oh here we go again

Он был пьян и смотрел на своё отражение в окне. Другой он не был пьян и наблюдал, как тот, первый, наслаждался собой. Не был пьян и ждал, когда он заметит. И он заметил. Небрежно развернул ногой соседний стул, пригласил присоединиться, а дальше все как в тумане. *** Тело тяжёлое и лёгкое одновременно — Мондштадт не зря славится своим вином. В коридоре душно, темно, степень опьянения не даёт сфокусироваться, идти приходится на ощупь, довериться рефлексам и человеку, который его ведёт. Звуки сливаются, получается выловить лишь скрип половой доски и глухое позвякивание элементов одежды. Его отпускают, от свободного падения спасает ручка двери. Металл не холодный, как хотелось бы. Дверь поддаётся, и земля снова уходит из-под ног — ненадолго, его успевают схватить за воротник (неприятно) и вернуть в подобие вертикального положения. Шаг влево, шаг вправо — не расстрел, но искры в глазах под перезвон колоколов очень его напоминают. Что-то холодное и статичное за спиной как последняя опора и начало координат этого мира. Или как вертолётная площадка. О нет, боже. Его знобит, желудок пытается вывернуться наизнанку. Выдох, выдох, кашель, выдох. Кафель холодный. Вдох — неудачно, снова попытки откашлять то, что само выходить не хочет. Кто-то заботливо заправляет его волосы за ухо, протягивает салфетки. «Кто это?» Не важно. Он сам виноват, если не знает, что делает. Но выглядит, будто знает. Уже успел подняться, подпирает стену, держит что-то в руках. Стакан с мутной жижей. - Что это? - Сорбент. На вкус как мел. - Мы знакомы? - Ты — Чайльд. - Да, верно. Уходит. Стоп, куда это он собрался. «Подожди» Сфокусироваться нереально, силуэт опускается на колени — темнота комнаты почти поглотила его, можно выхватить лишь то, что освещает отражённый свет. Видеть это со стороны и не контролировать ни в одном из измерений — непривычно. Все ещё душно, тяжело дышать, горячо, мало, хочется хотя бы голову запрокинуть, но вестибулярный аппарат против. Позволяется одновременно всё и ничего. Это удивительно, обидно и раздражает, раздражает до настойчивого «пожалуйста», сказанного несколько раз вслух. С ним обращаются слишком бережно, ему так не нравится. Чайльд отстраняет сидящего на коленях человека. Смотрит ему в лицо — одновременно рассматривает и использует как статичный объект в расплывающемся мире. - Я забыл твоё имя. - А я не представлялся. Взгляд цепляется за отражение. Чайльд седлает бедра того-кто-не-представился. Его пьяный разум хочет всего и сразу, а ещё — показать своему отражению, кто тут главный. Пока что победа за Чайльдом-из-реального-мира, ведь бездушный Чайльд-из-зеркала вряд ли ощущает прикосновения, вряд ли слышит шорох одежды и чувствует, как прохладные руки лезут куда не надо. А реальный Чайльд, к сожалению, не имеет достаточно воли, чтобы перестать смотреть на себя, особенно когда его на этом ловят. Теперь всё внимание забирает Чайльд-из-зеркала. Вот руки на его плечах стягивают рубашку, вот он теряет равновесие, но пойман и исчезает из поля зрения. Улыбка на лице того-кто-не-представился говорит сама за себя, она называется «вас заметили». Чайльд рефлекторно поднимает руки в примирительном жесте. Замечает, что петля на одной из перчаток расстегнулась, а ещё, что он не единственный, кто это видит. Чужие пальцы моментально оказываются под перчаткой, ткань ползёт вверх, и почему-то этот жест выглядит так интимно и завораживающе, что кажется неуместным в данной ситуации. Но Чайльд быстро берет её под контроль. Тот-кто-не-представился слишком одет, одежда его какая-то сложная, ещё и улыбка эта вызывающая. Чайльд хочет, чтобы было эстетично, а в итоге болтающаяся где-то в районе локтей рубашка сильно сковывает движения, рвать её почему-то нельзя, кто запретил и когда — он не помнит. Ещё немного и терпение закончится, но снова не в этот раз. Дыхание перехватывает — это руки того-кто-не-представился находят вижн. Глаз бога. Сгусток энергии, заключенный в украшение. Сила, дарованная самим Архонтом. Человек, посмевший так обращаться с оружием Предвестника, либо сумасшедший, либо самоубийца. Чайльд заворожено смотрит, как становится ярче свет элемента под пальцами... этого человека. - Да ты кто такой? - Капитан кавалерии Ордо Фавониус, Кэйа Альберих. Вас не учили запоминать людей, с которыми предстоит увидеться во время дипломатического визита, господин Одиннадцатый Предвестник? - Не думал, что спать с дипломатами других государств входит в ваши обязанности, капитан. - Keep your friends close, and your enemies closer, как говорили у меня на родине. Кэйа смеётся, Чайльд скрипит зубами. Все всё понимают. Минус лишняя одежда, минус сантиметры расстояния, минус напускная бережность. Чайльд готов закусить свой же вижн, когда холодные руки до боли сжимают бедра, но вместо этого надеется оставить след от пальцев на шее капитана — за его модной рубашкой всё равно никто не заметит. Чайльд-из-зеркала повторяет каждое движение своего реального двойника в лучшем виде, что не может укрыться от взгляда Кэйи. Даже просить не надо — Чайльд оказывается лицом к лицу с самим собой, оставляет отпечатки пальцев на зеркальной поверхности и совсем не сопротивляется силе, что продолжает впечатывать его туда. Он не может отвести взгляд от себя и от собственного вижна Кэйи, что так небрежно болтается на бедре и раскачивается в такт движениям. Чистое сияние практически белого цвета. Дар Царицы. Момент истинного удовольствия — разве что только колокола не зазвонили. *** Утро начнётся в полдень. Да, со звона колоколов. Вместо кофе в постель — стакан воды на прикроватной тумбочке. Чайльд будет внимательнее и увидит, что это подтаявший лёд. Жизнь пойдёт своим чередом.