***
— Да как ты посмел?! — глухой звук удара нарушил тишину небольшой комнаты, потонув в беспомощном и отчаянно злом всхлипе свернувшегося на полу мальчишки. — Ты ослушался меня! Тебя только болью воспитывать возможно, а? Дрянь! Отвечай! Что же из тебя вырастет?! Отпинывая прочь цеплявшиеся за штанины детские руки, разъяренный мужчина пресекал любые попытки избежать наказания. На него не действовало понимание очевидной слабости ребенка, никакие мольбы о прощении не могли растопить его сердца. И Чимин знал об этом, не умоляя, покорно снося все пинки и толчки. Мальчик — на вид подросток, но едва ли успевший переступить возраст еще вчерашнего нежного детства — лежал на боку, поджав колени к груди и выставив руки навстречу яростным ударам отца. — Я запретил тебе отвлекаться от учебы! Я плачу преподавателям, чтобы ты прогуливал, а?! Да как ты смеешь проявлять такое неуважение? Твоя мать слишком мягка, она забывает, что ты будущий мужчина и уже сейчас должен понимать последствия своих поступков! — наклонившись, он сжал в кулаке ворот футболки, рванув его вверх с такой силой, что мальчишка закашлялся, когда горло сдавила натянувшаяся вдруг ткань. — И нести за них ответственность! Повиснув в крепкой отцовской хватке, словно нашкодивший котенок, Чимин умоляюще взглянул на безликую тень женщины — свою мать, стоявшую все это время в дверном проеме. Она не предпринимала попыток успокоить мужчину, который продолжал наносить удары и шлепки, казалось, входя лишь в больший раж от отсутствия слез раскаянья на детском лице. В ее бездонных немигающих глазах не было ничего, за что можно было бы зацепиться и не захлебнуться в плещущемся вокруг болезненном гневе, которому, казалось, не было конца. «Мамочка… Мамочка, пожалуйста…» — беззвучно молил женщину взгляд собственного ребенка. — Я говорила тебе, Чимин, что папа будет недоволен? — менторский тон, абсолютно стерильный от эмоций. — Так и вышло, ты никогда не слушаешь. Все кончилось. Всегда кончалось, но сложно было сказать наверняка, сколько длилось в этот раз. Обиды, боль, страх и ненависть сливались в единую звенящую пустоту внутри истерзанного тела, стирая рамки. Чимин лежал в ворохе одеяла и стянутой с постели простыни, поджав колени к груди. Бок ныл, на шее остался зудящий розоватый след, который обязательно превратится в уродливый синяк, но чуть позже. Как напоминание, как метка, которую он заслужил своим непослушанием. Его предупреждала мать, что это случится. Чимин всегда знал о неизбежности наказания от отца, единственное, о чем он не знал наверняка — это о том, когда именно его настигнет боль и сколько еще он сможет сопротивляться. С раннего детства ему стоило соблюдать негласные правила и не отступать от намеченного родителями курса. Ни в чем не проявляя индивидуальности. Индивидуальность была под строжайшим запретом. Но она, живая и горячая, нарывала внутри гораздо ощутимей, чем любые последствия побоев на теле. И с каждым новым прожитым годом было все сложнее сдерживать эти чувства под панцирем «удобного сына». Он старался, правда старался, хотя всегда оставался недостаточно идеальной версией себя. «Просто следуй заводским настройкам, так просто, но ты неспособен даже с этим справиться, Чимин! — вел он мысленный диалог сам с собой, — Но разве я кукла? Да, родители дали мне жизнь, кров и образование, но разве я не могу выполнять их требования и одновременно иметь свои интересы?» — Нет, ведь ты тратишь на них время и силы, которые должен вложить в усердную учебу… — ответив сам себе словами матери, Чимин повержено вздохнул, поднимаясь с пола и принимаясь заново заправлять кровать — в его комнате, как и в жизни, было не место беспорядку. Сегодняшняя взбучка от отца произошла по причине того, что он нагло прогулял обязательное занятие по алгебре у нудного репетитора, который не давал Чимину ничего нового, а существовал в качестве дисциплины, чем очень гордился его властный отец. Занятия по математике давно опостылели, Чимина тошнило от одного этого слова, не то что от вида самих цифр. И он решился принять предложение своей подруги, единственной подруги, к слову, которой внезапно понадобился партнер для похода в секцию по танцам. Су-Ён — шумная и активная девчонка, которой, казалось, все было по плечу в этой жизни, в отличие от него, запертого в рамки родительских ожиданий. Она была основным провокатором получения Чимином очередных затрещин, но он мог поклясться, что, не появись этого урагана в его жизни, и ей бы настал конец. Чимин просто бы не выдержал постоянного давления строгого воспитания своих родителей без глотка свежего воздуха в виде озорной подруги. Конечно, он согласился, и конечно же радостно убежал вместе с ней в пахнущий жизнью танцевальный зал, игнорируя звонки от потерявшего его репетитора. Благо звонки были не особенно настырными, ведь преподаватель получал фиксированную зарплату за занятия и ему, собственно, было без разницы на прогулы очередного мальчишки. Дождь едва прекратился, а Чимин уже бежал по залитым утренним солнцем улочкам, нарочито наступая в звонкие лужицы и смеясь, когда вокруг рассыпались искристые брызги, пугая стайки жирных голубей. Эту манеру он перенял все от той же подруги, которая никогда не стеснялась проявления своих желаний и эмоций. Ни он сам, ни Су-Ён не увлекались танцами, и эта спонтанная затея подруги была обусловлена ее простым восклицанием: «Пошли, попробуем, там препод такой красавчик!». Чимин и пошел, подруга не соврала — занятие проводил действительно вовлеченный в свою профессию, спортивного телосложения парень. Если Су-Ён откровенно пялилась на него, то Чимин лишь восхищенно поглядывал, следя за отточенными движениями в отражении зеркала на всю стену. У подруги мало получались показанные преподавателем движения, потому что пришла она на занятие только ради того, чтобы строить ему глазки. А вот Чимин, напротив, проникся этим уроком и даже получил похвалу за старательность. И после, когда они уставшие и счастливые брели по домам, он чувствовал себя «на своем месте». Эти несколько часов разучивания движений пролетели как одно мгновение. Если от тяжести в теле после сидения за учебой, Чимин ощущал лишь пустоту и усталость, то после тренировки в танцевальном зале его тело и разум пребывали в приятной эйфории. Ему хотелось вернуться туда, ему понравились танцы, он искренне хотел стать таким же красивым профессионалом, как этот преподаватель. Такая горячая детская мечта, которую было слишком сложно воплотить в жизнь. Сбегать с уроков репетитора и дальше? Не выйдет, да и на занятия в секции нужны были деньги, а родители будут резко против подобного увлечения сына. Эти опасения подтвердились, стоило отцу узнать о прогуле урока. Он был в ярости, как показалось самому Чимину, даже не столько от факта прогула, сколько от замены учебы на «бесполезные глупости, стыдные для мужчины». — Чимин, — голос матери тупой бритвой коснулся затылка, — Папа очень расстроился, тебе должно быть стыдно за свое поведение. — Мне стыдно, мама, но… — Чимин прикусил язык, поздно осознав, что сболтнул лишнего. Он медленно опустил край покрывала на заправленную кровать и обернулся к женщине. — Но? — недовольный тон хлестнул по щеке. — Чимин, где ты был во время, когда должен был быть у преподавателя? Мне ты можешь рассказать. Ему было не страшно — мать никогда не поднимала на него руку. Она в принципе редко касалась его, даже не обнимала, как другие мамы своих детей, чему Чимин всегда в глубине души завидовал, видя со стороны. — Я ходил на занятие по танцам, мам… с Су-Ён, — честно ответил Чимин. В их семье было не принято врать, да и получалось это у него паршиво. — Чимин… — фальшиво-сочувствующие нотки ее голоса и прикосновение к плечу теплой рукой, — Присядь. Сев на кровать рядом с ней, он готов был расплакаться, прильнуть щекой к груди и сидеть так долго-долго, слушая стук родного сердца. Он искренне любил маму. Простой любовью ребенка, которая не требовала ничего взамен. Она нахмурилась, покачивая головой, размышляя какое-то время, а затем глухо проговорила: — Ты пошел с девочкой, я понимаю. Это было в целях ее защиты, мало ли что могло произойти с твоей подругой в том месте одной. Надо было признаться папе, он бы тоже понял… — Я пошел не поэтому, мам, — Чимин мотнул головой, словно отбрасывая ее слова от себя в сторону. — Мне очень понравилось танцевать. Меня похвалил преподаватель, он сказал, что у меня отлично получалось для первого занятия! — Ах, так… Чимин виновато опустил взгляд, смотря на свои ноги и думая о том, чего он хотел услышать в ответ. Глупо было надеяться, что мать проявит поддержку или восхитится его успехам в таких делах, как танцы. — Я знаю, что это не то занятие, которым мне бы стоило заниматься… — пробубнил Чимин себе под нос, не поднимая на женщину глаз. — Да, мы с папой хотели бы, чтобы ты не тратил свои силы и время на подобные вещи. Танцы — пустое занятие, оно никак не поможет тебе в жизни. А нам бы хотелось, чтобы ты стал уверенным мужчиной, с хорошей профессией, создал семью… — Мам, — перебил ее он, осторожно кладя руку ближе к холодной руке женщины, но не решаясь прикоснуться, — Я знаю, что вы с папой желаете мне добра и беспокоитесь о моем будущем. Просто… Мне было так хорошо. Правда, я прям так хорошо себя не чувствовал никогда в жизни. И… — предвосхищая аргументы матери, он быстро проговорил: — Я обещаю, что буду усердно учиться, закончу школу, поступлю в институт на хорошую профессию, не буду спорить с вашим выбором и обязательно постараюсь изо всех сил! Женщина согласно кивнула, не пытаясь спорить с сыном. Помолчав, она неожиданно накрыла своей сухой ладонью его пальцы. Чимин вздрогнул от неожиданности, бросив на нее удивленный взгляд. — Я верю тебе, сынок, — Чимину показалось, что тон женщины на мгновение стал теплее. Как будто от соленой морской воды вдруг повеяло кратким теплым бризом, — Ты точно станешь нашей с отцом гордостью, но пообещай мне, Чимин, что не станешь уделять этому хобби все свои силы. Пообещай, сынок. — Мам, ох… — Совершенно ошарашенный, сбитый с толку редким поведением матери, ее крупицей драгоценной любви, он осекся, думая об этом обещании. Она не торопила его, терпеливо ожидая. «Что это было? Она не злится?! Не запрещает и не хочет для меня наказания? Лишь обещание, что танцы не займут первую роль в моей жизни?» — Обещаю! Мамочка, я обещаю! Я буду усердно учиться и… Иногда танцевать, просто чтобы держать себя в тонусе! Ну, как спорт, это тоже является спортом! Это не девчачья ерунда, мам! — Тише, Чимин… — она успокаивающе погладила его возбужденно подрагивающие пальцы, — Я поговорю с отцом, хорошо? Но я ничего не могу обещать, ты же знаешь его. Просто постарайся не наделать глупостей. — А можно… Кх-м, вы могли бы оплатить мои уроки танцев?.. — осторожно закинул он удочку. — Нет. Холод вернулся. Твердый ответ отрезвил уже было воспарившего в мечтаниях ребенка, резко ударив его о землю реальности. Женщина убрала свою руку и встала с постели. Уходя, она обернулась у порога его комнаты, бросив вновь отрешенный взгляд на сына. — Ты сам ответственен за свои действия, Чимин. Поэтому свои увлечения планируй сам, но чтобы они не мешали учебе, в которую мы с папой, конечно, будем вкладывать как и прежде, — с этими словами она вышла за дверь, оставив его одного. Тишина вновь заполнила все вокруг. Залилась в уши, застелила глаза и выдавила из груди еще недавно бившуюся там живую надежду. Он не хотел думать об этом — о том, что обречен остаться на этом маленьком пустом островке на долгие годы. Не навсегда, нет, ничто не длится вечно, но еще не скоро на горизонте появится спасительный корабль свободы. «Да и разве сможет такой абориген, как я, — думал Чимин, поднимаясь с постели и садясь за рабочий стол, — стать на этом корабле достойным пассажиром. Не сойду ли я с ума, увидев своими глазами просторы свободы? Как страшно…» В тесной, но безопасной скорлупе правил и чужих ожиданий было проще, было привычней. Сам он мог только в учебе проявлять смелость и силу духа. Это было единственной крепостью, которую по кирпичику он построил сам, однако настолько увлекся, что пропустил тот момент, когда заложил единственное окно во внешний мир. И теперь, замурованный в своей же крепости, боялся сломать ее изнутри. Достав тетрадь и взяв ручку, Чимин задумчиво вывел на клетчатом листке что-то похожее на бугорок островка посреди бесконечной воды. Немного поразмыслив, он добавил на рисунок человечка, одиноко стоявшего на песке, а под бурунами волн принялся писать слова, которые сейчас крутились в его голове: «Однажды обо мне позаботятся. Будут дарить маленькие смешные подарки, о смысле которых будем знать только мы. Будут интересоваться моим самочувствием, просить рассказать, как прошел день, что меня беспокоит, что меня интересует. Меня будут обнимать, целовать в щеки и лоб, смеяться вместе со мной, вытирать мои слезы. Со мной будут спорить, может быть, кричать, но после обязательно извиняться и утешать. И я буду заботиться в ответ. Буду так же дарить глупые подарки, а еще проявлять эмоции открыто, не боясь: кричать, плакать, смеяться, извиняться, шутить, крепко обнимать. Меня искренне будут любить, а я буду любить в ответ. Это моя бутылка, брошенная в океан времени и я хочу, чтобы она доплыла…» Линии рисованых волн закончились, но Чимин остался доволен результатом — он сказал вселенной все, что хотел. Выдрав лист из тетради и аккуратно сложив рисунок, Чимин убрал его в стол, с чистой совестью принимаясь за уроки.***
Прикладывая скомканный снег к разбитой губе, Чимин брел прочь от крыльца своей школы. Выпускной закончился не совсем так, как он планировал изначально, и теперь, расстроенный, в порванном костюме и с «помятым» в драке лицом, парень покидал место, где на протяжении многих лет блистал в лучах почета как ученик с отличием. «Быстрей, подальше от бывших одноклассников и новой взбучки». J.Park: «Су-Ён, все пошло не по плану. Мне вручили аттестат и грамоту, а еще набили лицо и порвали костюм. Я ушел с выпускного, не хочу больше их видеть! Домой возвращаться рано, да и получу еще и там за одежду 😭😭😭» На ходу набрал он сообщение подруге в мессенджере, не особенно надеясь на ответ. Сейчас она должна была в красивом платье танцевать на выпускном балу с очередным красавчиком, да и вообще вряд ли ей сегодня будет до него. Кутаясь в пуховик и не отнимая от лица таявший в горячей ладони снег, Чимин чувствовал себя единственным неудачником во всей Корее, шагая по пустой улице в гордом одиночестве. Неожиданный рингтон оповещения заставил его выбросить снежок и быстро достать телефон. ♡Soo-young♡: «Милый мой Чимина😘, скорей тащи свою побитую задницу в парк. Я валяюсь красивая на нашем месте — тоже сбежала с выпускного, расскажу на месте! Не смей плакать! У меня есть бутылочка соджу, вылечим твои печали 😏🍷» Мысленно смачно выматерив весь этот свет, он перешел на бег, спеша к подруге в парк, где они с ней впервые встретились в детстве. С тех самых пор парк стал их тайным местом, куда они вместе любили сбегать от проблем и делиться друг с другом самым тайным. Кроны парковых деревьев, птицы и случайные прохожие знали о нем больше, чем его собственные родители, с которыми он вообще не имел привычки делиться своей жизнью. Да и они нисколько не переживали по этому поводу, интересуясь лишь подготовкой к экзаменам и результатами его учебы. Неуклюже выруливая по мокрому февральскому снегу на мощеную дорожку, ведущую меж деревьев к заснеженной поляне, он не сбавлял бег, выдыхая облачка горячего пара в прохладный воздух. В это время парк был пуст, казавшись впавшим в летаргический сон, лишь одиноко лежавшая на поляне девушка помахала ему зажатой в руке бутылкой. — Чимин! Ну и видок у тебя, конечно! — она звонко рассмеялась, спугнув своим смехом стайку птиц, и от этого смеха на душе у парня стало легче. Он уже и не думал об обиде и боли, смотря на Су-Ён с ответной улыбкой на разбитых губах. — А ты как всегда прекрасна, подруга! Что за придурок упустил возможность потанцевать с этой королевой? Восхищенно смотря на девушку, Чимин искренне не верил в вероятность того, что ее кавалер самолично упустил такую возможность. Ну и дурак же он! Щеки Су-Ён раскраснелись, макияж слегка поплыл, видимо, от недавних злых слез, в которых девушка никогда не признается. Из-под полы пуховика торчал подол платья жемчужного цвета в россыпи крошечных страз и две стройные ножки в школьных туфлях. — Да ну его, придурок! В последний момент выбрал Айёнг, а меня отшил, пф! Не такой уж он и красавчик… — поморщив нос и отпивая из бутылки, она вновь легла на припорошенную снегом молодую траву. — Хватит пялиться, давай ко мне падай! И рассказывай, кто тебя так уделал. Послушно кидая учебную сумку в снег и ложась рядом с девушкой, Чимин облегченно выдохнул в небо, собираясь с мыслями. Белый воротничок его рубашки был слегка заляпан кровью, галстук лежал на дне сумки, сорванный в момент драки, правая штанина брюк порвалась на колене, на котором виднелся ушиб. — Погоди! — Су-Ён протянула ему бутылку, — Глотни, а то замерзнешь и умрешь! — Опять ты со своими проклятиями, кха-ха… — приняв из ее руки соджу, он глотнул обжегший горло алкоголь и поморщился, ощущая, как тот огненной лавой разливается по пищеводу, мгновенно согревая все тело. — Уф… хорошо. Подруга плутовато покосилась на него, отбирая бутылку обратно. В сумке у нее была припрятана еще одна, но она знала, что Чимину лучше пить постепенно. Как неискушенный в употреблении алкоголя, ее друг быстро пьянел. — Кх-м… так вот, награждение прошло хорошо, потом был концерт и речь нашего классного руководителя. Я даже слегка всплакнул… — Ха, Чимин, — острый локоток слегка ткнулся ему в бок, — Ты такая плакса! Даже я не плакала, прощаясь со школой. «Зато явно плакала позже из-за того урода…» — молча отметил про себя Чимин. — Все шло отлично, но парни, сидевшие за мной, принялись громко обсуждать меня же. Они говорили что-то наподобие: «Красивые девки вечно вьются вокруг этого угашенного ботана, а ему будто пофиг на них. Пидор какой-то, явно папочке насасывает…» и посмеивались, толкая мой стул. — Фу! Завистливые мудаки! Ты отреагировал?! — Сначала я хотел их проигнорировать в целом, как всегда делал это раньше, — вздохнув, Чимин молча сжал кулаки, нехотя возвращаясь в тот момент, — Но они продолжали попинывать ножки стула, явно стараясь меня спровоцировать, чтобы я взорвался и испортил всем концерт. Я поступил иначе. — Не зря же ты гений, а они тупые клопы! — Я высидел до окончания концерта, и, когда все стали собираться, прямо задал им вопрос, не обо мне ли эти мудаки трындели все это время? На что мне с гадкой усмешкой бросили: «О тебе, сообразительный пидор! Не плачь только, а то мы проблюемся». Су-Ён возмущенно ахнула, снова протягивая другу бутылку. Чимин не отказался, делая еще глоток и продолжая рассказ с нарастающей злостью в голосе: — Я посоветовал им завалить пасти и сообщил, что не гей! А они только заржали и предложили доказать это в «курилке» за школой… — Это ловушка! — Су-Ён возмущенно выпила, — Они этого и добивались! — Да, это было ловушкой. Но я так сильно разозлился, что меня считают геем, только потому что я сконцентрирован на учебе, а не на отношениях! Я и пошел туда. А там меня ждал еще один мудак, ну и втроем они на меня накинулись. — Как подло, тфу! Втроем на одного! Псы позорные, ты бы дал отпор один на один! — Ну я не сказать, чтобы боец, Су-Ён, я наивно надеялся, что мы просто поорем друг на друга и все… В общем, я с трудом вырвался и побежал прочь, но они успели порвать мне костюм и разбить лицо. — Бедняжечка… — зачерпнув немного снега в ладонь, девушка заботливо приложила холод к ушибу на его скуле. — Слушай, ну в этой ситуации никто бы не отбился, ты поступил правильно, убежав. Полежав так молча, Чимин постепенно успокоился, смотря в серое небо и провожая взглядом стайки пролетавших мимо птиц. Птицы о чем-то перекрикивались, скользя в вышине и от их умиротворенного полета по серой глади неба, становилось спокойно на душе. Накрыв холодные пальцы подруги своей ладонью, он улыбнулся, вдыхая прохладный воздух полной грудью. — Все позади. Пошли к черту и они, и твой урод, мы больше никогда с ними не встретимся, Су-Ён. Давай лучше помечтаем о будущем. — Давай! — она убрала руку, тоже устремляя взгляд в небо, ощущая себя вернувшейся в тот день их детства, когда они точно так же лежали на траве в парке. — Ты уже решил, куда будешь поступать? — Куда-нибудь подальше отсюда, от родителей. Это мой шанс пожить свободно. — Чимина? — подруга повернулась на бок, смотря на него, как в детстве, — Я с тобой! Хочу с этого момента быть рядом с тобой всегда и защищать от любых мудаков… — Ха-х… Так и сделаем, — Чимин тоже повернулся на бок и доверительно заглянул в ее ужасно красивые глаза, полные искристых созвездий, как десять лет назад. Улыбнувшись, девушка протянула ему руку с оттопыренным мизинцем. Он знал, что последует за этим жестом, и это осознание согревало его сердце гораздо больше любого алкоголя. Су-Ён совсем не изменилась с их первой встречи. Все такая же громкая, смелая и бесконечно красивая девчушка. — Пообещай мне, что мы поступим в один институт, будем учиться в одной группе… Чимин протянул руку, сжимая протянутый мизинец подруги своим. — И ты осветлишь волосы, как всегда хотел, но не решался из-за строгих родителей, — продолжила она до того, как парень даст ей обещание, — Что станешь смелым и свободным, займешься танцами, и я буду каждый день гордиться твоей смелостью в самовыражении. Пообещай, Чимин, что станешь тем, кем захочешь. Самым крутым оппой! — Обещаю. Скрепленное на мизинцах обещание — не шутка. Чимин сделает все возможное, чтобы его сдержать. В туманное будущее он отправлялся без страха, потому что знал, что рядом с ним всегда будет идти его личный осколок солнца, однажды упавший с неба и оставшийся в сердце — его Су-Ён.