ID работы: 10887481

Selfkiller

Слэш
NC-17
В процессе
8
автор
Размер:
планируется Мини, написана 21 страница, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
8 Нравится 3 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Что порождает боль? Юнги часто задавал себе подобный вопрос, и ответов было неизмеренное количество, только вот омега был убежден в том, что должен быть лишь один единственный. Есть же что-то такое, что внутри заседает черным пожирающим пятном и не отпускает, пока дыхание не перестанет наполнять человека жизнью. Возможно, есть. Омега так же убежден в том, что боль бывает разная, что в принципе является фактом общеизвестным, но своей он отводит место первобытной, чистой, без примеси надежды, которая спасает тогда, когда кажется, что все трещит отвратительным треском внутри. Тогда люди хватаются за надежду, за свет. Юнги не за что цепляться. Он навечно погряз во тьме и куда бы ни тянулся руками, там густая темнота, что затягивает. Юнги как-то в этой тьме пытается выживать, но с каждым днем все громче отдающий эхом в ушах треск, что под грудиной, дает понять, что притворяться скоро не будет сил. У Юнги даже комната темная. Серые стены, пусть на самом деле их окрас ярче, серая мебель, которая, кажется, всегда будет стоять неизвестно для кого. Складывается такое чувство, словно ее никто никогда не займет, не сядет рядом и Юнги тоже не спешит обживаться здесь, не смотря на то, что живет в этой квартире относительно давно. Так ему сказали. Он так помнит. Он вообще мало что помнит. Все стерто, вычищено, и Юнги оставлен на самоистязание неизвестностью того что было до, и что будет после. Хотя на счет после Юнги все же имеет некоторые догадки. Если ты несешь мрак – сам в нем и утонешь. Юнги, кажется, уже утонул, но все равно падает глубже. Юнги знает, что когда он последует за тем, ради чего, как ему сказали, он живет, тогда он обретет то, зачем хочет жить, только вот вряд ли сможет. Сделав то, что собирается, Юнги точно упадет на дно и на осколки, которые уже не собрать, не склеить. Омега словно бежит по дорожке из хрупкого стекла, и с каждым его шагом за его спиной в пропасть летят ее куски. Он летит со всех ног, тянется рукой вверх, отчаянно пытается достать до того, что нужно. Вот так и рискует каждую секунду сорваться, проделывает путь к желанному, при этом тут же бесповоротно разрушая дорогу, ведущую к тому, что люди называют «счастливая жизнь». Или же просто жизнь. «Слишком тихий, слишком опасный в своем тихом гневе», – так выразился о нем Сокджин, а у него меткий взгляд на особенных. Юнги был особенный среди особенных. По-другому нельзя было объяснить то, почему именно он должен выполнить поставленную миссию. Он не знает причин, ему о них никто не говорит. Омега как программа, как выразился бы Чимин, которой задали нужный алгоритм. Программа не спросит, а вот Юнги очень даже хочет. Сегодня его как всегда разбудил Нэт, послав сообщение в виде: «Доброе утро. Джин ждёт». Юнги сонно потер глаза, присев на кровати и с явным недовольством из-за прерванного сна отправил в ответ довольно логичный, хотя столько же и глупый ответ: «И что?» Ответ от Нэта как всегда пришел молниеносно и Юнги даже между строк видел насмешливую улыбку друга. «А то, что если не придешь через полчаса, тебя посадят на пику и «система восстановлению не подлежит». «Снова твой хакнутый каламбур», – не смолчал Юнги с сонной ухмылкой. «Это профессиональное». «Иногда звучит стрёмно». «Получше чем тот бред, что ты несешь после наших вечерних посиделок». Юнги снова не может сдержать усмешки. Чимин… «Скоро буду», – отвечает омега и слезает с кровати, отправляясь в душ. Словно он идет на работу. На ту, которая есть у всех людей. Не на ту, которая есть у него на самом деле и от которой противно от самого себя уже так давно, что немного безразлично. Может быть и так, что это безразличие спасение, которое Юнги дарит сам себе для спасения души, которой от слова точно не все равно. Сегодня омега кутается в капюшон своей неизменной черной толстовки. На улице уже конец октября и не то чтобы холодно, но сверху уже можно что-то и накинуть. Маска скрывает лицо, блондинистая челка прикрывает глаза. Закрывается от всех как может. Жаль только, в случае с самим это не работает. Так же у Юнги всегда закрыты руки. В ухе неизменно болтается серебряная серьга, только она больше подошла бы альфе, чем омеге. Юнги вообще больше бы подошел пол альфы, а не омеги. И вот Юнги, облаченный в толстовку, черные рваные джинсы, и как всегда с капюшоном на голове, несется к автобусу. И не то, чтобы у него не было машины, но туда, куда он держит путь на своей нельзя. День кажется таким же серым, как и его комната. Может это он внутри просто такой? Юнги уже задумывался над этим, но он склонен к другому выводу. Пока он едет в автобусе, смотря в окно бесцветным взглядом, Юнги снова обдумывает это. Он ведь не деревяшка, не кусок камня, который пинают прохожие по дороге. От подобного сравнения треснутая улыбка появилась на красивых губах. Кажется, это сравнение как раз о нем. Его бросают с одного места в другое, связывают руки, не давая возможности хотя бы самому себе их протянуть, раз другие давно об этом забыли. Юнги лихорадочно руками дергает, пытается оковы сбросить, а на деле только кровь себе пускает. Так отчаянно не живые не борются. Юнги же борется со всеми, с оковами на руках, с цепями, шипами усеянными, что сердце обмотали и стерли в его голове образ себя как человека. Надежды нет. Единственное, что еще дает ему разглядеть у себя на сердце почти стертое «человек» это жажда эту надежду обрести. Пока четно. Юнги хрупкий среди этой боли. Она выше, она необъятная и без того маленький омега становится крошечным, скукоживается, а на нем сжимается кожа от липкой засохшей на ней крови. Заставляет всегда ходить с треснутой улыбкой, делая вид, что он столько же силен, сколько покрыта трещинами эта маска, раздирающая острыми углами кожу. Юнги едет долго. Он даже не заметил, что время прошло. Картинки серыми красками размазывались и сменяли одна другую. Юнги не озирается по сторонам, не ищет вокруг чего-то хорошего, что могло бы помочь отвлечься. Если омега так сделает, маска окончательно осколками под ногами окажется, Юнги о хороших эмоциях думать нельзя. Запрещено. Если дать человеку, что дышит одним угарным газом, глоток чистого воздуха, он расплачется, и будет мечтать о нем. Все станет не важным. Юнги так нельзя. Сделав несколько пересадок Юнги останавливается у придорожного кафе, оказывавшись далеко от центра города. Обычная проторенная годами дорожка. Кафе, пару минут ожидания, оказавшийся на улице внедорожник, Юнги, севший в него. Шофер как всегда другой, Юнги их не запоминает. Снова смотрит в окно, наблюдает, как они едут все дальше от города. К вечеру может, и будут на месте. Хотя не может, а точно будут. Омега уже не раз просчитывал время, которое занимает дорога до базы. Он вспоминает свою первую поездку туда. Не знает, почему. Наверное, потому что сейчас подметил, как сильно ему на это все равно и как было сначала. Он боялся, нервно комкал пальцами край толстовки, задавал шоферу неимоверное количество вопросов, на которые не получил ни одного ответа. Нервно облизывал губы, все рассматривал, без перестану спрашивал, куда они едут, почему именно его везут туда. Тогда Юнги спрашивал, пытался достучаться, но никто не отвечал, не объяснял. Сейчас тоже никто не ответит. Это ад. Когда ты не знаешь зачем живешь, если не учитывать поставленную кем-то цель, окружен одним неведеньем, не можешь ничего контролировать, это заставляет потихоньку сходить с ума. Юнги еще как-то держится. Перед глазами уже лестная местность, потом поля, а дальше большое, да что там, огромное военизированное здание, защищенное большой стеной с проволоками сверху. Юнги усмехнулся. Сколько бы ни видел сей пейзаж, всегда кажется, что это тюрьма. А разве для Юнги это не так? Железные ворота распахиваются и машину пропускают во двор здания. Юнги к этой картине тоже привык. Военные учения, стрельба в положенных местах, некоторые занимаются рукопашкой прямо там, не желая делать это в помещении. Много альфа, занятых своими делами. Юнги скучающе обводит взглядом двор. На лице ни эмоции, но у омеги стискиваются зубы. Как же он это все ненавидит. Если в глазах Юнги кроме безразличия и разбитости можно увидеть еще что-то, то это ненависть. Обжигающая, его же сжирающая ненависть к этому месту, к тому, что сделали с его жизнью, к себе. Вот он стоит посреди двора, некоторые альфы бросают взгляд на омегу, которому каждый раз невыносимо трудно пересекать порог этого здания, и с каждым разом он делает это, раздирая себя и оставляя по дороге кровавые следы. Омега заходит под сопровождением того альфы, что привез его. Все в военных формах, повсюду оружие. Юнги пытается не оглядываться. Только в себе он тоже это находит. Находит то, что уже возненавидел. Юнги вступает на территорию базы «Сокол». Его проводят по уже знакомым коридорам, по которым активно шныряют военные и люди в белых халатах. Пока они шли в молчании по коридору, Юнги, опустив взгляд к полу, вспоминал то, чем его тут «кормят». Объект должен быть уничтожен. Твоя задача стереть его с лица земли. Твой смысл – жить только ради того, чтобы уничтожить его. Тренировки, ссадины, адские муки после каждого выстрела в человека – все это лишь мизер того, чему подвергся Юнги при подготовке. Юнги только ею и живет. Точнее ради нее выживает. А если еще точнее, выживает из-за нее. Юнги поднимается на лифте на третий этаж и проходит к двери кабинета Сокджина. Возле нее альфа останавливается. В кабинете довольно светло и не отдает этой атмосферой военной базы и лабораторной среды. Тут даже на подоконнике стоит маленький цветок. Только на него Юнги и бросает взгляд. Хоть какая-то жизнь. Возле стола стоит высокий красивый черноволосый омега в белом костюме. Джин, в отличие от остальных здесь людей, одет в гражданскую одежду. Это хотя бы немного отвлекает от того, где Юнги находится и за это он омеге благодарен. Все оформлено в светлых тонах, как раз в стиле Джина. – Проходи, Юнги, – слегка улыбается омега, садясь за стол, на котором до прихода Юнги собирал какие-то документы. Юнги сел в кресло, в котором снова казался слишком маленьким. Как сказал Джин, эта хрупкость Юнги только на руку. – Ты много трудился, Юнги, – сразу переходит к делу омега, начиная копаться в ноутбуке, провожаемый тяжелым взглядом Юнги, – я думаю, ты уже давно мечтаешь избавиться от этого, верно? По приподнятому уголку губ Джин понял его ответ. – Те, кто повыше отдали распоряжение, что ты можешь приступать к прямым действиям. Юнги молчит. Слова звенят в ушах, и этот звон липким чувством оседает в груди. Джин очень мягко выразился, когда сказал «мечтаешь избавиться от этого». Юнги готов исписать все свое тело именем того самого «объекта» и ножом исполосовать каждый миллиметр, только бы выжечь из себя этого человека, то, что он должен с ним сделать. Юнги из-за него должен стать убийцей. Он уже стал из-за него таковым, готовясь к главному убийству и тренируясь на других. Он ведь даже не знает, в чем виноват этот объект, Юнги где-то там, на задворках его души даже жалеет человека, которого он должен уничтожить, но в нем к нему больше ненависти. Из-за этого человека жизнь Юнги стала невыносимой. Джин ему прямо сказал, что Юнги был взят только ради этой миссии. Все, чему он подвергается, только ради того, чтобы убить этого объекта. Это из-за него Юнги стал таким, точнее почти престал быть собой. Поэтому он живет только ненавистью к человеку, которого не знает, и который единственный занимающий в жизни Юнги такое место. Юнги себя сам за это ненавидит, потому что питает это чувство к возможно невинному человеку. К тому, кто, по крайней мере, Юнги ничего плохого не сделал. Сделал, будучи его целью. – И что теперь? – Юнги все же принялся мять пальцами края толстовки, его еще к таким действиям не допускали. – Уничтожить цель, – спокойно говорит Джин, глядя ему в глаза. Юнги молча обдумывает, понимает, как ему это отвратительно делать, как это волнует, ведь это единственный способ выбраться отсюда, как сложно это будет сделать. Джин видит в его глазах, давно ставшими равнодушными, растерянность. – Это скоро закончится? – с нотками безнадежности. – Любой конец ведет к началу, Юнги.

***

Кабинет Нэта находится на том же этаже, в отсеке группы быстрого действия. Чимин, тоже блондинистый омега, занимает на базе положения взломщика, то есть хакера. Зайдя в помещение, полное компьютерным оснащением, Юнги улыбается другу, который с кружкой кофе на столе, копается в компьютере. – Поздравляю, – завидев Мина, поворачивается на кожаном стуле к нему с легкой обеспокоенностью, но улыбкой на лице Нэт, – ты, наконец, сможешь избавиться от него. – Сам в это веришь? – Юнги валится на кресле рядом, бросая грустный взгляд на экран одного из множества мониторов в кабинете. – Ею только и живем, – так же грустно выходит. Чимин задумывается, смотри напряженно и пододвигается ближе, – Ты ведь понимаешь, что это сделать будет практически не возможно. Омега в ответ усмехается. – А другого пути у меня нет, Нэт. – Очень смешно, – хмурится омега, – Чонгук самый защищенный человек этой гребаной страны. Ты много тренировался, ты отличный боец, но тебе не справится с ним, – напряженный взгляд Чимина добавляет Юнги еще больше осознания своего безвыходного положения. – Спасибо что веришь в меня, – саркастично хмыкает, уводя взгляд и легко хлопая себя по бедру, расправляя несуществующие складки на джинсах. – Я в тебя верю, – осторожно подмечает Чимин, уводя взгляд под пушистыми ресницами в сторону, – но я в цифрах разбираюсь, – кивает на монитор компьютера, за которым сидел, – самое меньшее число в компьютерной среде ноль. Так вот, у тебя шансов даже столько нет. Юнги видит сильную обеспокоенность друга, он всегда любил в нем эту здравость мышления, но сейчас она ему не совсем помощник. Юнги давно осознал, что его кажется, записали в ряды камикадзе, но черта с два, омега себя так просто на исход не пустит. Не для этого он все это вытерпел. Мин не уверен, что сможет после всего этого нормально жить, но жить, по крайней мере, он хочет. Пусть все кажется серым, пусть не за что ухватится, но Юнги еще лихорадочно пытается сохранить желание найти надежду, даже если ее и нет. – Тогда буду идти на врага со своим минус ноль, – встает с места Юнги и плетется на выход, – если я могу его назвать таковым, – у самой двери поворачивает голову к Чимину, который не спускает с него сожалеющего взгляда. С сегодняшнего дня Юнги будет пытаться разрушить судьбу своего «врага», превращая себя самого в такого же.

***

– Бей сильнее! – говорит своим бархатным голосом черноволосый омега, кожа которого приобрела влажный блеск от тренировок и волосы которого стали совсем влажными. Они, кстати, собраны черной повязкой, от чего взгляд становится еще более выразительным, режущим. Широкие черные полуспортивные-полувоенные штаны скрывают длинные стройные ноги, а пальцы, сжатие в кулаки обещают скорую госпитализацию. – Хочешь, чтобы я тебе что-нибудь сломал? – тяжело дышит Юнги, согнувшись и опираясь ладонями о колени. Юнги же челку со лба ни в коем случае не убирает, пусть она уже стала влажной и липнет ко лбу. Тэхен не жалеет. Юнги готов поспорить, что омега бы легко уложил армию, потому что с таким отсутствием милосердия во время тренировок по-другому быть не может. Тем не менее, Мин ему за это весьма благодарен. Поблажки ему не нужны, его жалеть, как сказал однажды сам Тэхен, никто в настоящем бою не будет. А еще добавил, что пусть Юнги на свою сущность не рассчитывает, так как, когда придет время всех «валить» никто Мину в штаны не полезет и проверять, омега он или альфа, не будут. Юнги согласен с этим. Поэтому усердно тренируется и не жалея отдается в бою почти что до потери пульса. Сегодня уже четвертый день спустя подачи «зеленого сигнала», Юнги работает над планом, но как сказал Ким, тренировку никто не отменял. Тем не менее, если тогда он дрался на полную, сейчас он выглядит каким-то помятым, что глаз Кима конечно замечает. – В чем дело? – с искренней заинтересованностью задал вопрос Тэхен, подходя ближе и пытаясь отдышаться, что ему, кстати, дается легче, чем Юнги. Омега отличается крайней серьезностью, но Юнги и друзья Тэхена знают, какая адская смесь в нем бурлит. – Ничего, – выдыхает Юнги, глаз не показывает, – мне нужно, – замолкает, пытаясь подобрать правильный ответ, – нужно просто собраться. Тэхен лишь пару мгновений рассматривает его лицо, пытаясь угадать причину, но искать долго и не приходится. – Не бойся, – кладет руку на плечо, заставляя Мина поднять на него глаза, – если тебе страшны враги, а бежать некуда, тога беги прямо на них. Юнги не уводит взгляд, выдавая улыбку более обнадеженную, чем обычно. Юнги прекрасно свои силы знает. Знает, что силен, что обучен, что провел столько времени за подготовкой к этому, но то, на что идет, можно назвать верным самоубийством. Он может ведь даже не успеть сделать задуманное, что в принципе будет в плане морали не таким уж плохим исходом, но что с учетом потраченных ради этой цели годов будет весьма несправедливым. Юнги иногда бросает взгляд в окно, что в конце учебного зала. Привлекательная перспектива, только не смотря на сломленную жизнь, не желание утерять ее у него все же еще живет. Тэхен бы дал ему за такие «слабые» мысли пощечину, и это в самом безобидном случае. Чимин бы добавил. Мысль о друзьях вызывает улыбку на лице Юнги, уже более светлую, что провоцирует улыбнуться и Тэхена в ответ. – Давай, – хлопает совсем «легонько» в грудь Юнги, пятясь назад, призывая его кивками пальцев к себе, – беги на меня, на врага, – Ким принимает боевую позицию, выставляя кулаки вперед. То, с какой силой и мощью он это делает, не смотря на то, что омега и что руки у него тонкие, вызывает желание убежать. Испепеляющий, горящий огнем взгляд угольных глаз показывает, что за боец перед Юнги, и что победить его шансов равно… сколько Чимин там говорил у него шансов? Только Юнги боец не хуже, может еще не настолько профессиональный, но все равно прекрасно освоивший боевое искусство. – Ты больше сам себе враг, Ким, чем мне, – с ухмылкой подходит ближе, готовясь нападать. – Вот как? С чего такие выводы? – разворот, выпад ногой, желая попасть в голову. Юнги ловко уходит от удара. – Я видел тебя с Лэйном, – Юнги уклоняется, поддается вперед, назад, нападает, порхает по залу, пока Тэхен не жалея пытается нанести сокрушающие удары, – с ним можно иметь что-то обще только в случае, если ты сам себе враг. – Он сам полез, – на миг остановился Ким, легко разводя руками в стороны, тут же нападая. – В таком случае должен спросить, жив ли он? – усмехается омега, ударяя ногой по колену Кима, от чего тот на миг показывает гримасу боли, но из-за давно полученной профессиональности и привыкший к физической боли, на колено не падает, уклоняясь от тут же обрушившейся на него попытки ударить в голову. – Цел, – просто отвечает Ким, продолжая уклоняться от разошедшегося Юнги. – Я вообще не представляю, какой альфа может быть рядом с тобой, – выдает Мин, уклоняется от очередной попытки Кима заездить ему по голове, оказывается на полу, подбив Тэхена по ногам. Тэхен среагировал молниеносно, тут же вскочив со спины на ноги без помощи рук, а Юнги, который попытался напасть на него, пока омега был на полу, оказался отшвырянным в сторону с помощью ног Кима, которыми он уперся ему в живот. – А что со мной не так? – хмурится Тэхен, но понимающая лукавая улыбка тут же появляется на его лице. – Тебя не приручишь, – улыбается Юнги, ходя вокруг Тэхена, пока тот не сводил с него взгляда. – Разве смысл любви в том, чтобы один приручил другого? – Приподнимает бровь омега. – Не совсем, – уже тяжело дышит Юнги, пытается нанести удар в живот, но Тэхен отбивает, отбрасывая в сторону, – но с твоим характером ты никому кориться не будешь. – Я вообще-то сам лапочка, – говорит и немного заскалившись, желая нанести сильный удар, бросается на Юнги, делая выпад ногой на уровне плеча омеги. Юнги не успевает среагировать, почти увернувшись, но все равно свалившись на пол вместе с Тэхеном, который не отстает, седлает его, замахиваясь и желая ударить в лицо. Юнги пытается уйти от ударов, перехватывает кулаки, правда один раз все же больно получает по носу. – А что на счет тебя? – вырывает свою руку из хватки Юнги и бьет в живот. Юнги кашляет, но у него нет времени на передышку. Тэхен ему уже это как-то говорил, поэтому омега снова перехватывает руки Тэхена. – А что на счет меня? – Сдавлено получается из-за боли в животе. Они так и лежат, Юнги на полу, Тэхен на нем, и пытаются отдышаться. – Я тебя вот ни с кем не вижу, – через выдохи говорит Тэхен. – И вряд ли когда-нибудь увидишь, – у Юнги усмешка разбитая, лоб весь мокрый. – На миссии не заканчивается жизнь, Юнги, – уже более серьезно говорит Тэхен, сглатывая. – А что потом? – Уедешь, заведешь семью, – говорит на полном серьезе, пусть подобный расклад точно Юнги не подойдет. – А потом? – Не знаю, семья, дети, – Тэхену самому кажется, что он рассказывает о каких-то небылицах. Но так ведь другие омеги тоже делают. Другие. Но не такие. И не те, кто живут одними миссиями. Юнги слушает его с легкой дружеской улыбкой. Тэхен хочет обнадежить, Юнги это понимает. – А она будет? – Что? – приподнимает брови Ким. – Жизнь, – говорит с легкой насмешкой, а в голосе столько горечи, что Тэхен на миг теряется. – Не волнуйся, – Юнги, с очаровательной улыбкой уловив момент, бьет в лицо, сбрасывая Тэхена с себя, – то, что будет после, – встав, струшивает со штанов несуществующую пыль Юнги, идя к двери, – может быть только в случае, если меня на месте не пришибут.

***

– Все что мне нужно, это добраться до него, пока ты будешь отвлекать всю его свиту, – тычет пальцем в планшет, на котором открыта схема здания, и поднимает внимательный взгляд из-под челки на Чимина, который тоже склонился над экраном, сидя рядом. – Так говоришь, будто это рас плюнуть, – хмурится Чимин, заглядывая в планшет, а длинная серьга в ухе отблескивает яркими камушками. Они вместе с Тэхеном сидят в кафе в центре города, каждый из них одет в обычную гражданскую одежду. Чимин в белой широкой шелковой рубашке, ноги обтягивают светлые джинсы, и видеть его таким, равно увидеть серенное сияние на небосводе в Сеуле. Что Тэхен, что Юнги прекрасно знают Чимина и то, что одеваться красиво он любит, а так же знают, что он очень часто не вылазит из своей «служебной» одежды. Речь о черных толстовках, капюшонах которые он с головы не снимает и объемных полувоенных штанах из плотной ткани. Чимин каким-то волшебным способом соединяет в себе военный, уличный стиль с нежным, полным шарма и выглядящим роскошно. Но если первый вариант с Чимином словно синоним, то второй редкость, но глаз отвести невозможно. В доказательство можно указать на не одну пару глаз посетителей кафе, которые взгляда с него и не сводят. – С ним будет целая армия. Он так себя ведет, словно он президент этой страны и на него только и делают, что покушаются, – как-то раздраженно выходит у Тэхена, который мучает в руках карту с меню кафе. На Тэхене черные брюки и черная просторная рубашка, в ухе тоже маленькая серьга. – Вообще-то оно так и есть, – хмыкает Юнги, прокручивая схему и увеличивая на ней какое-то место. Юнги, как всегда, в неизменном худи, черных джинсах, глаза под челкой, на голове капюшон. Юнги свой стиль в зависимости от места нахождения не меняет. Не смотря на то, что Юнги Чонгуком живет уже который год, знает он о нем немного. Чон Чонгук молодой двадцати четырех летний альфа, и Юнги не преувеличил, когда сказал, что Чонгук чуть ли не президент. У альфы есть свое место в парламенте, вот только место это не официальное, но всем прекрасно известно, что Чонгук является главным «спонсором» большинства проектов, которые правительство воплощает в реальность. Чонгук вкладывает немало денег, чтобы быть как можно ближе к власти и дошло до того, что чтобы ни делалось в совете, Чонгук обязательно это знает и его слово весит намного больше, чем кого-либо другого. Так же Юнги известно, что у Чонгука есть своя военная сила. Альфа имеет такую же военную базу, о которой мало кому что известно. Юнги известно то, что на ней так же занимаются какими-то научными исследованиями, как и на их базе, и что омеге точно известно, так это то, что база эта точно у них не в союзниках. Юнги трудно сказать, кого он подразумевает под словом «их», но это те, кто забрал его. «Сокол» можно назвать конкурентами базы альфы, если не врагами. Конкуренция состоит в количестве силы, а так как в стране база Чонгука и «Сокол» являются единственными частными, тогда как остальные предлежат государству, правда сильно им уступают, врагов других, чем друг у друга, у них нет. В принципе это все, что рассказал ему Чимин из найденной информации. – Вот, – Чимин вдруг полез рукой в карман джинсов и достал оттуда маленький квадратный листик, похожий на фотографию. Юнги сразу понял, чья она. Омега берет ее в руки и напряженно рассматривает, даже слегка откинув челку в сторону. Там тот, из-за кого жизнь Юнги превратилась в ужас. Он еще ни разу не видел его, Чимин сказал, что только сейчас их люди смогли заснять Чонгука. Это сделать сложно, так как альфа, во-первых, тоже часто носит маску, а во-вторых, подойти к нему на близкое расстояние не получается. На фотографии он видит черноволосого альфу с режущим взглядом. Чонгук в черном костюме, кажется, стоит возле своей машины, ожидая кого-то. Рядом конечно стоят его люди. Он всегда ими окружен. Юнги не понимает, что за чувства внутри него разрастаются, когда он смотрит на этого альфу. Что-то волнующее, неприятное, совесть осторожно прикасается хрупкими пальцами к сердцу, начиная жечь. – У него есть семья? – Прячет фото в карман, решая, что рассмотрит позже. Почему он задал этот вопрос, Юнги, кстати, тоже не знает. – Нет, – кивает отрицательно Чимин, – ни омеги, ни мужа, ни детей. Юнги криво улыбнулся. Хотя бы это спасает ситуацию. – Он одинок, – говорит Чимин, пока Тэхен большими внимательными глазами слушает его, посасывая из соломинки какой-то коктейль. Сейчас он очень даже смахивает на хрупкого омегу. Обман века. – Когда Чонгук будет в главном зале, я должен буду каким-то невозможным образом подлить ему в бокал ту хрень, что ты для меня достанешь, – кивает на Чимина Юнги, – это самый лучший способ для меня, – обнадежено говорит омега, откидываясь на спинку стула. Так хотя бы он не должен будет стрелять, вонзать ему меж ребер нож. – А если не выйдет? – осторожно и напряженно интересуется Чимин. – Тогда буду действовать по-другому. Парни замолкают. Юнги почему-то нервно улыбается, осознавая, на что он идет и как это все абсурдно. Он не нормальный, но кто дал ему возможность выбрать другое? Последующие дни Юнги готовится к часу Х и усиленно тренируется. С каждым мгновением становится все труднее, а фото, что дал ему Чимин все чаще оказывается выуженным из кармана. Зачем он смотрит? Юнги не знает, но он долго рассматривает глаза «объекта» и осознает, что они точно принадлежат человеку не хорошему. У Чонгука взгляд такой, что смотреть страшно. Жестокий, холодный, пронизывающий. Юнги ночью спать не может. Он просыпается каждый час весь в холодном поту, слышит сначала отголоски криков тех, кого лишил жизни до, и видит глаза того, у кого хочет отобрать ее в будущем. Омега долго сидит в тишине и мраке, пытается отдышаться и унять тот ужас, который разливается у него по венам. Юнги тяжело поднимается с кровати, плетется в ванную в одних шортах и белой футболке. Включает свет, дрожащими руками наливает в кружку, что прихватил с собой из кухни, воды, отпивает, а кажется, все внутри сжимается, словно он не имеет права найти утешение даже в этом. Снова разбито усмехается, опираясь рукой о край раковины. Он помнит каждый молящий и ненавистный взгляд, помнит, как сам жмурился от ужаса и все равно нажимал на курок. Каждый крик, каждую царапину на своей руке, оставленную теми, кого он душил, и кто пытался остановить это, раздирая кожу омеги. Юнги смотрит в зеркало на стене, а оттуда на него глядят полные тихого ужаса глаза, в них дикий крик о помощи который никогда не вырвется наружу. Все внутри на грани, губы подрагивают, ужас, страх, ненависть к себе и чужой вой сводят с ума и Юнги хочется разодрать на себе кожу. Омега резко отбрасывает в этой оглушающей тишине кружку в сторону стены, слышит, как она разбивается на соколки, а почему-то хватается судорожно за ткань футболки там, где сердце. Он уверен, что этот треск издал не керамический материал, а то, что под грудиной. Дыхание сбивается и в этой кромешной тьме он один. Руки так никто и не протянул. Юнги лихорадочно ищет ее во тьме, но не находит. Словно раздосадованный этим, хотя прекрасно знающий, что по-другому и не будет, омега сначала плетется на выход, а потом ускоряет шаг, решив подарить себе минутное «избавление». Он начал истязать себя подобным способом уже давно. Омега находит в кухне в шкафчике свой нож, тот, который он часто использует для «дела». Хватает его, нервным движением выдергивает из-за стола стул, садится на него, поворачивая левую руку внутренней стороной вверх. Подрагивающей рукой держит за лезвие, чем режет и ее, надавливая металлом на кожу, чем терзает вторую. Пару мгновений спустя движения срываются и становятся слишком обрывчатыми. Он хаотично полосует самым кончиком, чтобы не было слишком глубокой раны. Его ведь ждет задание, на котором он должен быть полностью дееспособный. Челка висит внизу из-за опущенной головы, а по руке, которая уже измазана кровью, течет что-то прозрачное, горькое. Кажется, это слезы. Юнги их не заслуживает, даже в этом не имеет право искать утешения, плачет из-за этого осознания еще сильнее, при этом плач наружу не выпуская, закусывая до крови внутренние стороны щек. Задание. К черту его, Юнги давит сильнее, боль адская, но внутри хуже. И когда уже лезвие рвет до невыносимой боли, Юнги останавливается, обрывчато дыша, бегая лихорадочными глазами, полными дикого отчаяния и боли. Хочет разрыдаться, уже на грани этого, но не позволяет себе такого, отбрасывая нож в сторону, оседая на колени, и тихо плачет, опустив голову на одно подогнутое. Никто его плача не услышит, он плачет так безмолвно, что даже сам его не слышит. Юнги стоит перед зеркалом, поправляет манжеты черного пиджака, осматривает себя уверенным взглядом. Ему идет, но не его. Юнги сегодня в официальном костюме, так как вечером у него поход в оперу. У омеги трясутся от нервов руки, взгляд потерял на какое-то время эту безразличность. Сейчас он, в этом накатывающем страхе кажется человеком. Даже самому себе. Потому что на него смотрит тот Юнги, которого притащили на базу и который был совсем незащищенным, испуганным. Со временем он стал другим, точнее сказать, и без того закрытый в себе омега стал заперт ото всех и всего. Джин настоятельно просил убрать с глаз «это», чем обозначил вечно их прикрывающую челку, но Юнги молча, одарив его угрожающим взглядом, запретил с ней что-то делать. До вечера еще четыре часа. До убийства еще осталось каких-то четыре часа. До свободы, до полного самоуничтожения. Тем не менее, это уже третий раз, что Юнги одел костюм. Нужно занять себя чем-то. Костюм, в котором он запятнает себя кровью еще одного человека. Это будет последний раз, хотя, возможно на дорогой ткани окажется не кровь альфы, а его собственная. Снова сняв с себя костюм, стоит в одной футболке и нижнем белье, осматривает бесцветным взглядом комнату. И с ней он сегодня расстанется. Он сегодня расстанется со всем что до, только вряд ли Юнги забудет и сможет с таким грузом ринутся в после. У Юнги очень бледная, аристократически отблескивающая жемчужной пылью кожа. Глаза месяцы подкрашены черным – тоже заслуга Джина. Юнги спросил у него тогда, когда омега пришел помочь подготовится, принес костюм и дал пару наставлений, зачем ему все это. Зачем так наряжаться? Ему противно от себя самого, от того, что он собственными руками подсыплет в бокал ни о чем не подозревающему молодому альфе яд. Он сделает пару глотков и все, мир прекратит для него существовать и этому будет заслуга Юнги. Конечно, омега задал Джину только первый из вопросов, на что получил объективный ответ: людей, похожих на подростков в уличной одежде в оперу не пропустят. Юнги лишь усмехнулся. Когда Джин уходил, он обернулся на омегу, что неуверенно держал в руках рубашку от костюма, смотря так загнанно и уже не в силах скрывать этого взгляда. – Беги, Юнги, – дал он тогда дружеский совет, – как только у тебя удастся (если удастся), тогда со всех ноги убегай с этой страны. – Может мне лучше планету сменить? – хмыкнул со смешком Юнги, осознавая свою безнадежность, но все равно питая надежду, что сможет. – Боюсь, даже это тебя не спасет, – вдруг совсем серьезно сказал омега и ушел. Юнги стало страшно. Сейчас он осматривает взглядом комнату и понимает, что скучать по ней он не будет. Единственные, по ком он будет скучать это его настоящие друзья – Чимин и Тэхен. Они, кажется единственное настоящее, что есть в его жизни. Вот он слышит звонок в дверь. Ждет, пока прозвучит еще один, что подольше, а потом совсем долгий. Юнги тут же идет открывать дверь друзьям, зная, что таким образом в дверь звонит только Чимин с Тэхеном. Меры безопасности. Перед этим омега одел на себя легкую кофту и, конечно, штаны. Парни проходят на кухню, они принесли Юнги торт. Юнги же, сидя за столом и молча буравя взглядом лакомство почувствовал, что платину сейчас может сорвать. Тэхен с Нэтом, которые сидели друг возле руга напротив Юнги сожалеющими взглядами переглянулись. Мин любит сладкое, очень, поэтому его Чимин иногда называл Шугой, на что Юнги, кстати, не злился, а совсем мило усмехался. Они часто так делали, когда у них было свободное время. Юнги осознает, что они двое единственное, за что Юнги еще цеплялся, что давало ощущение жизни. Только с ними он выходил вечером в парк, Тэхен что-то рассказывал о фильме, что посмотрел неизвестно, сколько лет тому назад, а Чимин, пихая его в плечо, возмущался, закатывая глаза и смеясь, что Ким этот фильм пересказывает уже в сотый раз. И все равно все слушали. Юнги только тогда было спокойно, и тихо идя рядом возле друзей, он начинал едва улавливать то чувство, которое наверняка ощущал до. До того, как потерял память. До того, как проснулся в аду и до того, как вся его жизнь стала им. Тогда он молчал, боясь, что сорвется, прикасаясь к чему-то, что давало ему ощущение нормальной жизни. Жизни, в общем. Тэхен это видел, поэтому, не смотря на всю свою серьезность, много шутил, отвлекал, а Юнги смотрел с благодарность, правда, во взгляде было столько горечи, что Тэхен за него боялся. Юнги не знал счастья в своей жизни. Он хотел, омеге не хотелось видеть себя в образе жертвы, что лишь изнывает и не ощущает радости. Но так ведь и вышло. Нельзя жить счастливо, утирать слезы счастья руками обагренными кровью. Юнги так не может. Как он может радоваться чему-то, когда каждую ночь слышит дикие крики, а с недавних пор и глаза, от которых кровь леденеет. Тем не менее, с этими двумя он ощущал себя человеком и сейчас, осознавая, что возможно он их больше не увидит, ломает кости. Они немного молчат, понимая это, а потом Чимин со свойственным только ему очарованием тянет на себя уже открытую коробочку с тортом, приговаривая: – Раз никто не хочет, тогда я съем все сам. – На ком-то скоро будет трещать военная форма, – усмехается Тэхен, глядя в глаза Юнги. Тот не может не улыбнутся. – Что ты несешь? – с набитым кремом ртом пытается выговорить хмуро Чимин, – Я идеален. – Какой скромняга, – говорит с прищуром Ким, пододвигая коробок к себе под возмущенный взгляд Чимина, – видел бы ты как он выпендривается в Лёпри*, – поддается вперед к Юнги с заговорщическим взглядом. – Я хозяин заведения, как иначе? – удивленно разводит руками Чимин, с лукавой улыбкой поправляя челку. – Ты играешь в своем же казино, – скептично приподнимает бровь Тэхен, – сидишь с картами в руках и подмигиваешь всяким дуракам, а они ведутся. Чимин за секунду хмурит брови, мстительно и легко тычет кусочком торта, что держит пальцами, в нос Тэхену, пачкая его кремом. – Я повышаю заработок своего детища, – серьезно подмечает Чимин, а Тэхен недовольно убирает остатки крема с аккуратного носа. – Знаю я твои заработки, – не поднимая глаз усмехается Тэхен, – подмигнешь какому-то жирдяю, а тот не в карты смотрит, а думает как тебя… Тэхен не договаривает, потому что Чимин с широко и возмущенно распахнутыми глазами по-дружески легко угощает его шлепками ладонью по животу. – Может, и мне дадите попробовать? – смеется Мин, наблюдая за этими двумя. – Бери, пока Чимин все не съел, – отбивается с улыбкой Тэхен. Юнги пододвигает коробок к себе, и, взяв со стола вилочку, начал копаться в том, что ранее было тортом и что с него сделали эти двое. Тэхен с Чимином о чем-то продолжают спорить, смеяться, а Юнги молча утыкается взглядом в коробок. Этого всего больше не будет. Он бросает взгляд на свою руку, которая закрыта рукавом легкой кофты. Тэхен, когда увидел его руки однажды, а Юнги резко увел взгляд в сторону, в котором слово мигало «не проси меня прекратить», сначала молча рассматривал его лицо, словно рассуждая, как поступить правильно. Юнги прекрасно помнит, что тогда испробовал на себе характер Тэхена. Потому что тот сначала мрачно буравя его взглядом, дал ему пощечину, но Юнги не успел ответить, хотя не слишком-то и хотел, а потом Ким со словом «придурок», рванул омегу на себя, заключая в объятия. Юнги чувствовал себя тогда нашкодившим ребенком. И не злился за пощечину, как-то робко сжав пальцами футболку на груди Тэхена. Чимин пощечин не давал, но сказал, что сломает ему руки, если Юнги не прекратит. Юнги не прекратил, и друзья это прекрасно знают, но однажды когда они были втроем, омега вспылил. Они снова начали его осуждать в очередной раз увидев новые порезы, а Юнги выплеснул на них немного своей горечи, хотя не хотел. – Что вы от меня хотите? – кричал он тогда на краю истерики, но все равно сдерживая себя, – Дайте мне заткнуть их! Чимин с Тэхеном тогда непонятливо переглянулись. – Дайте мне заткнуть голоса, – тихо, на рваном выдохе. Как бы это неправильно ни было, они перестали так наседать на него из-за порезов. Они понимали, они видели человека, который разрушается. Юнги так приносил себе ложное избавление. Отбирать у него это было бы не честно, хотя правильно. Тем не менее, Юнги старается это спрятать, Чимин с Тэхеном не умалчивают, если видят свежие следы. Омеги замечают его взгляд, как он притих, и тоже становятся серьезными. Чимин кажется с камнем на сердце достает из кармана светлых джинсов маленький пакетик с белым порошком. Не смело ставит на стол. Юнги напряженно смотрит на этот пакетик как на грязь, притронувшись к которой, испачкается навсегда. – Он не будет мучиться. Юнги вдруг криво усмехается, задавая вопрос, рад ли он этому и не будет ли мучиться он сам. – Что потом? – Задал вопрос Тэхен, на который Юнги не имеет ответа. – Тут два варианта, – начинает Юнги как-то с юмором, – либо я убиваю его и каким-то чудом смогу сбежать, после чего не факт, что от меня отстанут соколы, либо я даже не успею к нему дотронуться, как меня зашибут. Повисла тишина. – Почему они отпускают тебя? – Не может понять Ким, – Это ведь не логично. Ты хороший боец, зачем тебя отпускать? Ким рад, что Юнги позволят уйти, но он сильно боится, что все это вранье, а на деле Юнги пообещали свободу только чтобы он имел желания выполнить миссию. – Наверное, знают, что я и так уже разваливаюсь, а после Чонгука уже ничего не смогу. Юнги на это надеется. Он выполняет все с нажитой профессиональностью, но Джин сам когда-то сказал, что видит в его глазах, как омега с каждым убийством разваливается. – Я не хочу умирать, – вдруг открыто и уверенно говорит Юнги, держась пальцами за край стола и поднимая на них взгляд. – Я знаю, что не достоин жить. Знаю, что с таким количеством крови на руках жить право не имеют, но я не хочу, – омеги внимательно и с болью в сердце слушают то, чего Юнги никогда не говорил, – я проснулся уже у них, мне всунули в руку нож и, приставив к виску пушку, отдали приказ. Я просил выстрелить, – еле выдавливает из себя слова Юнги, – я слишком жаждал свободы и они, понимая это, толкнули меня в пропасть, заставляя топить себя в крови. Когда я осознал, что сделал, уже было поздно, а оклематься мне даже толком не дали, отправляя на следующее испытание. Я шел к свободе, – напряженно смотрит на них Юнги, – и кажется, по пути уже всего себя оставил. Тэхен с Чимином знают, что он не оправдывается. Юнги говорит то, что боялся сказать даже самому себе. – Я больше не буду себя оставлять на этом пути. Я не знаю, что я буду делать с этой свободой, но я к ней шел. Там, где я есть сейчас я уже не смогу. Юнги не хочет. Он знает, что уже больше жить нормально не сможет, что, скорее всего с этим грузом свалится растерзанным в агонии, но он хочет на свободу. Он хочет избавиться от возможности делать подобную работу в будущем. Хочет хотя бы иметь возможность попробовать начать жить. Поэтому помимо ненависти к себе и мыслей, что он должен умереть во время этой миссии, Юнги отчаянно желает выжить и суметь сбежать. От всех. От себя.

***

До выполнения миссии остался час. Юнги попрощался с друзьями. Чимин был мрачнее тучи, молчал, а Тэхен пытался быть обнадеживающим, говоря, что омеги все получится. Даже если он сможет уйти, встречаться они уже вряд ли смогут, так как Юнги придется обрезать любой контакт с соколами. Но, зная Тэхена и Чимина, они умудрятся с ним как-то связаться. Юнги привозят к зданию оперы и балета. Архитектурный стиль эпохи барокко зачаровывает и если бы у Юнги не выпрыгивало от страха сердце, он бы, наверное, рассмотрел здание получше. Это последний рубеж. Последнее убийство. Осознание этого обнадеживает Юнги и в то же время доводить до паники. Он осознает, что его могут убить на месте. Осознает, что может сейчас провалить то, ради чего столько готовился и из-за чего его жизнь почти провалилась. И от осознания этого немного горько, ведь ради этого он через многое прошел. Юнги себя за такое ненавидит, но провалить это задание было бы крайне не желательно. Настолько же насколько выполнить его успешно. Вдруг он обретет ее? Вдруг он сможет выжить после всего этого и обрести свободу? Может не жить, но хотя бы не отбирать жизнь у других. Омега сидит в машине, нервно теребит край пиджака. Как сказал Чимин, Юнги выглядит потрясно. Ему очень идет официальный костюм. Выразительный взгляд завораживает. Юнги выходить не спешит, следит за тем, как улицу наполняют дорогие машины, сегодня будет выступать одна известная звезда оперы. Сюда стекаются все сливки общества. Вот приехал мэр столицы, еще какие-то важные шишки. Юнги выходит. Пора. Чимин дал Юнги совет: «Когда ты зайдешь туда, ты должен блистать. Только тогда ты, возможно, сможешь подступиться к Чонгуку. Забудь на то время все свои проблемы и улыбайся так, чтобы у всех слюни текли». Юнги набравшись смелости и уверенности, пряча страх где-то глубоко, входит в зал. Так как это выступление для элиты, сначала все проходят в зал для приемов. Такое здесь происходит довольно часто. Красиво разодетые омеги, альфы в костюмах, Юнги всех их сканирует взглядом. Сейчас в нем начал действовать профессионал. Юнги многому научили, он каждый свой день посвящал лишь этому. Омега здесь многих знает. Чимин над этим хорошенько поработал. Юнги уверенной походкой проходится по залу, кому-то кивает, а когда берет бокал с шампанским, руки немного трясутся. Юнги боится найти его взглядом. Лучше бы он не пришел. С другой стороны, он уже хочет закончить этот ад. Наконец, через минут двадцать в зал проходит альфа в сопровождении еще двух. Юнги слышит, как открылась дверь, как в зал кто-то вошел, а сам омега не поворачивается, застыл на месте с бокалом в руке. Страшно повернуться. Заглянуть в глаза тому, кого должен убить и кто может сделать это много легче чем Юнги. Омега опасается, что только встретится с ним взглядом, и альфа все сразу поймет. Ужас и паника начали разливаться по крови, Юнги попытался взять себя в руки. Он в одном помещении с тем, из-за кого через все это прошел. Юнги набирается смелости и поворачивается к альфе, который уже спокойно подходит к одному из столов, подбирая бокал шампанского. Юнги тут же цепляется взглядом за это. А потом тяжелым взглядом незаметно рассматривает Чонгука. Он… Юнги трудно сказать. Ему-то и дышать трудно, стоять, и осознавать, зачем он сюда пришел. Потому что «объект», который и на фото выглядел очень привлекательно, властно пригвоздил взгляд Юнги к себе. Чонгук ведет себя непринужденно, уверенно, холодно, рассудительно. Черный костюм идеально сидит на стройной и сильной фигуре, взгляд острее клинка, которым Юнги пускал себе кровь. Почему-то такое чувство, что лезвие в этом взгляде тоже пройдется по омеге. Чонгук ни на ком свое внимание не задерживает, хотя заметно, что внимание большинства сосредоточенно именно на нем. Альфа с кем-то иногда переговаривается, рядом стоит охрана. Омега не понимает, что с ним, но он словно даже забыл, что он здесь делает. Даже страх на миг отступил, когда он смотрел в глаза, которые на него пока еще ни разу не посмотрели. Кажется, Юнги слишком долго смотрел, так как альфа это почувствовал и, говоря до этого с кем-то, с режущей ухмылкой перевел взгляд прямо на Юнги. Сердце перестало на мгновенье биться, начало вырываться их груди и самое ужасное, что омега взгляда не увел. Не смог. Чонгук словно силой заставил смотреть на себя, а в глазах сталь, режущая, осыпающаяся металлической пылью на кожу, въедающуюся в нее и прорастающей там, разрывая на части. Юнги резко почему-то плохо, шансы на победу тут же стремительно полетели вниз. Как он его победит, если не может противостоять его взгляду. Чонгук уводит взгляд к тому, с кем говорил до, и продолжает слушать. А Юнги нужна помощь врача, а еще лучше бросить все, сбежать, или просто вернутся на базу, и вручить Джину пистолет, сказав «Стреляй, я и так уже безнадежен». Юнги теряется в пространстве, пытается собраться, сначала начинает ходить, словно на сломленных ногах по залу, а потом останавливается у одного из столов. Внимательно следит за бокалом, который Чонгук постепенно осушает. Юнги пытается сосредоточиться на задании, потому что эти глаза отвлекают от всего. Чонгук на него не смотрит. Как ему к нему подступиться. «Блистай, чтобы у всех слюни текли», – вспоминает Юнги и, попытавшись взять себя в руки, идет в сторону Чонгука, цепляет пальцами бокал на столе и подходит, с каждой секундой теряя смелость, но цепляя на губы самую обворожительную улыбку, сотканную с очарования, нежности и легкой пошлости». Давно Юнги так не улыбался. Он вообще, кажется, так не улыбался, но знает, что может. Рядом возле Чона стоит мэр, и Юнги, который знает, что находится здесь в качестве «племянника» одного из членов совета, который является человеком соколов, здоровается с мужчиной, представляясь. – Мальчик мой, – улыбается ему альфа средних лет, беря осторожно за руку ниже плеча и улыбаясь, – СиДже рассказывал о тебе. Ты, кажется, учишься в Америке? Юнги смотрит только на мэра. У омеги взгляд немного нервный, но он знает, что если посмотрит в глаза Чонгуку, который стоит совсем рядом, то тут же себя выдаст. А Чонгук на него смотрит, Юнги чувствует этот обжигающий взгляд, еле его выдерживает. – Вы правы, господин мэр, – улыбается Юнги, – я приехал ненадолго. – В таком случае, удачно провести этот вечер, – так же приветливо улыбается мужчина, а Юнги про себя хочет нервно выдать смешок, зная, что вечер этот он точно проведет весело. Делает усилие и переводит взгляд на Чонгука. Внутри все сжимается, резко не хватает воздуха. – Господин Чон, – легкий кивок головой, голос чуть не дрогнул. Чонгук молчит, сморит холодно, пронзительно, на лице легкая ухмылка. – Мы знакомы? У Юнги внутри все подпрыгивает от его голоса. Он впервые его слышит. Он властный, показывающий, что этот человек привык, чтобы все делали, так как он хочет. При этом мягкий, разливающийся в груди бархатом. – А кто вас не знает? – ловко отвечает Юнги, салютируя бокалом и отпивая, не уводя взгляда от Чонгука. Чонгук к слову, тоже взгляда не сводит. – Мин Юнги, – придает голосу уверенности, ставя бокал на столик рядом. Протягивает руку для рукопожатия. Наверное, омеги должны делать более нежный знак приветствия, но он смотрит в глаза, ждет. Рука совсем немного дрожит. Юнги показалось, что Чонгук немного прищурился. Не странно, он подозрительно относится к тем, кого не знает. Чонгук не сразу пожимает руку, но когда делает это, у Юнги внутри все обрывается. Потому что Чонгук руку отпускает не сразу, взгляд становится еще более пронзительным, а пальцы на омежьей ладони сжимаются крепче. Но это была не боль. Словно альфа просто не захотел прерывать прикосновение. – Чон Чонгук, хотя мне кажется, нет смысла представляться, раз я вам уже известен, – говорит глубокий спокойный голос, а Юнги испарина на затылке появляется. Можно ли расценивать эту фразу многозначным образом? Чонгук руку отпускает, а Юнги чувствует, как она горит. Если Юнги начнет задавать вопросы, это может быть подозрительно, но Чонгук их не задает, а как-то подобраться к нему нужно. – Любите оперу? – Юнги совсем немножко отбрасывает челку в сторону, приоткрывая вид на глаза. – Не особо, – на лице Чонгука, таком серьезном, суровом, появляется ухмылка. Он замечает эти взгляды, легкие, невесомые сигналы кокетства. Неожиданный ответ. Юнги бы так мог обменяться с альфой парочкой слов об опере, о которой кое-что да знает. Что спрашивать, чтобы не вызвать подозрения? Может ничего не говорить? Юнги делает по-другому. Он поворачивается к нему спиной, желая уйти, ставит бокал, но пройдя пару шагов, не отпуская бокал из пальцев, оборачивает на него голову. У Юнги взгляд такой, что любой бы альфа за ним сорвался. Юнги внутри молится, чтобы так и было. Юнги вообще-то ни с кем раньше не кокетничал, а с альфами у него был контакт только в бою. Хотя, Юнги замечал, что-то альфы на него взгляды всегда бросают, правда, он в ответ никак не делал шаг навстречу. Юнги уходит в другой конец зала, начинает говорить с любым альфой, снова представляясь, спрашивая самые шаблонные вопросы, касающиеся предстоящего выступления, и знает, что Чонгук сейчас сверлит его взглядом. Юнги этот взгляд кожей ощущает, он ему под одежду, под кожу проникает. Вот только Юнги не может понять, почему он так обжигающее жжет. Юнги ходит по залу, бросает на альфу взгляды, Чонгук их ловит, и Юнги уже думает, что в чем-то он имеет успех. Чон отвечает на взгляды, правда выражение лица у него такое же холодное, а взгляд самого альфы почему-то вызывает ужас, а не желание флиртовать. Чонгук бокал без присмотра не оставляет. Скоро должно начаться выступление, у Юнги уже начинается легкая паника, нужно спешить. Юнги видит то, что заставляет занервничать. Чонгук оставляет бокал на столе и, кажется, собирается заходить в зал для выступления. Уходит его возможность найти свободу. Следующего шанса он может уже не иметь. Чонгук крайне редко появляется на людях, да еще с таким малым количеством охраны. Хотя, Юнги уверен, что на улице альфу точно ждет еще с десяток людей. Юнги лихорадочно думает, что сделать и наконец, решившись на безумие, ускоряет шаг. Подхватывает еще один бокал, незаметно высыпает в него содержимое его кольца, что на безымянном пальце. – Господин Чонгук, – догоняет его Юнги, и альфа оборачивается к нему, пока остальные потихоньку уже начинают покидать зал. Чонгук не спрашивает «Что вы хотите?». Он молчит, внимательно и как-то отталкивающее смотрит, ожидая, что омега скажет. – Вы не против, если мы скрасим сегодняшний вечер и последующую ночь компанией друг друга? – Юнги внутри горит от стыда. Он ему прямо говорит в глаза, что хочет провести с ним ночь. Но, тем не менее, смотрит серьезно, уверенно, не желая вызвать подозрений. Чонгук на удивление не отвечает резким отказом, лишь рассматривает пару мгновений его лицо и уголок его губ приподнимается. Юнги от этой улыбки дышать трудно. – Вы очень смелый омега, – говорит с усмешкой Чонгук, и бросает взгляд на бокал, который Юнги держит, но не отпивает. Юнги понимает, что это выглядит подозрительно. – Вам такие не нравятся? – Пытается улыбнуться Юнги. – А вам есть до этого какое-то дело? – Немного резкий вопрос, но Юнги выстаивает и это. – А разве не видно, что меня это интересует? – Юнги непринужденно вертит бокалом, замечает, что Чонгук как-то с подозрением на него косится. Чонгук внимательно смотрит ему в глаза, Юнги ему улыбается и протягивает элегантно бокал. Внутри что-то дергается от ужаса. Чонгук не принимает. Смотрит, доводит этим омегу до тихой паники, но бокал не принимает. И Юнги прекрасно понятно, почему. На альфу наверняка уже пытались покушаться. Он осторожен, подозрителен и омега, который крутит в руках бокал, но из него не отпивает, а потом предлагает альфе, вызывает подозрения. Это последний рубеж. Юнги вмиг мрачнеет, в голове вдруг начали тихо отзываться голоса, кричащие доводящие до ужаса и Юнги в стразе, что они снова буду его мучить, что это не прекратиться, с мрачным выражением, но попытавшись улыбаться, слегка трясущейся рукой, сделав решение, подносит бокал к своим губам. Не сразу делает глоток, но с ужасом и отчаянием решает. Что он эту гребаную миссию выполнит. Он еще поживет на пару минут дольше, чем альфа, потому что он отпивает сверху, а концентрация вещества ближе к дну бокала. Он выполнит это задание, потому что всю жизнь к этому готовился, потому что из-за него убивал других. Он резко ощущает к альфе злость, понимает, что это немного не честно. Юнги себя ненавидит, он убить собирается человека. Но делает пару глотков, утирает капельки с губ и под пристальный взгляд Чонгука, протягивает ему бокал. И Чонгук принимает бокал. Отпивает, а в глазах в Юнги словно мигает «Пей, вдовеем скончаемся. Я слишком долго жил ради тебя, ради тебя и умру» Чонгук отпил, Юнги прямо следил за тем, как двигался кадык альфы в такт глоткам. – Жду вас у выхода после выступления, – сказал Чонгук и, допив до конца, ушел со своими людьми в зал. Юнги не сразу пошел за ним. Он разбито смотрел на бокал и понимал, что он оборвал свою свободу. В этом виноват Чонгук, пусть вины на нем нет. Юнги же оборвет ему жизнь. Идет выступление, омега на сцене красиво поет, все вокруг слушают, упиваются пением, а Юнги мысленно прощается с друзьями. Он не сел возле Чонгука, а тот и не позвал сесть рядом. Омега нервно бросает взгляд на его затылок, чувствует боль в животе, и теперь уже не очень может себя контролировать. Что он сделал? Он убил себя. Добровольно. Он убил альфу, который ему по сути ничего не сделал. Юнги нервно теребит край пиджака, растеряно рассматривает зал. Тут все улыбаются, а Юнги хочет дико закричать от ужаса. Потому что ему осталось совсем немного, потому что альфе осталось столько же. Теперь чувство ненависти к самому себе растет с бешеной скоростью, и он уже чувствует как глаза стали влажными. Ему хочется шептать «прости», потому что он убил. Он подло подступился ближе и убил. Крики в голове стали громче и ему становится так плохо, что он хочет приложить руки к ушам, только бы их не слушать. Он вдруг вспоминает, каким человеком он был до того как они сделали с него убийцу. Юнги улыбался чаще, был ранимым, пугливым немного, но очень смелым и очень любопытным. Ему зарыдать хочется от осознания того, что он таким хочет быть, но кровь на руках не позволяет. И сейчас, впрочем, как и всегда, Юнги сожалеет, плачет от того, что причинил зло. Он всегда это сожаление пытался засыпать равнодушием, которое с каждым мгновением все больше к нему приживалось и вместе с тем трескалось по швам. Он нервно лезет пальцами под рукава пиджака, начинает раздирать ногтями свежие раны, чувствуя кровь под ногтями. Не помогает, паника и желание завыть разрывает. Но, почему Чонгук не показывает никаких признаков того, что ему становится плохо? Юнги нервно наблюдает аз ним, а тому словно ничего нет. Юнги продолжает расчесывать раны, вызывая удивление у сидящих рядом людей. Выступление идет, Чонгук никаких признаков плохого самочувствия не проявляет. Юнги начинает уже бояться и за это. В голову приходит ужасная мысль. А вдруг дилер, у которого Чимин купил порошок, обманул? Но вот Чонгук начинает гладить ладонью по груди, словно ему трудно дышать, расправляет ворот рубашки пошире и наконец, встает, идя в уборную. Охранник, один из них, идет за альфой, а второй остается в зале. Юнги нервно следит за ним взглядом, и, боясь, что прошло не подействует, как нужно, чтобы наверняка, идет в уборную за Чонгуком. Один выстрел и гарантия будет стопроцентной. Омега проходит к уборной, сердце отбивает в висках. Он ненормальный. Он себя ненавидит за то, что убивает, но идет сделать так, чтобы быть уверенным в успешном выполнении задания. Омега видит возле двери уборной альфу, что ожидает Чонгука. Юнги нервно сжимает кулаки, начинает немного пошатываться, делая вид, словно выпил больше чем нужно. Проходя мимо альфы, спотыкается о свои же ноги, точнее делает вид, что спотыкается и падает тому прямо в руки. – Простите, я немного выпил, – начинает пьяно бубнить омега, а альфа помогает встать на ноги, но в следующую секунду вздрагивает. Юнги жмурится, не сразу отстраняется, а когда делает это, то в груди альфы виднеется след от выстрела, из которого стремительно вытекает кровь. Юнги выстрелил через пиджак, ловко просунув руку под его полы и нажав на курок уже готового пистолета. Мужчина в молчаливой агонии падает на пол, а Юнги стеклянными глазами смотрит на еще один свой поступок, отбирающий возможность назвать себя человеком. Еще немного смотрит на него, осознавая, что у этого альфы наверняка есть семья, и, постаравшись себя этими мыслями не уничтожить, поднимает взгляд на двери. Нужно спешить, у него времени осталось не много, скоро яд возьмет свое. Юнги прокрадывается в уборную, заглядывает и видит, как возле раковины спиной к нему стоит Чонгук. Он опирается руками о края раковины, Юнги понимает, что ему плохо. Зайдя тихо внутрь помещения, видит как альфа замер, услышав его, но к нему не поворачивается. Только поднимает взгляд, глядя в зеркало, и видит Юнги, у которого дрожат губы. Он медленно поднимает руку с пистолетом, целясь в альфу. Чонгук усмехается, выпрямляется и спокойно утирает руки о бумажное полотенце, что рядом. – Передумал скрашивать мою ночь своим присутствием? – Поворачивается к нему альфа, – Не обязательно вытягивать пушку, мог и так сказать. Юнги на краю срыва, у него дрожит пистолет в руке, глаза влажные, и сейчас скалывается такое чувство, словно это омега жертва, а Чонгук, что смотрит так уверенно, без малейшего страха, его охотник. – Ты не сможешь провести эту ночь ни сам, ни со мной, – сдавленно говорит омега, удобнее перехватывая пистолет, – как и я. Чонгук смотрит так е бесстрастно, складывая сильные руки на груди. – От чего же? Юнги пару секунд молчит и вдруг выдает: – Чонгук, – он сказал это даже мягко, словно пробуя его имя на вкус, – ты стал моим адом. Я так больше не могу. Я человек. Я хочу им быть, а пока жив ты, у меня этой возможности не будет. Юнги больно все это говорить, он ощущает себя ужасным, ничтожным, но каждое слово столько же правда, сколько несправедливость. Чонгук молча, с ледяным холодом в глазах подходит медленно ближе и каждым шагом альфы у Юнги все меньше смелости нажать на курок. Чонгук становится почти впритык к дулу пистолета. – Стал твоим адом, говоришь? Разве человек направит на человека пистолет, даже не зная его? Юнги получил больную образную пощечину от этих слов. Все его планы обрести нормальную жизнь, попытаться жить с тем грузом, что он обрел, с треском начали проваливаться от одной фразы альфы. Юнги опускает разбитый взгляд, кажется, даже не боится, что Чонгук может выхватить пистолет из его руки. Чонгук смотрит на него пронзительным взглядом, словно пытается просканировать его, выведать, что внутри. Видит, что омега, кажется, разваливается, на куски тут готов осыпаться, на него внезапно весь его груз свалился. Кажется, он прямо здесь готов дать себя на растерзание, но через миг Чонгук видит, как омега глаза поднимает, и в них желание жить. – Прости, – вдруг рвано и точно искреннее говорит Юнги, и за секунду до громкого выстрела у Чонгука на миг меняется взгляд. До громкого выстрела… Которого не было. На миг повисает тишина, у Юнги от ужаса расширяются глаза, а на лице Чонгука расцветает адская усмешка. Юнги на курок нажал, только выстрела не было. Точнее он был, Юнги отчетливо его слышал. Только, кажется, это у него в груди затрещало.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.