеваться и самому бросаться на поиски. Он звонил ей не переставая, но оператор уныло сообщал про абонента и вне зону. За окном уже стемнело и Леви был близок к нервному срыву. Позвонил Марии. Она приехала через пятнадцать минут. Ради Леви она бы и в два часа ночи приехала. И вот, часов в девять, когда Леви надевая в дверях куртку, думал о том, что живой Ханну он больше не увидит, она заявилась сама. В тот момент Леви испытал одновременное желание обнять и убить ее. Судя по тому как Мария вцепилась ему в руку, она почувствовала его настроение. Вся в снегу, с просранной шапкой, она сжимала в руках единственную варежку. — Это тебе, — виновато сказала она, протянув обледенелую варежку.       Леви хмуро сведя брови посмотрел на торчащий из варежки маленький кактус. — Что за херня? — с трудом выдавил он. — Это нам мальчики в школе на восьмое марта подарили, — жизнерадостно сообщила Ханна. — Я спрашиваю не про… — он выдохнул. — Где ты была? — Мы гуляли. — Телефон? — Замерз и выключился.       Леви открыл рот, плохо сдерживая клокочущий внутри гнев. — Возьми кактус, — потребовала Ханна. — Нахуя мне твой кактус? — выдавил Леви. — А мне нахуя?       Леви мог поклясться, что кабы не Мария, дернувшая его за рукав куртки, он бы выписал Ханне такого леща, что выбил бы половину зубов. — Уйди с глаз моих долой, — заключил он. — А кактус? — Давай сюда.       Так он и рос. Уже два года. Мария поставила его в стакан с водой, сказав, что скорее всего растение умрет, потому что Ханна его заморозила. Леви было похуй. Однако, спустя неделю, протирая полку, Леви с удивлением обнаружил, что кактус дал корешки. И сам не понял как оказался на кассе в цветочном магазине с горшком и пакетом с землей. Потом он заметил, что кактус весьма удобен, потому что поливать его часто не надо и за несколько месяцев отсутствия растение не подыхает. В общем к кактусу Леви привык. И даже обрывал отрастающих «деток», потому что прочитал, что они забирают силы у родительского растения. Да, Леви читал про кактусы.       И теперь, кактус как и положено стоял на своем законном месте на подоконнике, в углу, там где на него меньше всего дует, а летом есть какая-никакая тень. Но сейчас за окном почти что зима. Ночь, и комнату освещает разве что бледный месяц. Леви тяжело вздохнул, поудобнее устроившись на кровати и прикрывая глаза. Он лежал на спине, смотря лицом в потолок. Рядом тихонько сопела Катарина. Ее голова мирно покоилась на его плече и торчащие волосы слегка щекотали шею. Она заснула почти сразу, как юркнула под одеяло, прижимаясь к нему и обнимая тонкими руками. И в этом была какая-то своеобразная благодать.       Ночь — тревожное время. А Леви плохо спал. Казалось бы, так вымотаешься за день, что как придешь так и упадешь плашмя в кровать. А нет. Лежишь, да пучишься. Думаешь о том, да о сем. Как оно дальше будет в основном. Леви тяжело вздохнул. Катарина вздрогнула, открыла глаза, сонно потерев ладонями лицо, бросила взгляд на часы и выдохнула с беспокойством. — Ты чего не спишь?       Леви только пожал плечами. Хер его не знает. — Не обращай внимания.       Катарина кивнула и положила голову ему на плечо. Как-то непроизвольно Леви зарылся пальцами ей в волосы, задумчиво поглаживая ее по голове. Поймал себя на мысли, что крепче, чем после секса с ней он никогда не спал. Странно, но сама мысль о близости с Катариной его тут же взволновала. Он покосился на девушку и оставил эту мысль. Она так сладко сопела во сне, что прервать было жалко. Вздохнув, Катарина прижалась сильнее, закинув сверху ногу. Ну, конечно. Впрочем, Леви же сам этого хотел. Катарина во сне пускает слюни, это так же забавно, как и мерзко. Она так и таскала его футболку, но теперь та задралась чуть ли не до подборка, ибо спит она, честное слово, как юла. Елозит бесконечно, сопит, складывает сверху свои конечности, тычет локтем в ребра, а последний раз так ногой случайно по яйцам съездила, что едва не лишила его наследства. И все равно он сам, добровольно, позвал ее в свой дом и в свою постель. Он даже не расстроился, просто мысленно согласился, что ее идея о двуспальной кровати имеет место быть. Тихо что-то прошептав, Катарина сморщила нос и Леви против воли скользнул взглядом по ее ребрам, плоскому животу и тонким, оплетающим его, ножкам. На бедре виднелся лиловый, размером с кулак, синяк. Упала с выброса на тренировке. На подушку текли слюни. Кажется она всхрапнула. Но все равно, несмотря на все, Катарина оставалась жутко сексуальной. Леви смотрел и понимал, что хочет ее. И этому могло быть только два объяснения: либо вот так выглядит любовь, либо Леви чертов извращенец. Хотя, скорее всего, тут одно вытекает из другого.       За дверью послышалась возня. Леви чуть приподнялся на локте, напрягая слух. Осторожно выбравшись из-под Катарины, он тихо подошел к двери, резко дернув за ручку. Ханна стояла прижавшись спиной к стене, пялилась на него круглыми глазенками. — Какого ты здесь делаешь? — сурово спросил Аккерман. — Я мимо шла… — попыталась соврать Ханна. — Пиздишь.       Ханна выдохнула, открыв рот, потом захлопнула, клацнув зубами. — И вовсе я не пиздю… не пизжу… — Я тебе сейчас подзатыльник выпишу, — пообещал Леви. — Во-первых, не выпишешь, — смело заявила Ханна. — Чего?! — Леви вскинул тонкие брови. — Ты только обещаешь, а еще ни разу на меня руку не поднял.       Леви выпрямился, скрестив руки на груди. — А ты, я смотрю до Изумрудного города прогулялась. — А? — не поняла Ханна. — Смелая больно стала, — Леви покачал головой.       Он бы мог изойтись долгой тирадой о том, что Ханна могла бы хоть раз почитать книгу с буквами, а не только смотреть на картинки. Сестра бы начала возмущенно кричать о том, что в манге есть буквы и… Леви не хотелось сейчас об этом говорить. Аккерман и сам сейчас уже не помнил когда последний раз брал в руки книгу. Но в возрасте Ханны он читал буквально сутками. Если Леви не тренировался, не спал и не учился, то читал. И ему нравилось. Сейчас уже не до этого. Соответствовать стереотипу о тупом спортсмене Леви не хотел, но если честно, он в жизни не встречал ни одного тупого спортсмена. По крайней мере в фигурном катании точно. Все они творческие, всесторонне развитые, глубоко увлеченные люди. Ханна тоже далеко не тупая. Просто ленивая. На льду она готова работать сутками, но в жизни даже кружку до раковины донести не может. Впрочем, это уже больная тема. — Не такой уж ты и страшный, — просияла Ханна. — А во-вторых, ты постоянно при мне материшься, так чего ждешь в ответ?       Леви потер переносицу, прошептав себе под нос, что-то непонятное, но Ханна четко разобрала слово «блять». — Мне-то пофиг, но помяни мое слово, Катарине очень не понравится если первое слово ее ребенка будет «пиздишь», — хохотнула девушка. — Не припомню, чтобы у Катарины были дети. — Ну, когда-нибудь они же будут, — многозначительно сказала Ханна. — Я полагаю, ты сейчас отиралась под моей дверью, дабы убедиться не собираюсь ли в ближайшее время одарить тебя племянником? — Ну, почти… — Ты что, совсем охуела?!       Ханна захлопала глазами. А потом размахнулась и стукнула его кулаком по плечу. Не больно, но ощутимо. — Если ты тут решил, что я извращенка какая-то, то ты придурок! — обиженно сказала она. — Я поговорить хотела… Просто, ты там… Ну, не один теперь… Я ничего не имею против, но… Я хотела зайти, а ты там с ней… И я не знаю, чем вы занимаетесь, потому что если тем самым, то… Короче, я не хочу этого ни знать, ни видеть, ты для меня существо бесполое. Вот я и пыталась прислушаться… — Все, хватит, — прервал ее монолог Леви. — Я не могу больше слушать этот бред. О чем ты хотела поговорить?       Ханна опустила глаза, посмотрев куда-то в пол. — Не хочешь чаю?       Сидя на стуле, подперев ладонью щеку, Ханна внимательно наблюдала как Леви ставит на плиту чайник. Зевнув, она вытянула ноги, поправив липучку на бандаже удерживающем колено. Она уже немного ходила. Сильно хромала, но ходила. Потому что все о чем она могла сейчас думать, так это о том как бы поскорее вернуться к тренировкам. — Так что? — спросил Леви, поворачивая голову. — Ты можешь меня потренировать?       Аккерман посмотрел на сестру с нескрываемым удивлением. — Я? Ханна, я не тренер, ты это знаешь. — У тебя большой опыт, — заметила девушка. — Сейчас ты же без Эрвина занимаешься. — Эрвин на гран-при с Хисторией и Эреном, но он контролирует нас с Катариной… К тому же с нами Жан. Он тренер и Эрвин неплохо оценивает его способности… — Хорошо, тогда поговори с вашим Жаном. — Ему самому надо тренироваться, они с Микасой… А черт, на кой я это все тебе объясняю?       Он выключил конфорку и подняв дымящийся чайник, плеснул кипяток в заварку. — Ханна, скажи пожалуйста, зачем ты заводишь эти разговоры, усложняя себе жизнь? У тебя ведь есть тренер. И этот тренер куда лучше меня и Жана вместе взятых.       Ханна прикусила губу, обхватив себя руками. — Я не говорила с Ханджи с того самого дня, — призналась она. — Мне стыдно перед ней. И я не знаю как работать с ней дальше и вообще примет ли она меня обратно?       Леви только фыркнул и со стуком поставил перед сестрой кружку с чаем. — Обратно? — уточнил он. — Не помню, чтобы она тебя выгоняла. А то, что тебе стыдно… — Леви сел напротив, уперевшись спиной в спинку стула и закинул ногу на ногу. — Это хорошо. Поговори с Ханджи, она умная, понимает, что к чему. Какая бы ты не была противная, самоуверенная и неблагодарная, ты — лучшее с чем Ханджи приходилось иметь дело.       Ханна сделала глоток чая, чуть улыбнувшись. — Ты — мастер поддержки, — она подняла вверх большой палец. — Не помню, чтобы я заделывался психотерапевтом, — немного раздраженно сказал Леви.       Ханна улыбнулась, допив чай одним глотком. — Отвезешь меня завтра на каток?       Леви хмуро взглянул на сестру. В голосе Ханны не звучало уверенности. — Твоя нога? — На коньки встать я пока не могу, но чем раньше я начну разрабатывать колено, тем лучше.       Леви согласно кивнул, сделав глоток из чашки. Ханна, аккуратно поднявшись со стула, взяла чашку и похромала в сторону раковины. — Оставь, я вымою, — сказал Леви.       Ханна обернулась и коротко кивнула. Снова похромала, на этот раз уже к нему. — Ты поливаешь Мистера Колючку? — деловито поинтересовалась она. — Мистер Колючка — кактус, я поливал его месяц назад.       Почему он называл кактус по имени? Потому что Ханна придумала ему это идиотское имя. Зачем кактусу имя? Вопрос на который не сможет ответить адекватный человек. Леви уже давно не удивлялся. Ханне было похуй на свой же кактус ровно до того момента как Леви не посадил его в горшок. Именно в этот момент растение превратилось в «Мистера Колючку» и где-то раз в год, может чаще, Ханна интересовалась поливает ли Леви вверенное ему растение. — Можешь забрать свой кактус себе и делать с ним, что захочешь.       Леви блефовал. К Мистеру Колючке он привык. Он хорошо стоял на подоконнике и, если честно, Леви уже не готов был с ним расстаться. — Ты хорошо справляешься, — улыбнулась Ханна, положив руку брату на плечо. — Я не люблю растения. Животных люблю.       Леви едва не подавился чаем. — Не вздумай притащить сюда какую-нибудь блохастую тварь. — Я читала, что животные учат ответсвенности, — усмехнулась Ханна.       Леви ничего ей на это не сказал. Только покачал головой. Он бы не доверил Ханне даже хомяка. Бедное животное ничем не заслужило такой участи. А ведь Ханна девушка. Будущая мать, вроде как. Раньше Леви не особо обращал внимание на этот факт. Но Ханна росла и отрицать этот факт становилось все сложнее. Леви не мог представить Ханну в роли хранительницы семейного очага как бы не старался. Впрочем он и себя в роли какого-нибудь мужа и уж тем более отца представить не мог. Зато Катарина была бы прекрасной матерью. Впрочем, о таком задумываться очень и очень рано. — Если хочешь ехать завтра на каток, придется встать пораньше.       Слыша как закрылась дверь в комнату Ханны, Леви повернул кран, споласкивая чашки. Протер их полотенцем. Поставил на полку, днищем вверх. Поправил крайнюю, все ручки смотрят влево. Щелкнул по выключателю и, прикрывая зевок тыльной стороной ладони, вернулся в комнату. — Мда, — заключил он, встав возле кровати. — Нам действительно нужна двуспальная кровать.       Соорудив вокруг себя какую-то херню из одеяла, Катарина в позе эмбриона, обнимала руками подушку, при этом расположившись прямо поперек кровати. Вторая подушка валялась на полу. Леви поднял ее и бросил взгляд в окно, а потом на подоконник. — Ну, что, Колючка, видел как оно теперь получается?       Кактус, само собой, ничего не ответил. А Леви поймал себя на мысли, что видать едет крышей, ибо с кактусами разговаривать — тревожный сигнал. Осторожно дернув за край одеяла, он смог заставить девушку немного откатиться в сторону. — Леви? — она вздрогнула и поднялась на локте, захлопав сонными глазами. — Подвинься, — тихо сказал он. — Ты куда-то ходил? — не поняла Катарина, отодвигаясь на край. — Ага, устал смотреть как ты пускаешь слюни и выживаешь меня из собственной кровати, — проворчал Леви, забираясь под одеяла. — Что-то не нравится, иди на диван, — нагло ответила Катарина, поворачиваясь к нему спиной.       Леви хотел ответить, что вообще-то это его квартира, его кровать и его диван, а значит он решает кто и на чем спит, но вовремя прикусил язык, осознав, что говорить подобные вещи — очень херовая идея. — А еще ты храпишь. Между прочим, как свинья, — добавила Катарина. — До тебя никто не жаловался, — заметил Леви. — А с кем ты до меня спал, можно узнать? С мамой? — Ты иногда становишься просто невыносимой, — заметил Леви. — Ты почти всегда невыносимый.       Катарина повернула голову и Леви с удивлением обнаружил, что она улыбается. Вздохнув, мужчина притянул девушку к себе резким движением, утыкаясь носом ей в волосы. Несмотря на все неудобства, ему было хорошо. Просто хорошо. И этим все сказано.

***

      Они работали над произвольной программой уже третий час. — Дорожка неплохо получилась, но ты путаешься, — заключила Ханджи. — Смотри, вот ты выезжаешь из кораблика, здесь у тебя подпрыжка и ласточка. Ты вышел вот здесь и вот отсюда начинается уже пам-пам, — она закрутилась вокруг себя, немного странно подпрыгивая на коньках. — Хотя, блин, у нас же там потом аксель… Надо подумать. Можно здесь сделать какой-нибудь поворот?       Армин притормозил, задумчиво посмотрев на своего тренера. — Если поворот вот сюда от сюда, — показал рукой. — То мне не очень удобно.       Ханджи потерла подбородок и Армин уловил блеск в ее глазах, как и всегда когда у Зое вдруг рождалась какая-то идея. — Сделай циркуль, — сказал она.       Армин подчинился. Ханджи задумчиво покачала головой, повторила его движение, выехала, помахала руками, остановилась. Велела Арлерту повторить все то, что она сейчас перед ним проделала. Армин снова подчинился. Он никогда не задавал лишних вопросов. Сказали надо сделать, значит надо сделать. Пререканий Ханджи не любила. — И вот сюда ты выезжаешь, у тебя получается такой поворот через зубец, — довольно заключила она.       Армин еще раз повторил движения. — Вот! Красиво сейчас было! — радостно воскликнула Ханджи.       На самом деле произвольная программа давно уже поставлена и даже проверена на первых соревнованиях, но Ханджи всегда находилась в каком-то поиске совершенства и этот поиск у нее не останавливался практически никогда. Посмотрев на прокат Арлерта в Орвуде, Ханджи тут же принялась, как она сама выражалась, расставлять акценты. Программа уже сама по себе походила на красивую новогоднюю елку. И теперь эту елку необходимо только украсить. — Умница! Идеально сейчас!       Армин снова проехал дорожку шагов со всеми правками. Сегодня они не занимались прыжками, работали только над хореографией. И Армину это дело нравилось куда больше. Ханджи была уникальна тем, что не держала хореографа. Как правило программы — результат совместных усилий тренера и хореографа. Тренер ставит прыжковые и акробатические элементы, хореограф дорожки, шаги, связки, да и вообще общий замысел и постановку самой программы. Успешный союз тренера и хореографа рождает шедевры. Примером тому служили Эрвин Смит и Мари Доук в парном катании или пара Мика и Нанабы Закариас у танцоров, где Мик отвечал за технику, а Нанаба за хореографию. Но Ханджи все делала сама. Ставила и прыжки, и дорожки, и музыку искала, и композицию подбирала, и над образами думала. Как она все это вывозила мало кто понимал. Ханджи и сама не понимала, но, кажется, у нее получалось. Когда горишь чем-то настолько сильно, что посвящаешь этому буквально каждую минуту жизни, оно окупится. Обязательно окупится. — Ты ход здесь не набирай, тебе не надо ход.       Армин понял. Притормозил, поднял руки, сделал циркуль, проскользил назад, снова руки, никогда не надо забывать про руки. — Вот это движение хорошо, — громко сказала Ханджи, подбадривая его. — Очень пластично у тебя получается. Но после акселя надо ехать чуть дальше, чтобы в борт не упереться. — Хорошо, — ответил Армин. — Еще раз?       Ханджи кивнула. — Раз, два и уходи ко мне сюда!       Армин резко остановился, выбивая из-под лезвий ледяную крошку. — Мы на дорожку едем сюда? — уточнил он. — Надо тогда разбавить. — По рисунку мне нравится, — задумалась Ханджи. — Но хочу чтобы… — Сделать какую-то позу перед ласточкой? — понял Армин. — Да!       Если опустить глаза на некоторые детали, то Армином Ханджи была довольна. Арлерт относился к редкой категории думающих спортсменов. Он предельно четко знал и чувствовал свое дело, разбирался в тактике, видел как необходимо правильно расположить элементы, как лучше и красивее преподнести хореографию. А его хореография. Это было лучше, чем хорошо. Армин проседал в технике. В прыжках. Он все прыгал, но пока не стабильно. Не чувствовал в себе уверенности, хотя сама Ханджи видела прогресс от совместной работы. Что же касалось компонентов, то здесь к Армину придраться было невозможно. У него была какая-то своя, природой данная, кошачья пластика и совершенная балетная постановка движений. Зое была готова дать голову на отсечение, что когда она покажет мальчика мировым судьям, они несомненно поставят ему максимальные плюсы на дорожках и вращениях. С прыжками все куда сложнее, но хотя за счет компонентов Армин уже будет не хуже всех. С Ханной вот была абсолютно противоположная беда. К технике вопросов нет, но к хореографии их вагон и маленькая тележка. Сложить бы Ханну с Армином и идеальный бы получился фигурист. Или наоборот максимально бездарный. Смотря какие качества совмещать. — Если я сделаю перебежку, то мне не хватит разгона на ласточку и это будет не эффектно смотреться, — заключил Армин. — Троички сделай, — велела ему Ханджи.       Армин кивнул и вдруг посмотрел куда-то ей за спину, округлившимся глазами. Зое резко обернулась. У бортика, кусая губы и боясь поднять глаза, мялась Ханна. — Надо же кого к нам занесло, — усмехнулась Ханджи.       Она медленно скользила ей навстречу, а Ханна уже панически впилась пальцами в бортик. — Здравствуйте, — выдавила она, поднимая глаза. — Ну, и чего пришла? — вопросила Ханджи, скрестив руки на груди. — Думаю, я уже могу начинать легкие тренировки, — промямлила Ханна. — Думает она, — фыркнула Ханджи. — Что-то ты больно много думаешь последнее время. — Простите за тот случай. — Мне-то что, — Зое пожала плечами. — Ты сама себя наказала. Как нога? — Уже лучше. Я готова тренироваться, — просияла Ханна, поднимая на женщину щенячьи глаза. — Это хорошо, — кивнула Ханджи, разворачиваясь к Армину.       Ханна растерянно смотрела на ее удаляющуюся фигуру. Неужели все? И что теперь? — Аккерман, — у Ханджи был очень громкий голос. — Да. — Ты что забыла где у нас раздевалка? — Нет. — Где зал, я надеюсь, ты тоже помнишь. — Помню, — радостно закивала Ханна. — Тогда переодевайся и разминайся. Делай пока то, что можешь. Я подойду минут через сорок, посмотрю на твою ногу.       Если бы Ханна могла запрыгать, она бы запрыгала. — А ты чего глазами хлопаешь? — Я… — Армин растеряно посмотрел на тренера. — Потом на Ханну полюбуешься, работать, быстро, — Ханджи нетерпеливо захлопала в ладоши.       Армин смущенно опустил глаза и вернулся к дорожке шагов. Кажется, с Ханной и правда все в порядке. Зря он переживал и себя накручивал. Обидно только то, что Армин-то переживал, а Ханна просто делала вид, что его не существует. Можно понять, что ей было плохо, но потом-то. Он ей столько звонил, столько писал, могла бы хоть одно слово ему сказать. Хоть что-нибудь. Впрочем, Армин уже успел понять одну простую истину. Ханне наплевать на всех, кроме самой себя. Вот и весь расклад. Только что Армину-то теперь со всем этим делать?