***
— Так медленно меня ещё никто не носил, — простонала Одри Буржуа, жмурясь от закатного солнца и тряски в руках Куртцберга. — Если спускаться не по ступенькам, а съехать по перилам, то будет быстрее, — Нат улыбнулся в лицо тещи, крепко взявшись за ее ноги и талию. Они спускались с трапа самолёта Москва-Марсель. Живот Одри напоминал небольшой арбузик, сама она слегка поправилась, но это не отменяло ее природной красоты, а даже добавляло шарма. За последний год она сильно изменилась. Что на нее повлияло: командировка в Россию или постоянное нахождение рядом с любящим мужем — оставалось загадкой. Но вместо столичной стервы появилась улыбчивая мадам, почти(!!) научившаяся вести себя вежливо с другими людьми. Ну, кроме Натаниэля. Сам Нат шутил, что перемены в Одри — дело рук российских правоохранительных органов. — Хлоя, а вы с Натом ходите в спортзал? — Одри вместо приветствия закидывала ждавшую у трапа дочь вопросами. — Зачем спортзал, если есть бурная личная жизнь. Лучше всякого спорта. Здоровье укрепляется, — Натаниэль немного ослабил хватку, заставив Одри рассердиться. Ронять он ее точно не собирался, но делать друг другу пакости у них было в крови. — То-то я вижу, что у тебя бурная жизнь по одному месту пошла. Я вот видео смотрела, где мужчина женщину на руках за пять секунд с лестницы спустил. — И в конце видео умер, — Натаниэль наконец дошел до последней ступеньки и аккуратно спустил Одри на родную землю. — Доченька! Как я скучала! — Одри приняла от Хлои пышный букет тюльпанов и уткнулась ей в плечо, сразу начав рассказывать о будущем братике, вкусных соленых огурцах, которые они попробовали в России и о том, как уговорила Андре присутствовать на родах. На лестнице появился слегка сонный Андре, он в последний раз обменялся рукопожатиями с российскими коллегами, отдал поручения по разгрузке чемоданов и с веселой улыбкой спустился к Натаниэлю. — Привет, дорогой! Как жизнь? Хлою не обижаешь? — он похлопал его по плечу, посмотрел на Одри, ни на секунду не замолкающую во время своего рассказа, и вздохнул, — Эх молодежь, вот вы уже вместе почти два года, а беременна почему-то Одри. Не расскажешь мне, почему, а? — Мне кажется, что это вопрос к вам, всё-таки вы отец, месье Буржуа. — Ну-ну, не дерзи, — Андре взял его под руку. — Ты прекрасно знаешь, о чём я. Когда внуков то ждать? — Да я хоть сейчас готов. Хлоя не хочет. — Ты что там вякаешь? — Буржуа недовольно выглянула из-за спины матери. — Люблю тебя, говорю, — Нат послал воздушный поцелуй и уже серьезно обратился к будущему тестю, — Мы поженимся, купим дом, у Хлои закончатся отчёты.. — Ууууу, так и жизнь закончится, — Андре скривился как от соленых русских огурцов. — Поздно будет. — Вы с мадам Буржуа три раза разводились, снова женились, жили в разных городах, воспитывали по очереди детей и всё равно всё успели, месье Буржуа, — Нат раздражался, что кто-то диктует ему, когда нужно заводить семью, рожать детей и как вообще правильно жить. Может это он будет решать? У Хлои нервотрёпка каждый день (да и сама Хлоя как сгусток нервов и смены настроений) и если она в такое время причинит вред себе или малышу, лучше от этому никому не станет. А что часики тикают — не велика потеря. Им не сорок лет, всё впереди, всё успеют. — Нам ещё не поздно, — добавил он после минуты молчания. — Не знаешь ты, что такое поздно, — Андре вздохнул и тут же переключился на другую тему, рассказывая о будущем бале у Агрестов. Они с Одри везли Габриэлю не только дорогой подарок из России, но и предложение стать будущим крёстным для их ещё не родившейся девочки Амалии. «Для сына Артика!» — тут же ударил в голову писк жены.***
Джулека разорвала счёт, пришедший за коммуналку, и зло посмотрела в зеркало. В отражении на нее смотрела девушка, покрытая красными пятнами от недосыпа, с давно немытыми жирными волосами, с почти облезшей краской на передних прядях. В зеркале отражался туалетный столик с валявшейся на нем разбитой копилкой и десятью долларами. — Джууул, я дома. Беги скорей, смотри, что я тебя купил, — в прихожей скрипнул засов, Лука сбросил мокрые сапоги, покрытые тиной, и аккуратно вошёл в гостиную. — Тададам! Новинка! Только из Лондона привезли, так ещё и с заколками в подарок. Тут короче эффект блеска, витамины В и С... — Ты дурак? — Джулека посмотрела на брата покрасневшими глазами и еле удержалась, чтобы не выбить коробку из его рук. — У нас денег нет еды купить, приходится рыбу ночами ловить и на маминой клумбе картошку выращивать. Нас с работы попёрли, у нас за коммуналку долг в пятьдесят долларов, а ты пошел и купил мне краску для волос?! Джулека обессиленно упала на ободранное кресло и закрыла лицо руками. — Краску, шампунь и платье, — Лука положил на стол блестящий свёрток и сел напротив, доставая из кармана толстую пачку денег. — Я гитару продал. Джулека заплакала, её худые острые плечики затряслись. Мама с папой погибли два месяца назад. Они хотели окончательно воссоединиться, исполнив дуэтом премьеру нового сингла в Марселе. Частный лайнер с экипажем в три человека, Анаркой, Джаггедом, Пенни и адвокатом отца разбился в пригороде Марселя, пробыв в воздухе несколько минут. До этого Джаггед официально объявил о законных наследниках, пригласил Луку работать в свою команду, разрекламировал дочь так, что несколько ведущих модельных агенств предложили ей сотрудничество по рекламе самых дорогих лейблов страны. При жизни папы все звёзды целовали им пятки. После смерти папы каждая из этих звёзд вспомнила, что дети при деньгах, а у папочки остались многомиллионные долги. После концерта с Анаркой Джаггед планировал провести один из самых крупных проектов в истории своего творчества, семейный концерт «Стоун-Куффенов», договорился об аренде сцены, работе десятка сотрудников и оставалось только оплатить это мероприятие, а вторую половину отдать уже после окончания концерта. Дома и лейблы Джаггеда забрали за другие долги, счета отца стали автоматически заморожены и могли быть активированы только человеком, знавшим код, а наследство Луки и Джулеки, ещё не до конца оформленное, составляло только три сотни евро. Этих денег хватило на частичную уплату долга, вторую половину Лука погасил, продав квартиру, на которую копил с детства. Каждая журналистка имела своим долгом снять разгромное видео о грязном прошлом Джаггеда, об изнасилованных фанатках, брошенных "детях", обиженных партнёрах. Общая ненависть к творчеству Стоуна объединила компании и бывших фанатов против Куффенов. Джулеку уволили, оставили без денег за отработанный контракт, концерты Луки не окупались, каждый считал правильным крикнуть "будьте вы прокляты". — Папа говорил, что этой гитаре нет цены, — Джулека шмыгнула носом. — Папу же каждая собака в городе знала только благодаря ей. — Ты тоже эту гитару брала, а в итоге не смогла сыграть лучше него. Джул, суть не в инструменте, а в таланте. И папин талант вечен, он не зависит от гитары, — Куффен старший поджал губу, — Мне было тяжело решиться на этот поступок. — Ты поэтому руку разбил? — Да просто о зеркало ударился. — Три раза? — Не перебивай, — Лука втянул носом воздух. — Я никогда бы её не продал, поверь мне. Даже если бы подыхал с голоду в грязной подворотне, а под ногами у меня лежала гитара в несколько сотен евро. Но я не один, со мной ты, а это меняет дело, — Лука подбирал слова. — Джул, я же всё вижу. Ты ночью плакала в пригласительное Агрестов. Я прекрасно помню, зачем ты просила папу достать это приглашения, почему хотела пойти на бал и с кем ты хотела там встретиться... Я знал об этом весь последний месяц. Видел, как ты переживаешь, что мечта о модельном разбивается, что встречи с тем человеком не случится. Нам обоим отказывают в работе даже по доставке навоза, я вчера подрался с местными пацанами, потому что они разрисовали твой постер с папиного концерта. Я подрался два дня назад с тупым почтальоном, потому что даже он не хотел давать мне никакой работы и денег. Джулека смиренно смотрела на брата, выжидая, что он скажет дальше. — Наверное я поступаю как последний мудак, не найдя работы и тратя чужие бабки. Но я делаю это ради тебя. Да, я продал гитару, но я же ее и выкуплю за любые деньги. Скоро все о нас забудут, отца перестанут травить, меня примут на работу. А у тебя шанса встретиться с Роуз может больше не быть, ты покажешь себя самой лучшей моделью, ты можешь снова начать работать и работать в более крутом месте, у Габриэля Агреста, — он опустился на колени, сжимая холодные ладошки сестры в своих руках. — Прости меня, пожалуйста. Я продал папу и его гитару. Папе она уже не нужна, но ты должна остаться счастливой, Джул. Ты жива, тебе это важнее. Я уверен, отец поступил бы так же. В комнате повисло молчание, разбавляемое тихим тиканьем часов и начинающимся на улице дождем. — Платье то самое, зелёное, да? — Джулека наклонилась ближе, утыкаясь губами в лоб брата. — Да, то самое, — он многозначительно улыбнулся, но в улыбке этой пылала грусть. — Ты прощаешь меня? — Я тебя люблю, — она зажмурилась, роняя последние за этот день слезы. — И гитару мы выкупим вместе, ясно? — Да, босс, — он чмокнул её в согревшиеся от его дыхания ладошки, мысленно отметив, что дело по выкупу гитары только на его совести и за его деньги, и достал из кармана кусочек фольги, — Будешь шоколадку? Я не хотел говорить, что ещё и её купил, вдруг разозлишься.. — Спасибо тебе, моя крестная фея. Ощущаю себя Золушкой, — она сжала его плечо, — Если бы я не смогла пойти на бал, то наверное бы окончательно сломалась. То платье.. да, оно то самое, ты знаешь. Мне не хватило бы и года, чтобы суметь его купить. — Ну вот, потоп из слёз закончен, давай наводи красоту, продавец сказал, что краску на волосах нужно целую ночь держать, — Лука хотел было встать, но сестра его удержала. Подняла почти высохшие глаза и твердо сказала: — Ты сделал всё правильно. И отца ты не продал, не смей говорить о себе плохо, — она нелепо хмурилась, пытаясь казаться серьёзнее, а в итоге казалась ещё милей и беззащитней. — Главное, что мы их любим и будем всегда помнить. Ты справишься, и я всё смогу. Заработаем и проведем большой концерт в честь Стоун-Куффенов, как папа всегда мечтал... и они... они его посмотрят. Оттуда, сверху, — она сама себе кивнула, встретившись с таким же взглядом, как и у брата: решительным, любящим, непоколебимым. — А теперь точно всё! — она втянула сопли, расправила плечи и резко встала. — Ты же едешь со мной? — Ну а как можно такую даму пустить без кавалера, — Лука шутливо отвесил поклон, постепенно пытаясь отойти от тяжёлого разговора с сестрой. — У меня там тоже кое-какие мутки намечаются. — Учти, Маринетт уже занята Феликсом, — Джулека села за стол расчёсывать волосы. — Ну Адриан то свободен, — он пожал плечами. — Мне же это не послышалось? — Джулека в удивлении задрала брови. — Да шучу я, — Куффен странно улыбнулся, — А вот что Маринетт с Феликсом, это небольшая проблемка. Джулека уже ничего не отвечала. Брат всегда был непонятен, когда разговор заходил о Маринетт. Вроде бы он ее любил, но одновременно с этим даже не позволял себе прикоснуться к девушке без ее разрешения. Одобрял прогулки Маринетт с Адрианом или ее недавние отношения с этим противным Феликсом Грэм де Ванили. И сейчас говорил про какие-то мутки, будучи как никогда задумчивым и загадочным. Джулека впервые за последний месяц почувствовала какое-то спокойствие. Они поговорили по душам, разобрали проблему, которая мешала им обоим жить и сейчас, в преддверии встречи, о которой она грезила весь последний год, девушка ровно дышала и смело улыбалась. Бал Агрестов должен всё изменить.***
— Принц Али заявил, что все его высокопоставленные друзья также посетят бал, — мадам Цуруги, всё такая же несравненная, гордая и прямая, наблюдала за тренировкой Кагами. Лицо девушки на какую-то долю секунды стало судорожно бледным. — Да, мама, — Кагами кивнула, с ещё большим напором двигаясь вперёд и одолевая невидимого противника. — Помни, любой молодой человек должен быть вежлив и сдержан, — мадам загинала пальцы. — Если в танце он не смотрит тебе в глаза, блуждает взглядом по телу или по сторонам, то сразу уходи от него, не дай себя опустить. — Да, мама, — удар рассек пространство с такой силой, что, казалось, Кагами порезала воздух. Слова матери, самого родного человека на свете, всегда были для Кагами Цуруги законом и авторитетом. Пахать как лошади, не спать ночами, учить уроки, драться до крови и мазолей, без воды и отдыха — она была готова и преклонялась перед матерью. А когда случалось так, что молодость, жажда пробовать новое, желание хоть раз вырваться из цепких рук матери, брали над покорностью Кагами верх, то девушка жадно глотала эту свободу. Потом, правда, было до слёз стыдно перед матерью. Она слушала старшую Цуруги во всём. Именно мать привила ей любовь к фехтованию и к прилежной учебе, именно она сформировала ее стойкий, непоколебимый и редкий характер, за что Кагами ей так же была благодарна. Да, мама прививала эту любовь силой и страданиями, но Кагами ни о чём не жалела, а даже гордилась своей уникальностью. Вот только любить предмет, животное, еду, книгу или старинную традицию через силу можно и вполне получается. Кагами привыкла, влюбилась и теперь уже не представляла своей жизни без сабли или утренних тренировок. Любовь, которую ей привила мать, была и так заложена в ней генами. А вот полюбить незнакомого человека через гены нельзя. Мама готовилась выдать ее замуж. За того, кто понравится маме и ее собственным законам и амбициям. — Я знаю, что такое выйти замуж и разочароваться, Кагами, — женщина иногда говорила с глубочайшим остервенением. И выходила из себя, только когда речь заходила о её отце. — Поэтому слушай меня, я опытнее. Ты, может, и выберешь сама, но ошибёшься навсегда. Я уверена. — Она права, — шептала Кагами, чертя круги на подушке. — Я уже обожглась с Адрианом. И всё равно в душе жгло. Когда-то Кагами прочла книжку, втихаря посоветованную Маринетт. Там была умная и в то же время романтичная мысль "любовь навсегда только та, где нашли друг друга двое". Кагами долго не понимала, что означает эта цитата. А потом, когда мать объявила о "кастинге женихов", всё сошлось. Мать ищет жениха, Кагами кажется, что ей ищут любовь. Они обе выбирают, ищут, сравнивают со своим списком "идеальных мальчиков". — И это уже не любовь. Действительно какой-то кастинг, — Кагами не спала, брала саблю, выходила ночью в парк и боролась с невидимым противником. Со своим внутренним голосом, так и кричащим "это всё неправильно". Кажется, она снова победила. И это её самая горькая победа. Завтра, на торжественном вечере, посвященном империи Агрест, Кагами Цуруги встретиться с будущим мужем.***
— Здравствуйте! Я временный секретарь месье Агреста, разрешите войти? Жерар не изобразил ни одной эмоции на лице. Только тупо посмотрел на лист пропуска и впустил нового сотрудника в особняк. — Мадам Дьюпен, ну наконее... — Габриэль так и замер на входе в одном тапке, потеряв второй по дороге. — Доброго дня, месье Агрест. Для меня было такой неожиданностью, что моя анкета вам понравилась и вы пригласили меня на должность временного секретаря. Я это очень-очень ценю и постараюсь вас не подвести! — Маринетт Дюпен-Чен протянула Габриэлю ладошку для рукопожатия в знак сотрудничества.