Взгляните на вещи как немцы — реально.
«Гоголь. Начало»
— Что думаешь об этих немцах? — Пёс удобно устроился на переднем сидение машины и вопросительно посмотрел на Максимова. Он старался тщательно скрыть своё недовольство от того, что Клаус постоянно находился рядом с Максом, не упуская возможности поспорить. Пёс ведь не ребёнок: он доверят своему партнеру и уверен в себе — должен уметь справляться с ревностью. Но этот противный жучок всё равно сидел внутри. К тому же… сам Клаус вызывал не однозначные чувства. — Успели надоесть с их правилами, — фыркнул Макс, пряча ухмылку. В такие моменты мальчишка напоминал ему Лену. Разве что, в отличие от его бывшей жены, Пёс ему доверял, хоть и изрядно внутри бесился, и смущался. — Только это? — выгнул бровь Пёс. — Что конкретно ты хочешь от меня услышать? — Максимов посмотрел на него, когда они остановились на переходе. — Что только слепой не успел отметить красоту Гретты, и пол отделения делает ставки, когда эта Железная Леди врежет Гнездилову? Или может ты хочешь поговорить о том, как Клаус не спускает с тебя глаз и так и норовит увязаться за тобой, восхищаясь твоей работой? Последнее попало в точку. Пёс покрылся стыдливым румянцем, но всё-таки через силу выдавил: — Он вообще-то за тобой вьётся. — Нет, дорогой, — Макс всё ещё помнил, как на Пса действуют ласковые прозвища, — он просто просёк: кто из нас сверху и с кем проще — и потому пытается через меня прощупать почву. Ты не особо то и скрываешь свои взгляды, да и я не лучше. Так что, живи мы в более развитой стране, это было бы более заметно окружающим. Максимов пожал плечами. Будто это не он сбросил на Пса информационную бомбу и вызвал целый комок противоречивых чувств. Пёс открыл рот, но так и не смог из себя ничего выдавить, пытаясь осмыслить происходящее. Максимов же не скрывал довольной ухмылки: Псу информацию передал, озадачил и в ступор ввёл. Прекрасно. Главное, теперь молча сидит и можно в тишине подумать. Пёс же не смог перестать краснеть и сжимать-разжимать кулаки. Он был весь напряжён, как взведённый курок. Эта информация была…неожиданной и интригующей, даже немного будоражащей. С одной стороны, пугало, что Клаус так просто раскусил, что они вместе (видать действительно хороший следак), но он вроде понимал особенности культурных различий и держал язык за зубами. Хотелось надеется, что так и будет дальше. Пса до ужаса пугала перспектива раскрытия: он знал и видел, как к таким относятся в обществе, да ладно общество, там ещё были подвижки, но органы… Это был мрак. И Пса чертовски пугала перспектива работать с людьми, которые его презирали и ненавидели за то, кем он был и кого любил. Он знал: не выдержал бы и сбежал, поджав хвост. Поэтому был благодарен Максимову, который помогал держать всё в тайне и следил за тщательностью сокрытия их секрета. Пёс был уверен: Максу плевать на мнение окружающих, тем более коллег по цеху. Он мог прислушиваться, брать во внимание, уважать, но также легко посылал к чёрту, не завися от чужого одобрения. В этом Пёс даже немного завидовал ему. И наконец, Клаус, да, раздражал Пса из-за того, что вился вокруг Макса, но оказалось ведь не просто так. Изначально же к нему приглядывался. И не то, чтобы Пёс мог отрицать чужую привлекательность, особенно завернутую в такие брюки, но такие мысли его тоже немного пугали. Сам Пёс никогда не понимал: в чем прелесть или удобство костюмов — предпочитая, как и Макс, джинсы или удобные брюки. В таких было удобно бегать, лазить по подвалам и заброшкам, притонам и другим романтичным местам, которые всегда находил Максимов. Поэтому смотря на Леонидова или Гнездилова, он всегда задавался вопросом: как им вообще удобно в этом бегать где-то, так ещё и такая ткань легко рвется? Возможно, причина была в том, что методы Макса были несколько не стандартны. И если бы не тот же Максимов, Леонидову бы не приходилось при его звании столько рисковать жизнью и лазить по притонам. Это вообще-то была работа Гнездилова (кап-тана Гнездилова) и ОМОНа (это казёные люди, Пёс, ну чего мы их лишний раз гонять будем). Но от одной только мысли о Максе в строгом костюме, у Пса внутри всё сводило от нетерпения и желания. Ему бы пошло. Несомненно. Хороший костюм, по фигуре и размерам, а не те маломерки из магазинов или тот, что им на скорую руку пришлось раздобыть для дела с ограблениями богатых дам. Жаль правда, что это не стиль Макса, да и денег у них на такой не было (Максу, майору, платили немного, Псу, который вообще был всего лишь лейтенантом после училища, — ещё меньше). Зато немец не был стеснён так, судя по всему. Поэтому щеголял сидящим по фигуре, красивым, светло-синим костюмом. И, чего греха таить, ему шло. Даже очень. Возможно, Пёс пару раз поймал себя на весьма постыдных мыслях, за что спешил тут же отвесить себе пару пинков. — Что… — Макс прочистил горло, зажимая руки между бёдер и выдавая свою нервозность, — что, ты об этом думаешь? — Что я никогда не был против разнообразия. Если уж на то пошло, то когда-то я предлагал Лене позвать Леонидова к нам, — хмыкнул Максимов, вспомнив прошлое, но тут же продолжил, — но, ключевое, исключительно с твоего согласия. И ради разнообразия, а не отношений. — А что тогда ответила Лена? — полюбопытствовал Пёс. Макс рассмеялся: — Назвала меня извращенцем. — Глупая, — Пёс не сдержал смешка и вновь расслабился на сидение. — Мне нужно подумать. Макс только пожал плечами, говоря, что у него есть всё время мира, а торопить не в его стиле. — Товарищ майор, Вы плохо влияете на подчинённых, — заметил Пёс, наблюдая, как Клаус и Макс дерутся с охраной Одинцова. У Клауса явно страдала техника, зато энтузиазма было хоть отбавляй. А вот на то, как дерётся Макс, Пёс был готов смотреть вечно. Отточенные и уверенные движения, дремлющая внутри сила и скорость — красота. Очень опасная и притягательная красота. Пса всегда привлекала эта внутренняя, невыставленная напоказ мощь. — Я? Ни за что! — ответил Максимов, вырубая первого охранника. — Развращаете, товарищ майор, — довольно ухмыльнулся Пёс, открывая дверь и выходя из машины. Если Максимов не давал команды, то ввязываться ему не стоило. Пёс мог быть послушным. — Я тебя понял, — хмыкнул Максимов, вырубая второго охранника и помогая Клаусу с третьим. Оставалось лишь поймать бизнесмена: и у них будет ещё пара суток перед возвращением Клауса и Гретты в Германию. — Добро пожаловать, — Максимов распахнул дверь их квартиры перед Клаусом, пропуская его вперёд. В воздухе витало легкое напряжение, и была заметна нервозность Пса. — Спасибо. — Не боишься надолго оставлять Гретту рядом с Гнездиловым? Будет грустно, если она его пристрелит, — спросил Пёс, чтобы хоть как-то себя успокоить и завести разговор. Перед чем-то новым и неизведанным всегда было немного страшно, но на свои желания стоило смотреть честно и реально. — Она клинический психолог. Хочет забрать его в Германию, чтобы вместе с коллегами поставить диагноз, — пожал плечами Клаус, но всё-таки не сдержал смешка. В этом педантичном и строгом мужчине стало всё чаще проявляться что-то неизменно теплое и солнечное, такое же светлое, как его волосы. А вот Максимов не сдержал смеха, проходя в гостиную и опираясь на барную стойку: — Я знал, что этот взгляд взгляд Железной Леди препарировал его, а не раздевал. — Гретта замужем, — фыркнул Клаус. — Гнездилову это не мешает, — поморщился Пёс. Но пора было заканчивать их светскую беседу. Пса это жутко смущало, но Клаус и Максимов чётко понимали, что нужно обозначить желания и границы, чтобы все могли получить только удовольствие от этих двух дней. И воспринимали это спокойно, в отличие от нервного Пса. — Пройдёмся по матчасти, чтобы больше не поднимать эту тему, — Максимов, посмотрел на них обоих серьёзно, но мягко, — справки у нас обоих есть, сделали позавчера. Максимов достал из барной стойки две бумажки, а к ним ещё добавил презервативы и смазку. — Я предпочитаю сверху, Пёс универсален, и для него это первый опыт с другим человеком, волнуется — продолжил он, даже не пытаясь как-то прикрыть нервозность любовника. Клаус кивнул: — Я тоже унивь-ер-сал, — слово явно давалось ему с трудом в виду особенностей перевода. Он открыл портфель и достал из него свою справку, кладя её рядом и изучая их. — Стоп слово? — уточнил он, продираясь сквозь русский врачебный почерк. — Гнездо, — не сдержал смеха Пёс. Напряжение покидало его вместе с глупыми шутками, поэтому Максимов только закатил глаза. — Выговорить сложно, — покачал головой Клаус. — Зонт. — Хорошо. Кто первый в душ? — Максимов кивнул. — Я. А вы пока поесть закажите, а то весь день на ногах, — Пёс поспешил улизнуть в душ. В реальности, воду он терпеть не мог, но сейчас хотелось дать себе ещё небольшую передышку, чтобы окончательно расслабиться. Они все хотели этого. Поэтому стоило успокоиться: они в любой момент могли остановиться. В конце концов, Пёс и правда медленно и постепенно расслабился. Пока он был в душе Клаус и Максимов видимо что-то решили между собой, поэтому следующую часть вечера он с довольной мордой ел пиццу и роллы, слушая истории Клауса о полиции Германии и, конечно, делясь своими. Как оказалось, Гнездилов — переменная универсальная, понятная всем. И у каждого уважающего себя отделения должен был быть свой Гнездилов. Было приятно ощущать нечто общие даже с далекими полицейскими из Германии. Пёс так расслабился, что, когда чужие (не Максимовы) губы накрыли его, даже не дёрнулся, а просто поддался навстречу. Это было так… необычно. У Макса даже губы были грубые, и целовал он всегда сначала жадно. Клаус же похоже знал, что такое гигиеничка, и изучал осторожно, мягко, ступая, как кошка по пушистым сугробам — невесомо. Поэтому, когда с Пса спало первое оцепенение и пришло осознание, он поспешил ответить, перенимая немного Максимовой наглости. Но Клаусу это, кажется, даже нравилось. Он огладил чужие скулы, с интересом коснулся шеи и чуть потянул на пробу за извечный шнурок. Пёс отстранился, чтобы глотнуть воздуха, и оглянулся на Максимова. В его глазах плясали черти. Он переводил одинаково голодный взгляд с Пса на Клауса. Разве что при взгляде на партнёра помимо страсти и жажды мелькала ещё тихая нежность. Но на неё у них всегда найдется время, потом. Сейчас хотелось другого (во всех смыслах). Теперь он сам потянулся за поцелуем, слегка покусывая губы Клауса, чем вызвал тихий стон. Руки легли на скулы, мягко оглаживая и изучая, запоминая. Псу не удалось сдержать удивления, когда Максимовы губы неожиданно оказались на шее. Было так трудно состыковать реальность, помня о том, что их двое. Но отрываться от Клауса не хотелось. Он целовался увлеченно и, кажется, в нём что-то вспыхивало каждый раз, когда Пёс не сдерживался и стонал прямо в поцелуй от действий Макса за спиной. Пёс так привык, что Максимов прикусывает его за загривок, что буквально растёкся в его руках, прижимаясь к сильному телу сзади, как только это случилось. Чёрт! Он был так предсказуем и управляем. Это работало каждый раз. Стоило Максу так сделать: и у Пса всё внутри начинало дрожать от желания, а ноги становились ватными и непослушными. Поэтому, когда Клаус отстранился, получилось только что-то невнятно простонать и жалобно попросить: — Ещё… Его всего вело от этого контраста, этой двойственности: осторожных и нежных поцелуев Клауса и привычно-грубых укусов Максимова. Пёс плавился. Рубашка Клауса была близко и поддавалась неохотно, потому что руки Максимова уже сжимали и оглаживали его под футболкой, сталкиваясь с руками немца, направляя и показывая, как лучше. Что если провести у самой кромки джинсы, а затем короткими ногтями — по впалому животу — Пёс весь вздрогнет и застонет. Будет выгибаться и ластиться навстречу. Желать большего. Наконец-то белая рубашка оказалась расстегнута, и руки Пса нырнули вперёд, разводя полы в стороны. Хотелось исследовать, изучить, коснуться и сравнить. Хотелось всего и сразу. Он буквально горел от своих желаний, чувствуя дикое нетерпение и жажду внутри. Как путник, дорвавшийся до воды, он всё никак не мог насытиться. Было чертовски интересно исследовать чужое тело. Искать, как Максимов когда-то, чувствительные места, отслеживая реакцию на каждое касание, но так сложно, потому что ни Клаус, ни Макс своими действиями сосредоточиться на чём-то не давали. Они целовали, кусали и раздевали, постепенно вытряхивая его из одежды. В отличие от Максимова Клаус оказался более жилистым, можно сказать угловатым. У Макса всегда в силуэте, чтобы он не носил, были видны очертания крепких рук, широких плеч, мощных грудных мышц. В нём чувствовалась сила, некая власть над ситуацией. Он дрался с преступниками, гонял бандитов и влезал на закрытые территории через высокие заборы и балконы. Но под одеждой Максимов не был рельефным или подсушенным, как парни с обложек журналов. Макс был мягким, округлым, крепким. При каждом касание чувствовались мышцы. Пёс помнил: майор всё ещё мог удержать его одной рукой. И это возбуждало не меньше. Клаусу же не нужно было напрягаться, чтобы проступали косые мышцы пресса или такие соблазнительные кубики. Он был от природы стройным, вытянутым и едва раздался в плечах. Он был… другим. Но его красота притягивала не меньше. Она будила интерес: и Пёс жадно касался, подражая Максимову и пробуя несколько грубо провести ногтями. За что почти сразу получил ощутимый укус в ключицу, поцелуй, ещё один. И новый укус. — Клаус, — впервые с губ слетал стон с чужим именем. Максимов сжал одной рукой пах, чуть надавливая, и одновременно с этим целуя за ухом, вызывая жалобный скулёж. Этого было так чертовски мало. Пёс хотел не просто касаться обнажённой кожи, но чувствовать её. Чтобы его крепко зажали с двух сторон, не давая двинуться и только и позволяя, что стонать — признаться в этом было трудно даже самому себе. Но воображение будоражило, подстегивая. — Макс, — недовольно выдохнул он. Максимов прекрасно его знал, поэтому отстранился, стягивая через голову водолазку и тут же прижимаясь со спины. — Да, — довольно простонал Пёс, поддаваясь теперь чуть вперёд в поисках такого же желанного тепла. Клаус понятливо сбросил мешающую рубашку, не отказывая в такой маленькой просьбе. Пёс буквально захлебнулась стоном, когда его горячая фантазия воплотилась. Было жарко, горячо. Его так идеально прижимали к себе со всех сторон, словно укрывая от всего мира. Пёс не чувствовал опасности, только желание и огонь в груди. Ничто при этом не мешало Клаусу и Максимову урывать короткие, грубые и голодные поцелуи друг у друга. Их руки жили отдельной жизнью, лаская такое податливое тело Макса, сжимая и слегка царапая. — Он такой чувствительный, — довольно то ли хмыкнул, то ли мурлыкнул Макс. — Er ist perfekt. Ich war fasziniert, als ich ihn traf, — кивнул Клаус. — Ich auch*, — ответил Максимов. Картинка перед глазами окончательно поплыла, а стоны полились несдерживаемым потоком. — Ты не говорил, что говоришь по-немецки, — отметил Пёс, когда они проводили Клауса и Гретту на самолёт. — Ты никогда не спрашивал, — Максимов пожал плечами, — да и не идеально, если честно. Так, немного разговариваю. Достаточно, чтобы понимать большую часть того, что они говорили, но мало, чтобы ответить. — Собачий метод? — Пёс рассмеялся. — Всё понимаешь, но ответить не можешь. — Поехали уже домой, псина моя. — Максимов закатил глаза и довольно оскалился. — Сегодня весь день выгрызал мне мозг, что у тебя болит задница и шея. — Потому что кусаться меньше надо! Пёс недовольно боднул Максима бедром и гордо прошествовал вперёд.