Мечтатели

Джон протискивался сквозь пеструю толпу юношей и девушек Имперского колледжа, собравшихся здесь, чтобы вместе следовать на центральные улицы Лондона и влиться в основную толпу демонстрантов, без особой надежды встретить хотя бы одно знакомое лицо в этом чужом пока городе. Избегающий шумные сборища, если только это не концерт или дискотека, он, тем не менее, старался влиться в бурлящую жизнь молодежного, свингующего*, неравнодушного Лондона, в котором ему предстояло дальше учиться, а после окончания колледжа и работать. Все его друзья из однокурсников, сдав экзамены, на каникулы разъехались по домам, Джон же предпочел остаться в Лондоне на лето, чтобы подработать и устроиться в одну из местных рок-групп. Он до того обрадовался, когда толпа вынесла его к смутно знакомой группке парней, прибившейся к одной из кирпичных стен здания колледжа, что даже не озаботился тем, чтобы вспомнить, где видел их раньше. Решив держаться в густом людском потоке за ними, он остановился неподалеку и прислушался к разговору. Говорили совсем не о причинах, заставивших сегодня высыпать на улицы тысячи молодых людей, не о сексуальной революции, не о кровопролитной войне во Вьетнаме, не о правах иммигрантов стран Содружества**. Они не держали плакаты и не выкрикивали лозунги. Они говорили о музыке. А еще, о кино. Молодой человек по имени Фредди с тщательно уложенными густыми черными волосами, в явно женской блузе, пиджаке и очень узких вельветовых клешах, подперев одной рукой бедро, а другой жестикулируя и звеня браслетами на запястье, пересказывал, а точнее, восторженно тарахтел высокому парню по имени Брайан сюжет вестерна, который Джон видел уже раза три. В глаза бросалась привычка говорящего то и дело поджимать губы и прикрывать рот, не позволяя окружающим как следует разглядеть его улыбку. Брайан носил немного нелепую для белого прическу под афро из густых коротких кудрей, напоминая Джону Джими Хендрикса, очевидно, кумира. Брайан вообще выглядел, как типичный дитя природы, питающийся вместо еды — солнцем и дарами природы. Загорелый, невозможно худой и обвешанный деревянными феньками, он был одет в полосатую облегающую водолазку, едва прикрывающую плоский живот, и вельветовые брюки. Свой воодушевленный щебет Фредди закончил тем, что Брайан непременно должен сходить с ним и третьим, миловидным парнем по имени Роджер, похожим на девушку, если бы не откровенно мужской подбородок и свободные, даже развязные мальчишеские манеры. Роджер в примечательной внешности от друзей не отставал, его вид представлял собой нечто среднее между хиппующим оборванцем без копейки денег и шикующим глэм-рокером, немыслимо сочетая драные, в заплатках, джинсы и яркую, в цветах шелковую рубашку с вельветовым пиджаком со вставками цвета ядовитой фуксии. Заспанный, со свалявшейся копной русых, с легкой рыжиной волос, парень выглядел так, словно его безжалостно выдернули на демонстрацию с лежбища таких же зажиточных хиппарей после бурной тусовки. С несомненно шедевра в своем жанре «Золота Маккены»*** разговор плавно съехал на музыку, и оказалось, что сама судьба поруководила студентом-уже второкурсником в этот день, отправив в руки начинающей рок-группы, остро нуждающейся в… — Я играю на басу. — Неожиданно для себя подал Джон голос и смущенно откашлялся, потому что от долгого молчания вышло совсем несолидно. Трое парней удивленно уставились на худенького носатого парня, облаченного в скучные черные брюки и клетчатую рубашку. — У меня была группа в моем родном городе Одби. — Смелее продолжил юноша, откинув со лба прядь густых каштановых волос, уже успевших отрасти до плеч. — The Opposition. — Хм, никогда о ней не слышал. — Пробормотал высокий. — Но и в Одби ты, верно, никогда не жил, — учтиво заметил Дикон. — Она не то, чтобы очень известна. Точнее… — Я видел тебя в Имперской синематеке, дорогуша. — Припомнил черноволосый парень, вглядевшись в него пристальнее. — Ты ходишь на все сеансы. — Не на все. — Мягко поправил его Джон. — Только, когда не учусь. — Да ну? — иронично удивился Роджер. — А когда спишь? Джон пожал плечами: — Когда сплю, я вижу сны, как и все. — Тоже своего рода кинофильмы, милый. — Благодушно протараторил Фредди. — А я видел ваш концерт… — Джон отреагировал застенчивой улыбкой на эту ласкающую слух манеру обращения, в пух и прах разрушающую дистанцию, от парня, с которым абсолютно точно даже в столовой рядом не сидел и пунш на студенческой вечеринке не пил. Странно, но его это не отпугивало, а наоборот, располагало. — Да, и как мы тебе? — заинтересованно вскинулся Фредди, аж всем телом подался вперед, оказавшись совсем близко. Джона обдало горячей волной его дыхания, когда он прямо и бесстрашно смотрел в эти лихорадочно заблестевшие, подведенные глаза, на ослепительном солнце отливающие насыщенным темно-красным. Но вместо смущения, Джон неожиданно почувствовал, как расправляются за спиной крылья и появляется львиная уверенность в себе. За неимением крыльев и гривы, Джон расправил грудь и плечи. — Ну… — он твердо решил не врать, но и не лицемерить: — Я не на всех ваших выступлениях был. Точнее, только на одном. Он дернул плечом и веско замолчал, спокойно переводя прямой взгляд с одного на другого. Брайан на такой возмутительно неопределенный, но как день ясный ответ вытянулся лицом и огорченно заморгал. Совсем юный на вид Роджер вдруг захихикал, подобно злой колдунье, в кулачок — мерзенько и пронзительно высоко, но до того комично, что Джон невольно заулыбался. — Ну понятно… — без тени радости протянул Фредди, скользнув по нему взглядом, полным откровенного недовольства, и отступил на шаг назад к друзьям. Джон, впитавший от него разочарование, и сам испытал укол совести за то, что не оправдал ожиданий. Но ведь он и не обязан был… верно? Однако этот парень поразительно отличался от своих друзей-англичан тем, что загадочным образом Джона… очаровывал? Вкрадчивыми манерами, будто он с самого начала не выстраивал контакт с новым человеком, а намеревался с ним подружиться (до этой секунды); негромким теплым тембром, добродушием с ноткой отчужденности, легко объясняющейся тем, что они были знакомы всего несколько минут. — Думаю, это не будет проблемой в дальнейшем, мой милый. Когда мы тебя прослушаем. — О покойниках либо плохо, либо ничего, Фред. — Не удержался Роджер. — Говори за себя! — рассердился Фредди. — Да я задолбался! Ты уверял, что здесь сегодня нас будет ждать целый выводок великолепных, отборных басистов, которые нам подойдут. Которым мы подойдем! Ну и где они все? Фредди жеманно закатил глаза: — Ах, Роджер, не разводи истерику из-за неудавшегося свидания! — Я попросил бы вас! Неудавшегося? Из-за кое-кем вероломно сорванного, не желаешь? — Ты еще скажи, что это я намеренно сорвал его тебе. — Язвительно парировал Фредди. — С этой, как там ее… — «С этой, как там ее», — противно, но опять очень смешно передразнил его Роджер. — Ты эту «как там ее» знаешь столько же, сколько и я! И только ли знаешь, а? Со словами «Давнее, чем ты, дорогуша!», Фредди толкнул его бедром и тут же получил тычок в ответ. — Но нам нужен басист, — вмешался в стихийную перепалку английская версия Хендрикса, скользя по пихающейся парочке и Джону рассеянным, где-то не здесь блуждающим взглядом. Отчего-то взбудораженный очевидно личной сценой парней, которые и не подумали его стесняться, будто он уже был частью их компании, Джон неохотно перевел взгляд на Брайана, внешне кажущимся самым невозмутимым. — И нужен прямо сейчас… о, ну заткнитесь же вы! Пожалуйста. А может, они просто видели перед собой парнишку, который был очевидно младше их всех, сопливого юнца, даже младше Роджера, и не считали важным воспринять всерьез? — Ээм… Ты хотел бы попробоваться с нами, Джон? — Вы ведь Smile? — уточнил тот, озадаченный вспышкой быстро потерявшего терпение самого «невозмутимого» музыканта, заподозрив в нем лидера. — Ненадолго, — вновь с недовольством протянул Фредди. Парни, стоящие от него по бокам, вздохнули, Брайан возвел глаза к небесам — по-видимому, споры о более подходящем названии группы велись уже давно и пока безуспешно. — Я вообще-то видел ваше объявление, и все равно собирался прийти на прослушивание. — Твердо заверил Джон, не сводя с них серьезного взгляда. — Я готов попробоваться. Только схожу в общежитие за гитарой.  — Идет! Четверо молодых людей ударили по рукам и без сожаления откололись от толпы студентов, настроенных требовать от властей восстановление социальной справедливости. С блеском пройдя испытание в пустынном лекционном зале колледжа и добавив себе очков самодельным усилителем, Джон позволил себе то, о чем мечтал весь учебный год со времени последнего выступления с бывшей группой — растворился в музыке. А вечером, после первой репетиции, Фредди с Роджером все-таки уломали Брайана, и Джон, приглашенный за компанию, в четвертый раз посмотрел «Золото Маккены» в почти пустом зале Имперской синематеки, что оказалось гораздо веселее предыдущих походов, даже с друзьями, потому что парни усадили его в самую середину рядом с Брайаном, между Фредди и Роджером, которые то и дело громко перебрасывались шуткам, закидывали друг друга попкорном, безнадежно мешая Брайану постигать ленту впервые. В ухо Джона справа врывались остроумные комментарии Фредди, тайком передавались друг другу косяки с каннабисом, и с новыми друзьями Джон почувствовал себя как никогда счастливым. Поздно вечером вернувшись в свою более чем скромную комнатушку в общежитии колледжа, которую, вдобавок, делил с соседом, он первым делом сел за стол и взялся за письмо. Впервые ему было, о чем рассказать матери, кроме учебы и похожих друг на друга студенческих будней. Всю следующую неделю они под завязку забили репетициями, чтобы поскорее сработаться с новым участником, а вечером, не изменяя второму пристрастию, шли в кино. — Роджер и Фредди — они братья? — однажды помимо воли вырвалось у Джона, когда они вышли из синематеки, и парни ушли вперед к лотку с мороженым, сам не веря в свою теорию исходя из разной этнической принадлежности новых друзей. Однако, даже несмотря на это, Роджер и Фредди казались ему сторонами одной монеты — светлой и темной. Оба светлые. Или оба темные, зависело от атмосферы, меняющейся между ними ежеминутно. В этих двоих заключалась малопонятные и необъяснимые сходу магнетизм и гармония. Джон не уставал любоваться ими исподтишка. Тем, как они схватывают и понимают юмор друг друга, изумляющей до глубины души способностью в одно мгновение поссориться, но тут же остыть и помириться, а потом полюбовно и тихо вести беседу, заканчивая фразы друг друга. — Нет, что ты. Роджер из Труро. Они с Фредди временно живут у его родителей, пока не раздобудут денег на съемное жилье. В их распоряжении целое крыло. — И зачем-то добавил с легкой грустью: — До тесного общения с Фредди Роджер был не такой… ну, неуправляемый. — Брайан суматошно замахал руками около головы, изображая хаос, что вышло более, чем наглядно, учитывая его пышное встрепанное гнездо. — Он был несколько спокойнее и эээ… «Нормальнее, ага», — закончил мысленно Джон, не уверенный, что и сам Брайан, частенько рассеянный в бытовых мелочах и витающий в творческих облаках, подходит под это определение, вслух же спросил: — А ты где живешь? — А я… можно сказать, кочую от дома родителей к съемной квартире на Ферри роуд, как и Роджер с Фредди, но там, знаешь ли, проходной двор, и совершенно невозможно заниматься и разучивать партии… Иногда ночую у них, когда родители Фредди вместе с его сестрой уезжают за город. — И часто их не бывает дома? Брайан понимающе улыбнулся, узнав в парне еще одного порядком уставшего от родительской опеки. Как позже пояснит Джон, от строгой, пытающейся его контролировать матери, которой, мягко сказать, не по душе было увлечение сына музыкой. В этот момент шедший впереди Фредди что-то шепнул Роджеру, и парни, заговорщически посмеиваясь, продолжили путь на мысках, имитируя высокие каблуки — развязно покачивая бедрами, они напоминали, скорее, нетрезвых блудниц. — Какой фильм? — кокетливо бросил через плечо Фредди. — Фильм? — встрепенулся Джон. — В каком фильме двое музыкантов подражают женской походке? — О, это у них недавнее развлечение. — Пояснил со странной ухмылочкой Брайан.— Надо быстро назвать фильм по разыгранной сценке, иначе штраф. — И серьезный штраф? — У них далеко не всегда срабатывают тормоза, я бы на твоем месте поостерегся с ними играть, — Брайан нахмурился, всерьез обеспокоенный благополучием новичка, втянутого в авантюру двух оторв. — Точнее, тормозов нет совсем. Джон ответил ему хитрым, и отнюдь не испуганным взглядом. — Но ты ведь играешь? — А что остается? — Брайан с беспомощной улыбкой развел руками. — Я даже не замечаю, как оказываюсь втянут в пародийно-постановочное безумие двух синнерманов.**** — Сам ты скучный грешник, дорогой, а мы — грешные киноманы, — Фредди театрально взмахнул руками, зазвенев браслетами, и поклонился прохожим, будто конферансье, самодовольно представляющий самого себя, при этом Брайан, шедший позади, столкнулся с его пятой точкой, туго затянутой в узкие хлопковые брюки. — Ну вообще-то я тоже люблю кино. — Дотошно поправил его Брайан, и вместо того, чтобы обойти препятствие, замешкался и приостановился, давая возможность Фредди завершить мини-представление и первому продолжить путь. — Даже очень. Фредди вздрогнул от неожиданного отсутствия сопротивления и, спружинив ягодицами, невозмутимо оттолкнулся от него, словно от стены. — О, дорогой, просто любить и любить греховно — не одно и тоже. — «Я просто-напросто суеверен, и не хочу иметь дела ни с какими духами». — Скопировал благородную интонацию шерифа Маккены Брайан. — Что? Но ты агностик! Ах, я понял, это вызов? Брайан покачал головой: — Был бы, не услышь ты эту фразу сегодня в четвертый раз. — Ты не один из нас, так и знай. Мы не принимаем тебя! — Только потому, что я ни разу не проиграл, надо полагать? — Брайан улыбнулся еще шире, догадываясь о подводных камнях настойчивого подталкивания к проигрышу изо дня в день путем попыток поддеть его лично. — Бинго!.. Ага! Ты не назвал… — Кстати, «Уродцы» Браунинга, 1932 год, но ты перевернул цитату, это считается жульничеством? — Вот черт! Ты должен наконец проебаться, тогда я согласен пересмотреть истинную степень грешности твоей киномании. — Тебе поддаться, я правильно понимаю? — Только попробуй! — обычно дружелюбный голос Фредди взвился такой обидой и гневом, что стало понятно — жалкие, унизительные поддавки он презирает в той же степени, что и вечный выигрыш у него. Этот парень предпочитал сражаться в честном бою и со всей неутомимой яростью, с достойным противником, а больше всего на свете любил разгромно побеждать. — Сдаетесь? — Роджер, меж тем, потер ладошками в предвкушении. — Нет, постойте! — спохватился заслушавшийся пикировкой Джон. — Это комедия «Некоторые любят погорячее»*****. Дафна и Джозефина завидуют центру тяжести Мэрилин. Ну, то есть, Душечки. Режиссера и год тоже нужно назвать?  — Ну… Это Брайан у нас будущий великий учитель математики и просто не может жить без чисел.  — Уайлдер, 1959. Роджер вернул себе свою пружинистую, пацанскую походку и показал Джону два больших пальца, выставив затем два указательных и нацелив на Джона импровизированные «револьверы». — А ты хорош! — Иными словами, самой сексуальной попке кинематографа! — триумфально заявил Фредди, не торопясь возвращать свою походку. — «Должно быть, у них есть какой-то винтик в моторе!» — с артистическим изумлением процитировал он, манерно поведя плечами. — На мой взгляд, самая сексуальная попка кинематографа принадлежит Бриджит Бардо! — заупрямился Роджер. — Или моему возлюбленному Берти******, — с каким-то особенным трепетом в голосе вставил Фредди. Роджер фыркнул, а Джон не понял, о ком идет речь, но переспрашивать не решился. — В любом случае, Фред, это было слишком легко. — Как раз новичку размяться и почувствовать азарт, как в первой удачной ставке на скачках, правда ведь, дорогой, — Фредди ободряюще улыбнулся Джону. — Зато мисс гитаристка все время пялилась на мой зад. И не говори мне, что это не так! — он оглянулся на Брайана, надменно вздернув подбородок. — Не говорю тебе, что это так. — К удивлению Джона, Брайан прошелестел это таким уверенным тоном, словно подтверждал его правоту. — Но ты сказал! — Когда? — Только что! — Неправда, я повторил слово в слово то, что ты просил. Так чем ты недоволен? — Ага, повторил… С одним незначительным отличием! — Не понимаю, о чем ты, Фредди. — Брайан упрямо сжал губы и вернул взгляду не здешнюю пустоту. — Джон, а где ты собираешься ужинать? — сложив ладошки рупором, перекричал их Роджер и красноречиво боднул Фредди плечом. — Ох, где мои манеры! — спохватился тот. — Джонни, дорогой, сегодня ты приглашен на ужин к нам домой. Если ты, разумеется, ничем больше не занят. — С радостью, — сдержанно улыбнулся Джон и добавил: — Если, конечно, это удобно. — А ты Джер предупредил? — ехидно напомнил Роджер. — Предупредил ли я маму… — Фредди задумался, постукивая по подбородку окрашенным в черный лак ноготком, и беспечно махнул рукой: — А, она всегда готовит никак не меньше, чем на тридцать персон. Удивительно, почему я до сих пор не растолстел. — Может, потому что почти ничего не ешь, все трясешься над отражением в зеркале, боясь не влезть в любимые штанишки? — Роджер беззаботно сцепил руки за головой: — Ну лично я-то ее предупредил. — Опять подлизываешься к моей маме, стервец! И с каких пор ты называешь ее по имени? — С тех самых, с которых твоя мама — вообще-то тоже женщина! Так вот, я ее предупредил о гостях… и за это она мне дала еще своего удивительного миндального печенья. И сказала тебе ничего не говорить. — Ах ты, обжора! Роджер со звонким хохотом увернулся от карающего колена, метившего по заду, и помчался в сторону автобусной остановки.

***

— Они все равно быстрее, — флегматично заметил Брайан. — Я просчитал еще в первый раз. Не слушая его физико-математический анализ, тем более, что и сам мог просчитать не хуже, но считал эту способность разрушительной для веселья, Джон взлетел на четвертый этаж, сопровождаемый жуткими звуками из лифта, которыми Роджер и Фредди непременно захотели развлечь его спринтерский рывок. Кто там кого жестоко убивал, он так и не понял, но Брайан оказался прав, и Джон буквально влетел в гостеприимные объятия Фредди, когда они с Роджером, живые, невредимые, хотя и немного взъерошенные и потрепанные, уже стояли у двери. Квартира семьи Булсара казалась очень большой из-за огромного количества комнат в ней, и напоминающей лабиринт с двумя узкими, будто улиткой закручивающимися коридорами из прихожей по правую и левую стороны. По правую сторону располагались родительская спальня и девичья спальня Кашмиры. По левую сторону располагались спальни Фредди, Роджера, пара крошечных гостевых, и кладовая. Просторная гостиная и кухня объединяли диковинную планировку, находясь на общей территории, в гостиную можно было попасть по прямой из фойе и из правого крыла, на кухню — из гостиной и из левого крыла. Джер Булсара ничуть не удивилась, увидев среди старых друзей Фредди одного симпатичного незнакомца. — Отец в гостиной, — сказала она, когда все поздоровались, перезнакомились, и Фредди клюнул ее в щеку. — Газеты просматривает. — Молодой человек, надо полагать, тоже музыкант. — Проворчал Боми, отложив хрустящую передовицу, и поднялся к ним с кресла. Пожал парням руки и остановил цепкий взгляд из-под очков на Джоне. — Да, сэр. Я на басу играю. А учусь в техническом колледже Челси. Судя по произнесенному под нос одобрительному «хммм…» своевременное уточнение Боми пришлось по душе. — Музыкант, папа, мы все музыканты! — голос Фредди зазвенел негодованием и усталостью от вечного непонимания. — Что, из-за этого прикажешь маме не кормить нас ужином? — О, ну что за глупости, Фаррух! Прошу всех за стол. — Боми повел рукой в сторону кухни. Ужин прошел в напряженной обстановке благопристойности. Джер заботливо подкладывала Джону блюда восточной кухни, Брайан рядом проявил чудеса безупречной вежливости и галантности, благодаря, предлагая помощь и вскакивая из-за стола, всякий раз, когда Джер что-то нужно было принести. При этом все его действия, из-за роста ли, или внутренней скованности, казались ломкими, механическими, а мышцы на лице одеревенели, взгляд его становился то пустым, то слишком тревожным. Было видно, как непросто дается ему этот ужин. Роджер окружил вниманием Кашмиру, казалось, у юного ловеласа внутри припрятан крошечный тумблер, активирующий режим ухаживания каждый раз, когда в зоне видимости появляется хорошенький объект женского пола. Отец завел любимую шарманку о серьезном выборе профессии. Фредди дулся на отца и на Роджера, сердито поглядывая на обоих, и без всякого интереса ковырялся в своей тарелке, то и дело меняя позу, не давая беспокойным рукам и ногам ни минуты покоя. Джон принимал посильное участие в беседе, покладисто отвечая на вопросы Боми, как отличник перед учителем, но чаще заглядывался на Фредди, искренне сочувствуя его скверному настроению, но не представляя, чем тут можно помочь, кроме как просто перетерпеть. Фредди вздохнул с облегчением только тогда, когда Джер призвала мужа раньше лечь, чтобы завтра встать ни свет, ни заря, загрузить вещи в машину и уехать, раз решено отпуск провести в загородном доме. Кашмира, разочаровав Роджера, под хмурым взглядом отца улизнула в свою комнату еще раньше. — Время позднее, надеюсь, сынок, ты предложишь вашему гостю переночевать в одной из гостевых спален. Чувствуйте себя как дома, Джон. — С радушной улыбкой сказала напоследок Джер и пожелала молодым людям спокойной ночи. Роджер, с усердием комика взяв на себя роль главного мученика этого вечера, выдохнул с таким шумом, будто весь вечер только и делал, что задерживал дыхание, и в картинном бессилии уронил голову Фредди на плечо. До этого момента пребывающий в глубокой задумчивости, от его жеста Фредди встрепенулся и, дернув потревоженным плечом, стряхнул с него Роджера и вспорхнул со своего стула. Брайан по отработанной привычке подскочил за ним, но тут же, неловко сложившись, обратно рухнул на место. Роджер с опаской наблюдал за мечущимся по кухне стремительным силуэтом, опасаясь новой ссоры, но Фредди всего лишь принес из кладовой вина, надежно прикрыл двери кухни, зажег свечи, выключил свет и вышел еще раз, чтобы вернуться уже с гитарой. Хендрикс, The Beatles, Led Zeppelin… Этот прохладный летний вечер был густо наполнен песнями и пылкими спорами, но главное, обществом новых друзей. Джон захмелел и совсем расслабился, хохоча над чужими шутками, и то и дело выдавая свои. Теперь ему казалось, он знаком с ними всю свою недолгую жизнь. А потом неожиданно смолкла гитара, и Фредди задул свечи. — Пойдем за мной, дорогой. Джона расположили в крошечной, аккуратной, ничем не примечательной комнате с односпальной кроватью и низким потолком. Девственно чистой. Безликой. На то она и гостевая спальня. Единственной неаккуратной достопримечательностью в ней были небрежно сваленные в углу за узким шкафом работы выпускника художественного колледжа Иллинг Фарруха Булсары. «Какой же он взрослый… — промелькнуло у Джона. — Совсем мужчина». — Спасибо… — он обернулся и во второй раз за вечер угодил в теплые объятия, сейчас пахнущие вином, воском от свечей и какой-то маминой восточной пряностью. Фредди обвил его длинными тонкими руками и гладил по хрупкой мальчишеской спине, спрятанной под рубашкой, отросшим каштановым волосам, ласкался к лицу гладкой щекой. — тебе… — растерянно закончил Джон и жадно откликнулся на ласку всем телом. Закрыл глаза, спрятал нос в густых блестящих черных локонах, невольно вызывая образ отца. Забота. Нежность. Наставления, но не как у матери, требовательные. Скорее, дружеские, советы, но от всего сердца… Любовь. Как же ему не хватает папы… Вот только, почему же он весь дрожит?.. Это чувство похоже на озноб, и одновременно не похоже, потому что от накатившей слабости в ногах подгибаются колени, кружится голова; мечется, словно обезумевшее, сердце… По всему телу забегали мурашки, пока горячие ладони Фредди безнаказанно гуляли по его спине и волосам. Захотелось… о нет! Прямо там, внизу живота, где к нему прижался взрослый мужчина… — Я сильно пьян. — Произнес Фредди, очень мило, по мнению очарованного Джона, оправдываясь за свой несдержанный поступок. — Настолько, что, боже… А ты просто прелесть! Надо же, какая ты прелесть… — с воздушным удивлением шепнул он. Чуть отстранившись, он откровенно залюбовался порозовевшим юным лицом, и ненавязчиво, почти невесомо чмокнул в губы. — Спокойной ночи, мой милый. Джон украдкой смахнул предательски выступившие, недопустимые для мужчины слезы и тоже попрощался. Фредди ушел, тихонько прикрыв за собой дверь. Какое-то время Джон разглядывал его студенческие работы, изумляясь все больше многогранности таланта нового старшего друга, и стыдливо борясь с острым желанием запустить руку в штаны (ну не в гостях же!), а потом усталость и выпитый алкоголь взяли свое, погрузив его в крепкий сон. Среди ночи Джон проснулся и вспомнил, что не удосужился поинтересоваться местонахождением туалета. Нет, он знал об одном, но чтобы добраться до него, необходимо было выбраться из лабиринта к «главной развилке». В левом «дворцовом» крыле, где безраздельно правили амбициозные молодые принцы, определенно должен был быть свой собственный санузел. Стараясь не думать о переполнявшем его желании отлить, он побрел по спящему крылу искать нужную комнату. Ошибся раз, попав к спящему без задних ног Брайану. Брайан спал на спине в одних трусах, до пояса прикрывшись простыней и знойно выставив одну непомерно длинную ногу, во весь немалый рост вытянувшись на узкой кровати, а густые темные кудри картинно разметались по подушке. Красиво. Брайан похрапывал и еле слышно жалобно постанывал. Наверное, ему снился сегодняшний ужин с родителями. Смешно. Ошибся второй… …Утомленные вечером трудного дня, препирательствами между собой и любовными играми, совершенно обнаженные, они крепко спали на смятой постели — на животе, повернувшись лицами друг к другу и сплетясь коленками. Поскольку Джону никто не мешал, а беспечно оставленный ночник еще и помогал, он во всех подробностях разглядел украшенные густой, черной шерсткой: изящную, с волнующим изгибом, спину с ямочками по бокам на пояснице, маленькую округлую задницу и длинные худые, но сильные ноги, одну из которых Фредди подогнул, открывая вид, для неподготовленного юноши поистине смущающий. А за шерстью у Фредди пряталась шелковая кожа, почти бронзовая в золотистом свете ночника. Джон вспомнил его прикосновения к своей — ужасно чувствительной, с россыпью веснушек, светлой до фарфоровости, которая предательски краснела от агрессивного солнца и малейшего физического воздействия. А после прикосновений Фредди она и вовсе жгла неутолимым огнем, не давая возможности уснуть и заставив его перебирать работы художника. Обнаженный Роджер на фоне смуглого любовника казался сливками, растекшимися по постели и принявшими форму привлекательного молодого человека. Стройный, но изгибы мягче, плавнее, не столь поджарые, как у Фредди, задница, похожая на попку девушки, но вполне мальчишеские спина и плечи; рассыпанные по плечам русые с медной рыжиной волосы… Роджер был красив иначе. Они даже пошевелились во сне одновременно. Джон поспешно, стараясь не шуметь, прикрыл за собой дверь. Впитавший со своим воспитанием консервативные, пуританские устои, он всю жизнь считал любовь между мужчинами противоестественной, запретной. Невозможной, с ним-то уж точно. У него ведь даже в колледже есть подружка, Ники. С которой, правда, дальше долгих поцелуев и объятий еще не заходило… Но, черт возьми… «Черт возьми…» — шептал Джон, найдя, наконец, искомую комнату и поспешно приспуская трусы. «Черт возьми, как же так…» — думал он, моя руки и прилипнув напряженным взглядом к своему отражению в зеркале. Оттуда на него, прищурясь, смотрел хрупкий, сильно вытянувшийся за последний год подросток, начавший только-только формироваться в юношу. Он прикоснулся к волнистой линии губ, которой так подошли не женские, мягкие-мягкие, горячие и вызывающе красные от вина. Неужели, действительно зовущие его присоединиться к этому… этому… Джон вспомнил это богопротивное слово. Мужеложество. И поморщился тому, насколько неблагозвучно, оскверняюще звучало оно применительно к компании талантливых, амбициозных, умных, веселых молодых мужчин, в которой он впервые за время, проведенное в Лондоне, почувствовал себя настолько хорошо и настолько на своем месте. …Он уже совсем, как они. Он — не хуже, чем они, даже если они немного взрослее. Всего через пару месяцев ему исполнится восемнадцать, но и его новые друзья-музыканты станут на год старше. Ему за ними не угнаться, он всегда будет среди них самым младшим… На обратном пути им овладело чудовищной силы желание «ошибиться» комнатой еще раз. Неимоверным усилием воли испытывать судьбу Джон не стал. Его мысли еще долго метались от собственного взросления к нечаянно разбуженными и пока не очень понятным страстям, и обратно. Так и не поняв до конца, что на самом деле он обо всем этом думает, Джон провалился в сон. На следующее утро, после отъезда родителей и Кашмиры, зайдя на кухню, он сразу же получил приглашение переехать из обшарпанной комнатушки в общежитии к Фредди на все время отпуска его родных. Роджер и Брайан приглашения демонстративно не удостоились — о чем Роджер тут же на потеху хозяина завозмущался, а Брайан вежливо переспросил, будет ли это удобно, если и он останется. Фредди озорно подмигнул младшенькому и предложил обоим приготовить завтрак им с Джоном. Ну и себе, заодно. На этом официальная часть приглашения себя исчерпала. После завтрака листок с распорядком дня неоперившейся группы Smile («Ненадолго. Моя группа не смеет называться, как разорившаяся стоматологическая клиника!») висел на холодильнике и выглядел так: 1. Переезд Дж., Бр. 2. Репетиция. 3. Кино. 4. Неразборчивые и жирно зачеркнутые надписи Фредди и Роджера, которые даже над последним пунктом (в паб или домой, с девчонками или без) умудрились повздорить.