Реквием на струнах души

Прогноз доктора был неутешительным – полная потеря зрения. Я был разбит, опустошен. Ведь это значило, что я не сдержал обещания, не смог защитить ее. Эта мысль убивала во мне все положительные эмоции, надежды и веру в лучшее. Линда ослепла. Никогда не забуду тот момент, когда я впервые встретился глазами с этим пустым взглядом. Она сидела на кровати, с идеально прямой осанкой, так же, как и всегда. Сидела неподвижно, словно статуя, такая же мертвецки бледная, холодная, неземная, неживая. Лицо ее было спокойно и не выражало никаких эмоций. По ее виду я мог догадаться, что она опустошена так же, как и я. Её руки лежали на коленях и практически сливались с цветом ночной рубашки. Я только сейчас заметил, что они дрожат. Тихой, слабой дрожью. В них не было силы, в них не было жизни. Я даже был уверен в том, что они холодные как лёд. И от этой мысли в душе возник неожиданный порыв подойти, крепко сжать их в своих руках, которые пылают огнем в того самого вечера, когда все произошло. Я избил костяшки пальцев в кровь, выбивая дух из того подонка, который сотворил с ней все это. Я поднял взгляд выше, к ее лицу, которое боялся рассматривать до последнего момента. Внимание тут же привлекли глаза, самое тяжелое, самое страшное… Я присмотрелся к ним. Они были прекрасны. Цвет ныне насыщенно-синих глаз стал более бледным, но они горели внутренним светом, будто бы вобрали в себя ту самую яркую вспышку, которая навсегда лишила их способности видеть. Они были бездвижны, казались мертвыми, но этот внутренний свет придавал им какой-то неописуемой живости. Глаза цвета голубого хрусталя. Неживые глаза, одни на миллионы. Самые красивые глаза, которые я когда-либо встречал в своей жизни. Я сделал несколько шагов по направлению к ней. Линда не сдвинулась с места, не повернула головы, продолжила сидеть в том же положении. Лишь руки медленно сжались в кулаки, захватив ткань ночной рубашки. Я опустился на колени перед ней. Она почувствовала это, отчего сжала губы. Я видел, она была готова заплакать, но не делала этого. Потому что я запрещал ей. Всегда запрещал. Несмотря на то, что я находился прямо перед ней, смотрел ей в глаза, она смотрела в мои, но не видела их. Её взгляд был направлен куда-то внутрь меня, в мою душу, в потаенные ее уголки, где нашли свой приют мои страхи, мои демоны, мои тайные желания и мои чувства. Я ощущал, как этот мертвый свет освещает каждый закоулок моей души, отчего по спине пробежал холод. - Прости меня. – Сквозь ком в горле и смог проговорить я. Слова были тихие, охриплые и такие неуверенные, за что я возненавидел себя еще больше. – Прости, прости, прости… - С каждым разом все увереннее и увереннее твердил я. - В этом нет твоей вины. – Неожиданно раздался её голос. Беззвучный, безэмоциональный. – Это я не послушала тебя. - Я не уследил за тобой. Не защитил. - Джордж… - Первый раз за все время нашего знакомства Линда назвала меня по имени. Она прервалась, потому что это было неожиданным даже для нее. Я ожидал продолжения, но она замолчала. Вновь поджала губы, сдерживаясь, из последних сил сдерживаясь, чтобы не заплакать. Я чувствовал, как ее слабая дрожь в руках перешла во все тело. - Я не вижу… Не вижу ничего… Абсолютно ничего. Пустота. – Голос надрывался на каждом слоге, Линда была на краю истерики. Каждый надломленный звук её голоса отдавался острой болью мне где-то в области рёбер. Она подтянула к себе колени и хотела было обхватить их руками, уткнуться в них и разразиться рыданиями, но я не мог позволить ей этого. Я остановил ее одним движением, положив свою ладонь на ее колено, которое тут же вернулось в прежнее положение, будто бы под непосильной тяжестью. Прикоснувшись к ней, я почувствовал эту невероятную дрожь, которая передалась и мне. Я потянулся ближе к ней, остановился в паре сантиметров от ее лица. Мертвые, бездвижные глаза ожили, в растерянности улавливая какой-нибудь образ в той кромешной тьме, которая окутала ее разум. Линда накрыла своей ледяной ладонью мою избитую руку. Её легкое и мягкое как шелк прикосновение было бальзамом для моих ран. Её прерывистое дыхание, которое я чувствовал на своих губах, обжигало как огнем. Наконец я накрыл их поцелуем. Она ответила на него. Я надеялся таким образом забрать её боль, потому что не хотел больше заставлять ее страдать. Она моя. И только моя. И я никому больше не позволю тронуть самое дорогое, что осталось в моей жизни.