холодный суп с вермишелью

прозвенел звонок. из школы к выходу и воротам кучками повалились толпы ребятишек всех возрастов: от мала до велика, от первоклассников до самых старших детей – все спешили покинуть здание второго дома. ильзат тоже силился выбраться на залитую светом сентябрьского солнца улицу. кого-то он пропускал вперед, кого-то наоборот толкал, не посчитав нужным проявить терпение, хотя любой уважающий себя комсомолец, по идее, должен быть вежлив абсолютно ко всем. но ему сейчас на это как-то все равно. — ахметов! — сердце пропускает удар, а вместе с тем и башка – чужой портфель чуть не проехался по затылку, но вовремя удалось присесть, потому что кто-то умудрился толкнуть со спины. у ильзата ноги путаются и туфли счесываются об асфальт, он машет рукой своим одноклассникам и бежит к калитке, оглядывается. только что, буквально мгновение назад он слышал, как его окликнули! быть может, это был кто-то другой? ильзат сжал кожаную ручку в руках посильнее, озираясь по сторонам, но встречал взглядом лишь маленьких школьников и своих многочисленных друзей. — чего так долго? — на плечо легла тяжелая ладонь. рядом чудесным образом возник кирилл, причем с таким довольным выражением лица, будто он только что забил пять мячей подряд кучке ребят из соседнего двора. хотя он всегда такой, особенно когда видит своего друга. — ничего я не долго, — ахметов пихнул друга локтем, пробубнил будто обиженно, но на деле, стоило завернуть за угол, улыбнулся во все тридцать два. учеба это, конечно, хорошо, да и проводить время на уроках со своим горячо любимым классом зачастую весело, но после них встречаться с кириллом, что старше на год, но по уровню развития такой же девятиклассник – намного лучше. — это просто ты слишком торопливый. стой смирно. прочный портфель плюхнулся на землю, и ильзат потянул руки вверх, потому что у его товарища был какой-то чересчур помятый вид. и вправду, он что ли уже где-то набегался? — я с последнего урока слинял, — будто мысли прочитал. поступок этот очень глупый, но от него улыбка с губ не сходит, пусть глаза и смотрят укоризненно, мол, ты же пример для подрастающего поколения, как так можно! — вместе с дзагой. яблоко хочешь? — не хочу. у кирилла воротник был косой и завязанный наспех галстук перекрутился. пальцы потянули за грубую ткань так легко, будто это на шее был не простой советский платок, а легкая шелковая накидка, которая почти не ощущается. один конец – туда, другой – сюда, и вот уже через пару мгновений все сидит идеально, будто мама только что все прилизала, чтобы сыночка не выглядел в глазах других как беспризорник. — а в футбол играть будешь? — набабкин обхватил пальцами тонкое запястье, потянул чуть на себя и прижался губами. прикрыл один глаз, даже не целуя, а просто касаясь. он мог даже и не спрашивать, потому что знал ответ наперед. — буду. у них каждый божий день проходил похожим образом: сначала школа, а потом футбол до позднего вечера, когда уже некоторых родители силятся загнать домой, но акинфеев, у которого единственного был более-менее нормальный мяч, держался на улице из последних сил, ведь если он уйдет, то уйдут и все остальные. и если кирилл, которому побоку на слова учителей, на родителей и домашнее задание, (как его вообще в комсомол взяли?) после учебы сразу шел собирать народ и по пути пил где-то из колонки, то ильзату надо было обязательно успеть поесть холодный суп с вермишелью. холодный не потому, что не на чем подогреть, а потому, что нет на это времени. из окна на кухне открывался потрясающий вид на небольшой пустырь, где по обыкновению ребята из соседних пятиэтажек складировали свои портфели, делая из них якобы ворота. самым первым обычно приходил, собственно, игорь, а потом подтягивались и остальные, пока ахметов жевал плавающую в соленом бульоне лапшу. вот он, кстати, из-за такой заминки появлялся на поле одним из последних и непременно стал бы в какой-то момент самым опаздывающим, если бы не набабкин. спаситель. он забегал в чужую квартиру, копался в вазе с печеньем и частенько выуживал оттуда сухую баранку, шутил и стучал меж лопаток, когда от очередной бессмыслицы хозяин дома заходился кашлем, подавившись. потом ставил табурет рядом, отставлял пустую тарелку в сторону и чмокал в губы, чтобы отбить желание поесть чего-нибудь и уж точно поторопить, пусть на деле все зачастую получалось наоборот. и такой расклад ильзату вполне по душе. кириллу тоже.