Лесные забавы

      Гермиона вышла из палатки. Резкий порыв осеннего ветра приятно коснулся разгоряченной кожи. Гермиона вздохнула и убрала со лба прилипшие пряди волос.       — Ммм, как же хорошо… — промурлыкала она с легким стоном.       С тех пор, как Рон бросил их с Гарри в лесу, прошло три дня. Точнее, сказать, не бросил, а наконец убрался с горизонта и перестал доставать их своей тупостью, нытьем и постоянными разговорами о еде. Рон все время хотел жрать. Вместо того, добыть еду, например, сходить в маггловский супермаркет или поохотиться на кролика какого-нибудь, или в речке поймать заклинанием рыбу, а потом приготовить ужин — на всех, он предпочитал ныть. Он привык, что еда появляется сама по себе, а потом посуда сама себя моет, и неважно, какой домашний эльф наколдовал все эти блага — традиционный ушастик или родная мама. И когда в походных условиях внезапно выяснилось, что нужно брать на себя обязанности посложнее, чем настройка едва работающего радио на депрессивную волну сообщений о пропавших без вести, то весьма скоро Уизли не выдержал. Конечно, ведь если сроду не держал в руках ничего тяжелее волшебной палочки, а освоить бытовые чары, в которых твоя мать превосходная мастерица, не хватило мозгов, то приходится делать повседневные дела руками, ведь друзья — они друзья, а не твои слуги и не домашние эльфы. Рон психанул и ушел. А гори оно все адским пламенем, чудесно, Рон, зачем тебе крестражи, орден феникса, жизнь друзей и судьба магического мира.        В тот вечер Гарри легко настроил радио. Наконец зазвучала музыка, а не хриплый каркающий шум. Гарри коснулся плеча Гермионы. Пригласил ее танцевать. Просто чтобы отвлечь от грустных мыслей. Гарри, наверное, казалось, что Гермиона грустит оттого, что Рон их покинул, и он хотел по-дружески ее поддержать.       Но Гермионе совсем не было грустно. Наоборот, она пыталась скрыть свое ликование. Чтобы не выглядеть окончательно сумасшедшей дурой в глазах своего друга, друга, которого она хотела уже так давно… Наверное, с тех пор, как увидела, как он смотрит на эту Чанг… Или как он целуется с этой Уизли… Уизли, Уизли, Мерлин, кругом Уизли! Рон, из-за которого им с Гарри ну никак не удавалось остаться наедине. Посмотреть друг другу в глаза.        И вот теперь. Наконец-то. Гарри обнимает ее, прижимает к себе, ближе, ближе… Вроде бы просто танец, просто танец старых друзей, но она чувствует — все совсем не просто. Гарри наверняка думал, что она ничего не замечает, но Гермиона очень внимательна. Она понимала, что песня вот-вот кончится, и она никогда не простит себе, если, не начавшись, кончится то, что, вне всяких сомнений, было между ней и Гарри. Между ними была очень мешающая сейчас одежда, но эту проблему решить проще простого, а самое трудное — дотянуться губами до губ, которые все это время так маняще близко… Как трудно перешагнуть через годы детской дружбы, признать, что они оба уже не дети, что желания их совпадают, и желание  направлено именно на того человека, который тесно прижимается сейчас в этом танце, в этих ускользающих мгновениях музыки. Как это трудно. И как легко. И как быстро закончился в легких воздух, когда они наконец задохнулись в поцелуе, который не оставил им ни сомнений, ни иного выбора, ни чувства реальности происходящего. Но прерваться смерти подобно, им и в голову не пришло прерваться. Наоборот, не в силах друг от друга оторваться, они шагнули вместе за грань. И нашли там друг друга — и себя. И им казалось, что истина тоже ходит где-то рядом.       Но полная луна знала наверняка, что рядом с ними ходит не только истина.       Незаметно пролетели три дня. И будто бы для Гермионы и Гарри поиск крестражей незаметно отодвинулся на второй план. Сведений было так мало, проще сказать, их почти нет. Хотя Гермиона все время сидела за книгами. Гарри взял на себя заботы о быте. Ему легко давались и готовка, и уборка, спасибо тете Петунии. Он вправду был благодарен тетке, которая научила не стесняться взять на себя бытовые обязанности. Пусть методы обучения были и не образцовыми. Но, сравнивая свое поведение с выходками Рона, выросшего в многолюдной семье, Гарри понял, что его неласковая требовательная тетушка дала ему больше, чем безоглядно любящая мама Молли своему шестому сыночку.        Для волшебника вопросы быта легки и необременительны, при наличии сноровки. А после того, как Гермиона показала несколько нужных заклинаний, вся домашние дела делали себя сами. А у Гарри и Гермионы были другие хлопоты. Во много, много раз приятнее готовки и уборки. И даже чтения умных книг. Гермиона ни за что не призналась бы, но Гарри знал наверняка: стоит ему только подойти к ней сзади, когда она сидит за этим слишком громоздким для палатки столом,  и заглянуть в очередной старинный толстенный том «для легкого чтения», при этом убрав волосы с ее шеи и слегка прикусывая ей кожу, видную из-под воротничка рубашки, как книга тут же окажется забытой. А руки Гермионы окажутся под майкой у Гарри. А его руки станут расстегивать ее рубашку, все пуговички до единой. И трогать. Трогать все, что попадется им на пути. А Гермиона повернется лицом к стоящему за ней Гарри. Ловкие пальчики расстегнут его ремень, проберутся в джинсы… Гарри стонал и не понимал, может, это ему все снится? Как может нежный ротик его подруги не только изрекать умные мысли и поучения, но и быть таким настойчивым, податливым, горячим, таким умопомрачительно сладким… Гарри не выдержал, и его восторг каплями стал стекать по подбородку Гермионы, вниз, на шею…        — Гарри, — притворно возмутилась Гермиона, — это был мой новый шарфик!       — Прости, — покраснев, тихо пробормотал Гарри. Гермиона засмеялась:       — Шучу, он мне никогда не нравился!       — Правда?       — Ага. А знаешь, что мне нравится? Хочешь, покажу?       И Гермиона показала. И Гарри понял, что ему все это тоже нравится. А Гермиона поняла, что с Гарри ей это нравится гораздо больше, чем с Роном. Или с Невиллом. Или с Дином. Или с Виктором. Когда Гарри вновь испытал неземной восторг, Гермиона подала ему свой шарфик, чтобы он мог вытереть следы своего второго восторга с ее тела. Ей лень было тянуться за волшебной палочкой. Она устала. Так приятно устала…       Гермиона с улыбкой смотрела, как спит Гарри. Погладив его по плечу, Гермиона накрыла его одеялом. А сама решила выйти на улицу. Тело до сих пор слегка потряхивало, и, несмотря на сладкую истому, заснуть Гермиона сейчас не смогла бы. Ей было жарко. И лень одеваться. Она не глядя взяла с собой какую-то тряпку. Рассмотрев ее в свете убывающей, но все еще яркой луны, Гермиона поняла, что это все тот же шарфик, и усмехнулась. Сухие листья мягким ковром ложились под ноги. Если бы не торчащие из лесной подстилки сухие острые ветки, эта небольшая ночная прогулка была бы идеальным завершением дня.       Но идеала достичь невозможно. Гермиона остановилась почти у границы защитных чар. Сегодня днем их обновила она, завтра нужно, чтобы Гарри наконец освоил всю связку. Гермиона не оставит попыток научить друга колдовать так, чтобы соответствовать ее высоким требованиям.       Ветер стих. Если постоять в лесу в октябре, укрывшись только лунным светом, рано или поздно почувствуешь, что немного прохладно. Гермиона хотела было уже развернуться и идти обратно в палатку. Вдруг она услышала голоса и треск ломающихся веток. Из-за деревьев вышла группа людей. Гермиона в попытке сдержать крик ужаса поднесла руки ко рту. Шарфик свесился вниз, едва прикрывая своей бахромой тело Гермионы и едва ли создавая хотя бы видимость приличия. Впрочем, в каком-нибудь музее ее застывшая фигура имела бы большой успех. Красивое обнаженное женское тело всегда привлекает внимание. Но здесь, в темной-темной чаще, это было совершенно неуместно.        Люди шли мимо нее. Судя по их  неряшливой одежде и тому, что они свободно чувствовали себя в лесной глуши, Гермионе стало понятно, что это егеря — дьявольские слуги Министерства Магии, ответственные за отлов магглорожденных. Об этом явлении часто твердило колдорадио. Сквозь прозрачную пелену защитных чар Гермиона увидела, что двое из них несли добычу — находящихся без сознания пленных. 

***

      Скабиор шел последним. За этими парнями нужен был глаз да глаз. Он привык, что отбросы магического мира, подавшиеся в егеря не от хорошей жизни, тупы и недалеки, но Рупер и Дэнни являлись просто образцами идиотизма. Сила есть, ума не надо — вот полное описание их талантов.        Скабиор устал. Полнолуние было всего три дня назад. Сам процесс превращения в тварь он не особо любил, но появлявшуюся потом свободу от всего человеческого ценил как возможность перезагрузить мозги. Все тревоги, заботы покидали его, словно сама луна забирала их себе. Вновь став человеком, сутки он отсыпался. Потом хотел было по привычке смотаться к блядям, снять оставшееся напряжение, но Фенрир не отпустил. Дескать, пока егеря не выполнят недельный план по отлову магглокровной нечисти, никаких развлечений. Спорить с вожаком было бы себе дороже. Поэтому злость и раздражение Скабиор вымещал на тупых подчиненных. Поводов они давали предостаточно. Так, оставалось проверить еще одну точку возможного убежища грязнокровок, и потом можно будет отдохнуть. В Министерство товар принимали только днем. Сегодняшний улов был удачным, и Фенрир не рычал на Скабиора, а только искоса глянул на него, оскалив один клык и даже не наморщив носа. Это означало, что командир доволен своим подчиненным. И завтра после приема в Министерстве Скабиор наконец сможет расслабиться. Погрузившись в приятные мысли, Скабиор почувствовал, что стрелка его компаса дернулась. Вот, дожил, вот что значит — нормально не отдыхать, культурно и с огоньком, вот уже и просто мысли о бабах вызывают эрек… то есть реакцию организма. Скабиор хотел уж было заорать на Рупера, чтобы переключить внимание — не очень-то приятно ходить по лесу с хреном наперевес, но вдруг…       — Что? Что это за запах?        Скабиор остановился. Принюхался. Пригляделся. Ничего. Ничего не было видно. На первый взгляд — абсолютно ничего. Но у оборотней очень тонкое чутье. И слух. И чутье рисовало ему прекрасную картину — обнаженная девушка стоит посреди лесной поляны. Чутье также подкинуло ему сведения о том, чем именно эта девушка  занималась не более часа назад. Скабиор вновь и вновь жадно втягивал в себя воздух. Он гигантским усилием воли заставлял себя оставаться на месте, не делать больше ни шага по направлению к чарующему аромату секса и  молодой самки. Да, чары тоже тут были — он не чувствовал их, нет — он просто знал это. Будь он один, никакие чары не стали бы для него препятствием, э-эхх, но он был при исполнении, с пленными, с подчиненными… И Фенрир ждал его в лагере с подробным отчетом и выполненным планом… Скабиор вздохнул. Тоскливо взглянул в пустоту, скрывающую так много интересного. И повернулся к Руперу, который умудрился уронить пленного.        — Что, предлагаешь мне его понести? — ядовито поинтересовался Скабиор.       — Ага, было бы неплохо, — щербатая улыбка Рупера могла бы заменить Люмос в темном лесу. Но светила луна, и слова Скабиора стерли эту неуместную, глупую гримасу с лица неловкого егеря:       — Щас, разбежался. А ну-ка подними.       Пока их группа не  скрылась в лесу, Скабиор спиной чувствовал чей-то обжигающий взгляд с абсолютно пустой поляны.

***

      Только когда егерь отвернулся от нее и стал командовать своими шавками, Гермиона смогла нормально вздохнуть и пошевелиться.        — О, егеря! — голос Гарри раздался совсем рядом, такой громкий, что буквально оглушил Гермиону. На плечи ей Гарри накинул кофту. Благодарно потеревшись щекой о его руку, Гермиона прошептала:       — Он мог учуять… Мои духи…       Гарри вгляделся в темные силуэты скрывающихся за деревьями егерей и пожал плечами. Обошлось, и ладно. Он потянул Гермиону к палатке. Гермиона пошла с ним, спотыкаясь о ветки. Она еще пару раз оглянулась, стараясь как можно точнее запечатлеть в памяти произошедшую встречу. Она точно знала — не последнюю.       Уже лежа в кровати, укутанная в одеяла, Гермиона еще и еще возвращалась мыслями в лес. День за днем. Это стало ее излюбленной предсонной мечтой.

***

      … Вот мимо нее проходят егеря. Сильные  чары превосходно скрывают местность и отводят глаза. Егеря не видят ее. Но он. Останавливается прямо напротив нее. Гермиона замирает. Глаза ее широко раскрыты. Так же жадно, как этот егерь втягивает сейчас носом воздух в поисках ее запаха, Гермиона скользит глазами по его лицу и телу, стремясь впитать как можно больше сведений о нем. Чтобы запомнить навсегда. Зрачки Гермионы расширены, сдерживать рвущиеся наружу вздохи невероятно трудно. Она кусает шарфик, чтобы случайно ничего не сказать, не выдать себя неосторожным движением. Мерлин, как ей хочется быть неосторожной. Чтобы он увидел. Как увидела его она. И только теперь Гермиона понимает, что слова о неких «чувствах с первого взгляда» — это не просто слова, это суровая правда жизни. Это не любовь, Мерлин, конечно же нет, это страсть, вожделение. Восхищение этим человеком, его силой и внутренней энергией, его почти звериной грацией и опасным выражением глаз. Мерлин, Мерлин! Как она хотела бы, чтобы их не разделяли барьеры защитных чар и идеологического несовпадения. А также глупые барьеры в виде одежды. Да, усмехается Гермиона, из одежды на ней был только нелюбимый шарфик. Который становится теперь для нее неким символом. Напоминанием о том, что встреча ей не приснилась. Что потрепанное кожаное пальто с красной повязкой на рукаве, клетчатые — ох ты ж, Мерлиновы панталоны — штаны с кучей ремней, высокие ботинки — это все не игра ее воображения. Что длинные темные волосы, убранные в неряшливую косу, из которой на лицо выбиваются спутанные пряди, одна из которых — ох ты ж, Мерлинова борода — бордового цвета, как будто егерь пролил на голову вино или ему разбили голову бутылкой из-под вина, и его внимательные темно-синие глаза, и его губы, что-то шепчущие, в то время, как тонкие ноздри хищно изгибаются, улавливая запахи, — все это принадлежит реальному человеку. Безымянному егерю, о котором Гермиона знает только то, что он егерь. И что она его хочет. Увидеть вновь.       Гермиона засыпает. И видит его во сне. И улыбается.

***

      А наяву ей было не до улыбок. Зарывшись в книги, она как из мутной воды выцеживала из них золотые песчинки нужных сведений. Дни были посвящены книгам, а ночи Гарри. Ему необязательно было знать о мечтах, посещающих кудрявую голову его подружки. Несбыточных мечтах. А реальная жизнь текла своим чередом, час за часом, день за днем. Гарри был внимателен и нежен. Гермиона никогда не снимала с шеи свой шарфик.       Через некоторое время они решили переместить свою палатку из леса Дин куда-нибудь еще. Вот все было уже собрано. Гермиона немного нервничала. Гарри был уверен, что это из-за Рона. Они так и не поговорили о нем. Вернее, Гарри раз попытался, но у Гермионы сделалось такое странное выражение лица, что он поскорее нашел другую тему, чтобы не расстраивать ее. А Гермиона всего-навсего пыталась сдержать такой неуместный вопрос «Кто это?», который возник у нее при упоминании имени Рона.        Гермиона сняла с шеи шарфик. Она вылила на него чуть ли не полфлакона своих духов. Делая вид, что вытирает слезы, поцеловала шарфик несколько раз и прошептала ему: «Пожалуйста, пожалуйста…» После чего повязала его вокруг дерева, обмотала ствол, как будто бы снова в начальной школе участвовала в ярн-бомбинге. 

***

      Следующие несколько месяцев остались в памяти Гермионы как изматывающий душу и тело дурной сон. Лишь объятия Гарри, крепкие и надежные, и сны про безымянного егеря, редкие и яркие, удерживали Гермиону от падения в бездну отчаяния. Посещение Годриковой впадины в канун Рождества и специфическое гостеприимство Батильды Бэгшот надолго заняли место в списке самых страшных кошмаров Гермионы.        А наяву все было не лучше, чем в снах. Когда в один не прекрасный день вернулся Рон, все усложнилось в тысячу раз. Уничтожение крестража в медальоне принесло некоторое облегчение. Временное. Рон опять бесконечно гипнотизировал проклятое колдорадио, и мерный голос диктора, зачитывающего имена пропавших без вести, доводил Гермиону до белого каления. К тому же Рон, освоивший все-таки пару бытовых заклинаний, решил, что абсолютно все должно идти по-прежнему, и на голубом глазу предложил Гермионе возобновить общение в постели. На что Гермиона, сдержав желание проклясть его чем-нибудь   неприятным, посоветовала ему отправиться с такими лестными предложениями к Лаванде Браун или еще куда подальше. Рон приуныл, но настаивать особо не стал. Принялся восстанавливать дружбу с Гарри. Тот общался с ним вроде бы по-прежнему, но чувствовалось, что былая теплота и доверие ушли безвозвратно.        Такой эмоциональный настрой команды не мог не обернуться большими проблемами. При очередной смене места дислокации Гермиона, задумавшись о чем-то, аппарировала их в печально известный им всем Королевский лес Дин. То есть для мальчишек он был печально известным, а воспоминания  Гермионы были наполнены теплотой — здесь она бывала с родителями, в детстве. И надеждой — здесь она встретила человека, который все не шел у нее из головы. А ведь это было почти полгода назад.        Шарфика на дереве не оказалось. Сердце Гермионы было готово выпрыгнуть из груди от счастья. И ведь почти выпрыгнуло, когда такой знакомый голос произнес:        — Привет, красавица.       Егерь стоял у сосны. На шее красовался тот самый шарфик. Егерь трогал его, перебирал пальцами шелковистую ткань.       Гермиона заставила себя убегать. Но следила, чтобы не бежать слишком быстро. А то этот не догонит, переживала она. Она слышала, как он с некоторой ленцой в голосе отдал команду:       — Ну, и что мы стоим? Поймать их!       Гонка по лесу закончилась предсказуемо. Егеря поймали добычу. Гермиону держал сзади за локти какой-то нахал. Он нагло терся о ее поясницу своим однозначным интересом. Гермиона в бешенстве пыталась от него отстраниться, но нахал был сильнее. Гермиона, сама не зная почему, крикнула:        — Рон!        Ну, а что ей надо было кричать? Тем более, что она увидела  как егеря связали Уизли и пару раз съездили ему кулаком по морде. Гермиона в целом одобряла такие действия, но не могла же она открыто выражать свои чувства. Гарри бы не понял.        Вдруг Гермиона услышала волшебный голос:       — Твоему дружку будет еще хуже, если он не научится себя вести!        Мерлин. Он шел к ней! Гермиона вырывалась из цепких рук нахала и не слышала, что скомандовал герой ее снов егерям, которые скрутили Рона. Безымянный егерь приблизился к Гермионе.       — А тебя? Солнышко… Ну-ну-ну…  Как тебя зовут? — спросил он обманчиво нежно.       — Пенелопа Клируотер. Полукровка.        Голос Гермионы дрожал. Егерь наклонился к ней. Долго смотрел на ее грудь. Взял прядь ее волос, вдохнул их запах. На миг прикрыл глаза.        — Ты пахнешь ванилью, — проговорил он.        В этот момент нервы Гермионы не выдержали. Она резко откинула голову назад и затылком ударила нахала прямо в нос, одновременно с силой наступая ему на ногу. От неожиданности тот отпустил руки. Гермиона, разворачиваясь, локтем ударила его в солнечное сплетение, а когда тот сложился пополам, то получил еще коленом по распоясавшемуся интересу пониже пояса, и потом по шее. Все как папа когда-то учил.        Безымянный егерь, отступив на шаг, наблюдал за этим эпичным действом. Глаза у него стали размером с блюдца. Он пробормотал:       — Ты будешь моей любимицей… — но как-то неуверенно.       Гермиона же была уверена на сто процентов. Она сделала шаг к мужчине, о котором мечтала столько времени. Правая рука скользнула по воротнику его пальто, левая, наконец-то, дотронулась до волос и этой невозможной кроваво-красной пряди, которая стояла у нее перед глазами с того самого дня в этом самом лесу. Глаза Гермионы пристально вглядывались в его лицо, отмечая и расширившиеся зрачки, и нервно дрожащие ноздри… Больше ничего отметить Гермиона не успела, потому что губы их встретились. И весь мир перестал бы существовать. Но. Егеря окликнули:       — Эй, Скабиор. Глянь-ка, что тут у нас!       Скабиор, значит.        Скабиор не торопясь, с явным сожалением, прервал поцелуй. Вытащил из рукава волшебную палочку. Послал в ту сторону, откуда окликнули, Петрификус Тоталус. Несколько раз. Чтобы на всех хватило. Ох, и влетит же потом от Фенрира. Но это будет потом. А сейчас. Эти глаза напротив. Чайного цвета. Этот волнующий запах. Что это, что это вообще такое? Напои меня водой своей любви, Пенелопа Клируотер.        Они едва отошли за кусты. Но листьев на тех кустах было мало, в соответствии со временем года. И свидетелями последующих событий стали все присутствующие — и егеря, и пленные. Те, кто смотрел в сторону Скабиора и Гермионы в момент прилета Петрификусов Тоталусов, а это были почти все, получили больше визуальных впечатлений, чем те, кто лежал связанный на земле. Но сопутствующие звуки слышали все. Петрификус Тоталус не дает закрыть глаза, не дает пошевелиться, отвернуться, вообще совсем ничего не может двинуться, пока человек находится под воздействием этого заклинания. А оно у Скабиора получилось очень сильным, еще бы, на таком эмоциональном подъеме-то.        Когда Скабиор и Гермиона утолили первую жажду общения и лежали, обнявшись, на расстеленном в кустах многострадальном кожаном пальто, рядом с ними раздался некий звук, отдаленно напоминающий деликатное покашливание. В исполнении оборотня под два метра ростом это звучало как автомобильный двигатель, подумала Гермиона.       — Я, конечно, все понимаю, Скабиор… — проговорил Фенрир. Он насмешливо смотрел на своего подчиненного. Ах, молодость, молодость. Фенрир обладал острым чутьем, и мгновенно все понял, как только увидел эту девчонку и услышал запах, исходящий от нее. Запахом этих проклятых духов провонял весь лагерь. Да если бы только духов.        С того дня, как Скабиор нацепил на шею этот самый шарфик, покой потеряли все. В бордель бегали теперь чаще, чем в лесную чащу за грязнокровками, даже те личности, что слыли тихонями и ни в чем этаком замечены не были. Моральные устои, и так державшиеся на честном слове, а точнее, на железной воле вожака, пошатнулись и упали. Хоть и до этого стояли весьма невысоко. Даже самому Фенриру пару раз приснились интереснейшие сны с неизвестной красоткой в главной роли. После чего Скабиор был спроважен дежурить по кухне. Навечно! Но через пару дней пришлось его вернуть на прежнюю должность правой руки Фенрира. Скабиор был толковым парнем, и остальные шавки без него распустились. Некому стало организовывать группы по отлову грязнокровок. И уж тем более некому стало ходить в Министерство Магии сдавать живой товар и получать честно заработанные деньги. А Фенрир просто не успевал следить за всем, что происходит в стае. То Волдеморт заковыристое задание придумает, то в Лютном дела-делишки появляются, новые да старые. Скабиору Фенрир доверял. Знал, что не предаст.        И вот теперь. Авторитет вожака оказался под угрозой. Скабиор посмел поставить собственные хотелки выше интересов стаи. Ведь, занятые просмотром его увлекательных упражнений с горячей девчонкой, о том, что вместе с девчонкой были пойманы двое подозрительных парней, казалось, все забыли. Фенрир, хоть и быстро избавился от чар окаменения, — он вообще был мало восприимчив к чарам —  досмотрел все представление до конца, и только потом подошел поинтересоваться, что за нафиг тут, собственно, происходит.        Наглая голая девчонка поднялась с земли и с его заместителя и окинула его, Фенрира, иттить тебе некуда, Грейбека, таким взглядом, что у него аж шерсть на загривке встала дыбом. Фенрир зарычал сквозь зубы, понимая, что Петрификус Тоталус продолжает на него действовать, правда, не везде, а в определенном месте.       А девчонка очарованно пялилась именно туда! Невинно-развратно облизнула пересохшие губы. Рык Фенрира прошел по ее телу низкочастотной волной, и тело мгновенно откликнулось учащением пульса, дыхания и иными доступными способами. Девчонка переступила с ноги на ногу, убрала волосы за ухо, слегка улыбнулась, глядя Фенриру в глаза. Мордред бы ее побрал, соблазнительную сучку!  Уцепив глазом какую-то суету за спиной Гермионы, Фенрир перевел взгляд с ее прелестей на свою правую руку.        Его правая рука, Скабиор, в секунду оценив обстановку, схватил в охапку свое пальтишко, быстренько призывал остальную свою одежду и пытался слиться с местностью, с трудом попадая ногами в штанины своих клоунских клетчатых панталонов. Не тут-то было. Петрификус Тоталус настиг и его. Фенрир ухмыльнулся. Неповадно будет в следующий раз швыряться в вожака заклинаниями! Вид Скабиора, стремительно убегавшего и застывшего с одним надетым рукавом и одной надетой штаниной, принес Фенриру моральное удовлетворение. Если бы он задумывался о терминах. Сейчас его занимало удовлетворение других потребностей.       Фенрир перевел взгляд со Скабиора обратно на Гермиону.        — Что, птичка, попалась? — низким пугающим голосом спросил он. При звуках этого голоса лавочники в Лютном готовы были расстаться со всем своим добром, лишь бы Фенрир не приходил так часто и не говорил так страшно. 

***

      Скабиор почувствовал, что действие Петрификуса Тоталуса завершилось. Что-то подозрительно быстро. А, так и есть. Быстрый взгляд в сторону Фенрира подтвердил правильность его догадки. Фенрир махнул ему рукой в сторону пленных, разберись, мол, там. Значит, вожак уже не сердился. Вожак был занят другим делом — из кустов послышались стоны Пенелопы и ритмичное рычание оборотня. Скабиор натянул, как полагается, штаны,  рубашку, надел пальто. Поправил на шее шарфик, тот сбился на сторону, пока он исполнял свои мечты, лежа на Пенелопе Клируотер. Пенелопа, ага. Смех один. Каждая собака в Британии знала мордашку Гермионы Грейнджер. Листовку с описанием особых примет троицы неразлучных гриффиндорцев видели все егеря. И хотя не все умели читать, но для того, чтобы рассмотреть колдографии, и не нужно быть грамотным. Важно потом грамотно изловить, правильно упаковать и доставить по назначению.        Скабиор расслабленной походкой направился в сторону пленных.        С Грейнджер схватили двоих, еще один попался чуть раньше. Его уже успели первично обработать, так что он почти не подавал признаков… никаких признаков, в общем, не подавал. Удобно для транспортировки. А вот с двумя друзьями Грейнджер намечались проблемы.        Один из них исчез.        Скабиор почувствовал, что у него шерсть на загривке встала дыбом. Хотя в человеческом облике никакой шерсти там у него не было. Все тело прошил озноб. Проебать пленного, практически в буквальном смысле — такого грандиозного провала у него еще не было. «И не будет», — жестко осадил в себе Скабиор ненужные сейчас причитания и, втянув носом воздух, взял курс на север. Чутье никогда его не подводило.        В это время Рон отчаянно бежал сквозь лес. Уйти, как можно дальше, затаиться, потом позвать на помощь Орден Феникса, вернуться и всех спасти. «Всех, всех, всех спасти», — мысли прерывисто болтались в его голове в такт дыханию, а в ушах стоял отзвук стонов Гермионы. Он не видел, но он все слышал.         Заклинание настигло его, когда он, совершенно выбившись из сил, остановился передохнуть. Скабиор не торопясь подошел, связал ему руки обычной веревкой и, щедро пиная тяжелым ботинком, погнал обратно. Идти было недалеко. Уизли не отличался хорошей физической формой, а скитания в лесах совсем ослабили его.        Оставив Рона на попечении других егерей, Скабиор подошел к Гарри Поттеру.        «Рону не удалось бежать. Да, без палочки не уйти», — понял Гарри. Его палочка сломалась при побеге из дома Батильды Бэгшот. Он не мог аппарировать, он не мог проклясть этого чертова егеря… Мог только сжимать руки в кулаки. Когда Скабиор снял Петрификус Тоталус. И сразу же применил Силенцио. Разговор предстоял серьезный, и любой шум был бы лишним.       — Ты ли, чё ли, Мальчик-Который-Выжил? — спросил Скабиор. Чисто формальный вопрос.       Гарри молчал.        — Ясно. Давай-ка я распишу тебе расклад сил, если ты еще не понял. Ты — единственный, кто может победить Того-Самого-Который. Поэтому ты сейчас поднимешь свою геройскую задницу и свалишь отсюда подальше. Один. Да-да. Твои друзья останутся у нас. Не переживай, им у нас будет хорошо. Слышишь, вон… — с этими словами Скабиор мотнул головой в сторону кустов. Оттуда доносились жаркие женские стоны и крики:       — О, боже, о, Мерлин, о, Фенри-и-ир!        — Подружка твоя старается, отвлекает злых нас, чтобы ты успел убежать и исполнить свою миссию. Цени и делай, что должен. А ваш рыжий приятель тоже останется. Ему, может, не будет так приятно, как Пенелопе, но кто знает, кто знает. С ним тоже многие хотели бы побеседовать приватно…       Гарри со злобой в глазах глядел на егеря. Силенцио не давало ему возможности говорить, но взгляд мог бы прожечь в Скабиоре дыру. Одну большую или две маленьких. Скабиор продолжил:       — Тебе, конечно, интересно, почему я делаю то, что делаю сейчас. Я скажу тебе. Когда в лесу я нашел этот Мордредов шарфик, я понял — это был знак. Знак того, что мы встретимся с ней. С твоей подружкой, да-да, что ты удивляешься. Ты ведь тоже трахал ее, не отрицай, шарфик не врет. Он так же насквозь весь пропах тобой, как и ею. Это отвлекало поначалу, да, но потом я привык не замечать твой запах, запах Гарри Поттера, подумать только. Так вот. Она оставила шарфик в лесу для меня. Чтобы я ее нашел. И я дал себе слово — а чтоб ты знал, я всегда держу свое слово — что если мы встретимся с ней, я прям стану настолько хорошим, что совершу доброе дело какое-нибудь. Одно. И вот встреча состоялась. И я делаю доброе дело — отпускаю на свободу Гарри Поттера. Мальчика, которого ищет вся магическая Британия. За голову которого Сам-Ты-Знаешь-Сам назначил награду в двести тысяч галлеонов. В то время как обычные грязнокровки в Министерстве идут по пять галлеонов. И знаешь, почему я это делаю? Я, оборотень, темная тварь из темного леса?       Гарри пожал плечами. Что-то было в голосе Скабиора такое. Искренность, что ли…       — Все просто. Как только Сам-Ну-Ты-Понял-Кто расправится со всеми неугодными, придет и наш черед, темных тварей. А наша участь и так незавидна. Про осиновые колья и серебряные пули слышал? Так с нами обращаются испокон веков. А Этому, вишь ты, мы понадобились на службе. Но мы привыкли никому не верить, понимаешь ты, Мальчик-Который-Может?        Гарри опустил голову. Он вспомнил Ремуса Люпина. Может, тот смог достучаться хотя бы до некоторых своих собратьев-оборотней?        — А у тебя есть, кому верить? Есть, ради кого идти на бой? Ведь только тот достоин жизни и свободы, кто готов  биться до конца, слыхал такое?       Гарри кивнул. С вызовом глянул Скабиору в глаза.        Егерь усмехнулся:       — Не подведи, надежда магического мира.        Потом Скабиор отдал Гарри волшебную палочку, ну, как отдал, запихнул в карман куртки. Гарри узнал палочку Рона.        — Тебе нужнее, — проговорил егерь. 

***

      На вокзале Кингс-Кросс Гарри в последний раз взглянул на поезд, отъезжающий от призрачной платформы. В окне он увидел Скабиора. Егерь махнул ему рукой.        «Ты ли, чё ли, Мальчик-Который-Выжил?» — вспомнилось Гарри.        — Я не подведу, — тихо сказал Гарри.        Поезд растаял в тумане.