Экспериментатор

Муравьиная тропа отлаженно бурлит, как автострада с двусторонним движением. Рабочие особи деловито устремляются на задание, обратно тащат хвоинки, дохлых мошек, соблюдая почти безупречную дистанцию. Майкрофт знает, где находится муравейник, и вынашивает план располовинить его запасным оконным стеклом. Он заворожён социобиологией. Распределением благ, передачей алгоритмов, природой альтруизма и рабовладения. Родители без возражений покупают ему книги. Осенью он поступает в Итон. Знание природы замкнутых сообществ пригодится человеку тринадцати лет, выросшему в сонной тишине поместья, нарушаемой лишь перестуком двух пишущих машинок. Дом завален стопками печатных и рукописных черновиков: кандидатских, докторских, монографий. Холмсы не терпят напрасного перевода ресурсов, а чистая сторона бумаг вполне себе хороша, чтобы занять детей. Первое, что сделал Майкрофт, когда научился расшифровывать и копировать взрослый почерк – составил реферат по сказкам братьев Гримм. Сейчас он уже обходится памятью, ни к чему оставлять следы. А Шерлок пусть хоть всю бумагу изрисует, лишь бы за ним хвостиком не ходил. Шесть лет назад он впервые увидел это недоразумение, уже тогда снабжённое мягкими тёмными колечками волос и бирюзовыми гляделками, внимательно оценивающими мир. Поначалу т.н. брат не доставлял хлопот, спал и питался по расписанию, но когда восторженный дядя Руди в очередной из своих редких и непредсказуемых наездов затаскал его на руках, тот начал громко требовать внимания, сбивая весь научный процесс. Так Майкрофт Холмс обзавёлся ясноглазым и пушистым каторжным ядром, привязанным к ноге ласковыми ручонками. «Каторжанин» развлекал себя, как мог: вёл дневник метаморфоз личинки в личность, с упоением отвечал на сотни тысяч «как» и «почему», чувствуя себя не меньше чем демиургом, а с установлением внятной функции речи показал Шерлоку буквы, цифры и теорию цветового круга, благодаря чему мог иногда глотнуть уединения. Из почвы выползает жирный дождевой червяк. Майкрофт берёт его парой сосновых иголок, как пинцетом, и бросает посреди тропы. Обеспокоенные муравьи обнюхивают усиками неожиданно свалившееся с неба препятствие и, распознав не то врага, не то еду, колют и щиплют жвалами надутую, глянцево-розовую, бешено извивающуюся плоть. Места укусов багровеют, а затем белеют; конвульсии из молотящих, как цепом о землю, делаются всё слабей, и, наконец, добыча, взявшись перетяжками, сама распадается на части, подъёмные для согласованного переноса в сторону муравейника. В штанах у Майкрофта – нечеловеческий стояк. В футе от Майкрофта – два замерших игрушечных ботиночка. Один шнурок развязан, и носок гармошкой съехал с бледной нежно-крепенькой лодыжки. Полыхая заржавелыми веснушками, пойманный с поличным ощетинивается на младшего: - Ещё раз так подкрадёшься, я приду к тебе ночью и выпорю в твоей собственной постели. * Шерлок сам навешивает крючок на дверь своей комнаты, но не может запирать его снаружи, когда выходит. Время от времени крючок пропадает. Майкрофт не выбрасывает его, о, нет, – он удовлетворённо наблюдает, как не такой уж и глупенький братец решает задачки возрастающей сложности по его поиску. При одной мысли о посягательстве на свою телесную неприкосновенность Шерлока бросает в жар, и мышцы напружиниваются в готовности бежать, а если потребуется – рвать зубами. Напряжение находит выход в мелких механических движениях. Он треплет свои кудрявые волосы, подстриженные шапочкой, выдёргивает их по одному и тут же снова ищет пальцами разбегающиеся отголоски тонкой боли. На его рисунках появляются мотивы ран и взрывов. Подпись – Эвр Холмс. Вызывают лучшего столичного невропатолога. Тот увлечённо беседует с Шерлоком при закрытых дверях, прописывает валерьянку и гамма-аминомасляную кислоту*, а на прощание тихо произносит: «Берегите его – он такой один на миллиард». Майкрофт слышит. * Шерлок продолжает Майкрофта боготворить – уже на расстоянии и в отведённые часы.   С тех пор, как Виктор, их единственный сосед-ребёнок, уехал в Лондон вместе с семьёй (на самом деле, утонул в колодце в поисках пиратского клада), Шерлоку нельзя и не с кем бегать по лесу. В порядке утешения ему купили микроскоп – и книги, книги, книги. Шерлок тянется к естественным наукам, Майкрофт углубляется в общественные. Это расширяет поле общих тем для разговоров, только чтобы резко сократить его уже через первый школьный год, но на каникулах у братьев ещё остаются игры в «Операцию» и «Cluedo» под расщёлкивание дедуктивных ребусов про однокашников. Когда Шерлоку 16, Майкрофту 23. Лучший из выпускников Кембриджа неистово завидует брату, хотя у того и колледж попроще Итонского, и рейтинг снижен за ершистый нрав. Если старший вытянул из матери весь лимит по массе тела, то младший вобрал квинтэссенцию линий и красок. Рыжеватому, крючконосому Майкрофту даже в символе параграфа мерещится упрямый шоколадный локон, чувственная форма глаза и возвышенной скулы. А вес, поддерживаемый им ценой жестчайшего самоограничения, достался Шерлоку просто из воздуха – точнее, из речной воды, которую тот таки вымолил в своё плаванье, когда поистёрлась история с Виктором. И весь он гладкий, будто сложен из речных окатышей, – не то что Майкрофт, для которого придумали обидный термин skinny fat. Поэтому – костюм, только костюм, спина прямая, подбородок вверх. Кто угодно поспорил бы, что отнюдь не внешность выступала первопричиной прозвища «Снеговик», проверить теплокровие которого желающих не находилось. Гораздо легче, чем любить людей и получать взаимность, было считать их недостойными эмоций и вырабатывать вертикальные рычаги управления. И тут же – доказательство от противного: нельзя сказать, чтоб Шерлок кем-то интересовался, но его способность рисовать на выразительном лице любую разновидность обаяния, от уязвимо-ангелоподобной до сжигающей арктическим эфиром, тёмной, демонической, ночной, – была феноменальна. Дома Шерлок масок не носил, и это было ещё хуже. Ровным белым светом, заключающим в себе все переливы спектра, оставалась его собственная шерлоковость с тёплым запахом имбирного чая и свежестью полированного хлопка. Как уже упоминалось (и не забывалось никогда), формально Майкрофт Холмс был девственником. Технически же он наказывал своё нескладное тело доброй дюжиной приспособлений, от викторианского кусочка чёртова очищенного имбиря до самых современных вибрационных, вакуумных и электрических девайсов. А сейчас, за «Операцией», он раз за разом вызывал глумливый электронный звук ошибки, пытаясь вынуть пластиковый элемент из живота рисованного клоуна и задевая щипчиками за железную подложку, потому что думал... не о том. - …overrated. - Прости, что? - Я думаю, что секс переоценивают, – повторяет Шерлок. – Кто ещё на это покупается сейчас, когда он так доступен? - А у тебя уже есть собственное экспертное мнение? – как хорошо быть саркастичным, заменяя этим ревность и иные сантименты, не нуждающиеся в названиях. - Не обязательно засовывать пальцы в розетку, чтобы сделать вывод, что оно того не стоит, – Шерлок мимолётно морщит свой задорный нос, что делает его похожим на тигрёнка. - Не самое романтичное описание отношений между мужчиной и женщиной, братец мой. - Или мужчиной и мужчиной, – уточняет Шерлок снисходительно. Его голос лишь недавно переломался в неправдоподобный, трёхсотлетней выдержки пьянящий баритон – как только помещается такая оперная роскошь в юношеском теле! «Как насчёт мужчины и розетки», – каламбурит Майкрофт. Но, конечно же, не вслух: - О да, есть вещи и получше, – тонкая усмешка. - Бренди? Власть? – подстёбывает малолетняя зараза. - Вырастешь – узнаешь. - Кокаин? - Шерлок, не смей. - А что тогда? Попался. Майкрофт недовольно кривится, будто это ему поставили детский мат таким наивно-непосредственным намёком. * - И это всё? – Шерлок плюхается задом на кровать, с недоверием вертит в руках две чёрно-белых резиновых петли. - А ты надень и проверь, – искушает Майкрофт. От петель отходят проводки к пульту с кнопками и реостатом в руках старшего брата. В новом отутюженном костюме – он, казалось, в нём родился – тот усаживается на краешке кровати рядом. Шерлок перебрасывает длиннющие ноги через голову Майкрофта с реальным риском снести полчерепа будущей надежде британской короны. Лёжа на лопатках, он всхлёстывается в борцовский мостик (почти как Джеки Чан, встающий для расправы с полчищем врагов), и в воздухе срывает с ног пижамные штаны. - Большую петлю – вокруг основания и игрушек, чёрным вниз. Маленькую – прямо под головкой, чёрным вверх. Не спеши! Проводящую смазку возьми, а то устроишь себе «зелёную милю». Майкрофт ещё что-то объясняет про дорсальный и промежностные нервы, но Шерлок, весь уже объятый возбуждением, не слушает. Мастурбация скучна, люди тупы, и лишь от брата можно ждать сюрпризов. В первые секунды Шерлок вздрагивает от покалывания, которое проносится от корня члена до головки. Еле заметный поворот реостата, и ощущение становится поглаживающим. Оно то затухает до воздушной, как пёрышко, нежности, то ощутимо дёргает невидимой рукой. Майкрофт склоняется над ненавистным, выпестованным, недостижимым. Ледяные радужки протаяли чернеющими полыньями, краденые скулы загорелись, зубы оставляли светлый отпечаток на широкой бархатной губе. - Нравится? - Недурно. Выше мощность и другой режим. Благо, родители уехали на покер с Олстин-Фишерами. Шерлок заорал, когда без всякой видимой причины начал сокращаться в предоргазме. Член ритмически пульсировал, будто его сосали. Шёлковая куртка вымокла от пота, облепила грудь и разошлась на напряжённом животе, над влажно-бронзовыми завитками и собравшейся узором восходящей стрелкой. Небольшая передышка – с тем же фоновым поглаживанием. Стояло страшно. Сжав себя двумя руками, за налитую свинцом мошонку и блестящую полиловевшую головку, росно смоченную предэякулятом, Шерлок дожидался следующего нападения. Дальше всю его наружную и скрытую длину натягивало, как скрипичную струну, которая внезапно лопнула разрядкой. И ещё одной. И третьей. И четвёртой... Физике до лампочки физиология, какой-то там рефрактерный период, стиснутые веки, ссаженное горло и пересыхающий оскал. Нервы проводят импульсы – и будут проводить. Он хлопал бёдрами, точно пришпиленная бабочка. Он складывался вдвое в сокрушительном оргазме, что всё бил и бил под дых. Он трахал сам себя насквозь и вытекал бутылкой Клейна – бесконечной вывернуто-замкнутой трубой.** Майкрофт смотрел, как Шерлок силится сорвать с себя контакты непослушными, трясущимися, до крови искусанными пальцами. Его давно интересовало, существует ли у наслаждения предел и что за ним, но в автономном режиме программа электростимулятора всегда отключалась через пятнадцать минут. Он мог, конечно, предложить стоп-слово, но в таком состоянии, размазанном на атомы, маленький братец всё равно забыл бы его. И выключил прибор только тогда, когда услышал среди хрипнущего стона слово «хватит».