В забытом ныне городе жила девица...

Чонгуку было 6 лет, когда он впервые услышал жуткие истории о коварных духах, заманивающих в свою ловушку юношей. Хитрые лисицы, обращающиеся в неписанных красавиц, скрывали за миловидным личиком самую настоящую опасность и одним обаянием могли запудрить мозги любому, даже самому отважному путнику, неудачно попавшемуся на их пути. Одно лишь имя — кицунэ — вселяло страх и дрожь в коленках. В небольшой неприметной деревеньке их боялись как огня и истребляли любое рыжее животное, пробравшееся из леса, желая полакомиться курицей фермеров. Матери рассказывали сказки и легенды своим детям перед сном об этих злых духах, но вовсе для того, чтобы напугать, а чтобы, повзрослев, те помнили и остерегались, никогда с ними не связывались. И маленький Чонгук не был исключением. — Мамочка, — зовёт сонный мальчишеский голос, когда женщина уже хотела покинуть комнату, — но разве все кицунэ плохие? Духи же бывают и хорошими. — Конечно, бывают, — мягким голосом произносит матушка, аккуратно убирая взъерошенную чёлку со лба мальчика, — но, к сожалению, здесь такие не водятся. Сколько лет прошло, ни одного доброго не встретили. — Может, нам нужно быть к ним добрее? Женщина удивлённо смотрит на собственного сына, в чьём сердце всегда хранилась вера в добро, но слов нужных найти не может. Они и не были нужны. Мальчик сладко зевает, перевернувшись на бок, и засыпает крепким сном, где его непременно встретят яркие образы хитроглазых лисиц. Чонгуку было 8 лет, когда он пошёл гулять один. Все деревенские мальчишки были заняты тем, что плескались в недалёком ручейке и пытались сбить камнями пролетающих мимо птиц, а с пугливыми девчонками он водиться не хочет от слова совсем. Поэтому мальчик один поднимается по ближайшему холму, заросшему полевыми цветами и высокой травой, задевающей одежду. Всё коленки уже были в грязи и небольших ссадинах от острых камней, об которые ноги постоянно спотыкались. Но юному искателю приключений это не помеха, он всё взбирается и взбирается, желая достичь вершины. И вот, мальчик уже стоит на холму, весь в грязи, с ссадинами, но очень довольной улыбкой. Где-то там виднелась старенькая мельница, неподалёку паслись овцы, гонимые громко лающей овчаркой, выглядывал домик пекаря, который всегда с самой наидоброжелательной улыбкой угощал детишек свежей выпечкой, а вот и домик семьи Чон — всё, как на ладони. Чонгуку хочется кричать от радости и восторга до хрипа в голосе, чтобы все его заметили, увидели, как он сам, в одиночку одолел такое расстояние и сейчас стоит на самой вершине; он готов прыгать и махать руками, зовя матушку, чтобы та поняла, что её сын уже давно не маленький и вполне самостоятельный, увидела его и по-тёплому улыбнулась. Но аккуратностью он точно не выделялся. Один неловкий шаг — и мальчишка катится вниз по холму, не успев даже вскрикнуть, пачкается в грязи ещё сильнее и зарабатывает новые раны. Только руки, крепко оперевшиеся об сырую землю, помогли остановиться. Чон тяжело дышит, стараясь перевести дух и успокоить быстро забившееся сердце. Всё тело до жути болит и ломит, казалось, ноги его уже не смогут донести обратно в деревню. Чонгук скептично оглядывает их, а в глаза тут же бросается огромная кровоточащая рана. Коленку разбил. Он совсем тихо шипит, когда пытается дотронуться до неё, и в конце концов отбрасывает эту затею в далёкий ящик. Это всё вина глупой скользкой травы, на которую он наступил! И всё же как хорошо, что никто не видел ни его и ни это нелепое падение горе-покорителя. Не хватало ещё, чтобы мальчишки смеялись. Чонгук уже хочет встать и отправиться домой с хромающей ногой, где его точно встретит обеспокоенная мама, которая тут же кинется осматривать сына с головы до пят, но внезапно рядом слышится странный треск, заставляющий напрячься всем телом. Он явно был совсем один, а животных тут не водится, только если маленькие грызуны, но ведь от них не может быть такой шорох. Чонгук замирает, прислушиваясь к звуку, понимая, что его источник постепенно приближается к нему. — Эй, кто ты такой? — набирается он смелости, тяжело сглотнув. — Хватит прятаться, сейчас же покажись! В один миг высокая трава рядом с ним зашевелилась, заставляя мальчишку инстинктивно зажмурить глаза. Но когда он открывает их в следущую секунду, то видит перед собой лицо незнакомой девушки, сидящей перед ним и с любопытством глядящей. Чон даже отпрянул от неожиданности назад, уставившись на незнакомку. Как она вообще здесь появилась? — Сильно болит? — тихо интересуется девушка, смотря прямо на колени мальчика. — Не очень, — запоздало бурчит он, почесав затылок. Она очень его напугала своим неожиданным появлением, но девичий голос такой нежный, мягкий и успокаивающий, что страх невольно отходит на второй план, и теперь Чон сам не замечает, как начинает внимательнее рассматривать незнакомку. — Давай сюда, я взгляну. Не успевает Чонгук и слова против сказать, как девушка тут хватает его за ногу, притягивая к себе, и уже внимательно осматривает рану. Чонгук даже неожиданно вскрикивает, когда она прикасается к его колени. Было больно. Но в какой-то момент незнакомка начинает ласково водить по этому месту, и он готов поклястья, что почувствовал некое тепло, распространившееся по всему телу и успокаивающее. — Так намного лучше, не думаешь? Девушка убирает руку, а Чонгук глазам своим поверить не может. Раны будто бы и не было вовсе. Это пугает и завораживает одновременно, пока он со всех сторон осматривал свою ногу, не веря в произошедшее. Разве такое возможно? Но все лишние мысли исчезают в одно мгновение, стоит поднять взгляд на его целительницу, что сидела с самой очаровательной и милой улыбкой, которая только может существовать. И смотрит так по-доброму на мальчонку, что он даже по-детски краснеет. Очень милая. — Эй, Чонгук, это ты там? Что ты здесь забыл? Внимание к себе привлекают соседские мальчишки, которые, вероятно, гуляли совсем рядом и заметили его. Чонгук переводит взгляд на незнакомку, а она так хитренько улыбается, приподнося палец к собственным губам, и тут же скрывается среди высокой травы. А он подскакивает и хочет пойти за ней, сам не понимая, что им движет, но не обнаруживает ничего. Лишь один маленький мальчик, извалявшийся в грязи, стоит на холме. Чонгуку было 14 лет, когда он покинул родную деревню. Ему пришлось сделать это. Как бы он ни любил их небольшой, уютный, тёплый дом со всеми маленькими обитателями в виде насекомых, иногда заползающих туда; как бы он ни любил плескаться в ручейке, собирая камешки со дна, с яркой улыбкой приветствовать рабочих на поле, гулять на ярмарке, смотреть на огромный ночной небосвод, усеянный яркими звёздами, проводить время с соседями. Гук всем сердцем любит каждое мгновение, проведённое в этой деревне, и дорожит воспоминаниями, но его семья не может поступить иначе: находиться здесь стало слишком опасно. Становилось всё больше и больше случаев загадочных убийств, исчезновений. Дома пустели, люди разъезжались, и матушка слёзно просила мужа уехать как можно дальше. Именно поэтому глубокой ночью глава семейства запрягает лошадей и увозит дорогих людей в безопасное место, пока его сын тоскливыми глазами прощался с каждым деревянным домиком и обещал себе не плакать. Может, настанет день и он вернётся в родной дом. Чонгуку было 18 лет, когда он впервые увидел её. В тот день матушка отправила его за покупками: приехали торговцы, и было бы очень обидно упустить такую возможность. Юноша идёт мимо людей и пытается вспомнить, что же ещё необходимо купить. Он насколько задумался о своём, что не заметил, как налетел на незнакомую девушку, из-за чего вся картошка высыпалась из мешка. Девушка успевает только ойкнуть, а Чонгук тут же кидается собирать всё обратно в мешок, даже взгляда не подняв. — Простите, я вас не заметил, — тут же рассыпался он в извинениях, мысленно считывая собранный картофель, — я не хотел, извините, я… — не хватает только одной, но Гук нигде не видит её. — Всё в порядке, не нужно извиняться, — девячий голос звучит мягко, как и тихий смешок от вида юноши на коленях. — Вы не это ищите? Чон наконец поднимает глаза и на секунду застывает. Перед ним стояла прекрасная девушка с ярко-рыжими волосами, улыбалась так мило, что не ответить ей тем же мог только самый чёрствый человек, и смотрела таким тёплым взглядом, отчего внутри что-то ёкнуло. Стоит и протягивает потерявшуюся картофелину, а Чонгук так быстро подскакивает, что чуть ли не роняет всё во второй раз. — Да, — выдыхает он, забрав из тонких рук овощ, — спасибо. — Не стоит, — незнакомка мягко улыбается, снова издав нежный смешок, и изящно оттряхивает свою ладонь от грязи. — Лучше скажите, как вам эта шаль? Чонгук видит нежно-розовую ткань на плечах красавицы. Ткань на первый взгляд прекрасного качества, в чём легко убедиться, стоит лишь коснуться. И цвет смотрится хорошо с этим нежным личиком. Но всё равно было что-то не то. Чон переводит взгляд на прилавок торговца, и в глаза бросается ещё одна шаль — чёрная с ярко-красными розами. Цвет отлично подчеркнёт бледную кожу, а цветы идеально подойдут к волосам. Не успевает он и слова свои обдумать, как тут же произносит их вслух. Девушка только смеётся на внезапно оробевшего Гука, но шаль берёт, взглядом окидывает и не может не согласиться, что так оно и есть, вызывая облегчённый вдох у Чона. Тогда Чонгук предложил помочь донести чужие вещи и узнал, что девушка живёт по соседству, через два-три дома. У двери остановилась, с прежней улыбкой поблагодарила за помощь и представилась Саной, протянув тёплую ладонь. В этом Чон убедился сам, когда пожал её и, возможно, задержал свою ручку на чуточку дольше, чем требовалось, а по пути домой шёл как последний дурак. С тех пор Сана стала мелькать в его жизни всё чаще, озаряя мир своей яркой улыбкой. Чонгуку было 19, когда он впервые коснулся её нежных губ. Думать не нужно, с самого начала было ясно, что он по уши влюбился в Сану, такую добрую, интересную, живую и яркую. Он искал с ней встреч и всегда получал их. Вёл себя как самый настоящий идиот, брызгаясь водой, когда та приходила к ручью с корзиной, забирался на деревья и доставал для неё лучшие яблоки, отгонял дворовых собак, которых Сана так боялась, и в целом был готов звезду с неба сорвать ради её яркой улыбки и звонкого смеха. Стояла непроглядная ночь, полная звёзд, в округе ни единой души, лишь двое людей, сидящих на сырой земле и наблюдающих за звёздами. Чонгук глаза блаженно прикрывает, чувствуя, как аккуратно и нежно Сана перебирает его волосы, прядь за прядью, пока тот лежал на её коленях. Юноша открывает глаза и смотрит на лицо над собой так пристально, так внимательно, словно видел его когда-то давным-давно. Может, даже во сне. — Мы нигде с тобой не виделись? — тихо спрашивает он, словно другой тон может нарушить всю атмосферу. — Ты так думаешь? — Сана тихо смеётся, продолжает свои манипуляции с тёмными волосами, а свои собственные, собранные в хвост, перекидывает на другую сторону. — Мм, не знаю. Я бы точно запомнил такую девушку. Гук касается тонкой руки, убирая её от волос, берёт в свою, сплетая пальцы, и со всей нежностью касается губами тыльной стороны, укладывая ладонь на на грудь так, что Сана сердцебиение может услышать. Глаза её смотрят внимательно, изучающе, а Чонгуку кажется, что в них собраны все звёзды мира. — Я люблю тебя, — шепчет он прежде, чем чувствует тёплые губы в робком поцелуе на своих. Чонгук чувствует себя самым счастливым на свете. Он окружает Сану своей любовью, заботой и нежностью, которая только есть в его живом сердце. Ему ничего не нужно в ответ, только эта мягкая и греющая даже в самые суровые зимы улыбка, звонкий смех от его выходок и нежный взгляд на всякие полевые цветы, которые он собирает в самый красивый букет для самой прекрасной девушки. Всё было насколько чудесно, волшебно и просто сказочно, что Чон чувствовал себя на седьмом небе от счастья… …и когда пришла беда, он до самого конца не мог в это поверить. Однажды юноша проснулся посреди глубокой ночи. Чонгук не сможет сказать точно, что его разбудило, но он тут же почувствовал что-то неладное. Сквозь окно в глаза бросается чей-то силуэт, уходящий в сторону леса, и остаётся только гадать, что за человек пойдёт один в ту сторону. Обладая детским любопытством, Чон ни секунды не раздумывает, чтобы накинуть хоть какую-нибудь одежду и пойти проверить. Казалось, в лесу жизнь словно замерла, оттого и попытки вести себя тише должны быть более усердными. Чонгук ступает туда, куда, ему казалось, пошёл человек, но ничего не видит. Он и дышать тише старается, чтобы не поймали, словно это бы помогло. Но именно в этот момент на поляну выходит фигура, которую Гук узнает из тысячи. Сана идёт по высокой траве, а вокруг неё летают светлячки, мягким светом озаряя красивое лицо. Но так же хорошо они озаряют в непроглядной темноте очертания хвостов, выглядывающих из-под юбки платья, которое подарил ей сам Чонгук. А он с места двинуться не может и взгляда отвести от рыжих хвостов, пытающихся спрятаться под юбкой или в траве или просто двигающихся едва заметно туда-сюда. Тяжело сглатывает и хочет бежать отсюда как можно скорее, чтобы забыть всё увиденное и надеяться. Надеяться, что его жизнь будет такой же, какой и до этого мгновения. По лесу разносится треск. Чонгук очень хочет верить, что это его сердце треснуло, но это всего лишь сук, так не вовремя оказавшийся под ногой. Сана смотрит прямо на него, сверкая глазами, а он понять не может, это от светлячков так или же всё иначе. Следующие мгновения Чон помнит смутно. Помнит только, как пустился на бег, даже не оглядываясь, тяжело дышал, сердце бешено колотилось, готовясь вот-вот выпрыгнуть из грудной клетки, а ещё отлично помнит непонятное чувство усталости и слабость в ногах; как они подкосились, юноша упал и уже не мог подняться. Неужели это и есть его конец? Умереть от кицунэ? Веки почти закрывались, хоть Гук и упорно боролся с этим, когда совсем близко послышались шаги и перед глазами возник расплывчатый образ всё с тем же очаровательным лицом, дополенным парой лисьих ушок. Ей даже идёт. — Ой, прости, зайчонок, — слышится голос, словно из-под толщи воды, — мне так жаль, я не хотела тебя пугать, — и звучит она так, словно правда раскаивается, будто нет другого выхода, и он сам виноват со своим любопытством. — Я люблю тебя. Эти слова, всё те же тёплые ладони на щеках и мягкие губы — последнее, что чувствовал юноша перед тем, как глаза сами по себе закрылись. Чонгуку было 20 лет, когда его объявили пропавшим без вести.