Восхитительное зрелище

— Ключ размагничен. Дверь открывает через раз. Вы можете с этим что-то сделать? Взгляд администратора, стоящего за ресепшеном, в очередной раз потерял осознанность и ясность, что заставило молодую девушку с раздраженным фырканьем бросить ключ на деревянную поверхность. Мужчина вздрогнул и с прищуром посмотрел на незнакомку. — Синьорина, я вас точно нигде раньше не видел? Виктория раздражённо рыкнула. «Видел! По телевизору!» — закричал голос рассудка, но она вовремя его остановила. Ей пришлось приложить усилия, чтобы, закрыв глаза, выпустить протяжный вздох и уже спокойно продолжить: — Пожалуйста, сделайте уже что-нибудь с этим ключом. И как можно скорее. — Но... Развернувшись, девушка прошествовала в полуразрушенный лифт, не забыв при этом в очередной раз помолиться о том, чтобы он благополучно довёз её до четвёртого этажа. Если бы Томас стоял рядом, а не дрых в своём номере, он наверняка выпустил бы очередную шутку о том, что она не может заставить свой зад подняться по лестнице. Двери задвинулись с каким-то предсмертным скрипом, на маленькой табличке вверху заплясали цифры. От шестнадцати (но здесь ведь всего четыре этажа!) до минус одного. Виктория вздохнула. Это продлится дольше, чем она ожидала. А ведь во всем виноват он! Когда неистовых масштабов популярность внезапно обрушилась на их головы, когда армия фанатов обрела такую мощь, что каждый посчитал своим долгом повсеместно караулить своих кумиров, и когда от вспышек фотокамер уже начали болеть глаза, именно он стал агитатором «внепланового детокса от всего этого потрясающего дерьма». Никто не возражал. Хотя бы потому, что все были уверены — они уедут в горы, снимут дом, возьмут с собой пару ящиков шампанского и проведут несколько великолепных дней у бассейна с отвратительно-тёплой водой, не думая ни о написании новой музыки, ни о продвижении старой. У них было четыре дня между разъездами, четыре дня, из которых они собирались выжать всё, что могли — менеджеру оставалось только развести руками. Теперь, когда события стали разворачиваться настолько безумно и... контрастно, подобный отдых был им просто необходим. Ведь слава опьяняла, и у них, кажется, наступило похмелье... Но затем Дамиано заявил, что все места, прежде облюбованные ими, уже засветились перед фанатами благодаря завидной активности в социальных сетях, и теперь пришло время залечь на дно, чтобы остановиться, сделать несколько глубоких вздохов и с новыми силами ворваться в этот дивный новый мир непрекращающихся интервью, туров и съёмок. Вот только кто бы мог подумать, что выбранное им место отдыха в действительности оказалось самым что ни на есть дном? Он защищался морем. Но нужно было пройти все круги ада, чтобы до него добраться. Заявлял, что солёный воздух Средиземья разгрузит их головы. А сам без конца курил — в длинных коридорах, в тесном холле, на улице, когда они изучали старые переулки, не спеша бредя к пляжу. Говорил, что крошечный живописный городок с населением в три тысячи жителей и знать о них не знает. И в этом он, разумеется, частично был прав. Но прошло всего пару дней, и ему, вероятно, собственная идея наконец показалась чрезмерно сентиментальной. Рано утром он уехал повидаться со своими друзьями в Солерно, а Виктория, Итан и Томас остались умирать от скуки в крохотном мотеле, будто вышедшем из фильмов Люка Бессона. К счастью, это был последний день их пребывания здесь. Дальше — Рим, Милан, Берлин, Париж и Амстердам. Дальше горько-сладкий привкус сбывшейся мечты и долгожданный шум в ушах. Виктория уже успела соскучиться по этому восхитительному безумию и понятия не имела, что вообще заставило её пойти на поводу у его мимолетной и совершенно необдуманной идеи. Впредь планировать отдых они будут только под её руководством. — Куда это ты? Виктория остановилась, глядя на Итана, выходящего из их с Дамиано номера, если эту крохотную комнатушку с двумя узкими кроватями вообще можно было таковым назвать. Но здесь открывался захватывающий вид на лазурную даль Средиземного моря. Вид, заставляющий Викторию в очередной раз сжать кулаки. Она проиграла парням в схватке за эти роскошные апартаменты, и ей достался полулюкс (единственный номер с двуспальной кроватью), окно которого выходило на жилую улицу, где каждый день разворачивалась нешуточная схватка двух женщин, пытающихся поделить одного мужчину. Томас кочевал из своего номера, идентичного номеру Виктории, к парням, а ночью засыпал в её кровати, пока она сидела на балконе, курила и смотрела в окно маленькой кухни напротив, где каждую ночь супружеская пара занималась любовью. Даже если это и выводило её из себя. — Я думал, ты идёшь с нами, — Итан пожал плечами, глядя куда-то за плечо басистки. Скрипнула дверь. Из своего номера вышел заспанный Томас. — Мы идём? — прохрипел он. Виктория вздохнула. — О чем вы, черт возьми? — О находке Томаса, — спокойно пояснил Торкио и подмигнул лучшему другу. — Помимо той забегаловки, в которой мы тухли последние два дня, здесь есть вполне сносный бар. — Так вот, куда вы ходили утром, — Виктория сощурилась. — Да. Нам предложили какой-то дрянной лимонад и сказали приходить после шести. Вот мы и... так ты идёшь? Дамиано скоро подтянется. Отметим последний день этой... — Тюрьмы, — кивнув, Виктория обернулась к Томасу. — Слушайте... я тоже подтянусь. Чуть позже. В такую рань там делать нечего. Сидеть и вянуть за барной стойкой. Парни переглянулись, но ничего не сказали. Виктории нужно было сделать всего шаг, чтобы оказаться возле двери в свой номер и, коснувшись ручки, она тихо ругнулась — размагниченный ключ остался на ресепшене. — Какого черта эти доисторические мотели вообще используют карты в качестве ключа? — проворчала она, опуская плечи. — Итан, я забаррикадирую ваш номер, и мне плевать, что ты об этом думаешь. Итан по-доброму усмехнулся и молча передал подруге ключ. — Не смотри на эти голубые обои в цветочек дольше десяти минут. Можешь сойти с ума, — на прощание бросил Томас, прежде чем в обнимку с Итаном направиться к лестнице, нарочно игнорируя чёртов лифт. Войдя внутрь, она тихо усмехнулась. Когда ты двадцать четыре на семь в центре внимания, и не имеет значения — среди друзей или армии поклонников — одиночество воспринимается не столько как дар, сколько как... мера. Просто иногда это необходимо, вот и все. Она чувствует должную разгрузку, но не испытывает особого счастья, оставаясь наедине с собой. В конце концов, её неукротимая энергия просто не позволяет этого сделать. Теперь Де Анжелис смотрела в прозрачно-голубую даль, любуясь обнажённым морем. Искусство в чистом виде. Никаких белых парусников от яхт, что как бельмо на глазу при малейшей попытке обратить свой взор к горизонту, никаких туристов, никаких дешёвых забегаловок, предлагающих наивным отведать псевдоистинную средиземноморскую кухню. Улыбнувшись, она переместила взгляд на кровать Дамиано. Побросал свои шмотки и свалил в закат. Виктория фыркнула, сбросила на пол его брюки и шорты, и плюхнулась на матрас, вздымая столб пыли. Здесь все вокруг пахнет... им. Сигаретами, гелем для волос, парфюмом и его собственным, личным запахом, который не спутать ни с чьим другим. Комната будто разделена надвое, и другая половина, должно быть, пахнет Итаном. Но репецепторы Виктории этого не уловили: подобно сигаретному дыму, его запах забрался в её нос и затуманил разум. Она прикусила губу, прежде чем положить обе ладони на живот. В памяти будто по щелчку вспыхнуло увиденное вчера и позавчера безумие. Великолепное безумие, настоящее искусство, даже если это и раздражало её до дрожи в кончиках пальцев... самый страстный секс двух молодых людей у подоконника — слишком киношный, с запотевшими стёклами от её частого дыхания и приглушенными стонами от его грубых и быстрых толчков. Виктории было достаточно и пары секунд, чтобы запечатлеть оба раза в памяти, а затем отвернуться, закатив глаза и затянувшись сигаретой. Но эти греховные картинки так прочно въелись в её рассудок, что сейчас, будучи взвинченной до предела, ей ничего не оставалось, кроме как снова и снова воспроизводить их в своей памяти. Прибавить ко всему адскую скуку и пьянящий запах Дамиано, и воспоминания тотчас обращались фантазиями. Виктория прикрыла глаза, опуская ладонь ниже, задирая безразмерную футболку и скользя пальцами между бёдер, чтобы коснуться уже влажной ластовицы нижнего белья. С губ невольно слетел вздох. Она сдвинула в сторону трусики и расставила ноги в стороны, предоставляя себе больше площади для ласк. Стоило кончикам пальцев коснуться пульсирующего от набирающего обороты возбуждения клитора, как в голове один за другим замелькали греховные сюжеты: кареглазый дьявол хватает её колени и разводит их в стороны, грубо вторгаясь в горячее лоно... берет её в своей постели... у подоконника... наматывает волосы на кулак, целует в сгиб плеча, кусает в шею, шепчет своим дьявольским голосом то, в чем она больше всего нуждается, и снова трахает её, выбивая весь воздух из лёгких и всю дурь из головы. Виктория ускорилась, потирая чувствительную плоть, выгнула спину и вскинула голову, полностью отдаваясь разбушевавшейся фантазии, почти остервенело несясь на пути к оргазму. Представила его сбившееся дыхание на её шее. Его укусы на своей груди. Его почти болезненные толчки. И воздух пропитан только его запахом... ещё немного, ещё совсем немного, и она... — Восхитительное зрелище. Глубокий, пропитанный возбуждением голос теперь показался ей ещё более реальным, чем в её голове. Виктория не отняла неистовых ласк и подняла налившиеся свинцом веки, сквозь неясную пелену замечая насквозь пронизывающие её глаза дьявола. Их взгляды мгновенно встретились, и в этот момент она бурно кончила, падая в глубокую пропасть, где воедино слились и фантазии, и реальность, делая оргазм девушки ещё более невероятным, чем когда-либо. Несколько приятных судорог, внезапно охватившая все тело сладкая истома, пьянящее головокружение... и Виктория окончательно пришла в себя, устремляя взгляд на Дамиано, стоящего в дверях с поистине волчьей ухмылкой. Сердце пропустило удар, но на губах нарисовалась глупая усмешка. — Я не заметила, как ты вошёл, — беззастенчиво пробормотала она осипшим голосом, сводя колени вместе и принимая сидячее положение. Виктория не чувствовала стыда или смущения, попав в ловушку его пронзительного взгляда. Несмотря на то, что это был первый раз, когда Дамиано застал её, по нелепому стечению обстоятельств ласкающую себя в своей постели, между ними никогда не было неловких моментов. Возможно — всего лишь возможно — только благодаря ей. У Виктории была потрясающая тактика: никто не поверит, что она в действительности чувствует к нему что-то, если она перестанет это скрывать. Пусть другие краснеют и прячут от него свой взгляд, а Виктория будет мастурбировать на его кровати и довольная уходить в свой номер, ведь если бы она в действительности была в него влюблена, ни за что в жизни не решилась бы на подобную выходку. Как посчитали бы многие. — Я ещё не вошёл, — пошутил он и вздохнул, оттягивая нижнюю губу большим и указательным пальцем. Номер будто уменьшился в размерах, воздуха стало критически мало, когда она почти физически ощутила на себе его блуждающий взгляд. Дамиано возбудился от увиденного, до предела возбудился, и доказательство тому натягивало белые шорты в области ширинки. Виктория ухмыльнулась и встала с кровати, проходя мимо него к двери. — Пойду узнаю на ресепшене, сделали ли мой ключ эти... Протиснуться между ним и дверным проемом не удалось, как и закончить предложение — девушка моментально оказалась прижата к косяку его сильным разгоряченным телом. Дамиано схватил её за шею, приближая равнодушное лицо к себе, и прямо в приоткрытые губы зашипел: — Ты правда думаешь, что после этого я выпущу тебя отсюда? В висках зашумела кровь, мгновенно ставшая вязкой, отчего голова закружилась, а ноги подкосились. Виктория положила ладони на плечи Дамиано и, поднявшись на носки, приблизилась к его уху. — Так не выпускай, — усмехнулась она и слегка прикусила мочку. Он зарычал. Подхватив девушку за бедра, Дамиано заставил Викторию обвить его талию ногами и, не теряя больше ни секунды, понёс её к кровати. Стоило только спине коснуться матраса, как требовательные губы тут же завладели её губами, увлекая их в жёсткий глубокий поцелуй. Они уже целовались — для публики, вусмерть пьяные или неприлично счастливые — но сейчас, когда похоть завладела рассудками, выпустив на волю всех демонов, всё ощущалось совершенно иначе. Их языки столкнулись, и Виктория застонала, когда мужская ладонь раздвинула её бедра и без лишней нежности легла на нижнее белье. — Так ты хотела, чтобы я к тебе прикоснулся? — прорычал он, перебираясь поцелуями на шею. Она приподняла ягодицы, подаваясь навстречу его ласкам. — Нет... — прошептала басистка, закатывая глаза, когда он отодвинул ткань белья в сторону и проник пальцами между влажных половых губ, потирая клитор. — Мне нужно... — она задыхалась от удовольствия. — Мне нужно больше... глубже, Дамиано! В тот момент, когда он отстранился, ей показалось, что сейчас он войдёт в неё пальцами, но послышался звук расстегивающейся ширинки, и в следующее мгновение горячая пульсирующая головка его члена прижалась к её входу. Виктория застонала в сладком опьяняющем предвкушении: оно томилось в ней, как вино, с той самой поры, когда они решили связать свой путь музыкой. Как долго она представляла этот момент? И сколько раз они ходили по краю, возбуждая друг друга до предела и прикрывая эти поистине жестокие игры своим взрывным характером и протестами моральным устоям? Но они никогда не перешагивали за грань. Его пальцы никогда не ласкали её клитор — иногда трепетно касались белья, но не более. И его член никогда не был так близко к тому, чтобы оказаться внутри неё — он лишь прижимался к ней своей эрекцией и шептал пошлости на ухо. Теперь отступать было некуда: они потеряли равновесие, и в тот миг, когда он глубоко толкнулся в неё, сорвались и полетели в пропасть. Виктория застонала. Подтянувшись вверх, Дамиано обхватил девушку за бедра и закинул стройные ноги к себе на плечо, срываясь с изначально заданного темпа и входя в неё, как безумец, стремящийся взять от этого секса всё. Они гнались за долгожданным оргазмом: грубо, с ругательствами, слетающими с его губ, скрипящей кроватью, грозящейся развалиться от такого натиска, и рваными поцелуями, засосами, укусами... Казалось, им одновременно сорвало крышу, лёд треснул, и они упали под воду, захлебываясь в сумасшедшем удовольствии. Дамиано невероятно кайфовал от того, как её стенки плотно обхватывают его член, а она с ума сходила, когда он доставал до таких точек, что в глазах неминуемо темнело, а оргазм подбирался все ближе. Почувствовав приближение разрядки, Дамиано ускорился, и за все это время он ни разу не оторвал от неё своего взгляда. Она была превосходна. Лёжа под ним, содрогаясь от удовольствия, закатывая глаза и кусая губы, Виктория напоминала ему греческую богиню, сводящую с ума своей красотой, гипнотизирующую, доводящую до отчаяния. Она тоже смотрела на него — её льдисто-голубые глаза были подёрнуты дымкой желания, а ресницы трепетали в нескончаемом удовольствии, которое он мог дарить ей вечность, только бы она никогда не отнимала от него этого взгляда. И когда Виктория кончила первой, его оргазм не заставил себя ждать. Он рухнул на неё, матерясь и тяжело дыша, и его губы немедленно нашли её. Удерживая вес на одной руке, Дамиано положил свободную ладонь на грудь девушки, мысленно изумляясь — когда он успел сорвать с неё футболку? Сердце Виктории неистово билось о грудную клетку. Она улыбалась, пропуская сквозь пальцы его волосы. — Думаю, парни простят нас, если мы не присоединимся к ним в баре, — отдышавшись, пробормотал Дамиано, прежде чем схватить девушку за талию и ловким движением сменить их положение, чтобы усадить её на себя. Виктория весело расхохоталась. Определенно, он был совершенно прав, говоря о том, что этот отдых пойдёт им на пользу.