Спокойной ночи, Майки

      Каждую ночь, перед тем как я усну, Донни приходит в мою комнату, чтобы пожелать мне доброй ночи. Он поступает так со дня своей смерти, и я почти уверен, что он делал это даже тогда, когда мы были ещё 12-летними детьми, а до 11-летия я всегда приходил спать к Донни, когда мне снились кошмары. Мой третий старший брат – Донателло, умер, пожертвовав собой, чтобы спасти меня. Когда Эйприл в очередной раз похитили Крэнги, мы вчетвером отправились на их базу и спасли её. Мой второй старший брат – Рафаэль, предложил взорвать базу Крэнгов вместе с ними. Вспоминая это, я не понимал, как мы все согласились на эту идею...       Наш гениальный брат заложил маленькую, но мощную бомбу в вентиляцию, чтобы эти инопланетные мозги её не заметили. Когда он поставил таймер, мы впятером побежали так быстро, что аж пятки засверкали... но по пути к выходу, нас задержали полчища Крэнгов, и нам пришлось отбиваться. Мы настолько сильно были зациклены на битве, что даже не заметили, как быстро летело время.       В итоге, добив всех инопланетян, мы добежали до выхода. Леонардо, Рафаэль и Эйприл были ближе нас двоих к выходу, только я один очень сильно отставал из-за усталости. И когда Донателло это заметил, он вернулся ко мне и начал подгонять. Мы кое-как, почти добрались до двери, он толкнул меня, оставшись при этом позади, и к тому моменту... взорвалась бомба. Донни погиб, его тело было сильно изуродовано после взрыва. Мы все были подавлены после этого случая... даже сенсей пустил слёзы. Но когда наступила ночь, ко мне заявился очень неожиданный гость, и этим гостем был... Донни. Он стал кем-то типа ангела-хранителя, и видеть я его мог только перед сном, у себя в комнате, а точнее, только его сверкающие в темноте глаза. Донни приходил ко мне, чтобы пожелать спокойной ночи и проследить за моими снами. Остальных членов семьи он навещал лишь два дня, а потом перестал. В отличие от меня, Сплинтер, Лео и Раф не могли его ни видеть, ни слышать и, конечно же, я им ничего не говорил о призраке, так как они бы посчитали меня совсем больным на голову.       Когда мне было одиннадцать, гениальный братец умел распугивать чудовищ. Для этого ему даже не надо было заглядывать под кровать или открывать дверцу шкафа. Донни достаточно было зайти в комнату, и все чудища в страхе исчезали. Стоило ему войти, чтобы пожелать мне спокойной ночи, и уже не было слышно ни малейшего звука. Я снова верчусь в кровати, отчего старые пружины издают неприятный скрип, заставляющий меня взглянуть на шкаф. Не знаю, почему. Ведь петли на его дверцах хорошо смазаны, и они не скрипят. К тому же единственное существо, способное спрятаться в шкафу - это Раф. Но это было давным-давно. Когда мы были детьми, ему нравилось издеваться надо мной, и однажды, он перед сном спрятался в шкафу и напугал меня... бессонница мне уж точно была обеспечена.       Вдруг снова раздался какой-то скрип. Возможно, это дверь? Петли моего шкафа, может быть, и смазаны, а вот о входной двери этого не скажешь. Надо не забыть завтра смазать её. Я медленно поворачиваю голову в сторону двери. Ничего. Она закрыта. Я вздыхаю и укрываюсь одеялом. Если так пойдёт и дальше, вскоре я просто усну. Но тогда я не услышу голоса Донни, не услышу, как он нежно говорит мне "спокойной ночи". Чтобы не уснуть, я задумался... а приходил ли он ко мне после нашего 11-летия? Желал ли он мне спокойной ночи, когда приходил? Что ж... надо будет спросить.       Внезапно что-то выталкивает меня из этого странного состояния между сном и бодрствованием, но это не из-за моих раздумий; мои глаза широко распахиваются, и я чуть было не вскакиваю с кровати, словно наступило утро. Но нет, электронные часы показывают час ночи. Я осматриваю свою комнату... мне кажется, или некоторые предметы отбрасывают зловещие тени? Зловещие - забавное слово, я услышал его от Донни, когда он ещё 6-летним мальчиком читал вслух словарь.       Я сижу на кровати, вытянув руки. Донни всё ещё нет, и мне очень хочется спать. Если я засну до его прихода... нет, я просто не могу этого допустить! Я хочу, но что-то в глубине души подсказывает мне, что если я это сделаю, случится что-то нехорошее. Это забавно, но в то же время мною овладевает жуткий холод. Даже одеялу с ним не справиться. Этот холод идёт изнутри. Ладно, это уже не смешно. Я хочу спать и в то же время не могу. Мне никак не уснуть, пока не придёт Донни. Может, мне пойти поискать его? Вдруг он сейчас находится за пределами моей комнаты? Нет. Никогда. Он тот, кто всегда приходит, чтобы пожелать мне спокойной ночи, и если бы я отправился за ним... это означало бы, что... он подвёл меня. А Донни не хотел бы меня подвести. Если это случится, он возненавидит себя, меня, да и весь мир. Ладно, возможно, я слегка преувеличиваю, но всё же... мне не хочется, чтобы мой самый заботливый старший брат чувствовал себя плохо из-за меня, даже будучи призраком.       Изо всех сил я стараюсь не закрывать глаза. Донни - самый заботливый из моих старших братьев. Я не могу допустить, чтобы он подвёл меня. Это была бы моя вина. Я подвёл бы его, а затем он подвёл бы меня. Я вздыхаю, уставившись в потолок. Вся моя жизнь - одна сплошная цепь неудач. Я даже не могу заставить себя не спать достаточно долго, чтобы увидеть Донни. Услышать, как он самым нежным голосом желает мне доброй ночи. Терпеливо дождаться, когда он скажет эти заветные слова, и лишь потом уснуть. Подровнять одеяло и тихо заснуть, как младенец.       И всё-таки странно, что я стал дожидаться пожеланий гениального братца. Может, он действительно в течение пяти лет желал мне спокойной ночи, но только в те моменты, когда я уже дрых без задних ног? Теперь, когда я об этом вновь задумался, мне стало... стыдно. Стыдно за то, что не дожидался Донни, чтобы услышать эти три заветных слова: "Спокойной ночи, Майки". Но далеко не только это было странным; я в двенадцать лет прекрасно засыпал, не дожидаясь Донни. А сейчас... сейчас я напуган. Но не так, как ребёнок, который не может заснуть. Я не боюсь теней, чудовищ, белок, даже той, что носит плащ и косу́... я боюсь лишь уснуть, хотя я ничего не желаю сильнее, чем просто раствориться во тьме и попасть в царство Морфея. Где же Донни? Может, с ним что-то случилось? Нет. Я не должен так думать. Ничто не может с ним случиться, потому что он мёртв, но... что если в загробной жизни тоже что-то происходит, типа борьба добрых призраков со злыми? Нет, ну это точно бред какой-то...       Иногда мне кажется, что я стал бояться Донни. Немного. Это понятно, потому что он теперь призрак, но я всё равно считаю, что это неправильно - бояться собственного брата... пусть он и стал призраком, но он всё тот же Донни, которого я помню и знаю. Я откидываю одеяло и позволяю холоду охватить себя. Вздрогнув, встаю с кровати и быстро оглядываю комнату. После первого визита покойного брата я стал убираться в своей комнате, но единственный оставшийся бардак был на стенах в виде моих детских рисунков, на которых изображены мои братья, сенсей и я. Не найдя во тьме светящихся глаз или хотя бы высокого силуэта, я поправил сдвинувшуюся из-за моих ног табуретку и лёг обратно в кровать.       Я устал, замёрз, напуган и хочу спать, и ничего не могу с этим поделать. Сомневаюсь, может ли кто-нибудь вообще. Даже Донни не… Стоп. О чём я вообще говорю? Донни может всё на свете! Он самый умный из нас. Он мог построить и нахимичить всё что угодно! Именно в нём я видел пример для подражания. Поначалу, я видел этот пример в Лео, когда был маленьким, но, став старше, стал восхищаться Донни. Хотел бы я быть таким же умным как Донни... но, к сожалению, это невозможно. Никто не может заменить нашего гениального брата, что с младенчества был самым умным. Как же таких называют? Я вроде бы слышал это слово от кого-то... точно, таких называют вандер... вундер... вундеркиндами! Хах, забавное слово. Но допустим, если бы я тоже был умным, но благодаря тому, что я раньше начал восхищаться Донни, то... что бы изменилось? Наверное, я бы меньше уделял время пранкам, играм, комиксам и не думал о том, какой я бесполезный.       Я сдерживаю всхлип. В мире есть всего несколько вещей, которые я никогда больше не хотел бы допустить, и одна из них - чтобы Донни увидел мои слёзы. Он всегда пытается меня утешить, но в глубине души я понимаю, что он скрывает: чувство, что я опять его подвёл. Я зарываю лицо в подушку. Не хочу видеть, как Донни снова жалеет меня.       В такие ночи как эта, я просто хочу, чтобы всё закончилось. Насколько я могу судить, так было не всегда, но сейчас это самое долгое время между укладыванием в постель и приходом Донни, чтобы пожелать мне спокойной ночи. А может быть... он не придёт сегодня? Нет, он обещал, что будет навещать меня каждую ночь, а Донни всегда выполняет свои обещания! Вдруг я ощущаю постороннее присутствие. Мне даже не надо поворачиваться, чтобы узнать, кто это. В конце концов, каждую ночь Донни приходит ко мне, чтобы пожелать доброй ночи. —Прости, что так поздно, я обещаю, что этого не повторится, — извинившись, обещает гость самым искренним голосом. —В загробном мире тоже покоя не дают?— спрашиваю я, всё-таки повернувшись к собеседнику. Я не могу хорошо его разглядеть во тьме, и есть только две вещи, которые я могу видеть - это его светящиеся тёмно-карие глаза с белыми склерами и высокий силуэт. Даже когда Донни сидит на табуретке, он всё равно высокий. —Нет, но у ангелов-хранителей есть ограниченное время, и поскольку я сегодня приглядывал за тобой дольше, чем обычно, то соответственно, меня позже отпустили, — отвечает Донни, немного рассказывая о порядке в загробном мире, а затем вновь заверяет меня: —Но я обещаю, что в следующий раз, не потеряю счёт времени, чтобы такого не повторилось! Иногда не нужны слова, чтобы успокоить кого-то. Я улыбнулся весёлой улыбкой. Наверное, Донни увидел мою улыбку, так как его взгляд из обеспокоенного и тревожного вновь стал нежным и спокойным. А теперь следует задать вопрос, что начал мучать меня ещё до его прихода. —Донни, а... ты навещал меня так же до дня своей смерти?— спрашиваю я. Не знаю, почему, но мне почему-то трудно было задать этот вопрос, будто бы мой рот не хотел меня слушаться и хотел сказать что-то другое. —... конечно, только после нашего двенадцатого дня рождения ты почему-то не дожидался меня, но... даже если ты к тому времени уже спал, я всё равно приходил к тебе, — отвечает Донни мягким голосов, в котором нет и намёка на упрёк или разочарования. —Прости...— дрожащим голосом извиняюсь я. Почему мой голос дрожит? Это не от слёз. Что со мной не так сегодня? —Не извиняйся, ты просто думал, что я уже слишком взрослый для этого или занят более важными вещами, — говорит Донни ласковым голосом. Я чувствую что-то холодное на своей голове, и что оно меня нежно гладит. Приглядевшись, я понимаю, что это рука Донни... он гладит меня по голове, чтобы утешить. Нет, он не должен меня утешать! Почему он меня так утешает, будто бы мне очень плохо? —Донни... почему? —М? —Почему ты меня утешаешь? Я нормально себя чувствую, — спрашиваю я, стараясь говорить ровно и уверенно, но из-за того, что я недавно плакал, мой голос слегка дрожит. —Майки, я чувствую, что тебе грустно, и что ты винишь и упрекаешь себя, — спокойным голосом отвечает Донни, не переставая гладить меня и продолжая утешать.— Я не виню тебя в своей смерти. Мы все в тот день были уставшими; Лео и Раф тебя затащили тренироваться с ними, а я чинил панцеробус и другие поломанные вещи, плюс, мы дрались с Крэнгами. Поскольку ты не привык так долго тренироваться, то и самым уставшим из нас был ты. —Но если бы я знал, что всё так произойдёт, то... Я не успеваю договорить, так как свечение глаз Донни, что приобретает зловеще красный оттенок в виде маленьких точек с чёрными склерами, своим жутким видом закрывает мой рот. —Майки, прекрати говорить то, что было бы! Ты не мог знать, что так произойдёт! Даже я не знал!— крикнул Донни жутким и искажённым голосом.       Испугавшись такой перемены, я юркаю под одеяло и дрожу как осиновый лист. Ничто не вызывало во мне такого сильного ужаса, даже страх перед Белконоидами и Шредером теперь кажется мне цветочками по сравнению с тем страхом, что я испытываю сейчас. —Ой, п-прости меня, Майки! Я-я-я не хотел тебя напугать, честно!— извинившись, говорит Донни нормальным голосом, сожалея о том, что напугал меня.— Со мной иногда такое происходит, когда я начинаю злиться. Меня предупреждали о том, чтобы я лучше контролировал свои негативные эмоции, иначе мои глаза станут жуткими, а голос - исказится. После того, как я слышу прежний голос Донни, я высовываю голову из-под одеяла и вижу, что радужки его глаз вновь стали тёмно-карими с белыми склерами. —Ни-ничего... я... эт-то я виноват...— говорю я дрожащим и поникшим голосом. Я не хотел доводить Донни до такого состояния, почему так получилось? Почему мне постоянно не везёт?       Не сказав ни слова, Донни вновь начинает утешающе гладить меня по голове и смотреть самым добрым и ласковым взглядом. На этот раз, я ничего не говорю, чтобы он прекращал меня утешать - не хочу вновь испытать этот ужас... Донни не собирается желать мне спокойной ночи, пока мне не станет лучше. Хоть одна часть меня говорит, что я этого не заслуживаю, но... пожалуй, это самый лучший момент в моей жизни. Конечно же, он утешал меня и раньше, но факт того, что даже после смерти мой самый заботливый брат утешает и заботится обо мне, делает меня счастливее. Я не хочу, чтобы он меня утешал, так как боюсь, что надоем Донни своими проблемами, и что он упрекнёт меня за детское поведение, ведь взрослые не плачут по пустякам. —Тебе лучше?— мягко спрашивает меня Донни, всё ещё не перестав меня гладить.— Только ответь честно. —Да, намного лучше, — отвечаю я, улыбнувшись. Хоть рука Донни холодная как лёд в морозилке, мне всё равно было приятно. Когда в последний раз он успокаивал меня таким образом? Семь или шесть лет назад? Донни пристально смотрит в мои глаза, дабы убедиться, что я не вру, но убедившись в моей честности, перестаёт смотреть своим пронзительным взглядом в мою душу. Улыбнувшись мне, Донни украдкой смотрит на будильник, и его радужки глаз со зрачками суживаются от удивления. —Ого, что-то я долго засиделся с тобой!— удивлённо восклицает Донни, всё ещё не отрывая взгляда от электронных часов.— Сейчас три с половиной! —Я надеюсь, что тебя вновь не задержат надолго, — говорю я, думая, насколько долго могут задержать Донни, если он вновь не вернётся в мир мёртвых в положенное для того места время. Надеюсь, что не до трёх часов ночи. Затем меня посещает один вопрос... а что будет, если я включу ночник? Я увижу Донни прозрачным, или он станет невидимым? —Донни... ты же не против, если я включу ночник?— поинтересовавшись, спрашиваю я, уже протянув руку к вставленному в розетку ночнику. —Майки, стой!       Нажав на белую кнопку, ночник засветился жёлтым светом. Я бросаю взгляд на Донни... теперь я жалею о том, что сделал. Он не становится невидимым, но мне бы хотелось, чтобы так было... Донни выглядит вполне чётко, но его тело покрыто сильными ожогами, а в некоторых местах вообще видны кости. Глаза же у него отсутствуют и вместо них зияют дыры. —Ох... спокойной ночи, Майки, — тяжело вздохнув, говорит Донни с лёгкими нотками строгости в голосе, а затем добавляет: —Надеюсь, что тебе не приснятся кошмары, после увиденного. —Я... я т-тоже на эт-то н-надеюсь...— отвечаю я, дрожащим от страха голосом. Стараясь не смотреть на покойного брата, я тянусь к ночнику и выключаю его. Обычно, когда страшно спать в темноте - включают ночник или настольную лампу. Но у меня, похоже, всё наоборот... мне теперь страшно с включённым ночником. Поправив одеяло, я переворачиваюсь на бок и закрываю глаза. Мне кажется, что я не смогу уснуть из-за увиденного облика Донни при свете ночника, но я ошибаюсь. Хоть и не сразу, но потихоньку сознание начинает покидать меня.       Прежде чем я окончательно засыпаю, Донни, будто бы наклонившись над моим ухом, говорит: —Даже если тебе начнёт сниться кошмар, то я отгоню его. С одной стороны, мне хочется, чтобы гениальный братец приходил ко мне, но с другой уже не хочется из-за увиденной жути... это же пройдёт, да? Это же забудется, будто бы очередной кошмар?