Oscuro

      Прохладно.       Капли ночного дождя с большой скоростью скатывались по окнам машины, не давая мне разглядеть другую, бедную сторону Мираи. От привычных ярких огней города в этих краях не осталось ничего — одна лишь тьма и редкий свет из окон одиноких квартир. Эта часть города действительно казалась мне покинутой. Всё-таки не зря же многие говорят, что в этих районах живут мёртвые люди.       Бедные.       В прямом и переносном смысле этого слова. Жалею ли я их? Вряд ли. Но жить в таком районе, как и они — пожалуй, последнее, чего мне хотелось бы в этой жизни.       — Останови здесь, — мой спокойный голос доносится до старика-водителя, после чего машина плавно притормаживает посреди дороги.       — Молодой господин, Вам не стоит выходить в такой ливень, — в тёмном салоне авто мне удаётся увидеть, как Шон поворачивает голову назад и ищет меня взглядом. — Я сам приведу к Вам омегу, — на этих словах в салоне включается свет, что резко раздражает мои привыкшие к темноте глаза. Рефлекторно поморщив нос, я бросаю взгляд на старика Шона.       — Это первая миссия, что отец доверил мне за мои четырнадцать лет. Было бы неправильно сидеть и ждать, что её выполнят за меня, — твёрдо сказал я, дав ему понять, что намерен самостоятельно участвовать в краже человека, мельком касаясь револьвера на талии и ощущая кончиками пальцев прохладу огнестрельного оружия.       Я всегда понимал, что мне когда-то придётся убить человека. Как и моему старшему брату, когда тому исполнилось четырнадцать. Он, в отличие от меня, относился к этому проще.       Жизнь человека?       По его словам, её можно оборвать всего за секунду, и в этом нет ничего сложного. Впрочем, Шисуи всегда был таким безбашенным, и именно эта его черта давала ему несравненное преимущество перед врагами. Отец увидел в нём зверя ещё с самого раннего детства, и, может быть, именно поэтому дал тяжёлое первое задание. По сравнению с заданием Шисуи, моё всего лишь детская забава.       — Тогда мы будем ждать Вас здесь, — слова старика Шона теряются где-то в шуме дождя и ветра, стоит мне открыть дверь.       Выходя из чёрного минивена, я немедленно направляюсь к тусклому свету магазина, откуда можно было попасть в жилое помещение. Именно там, по словам информаторов, должен находиться наш товар. Ощущая, как мои брендовые сапоги проваливаются в грязь, я понимаю, что здесь нет даже асфальта. Этот район настолько бедный, что даже уличные фонари не горят. Кое-как добравшись до маленького магазина, я захожу во внутрь, замечая, что на кассе никого нет, а полки на которых должно быть полно различных товаров почти пустовали. Здесь было только всё самое необходимое: хлебные изделия, различные соусы для еды, кое-какие фрукты не первой свежести и напитки. Я про себя отметил, что последние стояли на одной полке рядом с хлебом, давая мне понять, что в магазине отсутствует холодильник. Если описывать в целом, то вся эта местность в том числе и этот жалкий магазин, очень сильно напоминают мне какой-то эпизод дешёвого фильма про зомби-апокалипсис.       Отгоняя посторонние мысли из головы, я уверенно подхожу к двери, что расположена в другом конце помещения. И когда неожиданно оттуда я слышу чей-то приглушенный крик, машинально вытаскиваю револьвер, крепко сжимая его в ладони. Со слов своих людей я знал, что омега живёт не один, а со своим мужем, который, в отличие от него, даже не зарабатывает. Любопытно, что дерьмовый человек, который держит в страхе слабую омегу, заставляет днями и ночами сидеть в этом магазине, чтобы тот имел хоть какой-то минимальный доход. И сейчас, думая об этом, я с уверенностью предположил, что тихие рыдания скорее всего принадлежит как раз моей цели.       Резко выбивая ногой дверь и направляя оружие вперёд, я неожиданно для себя самого застываю на месте. И сокрушительно-быстро осознавая, что провалил первое задание отца. Впереди на белом кафеле лежало бездыханное тело блондина, а сверху него сидел мужчина, тихо скуливший себе под нос. Он даже не удостоил меня своим взглядом, настолько погрузился в свой мир отчаяния, крепко сжимая шею мёртвого омеги.       — Твою ж мать!.., — первое, что срывается с моего языка. — Какого хрена?! — направляя ствол на мужчину, который лишь сейчас поднял на меня свой затуманенный, вероятно, наркотическим опьянением, взгляд.       — Ты не можешь забрать у меня моего Митсу, — будто в бреду шепчет, лишь сильнее сжимая шею блондина. — Я знаю.., — добавляет, — знаю, что вы переспали пока меня не было. Я всё знаю, — с каждом словом его глаза искажали ярость.       Я приподнимаю одну бровь и вздыхаю, понимая, что он убил мужа на почве ревности. Наркотики стали лишь спусковым крючком к содеянному.       — Ты – дрянь.., — с его-то уверенным тоном, я даже сам поверил тому, что в самом-то деле дрянь.       — Ты так убедительно говоришь, что я и сам хочу в это поверить, — усмешка вылетает с моих губ, становясь причиной ещё большой ярости мужчины.       — Я вас обоих убью!, — сказав это, он наконец убирает большие ладони с шеи мёртвого, но дальше не успевает даже встать с колен, ибо пуля выпущенная из револьвера попадает прямо в левый глаз, мгновенно убивая бету.       Шисуи был прав. Всего одно движение — и жизнь человека была оборвана моими собственными руками. При том, что я не чувствую какого-либо угрызения совести или ещё чего. Может быть всё дело в нашей крови? Ведь клан Учиха славится большим количеством трупов на своём пути. А может причина в том, что меня к этому дню готовили с самого детства? Я ведь рос прекрасно понимая, что в свой четырнадцатый день рождения должен оборвать чью-то жизнь, доказывая этим, что вырос и готов заниматься семейным делом.       Тёмно-красная кровь начала стремительно окрашивать белый кафель, пока я медленно шёл к телам. Омега, по словам старика Шона, был красив и, пожалуй, я с этим соглашусь. Хотя всё же это было понятно и по тому, что его хотели продать в борделе брата за ту сумму, которую они у нас задолжали. Пожалуй, с такой кукольной внешностью он смог бы пойти в модельное агентство, а не гнить в этом районе, рядом с таким вонючим мужиком.       — Ну и что ты в нём нашёл? — с иронией в голосе задаю вопрос мёртвой омеге, когда струя алой крови достигает подошвы моей обуви.       Запах крови будоражит меня. Он не доставляет ни единого дискомфорта, а наоборот, приносит с собой наслаждение. Теперь, сидя перед трупом на корточках и думая об этом, я и вправду склоняюсь к мысли, что безбашенность в крови у Учих.       Мы любим убивать.       Так и есть.       С детства помню слова отца о том, что единожды испачкав руки в крови, потом будет невозможно остановиться. Тогда я лишь делал вид, что понимаю о чём он говорит. Хотя истинный смысл его слов до меня дошёл только сейчас: когда мёртвый мужчина крупного телосложения, сейчас лежит под моими ногами в собственной крови. И он уже ничего не сможет мне сделать. Потому что это я убил его первым. Я оборвал его жизнь; все воспоминания, мечты, желания и чувства. Я сделал так, что он больше не может ничего почувствовать…       Это ли безумие — чувствовать власть?       Выдыхая в лёгкие свежий аромат крови, я также улавливаю ещё один запах в доме. Он был очень слабым будто бы его обладатель старался спрятаться. И эта последняя мысль заставила меня зло ухмыльнуться под нос.       — Выходи, я ощущаю тебя, — басом произношу в тишину, сам же приподнимая взгляд в коридор.       Чужой запах и вправду был слабым и непонятным. Я поймал себя на мысли, что не понимаю кто скрывается за ним — бета или омега, но всё же уверенно перешагиваю через тела. Проверив патроны револьвера, я останавливаюсь возле двери гостиной комнаты, где из мебели были лишь оборванный диван и старый большой шкаф. Понимая, что в этой комнате отсутствует источник странного аромата, я прохожу дальше по коридору. Громкий гул моих грязных сапог выдавал моё присутствие и, вероятнее всего, скрывающийся понимал, что я становлюсь всё ближе и ближе к нему.       С каждым моим шагом, запах усиливался, и я чётко понимал, где он находится. Неспешными шагами, направляясь в самую дальнюю часть бесконечного коридора, я натыкаюсь на дверь с детскими рисунками, нарисованные чёрным маркером. Маленькие ручки везде рисовали солнце, а под ним три силуэта. Я предположил, что маленький художник решил изобразить себя вместе с родителями.       Медленно открывая дверь, я почувствовал пленительный запах, который стал резким и до безумия приятным. Будто бы источник аромата не выходил из этой комнаты уже долгое время, и эти четыре стены весь пропахли им. На глаза сразу же попался детский столик с маленькой табуреткой. Сверху лежали несколько тетрадей и разноцветные карандаши. В противоположной стороне творческого уголка стояла кровать, на которой сидел мальчик. При одном лишь коротком взгляде на него, моё тело странно отреагировало. Я ощутил, как табун мелких мурашек пробежался по моей спине, направляясь в руки, которые уже невольно опустили ствол огнестрельного оружия в пол. Моё дыхание участилось само по себе, пытаясь побольше вдохнуть и запомнить этот аромат. Я бы ещё мог понять почему моё тело так реагирует, если бы увидел в этой комнате течную омегу. Но передо мной сидел обычный ребёнок с заплаканными, испуганными глазами. Он крепко обнимал свои колени и не спускал с меня взгляд, а его алые губы мелко подрагивали.       — Вот чёрт, — тихо выругался я, убирая револьвер в кобуру.       Осознание, что у них был ребёнок комом застревает в горле, покуда его запах начинает меня душить. Я не понимал реакцию своего тела, ибо испытывал такое впервые. Это дикое желание обладать.       Обладать...       На этих мыслях мои ладони сжимаются в кулак, а брови приподнимаются вверх от внезапного осознания того, кто сейчас сидит передо мной. Но я беру себя под контроль и делая осторожные шаги в сторону сидящего ребёнка, решаю с ним заговорить:       — Привет, малыш, — тихим, но дружелюбным голосом, я делаю попытки начать диалог и в тоже время наблюдая, как тот жалобно всхлипывает себе под нос.       — Мой папа.., — еле как произнёс дрожащими губами мальчик, — ..папа!.., — повторяет уже более громче, испуская слёзы на бледные щёки.       — С ним всё в порядке, — соврал я.       Я не понимал зачем так нагло обманываю этого несчастного мальчика. Но в тоже время у меня просто язык не поворачивался ему заявить с улыбочкой, что его так называемые родители были убиты мной, а их трупы сейчас медленно разлагаются в соседнем коридоре.       — Как тебя звать, герой? — чуть улыбаюсь я, чтобы не спугнуть. И это, на удивление работает; мне удаётся подойти к нему чуть поближе.       — Кагуя Саске, — протирая влажные глаза, мальчик вновь поднял свой взгляд на меня, от чего мне странно захотелось утонуть в них.       Такие большие и тёмные глаза, напоминающие Чёрную дыру. Подойдёшь поближе — тебя уже не спасти. Именно такие ощущения придавал взгляд вполне обычного, на первый взгляд, ребёнка.       — Учиха Саске, — уверенно поправил его имя я, чуть улыбаясь ничего не понимающему мальчику.       — Дяденька, Вас тоже зовут «Саске»? — удивлённо спросил тот, будто уже забыв, почему плакал минутой ранее, с одиночеством сидя в полной темноте.       — Нет, отец дал мне имя Учиха Итачи. Приятно с тобой познакомиться, маленький Учиха Саске, — я чуть шире улыбнулся, ласково смотря на растерянного Саске. — Я дам тебе эту фамилию, и ты должен гордиться, что имеешь право её носить, — чуть твёрже прошептал я, прикасаясь кончиками пальцев к холодным щекам дитя и убирая с них капельки слёз.       — Но я не хочу брать тебя в жёны, — тихо и с сопротивлением прошептал мальчик, будто надеясь, что я его не услышу, и отпустил свои колени, теперь уже открывая вид на всего себя.       — Хм-м, что же тогда поделать? — сделав задумчивое лицо, я начал осматривать комнату ребёнка и заметил, что окна наспех закрыты несколькими покрывалами, кроме одного, откуда мерцания молнии попадали в спальную комнату.       — А зачем ты хочешь, чтобы я стал твоим мужем? — тихо поинтересовался мальчишка, смотря мне в глаза и иногда хлопая пышными ресницами.       — А почему ты уверен, что я хочу выйти за тебя замуж? — я был не в силах сдержать свой смешок, наблюдая, за тем как лицо ребёнка всё больше и больше искажается в непонимании.       Это было невероятно трогательным наблюдать, как Саске надув свои пухлые детские губы, тщетно пытался парировать мне, не осознавая самой идеи этого диалога. Зато на его невинном лице все печали о своих горе-родителях одним мигом стёрлись, а моё сердце радостно застучало. И я просто не мог упустить очередную возможность вдоволь насладиться его немым детским недоумением и возмущением, а потому решил продолжить:       — Потому что я альфа, и мы не выходим замуж, а женимся, — мнимо став серьёзным, я сделал важное лицо, нахмурив брови, и добавил, — В твоём возрасте нельзя узнать свою сущность. Вот подрастёшь как я, тогда и узнаешь, выйдешь ты замуж или женишься.       На самом деле хоть я и разыгрывал этот странный спектакль одного актёра, но говорил о довольно важных вещах. Мне показалось, что чем раньше об этом говорить с Саске, тем лучше для него самого. Вдохнув в себя побольше воздуха, я обернулся на приближающиеся шаги.       — Видал?       — Н-да, — старик Шон выглядел довольно-таки удивлённым заметив ребёнка. — Господин, я бы хотел с Вами поговорить, — мягко наклонившись, тот отошёл назад, коротко взглянув на Саске.       — Мой папа, — будто вновь вспомнив, тот спустился с кровати, но явно не решался пройти мимо меня.       Опасается?       — Твой папа ушёл к месту, где всегда сияет солнце, — наблюдая за реакцией мальчика, я коснулся руками его кисти, ощущая нежность его тела. — Он попросил меня позаботиться о тебе и сказал, что я могу забрать его сына к себе домой.       Какое-то время мальчик молчал. Он смотрел то на меня, то на руки, которые держали его, то на старика Шона, чьи стоны разочарований начали действовать мне на нервы. Наверное, любой другой ребёнок начал бы плакать, говоря, что хочет к папе, но Саске молчал и будто размышлял, как взрослый. В этом, думаю, таилась его изюминка. Однако, задумчивые глаза в один миг снова стали влажными и пропустили слезу.       — Хочешь к папе? — наблюдать, как это сокровище плачет, пожалуй, последнее, что мне хотелось за сегодня, поэтому я приобнял его, чувствуя, как горячие слёзы начинают катиться по моей шее.       — …нет, — будто в бреду произнёс он. — Я знал, что папа не любит темноту, — на последних словах тот зарыдал во весь голос, крепко обнимая меня за плечи: человека, которого встретил впервые.       Вот что значит наивность детей. Именно эта черта и привлекает. А этот малыш — самый наивный из всех чудес этого мира.       Хрупкое тело мальчика, которого я могу обхватить и одной рукой, прямо сейчас само тянется ко мне в поисках защиты. Эти мысли, как ни странно, зародили во мне какое-то новое, дикое, и необъяснимое желание.       Желание его защитить.       — Учиха Саске, — шёпотом произнёс я вновь его новую фамилию на ухо, отчего мальчик вздрогнул в моих руках. — Стань частью моей семьи, и я дам тебе всё, чего ты только пожелаешь, — обводя пальцами нежные волосы ребёнка, я вдохнул его запах.       Этот аромат был притягательным, словно держал меня на узле. Он не уносил за собой, но и не давал забыть ни на секунду о своём существовании и, как ни странно, мне сейчас его было катастрофически мало.