Набросок

Солнце уже зашло за горизонт, заката будто бы и не было вовсе, не осталось и следа. Всё как обычно. Джотаро уже который раз выкуривает сигарету, Какеин сидит на песке, обмотавшись палантином, и рисует что-то в своём альбоме. Жан, Джозеф и Абдул спят, в прочем, этим люди и занимаются ночью. Гробовую и непривычную, скорее даже неестественную тишину для человека изредка прерывает треск костра. Нориаки поднялся и, отряхнувшись от песка, начал медленно шагать в сторону Джотаро. Меньше чем через минуту он прибыл в точку назначения. — Джотаро, — юноша опустил голову и принялся уверенно перелистывать страницы своего альбома, — смотри. Меньше чем через мгновение он вырвал этот лист и так же уверенно протянул его курящему одногодке. — твоя поза, да и в принципе окружающая обстановка, — художник замялся, опустив голову в пол, — это выглядело крайне гармонично, эстетично что ли, и я решил изобразить, — в голосе слышались нотки волнения и некого страха, ведь как известно, Джотаро может и избить за расклад, который ему не придётся по душе. Но этого не последовало. Безразличночть с его лица куда-то вдруг исчезла, как будто испарилась. Уголки губ начали приподниматься сами собой, и столь брутальный, и на вид безэмоциональный подросток вдруг расплылся в тёплой улыбке, которая грела все вокруг как июльское солнце в полдень. Аккуратно вытянув лист с изображением его самого, молодой человек незамедлительно принялся его рассматривать. И хоть рисунок скорее являлся наброском, в нем уже можно было разглядеть отчетливые и ярко выраженные черты лица Джотаро. Оттого улыбка расплылась ещё сильнее и стала в разы теплее. — это очень красиво, Какеин, — с невероятной мягкостью и добротой высказал свое мнение Джотаро. Положив свою руку на макушку лучшего друга, он принялся её трепать, мягко и аккуратно, дабы не попортить укладку. … А может все-таки не друга? — а можно мне тоже, ну, нарисовать, тебя? — слова сказанные Джотаро удивили юношу, но тем не менее он был рад это услышать, скорее даже он хотел этого. Мягко улыбнувшись, протягивая альбом с карандашом своему товарищу Какеин спросил: «может тебе помочь?» — нет, я сам справлюсь. Я должен. — Джотаро принял серьёзный вид и, насупившись, даже не думая и не желая призывать Стар Платинум, принялся рисовать портрет столь дорогого ему человека. Рисовал он долго, неумело держа карандаш в руках. в какие-то моменты он был напряжен больше чем обычно, иногда расслаблялся, и, спустя минут сорок подросток закончил свою работу. Но он не спешил отдавать какеину рисунок, вместо этого Джотаро перевернул лист и что-то начал писать. Обдумавал каждое слово, выводя аккуратные иероглифы. Спустя пару минут он прекратил, по его виду было понятно что и рисунок, и подпись к ней были завершены уже окончательно, и что его рука к ним больше не притронется. Отдав всё Какеину и поднявшись с песка, куджо натянул кепку, козырьком закрывая глаза. Ему не хотелось видеть реакцию товарища на рисунок, тем более на записку. Не успел он отвернуться, как вдруг рука Какеина магко опустилась на его плечо.. За ней последовала вторая. Медленно поднимаясь они обвили шею, и своей грудью юноша прижался к спине Джотаро. Он ничего не говорил, но этого молчания было более чем достаточно чтобы понять что все взаимно. Что-то в груди Куджо екнуло. Он резко развернулся и, обхватив за талию уже своего возлюбленного, притянул к себе так, что они были близки настолько, что едва ли не касались губ. Помедлив пару секунд Какеин превстал на мысочки, а Джотаро, подхватив его, помог подтянуться ещё ближе и выше. Нежное соприкосновение губ, от него разливается тепло и расслабление по всему телу. Чувство чужого языка в своём рту необычное, но до ужаса приятное. Юноши были очень осторожными, робкими, ведь ни один из них раньше не практиковал такое. Обоих пробивал тремор, оба волновались. Сердца колотились бешено, в одном ритме. Джотаро изредка поглаживал талию какеина проводя ладонью от неё и вплоть до лопаток. А Какеин в свою очередь проводил своей нежной мягкой рукой по его скуле, запуская её в в копны, как уголь чёрных, смоляных волос. Сколько длился поцелуй? Минуту, две? А может всего лишь пару десятков секунд? Парни потеряли счёт времени, но это их не беспокоило, так как оба знали что их чувства взаимны, и теперь можно не беспокоиться об этом, и не хоронить свои чувства, а дать им расцвести подобно цветам сакуры. — а рисунок, ДжоДжо, действительно красивый, — глаза цвета аметиста блеснули будто бы подросток сейчас расплачется, подобно ребёнку, от увиденной красоты и чувствуя столь греющее душу счатье. Улыбка на лице Какеина была яркой, она затмила бы любую улыбку любой, какой бы то ни было красавицы мира. Лучезарная, добрая, и главное — искренняя. Но этому счастью долго не жить, как и улыбке. Последняя битва с Дио. Такая жестокая, такая беспощадная. Оба стоят на вышках. В радиусе двадцати метров расположен барьер Хейрофанта. Какеин чувствствовал свою смерть, будто бы слышал то холодное зловещее дыхание в спину. Это чувство выворачивало наизнанку, пробивало в сильнейший озноб. Мальчик, совсем ребёнок, шёл на верную смерть. Прожив семнадцать лет одиночества и пятьдесят дней крепкой дружбы, братства и любви он был готов к ней. Момент. Жалкое мгновение. И вот юноша с невероятной скоростью летит на встречу своей гибели. Резкий и сильный удар о водонапорную башню. Все кости сломаны, живот пробит. Мальчик, совсем юныный, ещё не успевший насладиться жизнью и прочувствовать все её краски лажал с дырой в животе, умирал. Он не думал о родителях, его мысли были лишь об одном: «как?». Спустя несколько мгновений он понял секрет станда дио. Единственное что Какеин смог сделать — послать сообщение. Судьбоносное сообщение решающее исход битвы затянувшейся столетием. — мой последний изумрудный всплеск… моё сообщение вам… большего я не смогу… Какеин Нориаки погиб. Какеин Нориаки погиб. В тот день погиб и Джотаро.