Кровные узы

Мавен Чёрный Вереск была в бешенстве. Её избалованный сынок Сибби совсем обнаглел — убил брата своей невесты и поднял на уши весь город, опозорив клан. Она решила проучить сынка, отправив его за решётку. И вот сейчас она сидела у окна в своём поместье на берегу реки, подперев щёку кулаком, и с грустью смотрела на сверкавшую в лучах закатного солнца реку, думая о том, что где-то там, далеко отсюда, совсем один, томится в городской тюрьме маленький нахал Сибби. Размышляя о судьбе этого несносного балбеса, Мавен пригорюнилась — у неё было сильное подозрение, что Сибби не просто балбес, а просто ребёнок в дурном смысле этого слова. Властная женщина ненавидела признавать свои ошибки, но Сибби входил в их число — а вернее, его воспитание. Молодой и нарядный, хитрый и умный, как змея, Сибби был чересчур хорош для любой тупой девки какого угодно происхождения, однако же вспыльчивость нрава сделала его врагом самому себе. И семье. Однажды он едва не убил своего старшего брата Хемминга за то, что тот оскорбил его одним случайным словом. Хеммингу удалось тогда так разозлить юного Сибби, что тот ударил его ножом в бок. С тех пор этот инцидент замяли, но Мавен осталась недовольна, не говоря о Хемминге. «Почему Сибби ничего за это не было? — вопрошал он. — Я всего лишь назвал его вонючим малым и сказал, что его следовало бы выпороть. Мам, он опасен. Он всех нас погубит». Что ж, в словах Хемминга была доля правды. Мавен вздохнула. Гонец принёс ей письмо из тюрьмы. Письмо лично от сына. Женщина бездумно погладила конверт, словно это были короткие волосы её мальчика. Письмо гласило в циничной хамоватой манере Сибби: «Мамка! Знаешь, почему я оказался в тюрьме? По твоей милости. Ты обещала прислать мне пряников из дома. И вот, прикинь, прихожу я однажды в камеру и вижу, что лежит на моей кровати целый коробок. Как ты думаешь, что это? Груши. На кой мне груши? Стражничков подкармливать? А? Ты хоть знаешь, что это за тюрьма? И знаешь, что сегодня на ужин? Подозрительное густое кислое пойло — что-то вроде компота из свёклы с каким-то вонючим грибом. Я эти помои есть не буду. Ты хоть понимаешь, что я здесь один на один с цепями, крысами и идиотами? Я тебя люблю, мамка, а ты… Лучше бы ты меня не рожала». Рыдания вырвались из груди Мавен. Все слова, которые хотелось сказать сыну, выветрились из её головы. Она продолжила читать письмо, утирая слёзы. «… А сегодня стражник принёс мне записку. Знаешь, что там написано? «Эй, Сибби, я рад, что ты гниёшь в тюрьме, грязная свинья». Это от Хемминга. Разберись с ним, а то я не могу, как понимаешь. В тюрьме нет женщин, ими тут даже не пахнет. Скоро начну от безысходности строить глазки тупому стражнику. Ты же знаешь, мам, я очень любвеобилен, и знаешь, кто в этом виноват? Снова ты. Потому что ты мало меня обнимала в детстве. Мамка! Я не собираюсь умирать здесь, в этой вонючей дыре, когда ты уже разрешишь меня выпустить?! Спасибо, что ты есть на свете, мамуля. Из-за тебя у меня неприятности. Лучше бы я ушёл от тебя много лет назад, как отец. Он был толковый мужик, не позволил змее себя задушить, и всё равно я его ненавижу за то, что он бросил нас, а теперь ненавижу ещё и тебя. Хоть ты и родила меня, мам, всё равно ты сука, каких поискать, и поэтому я ненавижу тебя до одури. Пришли мне наконец-то домашних пряников, мать. А ещё сыра «Императорский», яиц всмятку и вафель. Обещаешь? Ну вот и славно. Твой сын Сибби Чёрный Вереск». Мавен отложила письмо и в глубокой задумчивости уставилась в окно. А после пошла распоряжаться по поводу пряников. Всё же у представителя клана Чёрный Вереск должно быть всё. Особенно если это её любимый сын Сиббичка.