***
Мегуми первым почувствовал опасность благодаря проклятой энергии в своём теле, а следом насторожился Сукуна, обладавший звериными инстинктами. Вдалеке едва слышно хрустнула ветка, за ней ещё одна, и ещё. Шум нарастал с каждой секундой, как будто сквозь лес неслась стая крупных животных. — Так не вовремя, — Сукуна неохотно выпустил Мегуми из объятий, поправил его распахнувшееся кимоно и взялся за клинок. — Люди из клана Зенин? — Не только люди, — Мегуми покачал головой. Он чувствовал присутствие нескольких шаманов, но они находились дальше, чем то, что сквозь чащу ломилось к храму. Невидимые миазмы зла растекались по лесу как туман. Его уважаемые родственники действительно посмели? Мегуми медленно выдохнул, контролируя нарастающий в груди гнев. — Здесь проклятия, будь осторожен, — предупредил он и быстро сложил несколько печатей призыва. Повинуясь движениям его рук, из теней вышли гончие-шикигами. — Я смогу их видеть? Хочу знать, с какими тварями ты имеешь дело, — Сукуна впился взглядом в череду деревьев. Его фигура излучала жажду крови. О проклятиях и шаманах он узнал от Мегуми. Тот не вдавался в подробности, но по его словам Сукуна смог составить общую картину незнакомого магического мира. Мегуми кивнул. Мощь и озлобленность этих проклятий была достаточно велика для того, чтобы обычные люди могли их увидеть. Его тревога вернулась, усиленная в сотню раз. Неизвестно, что было опаснее для Сукуны — незримый враг, нападающий со спины, или враг видимый, на которого ему самому не терпится напасть. Сукуна превосходно владел клинком, его скорость и сила почти превышали человеческие возможности, и Мегуми чувствовал, что в нём есть нечто особенное — быть может, в роду Сукуны тоже были шаманы, — но для проклятий он не был противником. Его катана также не могла сравниться с проклятым оружием шаманов. Что бы ни задумали те, кто намеренно привёл сюда проклятий, Мегуми не позволит причинить вред Сукуне. Множество мыслей пронеслось в его голове за те минуты, которые потребовались проклятиям, чтобы добраться до них. Уродливые твари волной хлынули из-за деревьев. Различных размеров, рангов и силы они ревели, шипели и бормотали, стекаясь ко входу в храм. — Идём, внутри нам будет не развернуться, — Сукуна быстро оценил ситуацию. Он бросился наружу прежде, чем Мегуми успел сказать ему держаться рядом. Отвратительные порождения ночных кошмаров, при виде которых нормальный человек лишится чувств, ничуть не напугали Сукуну. Он с диким оскалом врезался в первую волну проклятий. Катана, обычное человеческое оружие, рассекала гниющую плоть направо и налево. За считанные секунды Сукуна превратил волну в разлетевшиеся по сторонам брызги. Но Мегуми знал, что это не продлится долго — клинок не выдержит. Он отправил двух гончих прикрывать Сукуну, а сам постарался отвлечь на себя как можно больше проклятий. Химера за его спиной отражала скрытые атаки своими крыльями. Вскоре Мегуми понял — что-то не так. Проклятия должны были сосредоточить свои атаки на нём, наибольшей угрозе. Таков их инстинкт. Но те проклятия, которых не затронул урон от техник Мегуми, продолжали окружать Сукуну. Взгляд Мегуми метнулся в сторону деревьев. Проклятий не только спустили на них, будто свору псов — ими управляли. В клане Зенин были шаманы, способные в той или иной степени манипулировать проклятиями. Но без одобрения старейшин они бы не сделали такой агрессивный шаг. В чём цель семьи? Вернуть его силой? Или убить, чтобы смыть пятно на репутации клана? Мегуми презрительно улыбнулся. Тем, кто трусливо прятался за деревьями, лучше не попадаться ему на глаза. Он увидел, что Сукуна начал прорубать путь к нему, и двинулся навстречу. Так они оказались спина к спине. Сукуна успел получить полдюжины неглубоких ран. Учитывая его противников, это можно было считать чудом. — Признайся, ты всё ещё возбуждён? Я — да. Не терпится продолжить начатое, — даже в разгар боя Сукуна нашёл время дразнить Мегуми. — Похотливое животное, — пробормотал Мегуми, пряча улыбку. Проклятия мелькали вокруг, норовили сбить их с ног и наброситься с воздуха. Чёрная гончая была изранена до такой степени, что её пришлось отозвать. Окровавленные крылья химеры больше не могли служить щитом. Лезвие катаны покрывали зазубрены, клинок грозил вот-вот сломаться в руках Сукуны. Мегуми призвал новых шикигами, игнорируя первые признаки истощения из-за потраченной им проклятой энергии. Сначала он разберётся с проклятиями, затем с теми, кто привёл их, а после уйдёт вместе с Сукуной. Иначе и быть не могло. Мегуми думал, что контролирует пространство вокруг них, но одной твари удалось подобраться незаметно. Он лишь заметил краем глаза чёрное пятно за спиной Сукуны, а дальше его тело двигалось само по себе. Вместо боли Мегуми почувствовал облегчение — успел. Секундой раньше он неосознанно задержал дыхание, а теперь попытался сделать вдох, и только тогда боль разорвала его грудь. Чуть ниже ключиц, там, где ткань кимоно быстро пропитывалась красным. Он ясно видел лицо Сукуны — забрызганное кровью, искаженное неверием, гневом и той же болью, которая пульсировала в теле Мегуми. Всё никак не получалось вдохнуть. Мегуми чувствовал, как из него утекает жизнь, как истончаются потоки проклятой энергии, поддерживающей физическую форму его шикигами. Он хотел собрать то немногое, что в нём осталось, чтобы отвлечь проклятий и дать Сукуне возможность прорваться к лесу, сбежать. Хотел сказать Сукуне, что он так сильно… Но вместо слов изо рта толчками вырывалась кровь. Губы Мегуми дрогнули в слабой улыбке. Бесполезно, Сукуна всё равно не послушается. Чернота захлестнула Мегуми со всех сторон, пожирая небо и силуэты деревьев, размывая лицо Сукуны, держащего его на руках. — Не смей! — далёкий голос ревел со звериным надрывом. — Кто позволил тебе уйти?! Я не отпущу тебя, не отпущу… «Даже в такой момент он по-прежнему… — мысли Мегуми гасли одна за другой, как свечи на ветру. — Разве мы не можем… хорошо попрощаться… прошу… выживи.»***
После того как катана Сукуны сломалась, он дрался голыми руками, а когда они превратились в изувеченные куски плоти, ему оставалось только защищать тело Мегуми собственным. Зубы и когти рвали его спину, но он не обращал внимания на боль. Сукуне казалось, что в следующий миг Мегуми откроет свои пронзительные зелёные глаза. Ведь он не мог бросить Сукуну вот так — после обещания уйти вместе. И они ещё не завершили брачную церемонию. Вдруг вой тварей стих. Цепляясь за остатки сознания, Сукуна услышал голоса. — Он правда мёртв? Как он мог умереть? Будь это кто-то другой, но Мегуми… — Что мы скажем старейшинам? Нам ведь поручили отвести его в главный дом. — Сдохнуть должна была эта бешеная псина. Кто знал, что она окажется такой живучей. Весь план насмарку. — Вы все видели, что сделал Мегуми? Я уж подумал, что мне мерещится. Обменять свою жизнь на этого… — Позор для шамана. — Если бы они сбежали, это стало бы ещё бо́льшим позором. Может, оно и к лучшему. Теперь место следующего главы свободно. Шум в голове Сукуны заглушил голоса шаманов из клана Зенин. Теперь он понял. Эти люди хотели убить его и отнять у него Мегуми. Забрать единственный свет в кровавом море, по которому Сукуна одиноко дрейфовал уже много лет. И им это удалось. Осознание того, что Мегуми больше нет, наконец настигло Сукуну. Он сморгнул осевшие на ресницах кровь и влагу, от которых щипало глаза. Тело, которое он удерживал тем, что осталось от рук, уже остыло. Белое кимоно стало красным. Впервые Сукуна чувствовал ненависть, от которой перебивало дыхание и темнело в глазах. Он ненавидел проклятий, ненавидел шаманов, ненавидел людей — последних особенно. Если бы он не был человеком — слабым, таким, которого приходится защищать и спасать, — всё закончилось бы иначе. Будь он сильнее, Мегуми остался бы с ним. Кровь Сукуны горела. Что-то пульсировало под рёбрами, собираясь в тугую спираль. Кости ломались и срастались заново. Его тело менялось. Трансформация произошла быстро, отняв у Сукуны последний вдох. Сердце в его груди остановилось навсегда. Шаманы, переговаривающиеся неподалёку, резко замолчали. — Вы почувствовали это? Столько проклятой энергии… — Разве ты не отогнал оставшихся проклятий? — Не вини меня, этот не из моих! Проклятиями такого ранга невозможно управлять. Сукуна несколько раз сжал и разжал пальцы на отросших заново руках. Обе на месте, неплохо. Но не лучше ли иметь больше? Это сделает его ещё сильнее. Как насчёт четырёх? Он захихикал безо всяких причин. Кости снова ломались и перестраивались, только теперь больно не было. Вся боль собралась в сердце, хоть оно и перестало биться. Он снял своё кимоно, завернул в него прекрасное, но безжизненное тело. Игнорируя встревоженных шаманов, Сукуна отнёс Мегуми в храм. — Дождись меня, — посадив тело у стены, он поцеловал холодные губы. — Это может занять много времени, но я приду за тобой. И тогда ты снова облачишься в белое для меня, хорошо? Он немного подождал, но ответа не последовало. Должно быть, Мегуми злился из-за того, что он собирался сделать. — Я не стану убивать всех, — примирительно улыбнулся Сукуна. В полумраке ему показалось, что равнодушное выражение лица Мегуми немного смягчилось. Сукуна зачесал назад липкие от крови волосы, мешавшиеся перед глазами, и вышел из храма. Лес оглушили истошные крики. Никто не узнает, откуда пришёл Король проклятий, как не узнают и о его отношениях с шаманом из уважаемого клана Зенин. Немногие выжившие члены клана похоронят историю этой постыдной связи так глубоко, что спустя столетия её будет невозможно раскопать. Бойню того года спишут на межклановые распри шаманов. О Сукуне современные шаманы будут знать лишь то, что он силён, кровожаден и безумен. И что когда-то он был человеком — одиночкой, не имевшим ни кровных, ни брачных уз.***
В другое время, в другом храме. У Мегуми было стойкое ощущение дежавю. Он повёл запястьем, поправляя непривычно длинный рукав. Из-под белой ткани виднелись одни лишь кончики его пальцев, сжимавших старинную церемониальную чашу. В свадебном кимоно он чувствовал себя глупо и двигался довольно неуклюже. Это раздражало. И усугубляло его раздражение то, что Сукуна в своих чёрных традиционных одеждах выглядел, допустим, неплохо. Пугающе хорошо, если уж начистоту. «Оно и понятно, для него эта одежда считается современной», — мысленно утешил себя Мегуми. Он рассеянно оглянулся на вход в храм. Чуть поодаль темнела небольшая роща. Неизвестно, как Сукуна устроил это, но тем вечером и храм, и прилегавшая к нему территория были пусты. Если бы не обещание Сукуны не создавать проблем (для надёжности подкреплённое связывающим контрактом), Мегуми подумал бы, что ради свадебной церемонии тот поубивал всех в радиусе километра. Свадебная церемония, верно. Мегуми до сих пор не понимал, где был его мозг в тот момент, когда он на это согласился. Даже белое кимоно нацепил. Это же буквально наряд невесты. Мегуми поджал губы и осуждающе покосился на Сукуну. Почему так тяжело ему отказать? — Что такое? — тот сверкнул раздражающей улыбочкой. — Не можешь налюбоваться своим супругом? — Ещё слово, и я уйду, — холодно бросил Мегуми. Для него огрызаться на Сукуну, когда тот начинал нести чушь, было чем-то вроде рефлекса. Этот рефлекс выработался так быстро и естественно, словно был заложен на генетическом уровне. Или вплавился в саму его душу. — Нет, на этот раз не уйдёшь, — к его удивлению, улыбка Сукуны погасла. Он рывком притянул Мегуми в объятия, расплескав саке из чаши, и хрипло засмеялся. — А если кто-то рискнёт помешать нам, я убью их. Ты же не будешь злиться, если я убью всех, верно? — он погладил Мегуми по щеке. — Нет, будешь, — раздражённо пробормотал он, не дожидаясь ответа. — Хорошо, я не стану. Если они не придут, я не стану. Теперь ты доволен? Мегуми не поспевал за этим безумным потоком мыслей. Сукуна прижимал его к себе так сильно, будто хотел, чтобы их тела переплелись венами и слились воедино. Казалось, он вот-вот оскалит клыки и зарычит на несуществующего врага, пришедшего за его собственностью. Чувствуя его неправильное состояние, Мегуми кое-как поднял руку с чашей. — Мы ведь ещё не закончили? Ты сам притащил меня сюда, а теперь отвлекаешься. Не хочу застрять здесь на всю ночь. Всего несколько слов и настроение Сукуны переключилось, как по щелчку тумблера. — Совсем не изменился, — со смехом пробормотал он на устаревшем диалекте, который Мегуми не понимал. Сукуна выпустил Мегуми из объятий и поднял свою чашу. К счастью, немного саке в ней ещё оставалось. Больше никто не осмеливался им мешать.