* * * * *
покинув заведение немного раздражëнным из-за намджуновых наставлений, чонгук направился прямиком к тëмно-синей, почти чëрной в неоновом освещении вывесок бара, машине. с громким звуком захлопнув в недовольном жесте дверцу с мыслями «чëртов намджун, чтоб его», он провернул ключ зажигания, на что автомобиль отозвался включившимися четырьмя фарами и ласкающим чонгуков слух рëвом двигателя, который он сам со всей любовью собрал, сделав из легенды прошлого по-настоящему непобедимого зверя. сейчас как никогда хочется скорости. чонгук, безусловно, любит намджуна, но настолько, насколько любит, настолько же ненавидит нотации от него. он был другом отца и знал чонгука чуть ли не с пелëнок, видел, как маленький бойкий мальчишка рос в зрелого, одарëнного парня, помешанного, как и отец, на всëм, что связано с машинами и гонками. но чонгук никак не смирится с тем, что это – достойный повод лезть в его жизнь и тем более гонки вместо… мысль закончить чонгук не решается, только стискивает руль пальцами. уже давно заполночь, улицы практически пустуют, поэтому он давит на педаль газа сильнее, хмурится ещë заметнее, а в голове теперь роятся мысли о злополучном мин юнги – холодная платина в волосах контрастирует с чëрным костюмом и такой же расстëгнутой на верхние три пуговицы рубашкой. но больше всего заметен контраст с чернющей, зловеще поблëскивающей бездной хитрых глаз, которые будто видят сквозь, обнажают душу до гола. таким чонгук его запомнил. а ещë до тошноты учтивым и вежливым, с до дëргающегося глаза бархатным тембром и безупречными манерами. — богатенький ушлëпок, – прыскает чонгук в пустоту, словно ядом, пока в мыслях всплывает их встреча.четырьмя часами ранее
чëрный, под стать хозяйскому образу, «корвет» седьмого поколения вальяжно, будто подражая ленивой манере владельца, подъезжает к копошащемуся под открытым капотом доджа чонгуку, а после того, как погас яркий холодный свет фар, из кабины выходит высокая фигура, размеренной походкой приближающаяся к чонгуку. тот сначала не обратил внимания на шикарные формы подкатившего новенького спорткара, но, выпрямившись, чонгук огляделся – в округе, как обычно, никого. в мастерской он всегда остаëтся последним иногда до самого утра. а значит, этот некто определëнно к нему с визитом. — добрый вечер, – улыбается мужчина, поправляя лацканы пиджака, а затем спрятав руки с блестящими на одной часами в карманы. – вы чон чонгук, верно? — ага, привет, – протирая руки заляпанной чернотой тряпкой, резко пахнущей бензином, кивнул чонгук, окидывая гостя оценивающе с ног до головы. – а что-то нужно? — о, я всего-то хотел встретиться с вами лично, ничего такого, – подойдя практически вплотную, ответил незнакомец, – я мин юнги, приятно познакомиться, – совсем не обращая внимания на испачканные мазутом чужие руки, тот протянул ладонь для рукопожатия, всë так же, как отметил про себя чонгук, противно натянуто улыбаясь. но руку, конечно, пожал, настороженно оглядывая не то новоиспечëнного спонсора, выбравшего самое неподходящее время для бизнес-планов, не то клиента, который, видимо, не нашëл другого времени, чтобы приехать на ремонт, потому что на дворе был поздний вечер. «хотя такому-то новомодному монстру он вряд-ли нужен» мысленно фыркнул чонгук, мазнув взглядом плавные формы и логотип на чëрном авто. – я наслышан о вашем успехе в гонках. неплохо ездите. чем больше чонгук слушал этот нарочито спокойный надменный тон, тем больше хотел наплевать на профессиональную этику и как-нибудь побыстрее спровадить этого пренеприятного типа. тот производил на других наверняка хорошее впечатление, но только не на чувствительного к лицемерию и высокомерию чонгука. от него так и пëрло той самой «тëмной аурой», пока назвавшийся юнги мужчина хозяйски шагал в мастерскую, ведя костлявыми пальцами по тёмно-синему корпусу доджа. — если вы за ремонтом, то на сегодня мы закрыты, – скрестив руки на груди, чонгук прочно определился со своим отношением к этому человеку. «очередной понт, чтобы поставить на место» усмехнулся мысленно чонгук, сверля взглядом чужую спину. он, конечно, не тот сумасшедший, который будет слюни пускать по своей тачке, но вот так лапать идеально отдраенный гуком авто – высшая наглость. мин юнги каждым своим движением всë больше распалял в парне желание поскорее избавиться от нежеланного клиента. — о, нет, в ремонте не нуждаюсь, мистер чон чонгук, – брезгливо осмотрев подушечки пальцев, будто испачкав их в пыли, юнги развернулся к чонгуку. весь его вид говорил, что он-то на ремонт точно не сюда бы заехал. не дав мужчине начать, чонгук резче, чем ожидал, громко сказал: — тогда прошу покинуть помещение. вам там быть не положено. — ох, вижу, я поставил вас в неловкое положение. прошу меня извинить, буду краток, – словно оскалился юнги, а чонгук, наконец, понял, что именно с этим приветливым и деловитым мин юнги не так. его чëрный взгляд блестит отнюдь не добро. нет, это не игра света, чонгук уверен. и это только сильнее бесит. – вы забрали у меня то, что принадлежит совсем не вам. — и что же? – готовый вот-вот взорваться и просто пинками спровадить противного типа, нетерпеливо спрашивает чонгук. — видите ли, – подойдя обратно к чонгуку всë той же неторопливой походкой, отдающейся приглушенным цоканьем каблуков на определенно дорогих туфлях, юнги улыбнулся шире. хищней, сказал бы чонгук, но только едва заметно поморщился, – вы ведь теперь король, верно? — а тебе с этого что? – огрызнулся на чужой притихший пониженный тон чонгук, не сдвинувшись ни на миллиметр даже под таким напором. — но это место не принадлежит тебе, чон чонгук. «пошëл ты, мин юнги» – чуть не сорвалось едко с губ, но чонгук лишь усмехнулся. — кто ты вообще такой? — тот, чьë место ты посмел занять, чонгук, – улыбнулся юнги, тихо и будто безумно хихикнув. – или докажешь мне обратное? — так ты хочешь погонять? – посмотрел юнги прямо в глаза чонгук, не смея отвести взгляд от чужой пусть и пробирающей до мурашек бездны. пусть не думает, что его дешëвый понт сработал. этот парень определëнно бесил. выводил. а в чонгуке слишком сильно играл его до сих пор мальчишеский гонор, вторящий «поставить на место» этого петушка. какой-то частью сознания чонгук понимал, что юнги не один из тех неумëх, которые толпами желали потягаться с ним и что-то там доказать. от него так и веет самоуверенностью и силой за километр, но визжать и бегать от него, как от огня, чонгуку ни за что не позволит гордость. — да, хочу погонять с тобой, чон чонгук. – жаргон из уст этого воспитанного отпрыска звучал очень неуместно и даже комично. чонгуку уже хотелось смеяться от этой почти беспричинной неприязни к юнги. на вновь протянутую ладонь, только уже в качестве подкрепления их «уговора», чонгук ответил увесистым рукопожатием, едко, будто передразнивая собеседника, ответил: — вызов принят, юнги.* * * * *
— господин мин, – отчëтливо слышится из динамика телефона мягкий мелодичный голос секретаря. до этого листавший бумаги, которые недавно ему прислали для заключения немногочисленных будущих контрактов, развернувшись к панорамному окну с видом на оживлëнный центр города, юнги обернулся в большом кожаном кресле к столу, отложив бумаги и сняв небольшие очки в тонкой оправе. — слушаю, чимин, – проговорил мужчина, нажав прежде на небольшую кнопку на телефоне. давненько он не слышал этот нежный спокойный голос. пак чимин прекрасный секретарь, и до юнги посетители доходят редко, получая исчерпывающие ответы на все свои вопросы от миловидного приветливого паренька. юнги здесь невероятно скучно. он ловит себя на этой мысли уже который год. — ким сокджин из северного филиала просит личной встречи по вопросам, которые не подлежат телефонному звонку, – доносится из динамика, а юнги про себя раздражённо фыркает. ещë бы ким сокджин пришëл без личного визита. он никогда не решает вопросы, с которыми приходит, по телефону. — пусть войдëт, – отвечает мужчина сухо, сразу отключаясь. и без того тоскливая серая атмосфера начинала душить вместе с подкатывающим к горлу зябким раздражением. сокджин всегда представляется северным филиалом, юнги понятия не имеет, зачем, если перед чимином этот цирк бесполезен. наверное, просто забавляется, прекрасно зная, что никакого северного филиала нет и не было никогда. юнги всегда ассоциировал его с цепным псом отца, которому велено до конца дней своих давить до невозможности противную улыбку и не стареть. мысль обрывается на половине, когда слышится короткий стук в дверь, а после в кабинет неторопливо заходит как обычно одетый с иголочки в кремового цвета костюм так, что даже любителя классики юнги начинает тошнить от лоска, ким сокджин. поправив уложенные назад и без того идеально лежащие волосы, мужчина привычно мягко (и противно) улыбается: — здравствуй, мин юнги, – медленно шагая по направлению к креслу перед массивным письменным столом юнги, здоровается сокджин, обводя взглядом «апартаменты». пасмурная погода за окном ещë больше оттеняла стены в тëмных тонах, а минимум мебели и никаких вычурных картин, каких сокджин насмотрелся в других кабинетах высокопоставленных особ, придавали этому месту свой особый шарм. мин юнги очень от них отличался, и далеко не только вкусом в интерьере. – не дурно, твой вкус после вычурной британии хуже не стал, – вместо дежурного «как дела» констатирует мужчина, протягивая юнги ладонь для рукопожатия. а ещë, конечно, в обязанности этого смазливого господина входит присматривать за юнги, как за дитëм. — добрый день, ким сокджин, – бесцветно ответил юнги, пожав руку мужчине и наблюдая, как тот вальяжно усаживается в кресле перед ним, закинув ногу на колено другой и откинувшись на высокую мягкую спинку из тëмной кожи. — вопросы, не подлежащие для телефонного разговора? – позволил себе усмешку юнги, не успел сокджин и слова проронить. но тот не растерялся: — верно, – тут же встрепенулся сокджин, сверля юнги нечитаемым внимательным взглядом. ох, как же юнги не нравится этот тип. как и вся отцовская шайка. – ты ведь понимаешь, чего нам стоила твоя последняя выходка? – лихо подвëл разговор в нужное русло сокджин, зная, что он сам – один из немногих, с кем юнги не просто не имеет обычай церемониться, а терпеть не может. — я не просил меня спонсировать, – всë же отвëл взгляд юнги, поднявшись с кресла. что угодно, лишь бы не наблюдать эту морду. именно поэтому, став напротив панорамного окна, юнги вглядывался в простирающийся на серые небоскрëбы и многоэтажки вид. — тебя бы упекли за решëтку без помощи господина, юнги-я. на последнем слове юнги скривился, подметив, что не зря решил отвернуться. — так он меня ещë и недооценивает? – сунув руки в карманы, ровно проговорил юнги, когда смог в окне поймать смутное отражение лица сокджина. — послушай, – в чужом голосе продолжает слышаться улыбка, – господин делает для тебя всë. может, перестанешь уже вести себя как ребëнок и вернëшься домой? в этом городе тебе больше нет места… — именно здесь и есть моë место, сокджин, – холодно перебил мужчину юнги, сжав руки в карманах в кулаки. в голове крутится продолжение «потому что хочется от вас подальше» ещë более едко, чем юнги хотелось бы. — господин мил с тобой, а ты так его благодаришь за доброту? – сокджин всë прекрасно видел. и, на самом деле, в тайне даже питал уважение к человеку перед ним, прекрасно понимая все причины. информацией всë же он владеет, хотел бы этого его господин или нет. — мой отец прекрасно осознаëт, кто из нас способнее, как я вижу, – обернулся юнги, а сокджина внутренне всего пробрало от чужого взгляда и улыбки. безумной. а в глазах читался не напускной холод и что-то ещë… гораздо менее рациональное и бесконтрольное. – неужели не понимаешь, сокджин? выдерживать этот взгляд и смотреть в ответ прямо тяжело, но сокджин остаëтся невозмутимым. — твой отец любит тебя. — тогда почему же мне это говоришь ты и именно сейчас, а не он и тогда, когда нужно было? – вопросительно хмыкнув в конце, юнги прошëл обратно к креслу. внутри начинала закипать злоба на сокджина, который, на самом деле, вообще ни в чëм не виноват, но больше на его слова и на человека, который даже сейчас не может оставить юнги в покое. – почему, сокджин? на секунду у джина даже дыхание спëрло оттого, как близко к нему оказался юнги лицом к лицу. кажется, если бы не стол, через который юнги пришлось наклониться к нему, сминая под ладонями какие-то бумаги, сокджину бы точно досталось. — почему он делает вид, что добр, просит вернуться, но боится даже посмотреть мне в глаза? – пониженным притихшим тоном почти прошипел юнги, лишь краем сознания слыша голос разума, вторящий о том, что он теряет контроль. — понятия не имею, о чём ты говоришь, – тихо и без тени прежней игривости проговорил джин, прекрасно ощущая, как от подобного напора начинают нервно дергаться кончики пальцев. мин младший ни на шаг не уступает своему отцу в этой манере рода мин. уметь давить не положением, угрозами и силой, а одним лишь присутствием и настроением. это сокджин подметил ещë давно, когда знал мужчину перед собой двадцатилетним юнцом. в абсолютно чëрном взгляде читалась ярость. юнги не настолько глуп, чтобы поверить джину на слово. однако выяснять отношения найдëтся и другой момент, джин пришëл явно не за этим. поэтому, выдохнув, юнги отстранился, опустившись в кресло и подперев подбородок сцепленными в замок пальцами. — итак, – тихо начал юнги, прикрыв глаза. – ты пришëл, чтобы попросить меня бросить всë, только потому что отец соскучился по мне? – выделяя слова «меня» и «всë», уточнил юнги, слыша шуршание оттого, как более удобно усаживается на кожаном сидении сокджин. — господин хочет помочь тебе избежать последствий твоих… гонок, которые очень вероятно скоро настигнут тебя, – положив на стол папку, которую всë это время он держал в руках, начал пояснять сокджин, листая бумаги, – дело не только в полиции, хотя и от неë вечно откупаться тоже не выйдет. другим компаниям невыгодно сотрудничество с тобой, наверное, ты и сам замечаешь, что терпишь после возвращения лишь убытки… — я понял, – резко ответил юнги, чувствуя, что ощущение неконтролируемой жажды скорости, в которое обычно он вымещает свою злобу и раздражение, лишь нарастает. – каково его предложение? — ознакомься, – обращая внимание юнги на документы, сокджин развернул папку и придвинул еë поближе к нему. тот, открыв глаза и едва заметно сощурившись, нахмурил брови, а рукой аккуратно взял лежащие на столе очки и надел их, поправив пальцем. вчитываться дальше первого абзаца хотелось всë меньше и меньше. — так… отец хочет, чтобы я объявил себя банкротом и позволил ему выкупить свою собственную компанию? – продолжая читать напечатанное чëрным по белому, тихо поинтересовался юнги, не поднимая на сокджина взгляд. — верно, – согласно кивнул сокджин, пристально наблюдая за неменяющимся выражением лица юнги. выдохнув и откинувшись спиной на удобное кресло, юнги чуть нахмурился, массируя указательным и большим пальцем переносицу. — господин просил передать, что времени на раздумья немного. — либо я согласен и теряю немного, либо я отказываю и теряю всë? – усмехнулся юнги, – хорошо придумал. сколько? — три дня. противная улыбка тут как тут. сколь бы ни был влиятелен и всемогущ юнги, всегда найдëтся тот, кто и его поставит на колени. однако в случае мин юнги этот человек всего один, и это его собственный отец. сокджин любит наблюдать за их бесконечным, казалось бы, противостоянием. и эта борьба началась ещë гораздо раньше, чем сокджин может помнить и знать. юнги с детства знал от отца, что победа – не воля судьбы, не случайность, а результат упорной работы, жертвами для достижения цели любой ценой. понятия «проигрывать» для юнги не должно было существовать как для единственного наследника отцовской компании. однако… всë это хорошо мотивирует, безусловно. но тогда юнги был всего лишь ребëнком.* flashback *
— пап… – тихо зовëт мальчик и тут же осекается, поправляясь более отчëтливо и громко: – отец. — юнги? – даже не поднял головы мужчина, сидящий за массивным резным столом в большой комнате, уставленной книжными полками. юнги стоял за дверью, лишь одним глазом наблюдал за внимательно изучающим очередной документ отцом, но после ответа тут же встрепенулся, выровнялся, распрямив спину и расправив плечи. у победителей должен быть подобающий вид. хотя… в этот раз с оговоркой. — мне нужно поговорить с тобой, – как можно ровнее проговорил мальчик, нарочно пряча руки за спиной, но смотря на чужое бесстрастное выражение лица твëрдно и прямо, всеми силами стараясь унять дрожь в сжимающих плотный картон пальцах. — да, прошу, присаживайся, – всë же окинув коротким взглядом сына, ответил мужчина, кивнув на стëганное кресло с невысокой спинкой перед собой, на которое не слишком рослый юнги тут же забрался. — в чëм дело? – отложив документы и сцепив пальцы в замок, спокойно спросил он, подперев подбородок. по только пытающемуся научиться самообладанию мальчишке всë прекрасно видно, на что отец лишь едва заметно хмурится, а взгляд становится острее, суровее. — я… эм… — не смей запинаться, юнги. чему я учил тебя? — отвечать отчëтливо и внятно, отец, – отчеканил юнги, кажется, всë же окончательно помяв грамоту с выведенными на нëм злосчастной римской цифрой два, означавшей занятое им место в недавнем соревновании. — верно. так что произошло такого, что ты явился ко мне даже без стука? – юнги всем своим маленьким тельцем боялся поднять на мужчину перед ним взгляд. практически трясся, но взращенные зачатки гордости не позволяли проронить ни единой слезы. а заплакать очень хотелось, чего юнги не позволял себе даже наедине с самим собой. поэтому, не сказав ни слова, юнги передал отцу грамоту с заметно помявшимися от взмокших рук краями. несколько секунд молчания тянулись для него зыбкой вечностью, а иррациональная истерика и паника давили на горло и разум всë сильнее, заставляя дышать чаще. в голове роились мысли о том неведомом, что следует после проигрыша. ведь до сегодняшнего дня мин юнги никогда не проигрывал. конечно, он мог бы просто скрыть, как-то выпутаться, как делают другие дети, лишь бы избежать наказания, однако страх ещë более туманных и неизвестных последствий гнева отца на его ложь вязал по рукам и ногам туго. — ты проиграл, – послушался спокойный чуть хрипловатый тихий голос отца, а за ним – шуршание бумаг и вновь тишина. юнги так передëрнуло, что наверняка это было заметно. ничего больше согласного кивка он из себя выдавить не смог. — а ты должен был проиграть, юнги? — нет, папа… – вырвавшиеся из горла слова вот-вот высвободят удушающий ком и юнги позорно расплачется. — тогда мне не нужно это, – холодно проговорил мужчина, а юнги тут же поднял слезящиеся блестящие глаза, чувствуя, что не может вдохнуть от того, что видит. его таким усердием добытая, выбитая из чужих рук награда в соревнованиях рвëтся на две некрасивые половинки… а затем ещë раз и ещë раз, пока не превращается в клочки тонкого картона, лежащие на белых бумагах. — это то, что происходит с теми, кто проигрывает, юнги, – брезгливо бросив к остальным обрывкам оставшиеся, сказал мужчина, медленно поднявшись с кресла и подойдя к панорамному окну, таким образом теперь стоя к юнги спиной. а юнги впервые в жизни позволяет себе заплакать, совсем беззвучно, но так, что горячая солëная влага обжигает глаза и щëки. горько и обидно так, что он чувствует этот противный привкус на своëм языке. мальчика мелко трясëт, и он сам не до конца понимает, почему плачет. он виноват, он проиграл, недостаточно выложился, плохо постарался. мин юнги не должен оказываться в числе лузеров любой ценой. «лучше бы он накричал, лучше бы ударил, чем!..» – кричит своим маленьким внутренним голосом юнги у себя в мыслях. потому что это ранит гораздо сильнее, чем крики и наказание, которого юнги так боялся. теперь юнги боится оказаться недостаточно сильным, проявить слабость. но остановить слëзы не может, вслух громко всхлипывает и утирает рукавом кофты противную смешанную с соплями горячую влагу со своих щëк и носа. как никогда ему противно от себя так, что хочется разодрать грудную клетку и выдрать оттуда это щемящее чувство. — ты не должен показывать свою слабость, юнги. – мальчик вновь дрожит от ни капли не поменявшегося холодного тона и уже порывается выбежать из кабинета, но сидит и не смеет двинуться, пока не услышит разрешения. лишь жалко наблюдает, как на штанах темнеет маленькое пятно одно за другим, не в силах посмотреть на то, что… осталось от его проигрыша. — иди, смой слëзы. рыдания – удел неудачников, сын. я знаю, что мой ребëнок не такой. юнги не стал дожидаться, лишь с громким всхлипом спрыгнул с кресла и убежал прочь. на вопросы за что, почему и как никак не находилось ответа, но прочным постулатом закрепилось в мыслях то, что больше юнги не позволит себе и единой слезы.* * * * *
— эй, чонгук-а, а ну-ка подай восьмëрку и трещотку подлиней, эта зараза там крепко сидит, чëрта с два так просто дастся, – окликнул паренька мужчина громко из-под капота машины. мальчик, что сидел на корточках подле, наблюдая, как отец что-то бесконечно крутит и вертит с никак не желающей завестись рухлядью, тут же поднялся, подбежав к лежащему на полке в гараже кейсу с различного размера набалдашниками для «трещотки» – длинной тонкой железной штуковины, издающей такой же звук, как и еë название. мигом положив в вытянутую из-под края автомобиля руку всë нужное, чонгук стал ближе, заглядывая под приподнятую крышку капота. среди кучи проводков, трубок и больших металлических деталей внизу читалось напряженное лицо отца, мелькающее в зазорах между всеми деталями механизма. — пап, эта штука точно заведëтся, а? – недоверчиво хмыкнул чонгук, в своëм привычном детском жесте надув губы. — конечно, заведëтся, куда же она денется! – кряхтя, надрывно ответил мужчина, а чонгук слышал тихий короткий треск с длинным интервалам – болт никак не хотел занять своë законное место, в итоге застряв в неправильном положении. – мы еë с тобой сколько уже собираем, а? завестись она нам жизнью обязана. — с тех пор, как мама… – тут же погрустнел слегка мальчишка, пачкая и без того измазанные в масле и мазуте пальцы о покрытые чëрным налëтом трубки, водя по ним подушечками слегка. неприятные воспоминания вот-вот начали подползать, как снизу послышался хриплый папин смех: — чонгу, ну ты чего, сынок? выше нос. ты бы слышал, как она звучит, закачаешься! а как только еë поставлю на колëса, так тебя и научу всему, чтобы ты за ней, как за любимой… – чонгук лишь хихикнул на типичные отцовские улюлюканья об этом железном представителе ретро на колëсах. но совершенно их не порицая, ведь любил он всë это с папиных слов не меньше него самого. – вот! наконец! – внезапно послышался радостный возглас после короткого гулкого щелчка, отдающего металлом. – бегом за руль, попробуй завести, гук-а. мальчишка тут же весь будто просиял, сиганув к открытой двери со стороны водителя. в мгновение оказавшись перед рулëм, чонгук, как и учил отец, нажал на нужную педаль, одновременно провернув ключ, уже стоявший в замке. авто тут же отозвалось громким, пусть и слегка хриплым долгожданным рëвом, похожим точь-в-точь на то, что чонгук слышал раз за разом во всяких «форсажах». — папа, завелась, завелась! – выскочив из машины, чонгук тут же оказался около мужчины, уже выбравшегося из-под капота и стоящего чуть поодаль, с невероятно счастливой улыбкой наблюдающего за столь ожидаемым зрелищем. — а я что говорил, гук-а, – проговорил мужчина, прижав мальчика к себе, обняв одной рукой за плечо. – теперь осталось нам сделать из этой старушки конфетку. в какой цвет хочешь еë покрасить, м? какой бы подошëл такой красотке? — тëмно-тëмно-синий! знаешь, как когда мы ездили к речке в ночь, и небо было такое чернющее, – несмотря на смех мужчины, недолго думая воодушевлëнно ответил чонгук, дëргая отца за испачканный край рабочей футболки. — ха-ха, я уж думал ты скажешь красный или жëлтый. но у тебя неплохой вкус, молодец, – потрепав по таким же чëрным, как смоль, волосам мальчишку, мужчина смотрел лишь на вдохновлëнного чонгука, который чуть ли не прыгал от радости, забыв обо всëм на свете, кроме легенды гонок прошлого. — хочешь на ней прокатиться?* end of flashback *
— ты ведь это тоже помнишь, да, пап? припаркованное тëмное авто у побережья не бросалось в глаза. яркие фары потухли, лишь на капоте виднеется силуэт сидящего на нëм человека. в темноте чонгук практически не мог разглядеть изображëнное на старой мятой фотографии, которую он держит в руке. этот клочок бумаги чонгук носит почти везде и всегда как талисман. потому что на этом фото они с отцом рядом с теперь чонгуковой машиной. счастливые, сфотографировались сразу после первого заезда чонгука, на котором тот занял почëтное первое место. знаменовавший это кубок чонгук с фотографии держит в руках, а отец улыбается так же широко и счастливо, одной рукой приобнимая чонгука за плечо, а другой показывая большой палец вверх. они оба – чонгук в отцовской толстовке с эмблемой их автомастерской, а мужчина в своей любимой «счастливой» кожанке, – стоят перед челленджером так, что надпись «dodge» чуть выше сетки радиатора можно очень хорошо разглядеть. позади фотографии синей пастой не отличающимся аккуратностью отцовским почерком выведено: «поздравляю с первой и далеко не последней победой, гук-а! моему второму михаэлю шумахеру, от отца» — слышал ведь, да? завтра вечером у меня заезд с мин юнги. противный типок, конечно. тебе бы он тоже не понравился. такой себе «не лезь к моей малышке своими погаными ручонками в дешевом масле», – тихо засмеявшись, чонгук нежно провел пальцем по изображённому на фото силуэту отца, спустя пару секунд нахмурив брови. – ещë и намджун с хосоком прилипли со своими предостережениями. помнишь же, я рассказывал тебе про хосока? новый хахаль намджуна, видимо. ну вот, они как два сапога пара – оба в мамочки мне зарекаются. это ты намджуна подговорил ко мне прикапываться, да? и зачем, спрашивается. вздохнув, чонгук поднял взгляд на переливающуюся в лунном свете воду. обычно здесь днëм куча народу плещется, но в такой час напротив – тишина, лишь шум волн слышно по всему пляжу. раньше он часто бывал здесь с отцом. а теперь это место стало личным чонгуковым маленьким уголком, в который он сбегает, когда путается в том, как надо поступить. обычно решения приходят в голову сами по себе, и чонгук, не задумываясь о последствиях, поступает по наитию. как с тем треклятым мин юнги, чëрт бы его побрал. отец всегда подмечал эту чонгукову черту. «ты слишком резок, чонгу» – скрипучим голосом наставлял шестнадцатилетнего чонгука, в очередной раз подравшегося в школе и получившего очередной выговор, уже заметно поседевший и исхудалый мужчина. «ты ведь трогаешься с места медленно, согласен? давишь на педаль не спеша, набираешь скорость. настоящие гонщики не давят педаль в пол сразу», – положив на чонгуково плечо уже тронутую морщинами смуглую ладонь, улыбнулся он. – «тебе повстречаются многие, такие же нетерпеливые как ты, и с ними тоже придëтся хоть как-то жить. но, чтобы сделать это, нужно самому научиться…» – хмыкнул, формулируя для чонгука наиболее доходчивую мысль, – «…не стараться выиграть гонку на самом старте. понимаешь?»* * * * *
— главное осторожность, чонгук-а. не делай ничего сумасшедшего, – хлопая чонгука по плечам, наставлял чона младшего намджун. чонгук видел в его глазах ничем не прикрытое беспокойство и даже страх, но не понимал, почему. все эти россказни про смертоносного «короля, чей путь выстилали черепа» не возымели для него никакого устрашающего эффекта. он спокоен как никогда и выпустит свою ярость тогда, когда вдавит педаль газа в пол. — да всë нормально, нормально! отъебись уже, намджун. пожалуйста, – не успев выдернуть свою руку из цепкой хватки чужих пальцев, по привычке сжимающих его плечо в старой толстовке с почти оторванной эмблемой отцовской автомастерской, он почувствовал другую ладонь, которая похлопала его по спине. ну ещë бы намджунов хахаль профукал такое зрелище. видеть чонгука победителем с гонок большая честь для толпы, собравшейся за тем, чтобы посмотреть, как лучшие из лучших этой ночью решат, кого всë же называть настоящим королëм. чонгуку никогда не нравился этот титул. ощущение своего отточенного мастерства и уверенность в собственных силах были куда важнее того, кем его считали другие. «ты станешь лучшим, сынок». — осторожность… – начал было хосок, приветствие которого гук наверняка снова пропустил мимо ушей, но чонгук его оборвал, рявкнув: — может угробить тебя так же, как безрассудство! я всë знаю. я смогу. прекратите уже капать мне на мозги. раздражение звенело в его голосе, а глаза сверкали, выискивая в толпе знакомый высокий силуэт с выделяющимся платиной цветом волос. или хотя бы хотя куда там, наверное, карету этой принцессе подали даже на заезд. намджун, проследя за его взглядом, вновь цепко хватает чонгука за руки и заставляет смотреть прямо на себя, цедя как можно вкрадчивее: — будь с мин юнги осторожен и прекрати умничать. его нельзя ставить ни в какое сравнение со всеми остальными. помни, что даже твой отец… – намджун осëкся и поколебался, надеясь, что чонгук не придаст этому значения, как и всей его тираде до этого. они приехали сюда почти за три часа до начала, как следует изучить местность, пока не начало темнеть. всю извилистую дорогу длиной почти в семь километров они проехали на чонгуковом челленджере, намджун сидел на переднем и не переставая жужжал о том, что из себя представляет этот мин злополучный юнги. «у него грязный стиль, ездит без правил, поэтому внимательно следи за ним. если вырвешься вперед, не дай ему пристроиться прямо позади, кто знает какой чëрт его дëрнет сегодня» – обеспокоенно и второпях объяснял намджун, стараясь рассказать всë что знает как можно подробнее, пусть даже половину чонгук нарочно забудет. этот малец запоминал всë до единого слова только при своëм отце, а теперь совершенно от рук отбился. обуздать этот ураган в человеческом обличье мог только один человек. «хочешь сказать он может снести меня вот в этот обрыв?» кивая на открывающуюся впереди картину крутого спуска вниз, заканчивающегося плоским берегом и чуть поодаль тихой рекой, по краю которого трасса расстилается в плавный, хоть и резковатый заворот влево. не впишешься в него – можешь собирать костяшки внизу. «хочу, – на чонгуково показательное «пфф!» намджун не обратил внимания. – на этом повороте будь предельно внимателен. мин юнги выбрал это богом забытое место не спроста». «н-да, тут видно, что никто лет сто не ездил. эту дорогу я не знаю». конечно, не знает. но намджун не скажет причины и чуть не проговорился сейчас, когда вокруг суматоха, а до начала остались считанные минуты. — что «мой отец»? – теперь всë внимание было приковано к намджуну. как не кстати. переглянувшись с хосоком, стоявшим за чонгуковой спиной, намджун опустил руки и покачал головой, шумно вздохнув. — потом поговорим. сейчас самое важное – трасса. ты хорошо еë запомнил? — не неси фигни, – искоса мазнув взглядом по фигуре хосока, который макушкой приходился чонгуку по кончик носа, и переведя на намджуна подозрительный взгляд, он молча толкнул старшего в плечо, продвигаясь сквозь толпу к своей машине. «главное безопасность!» послышался выкрик позади, приглушаемый общим гомоном собравшейся толпы и музыкой, игравшей фоном. пахло свежестью из-за недавнего дождя. не самый хороший знак, дорога будет скользкой. наверняка юнги на это и рассчитывал. чëртова принцесса. не вслушиваясь в многоголосые подбадривания от знакомых и незнакомых, чонгук лишь кивал в ответ, спустя пару мгновений уже оказавшись около дверцы доджа со стороны водителя. не успел чонгук открыть еë, как слева послышался рëв двигателя чьей-то (определëнно не дешëвой и без подсказок понятно, чьей именно) машины, напоминавший утробный рык дикого зверя. обернувшись, чонгук только больше нахмурился. мин юнги, собственной персоной и без ожидаемого чонгуком кортежа. корвет седьмого поколения и принцесса, оба в количестве одной штуки. притормозив бок о бок с чонгуком, буквально в полутора метрах от него, дверь с другой стороны открылась, и над крышей показалась платиновая копна волос, кажется, даже переливавшаяся в свете фар и наспех обустроенного на старте светового оформления в виде гирлянд и пары разноцветных прожекторов. взгляд юнги чонгук поймал почти сразу же. всë такой же чëрный и гнетущий, тяжëлый, а на лице сияла всë та же надменная улыбка, что и пару дней назад. — давно не виделись, чон чонгук. рад встрече. – будто и не было вокруг гудящей толпы и не на гонки он приехал вовсе, а на какое-нибудь светское мероприятие, тот подошëл к чонгуку и протянул руку для рукопожатия. в отличие от чонгука, который на каждую гонку надевал какие-нибудь потëрнтые джинсы и вансы со своей счастливой толстовкой, во внутреннем кармане которой всегда была та смятая фотография, юнги был одет с иголочки даже сегодня. ему не обязательно носить костюм, чтобы всем вокруг было понятно, насколько толст его кошелëк. один только вид тюнингованного корвета чего стоит. блестящие лаком кожаные туфли, укороченные классические штаны и полурасстëгнутая чëрная рубашка с закатанными по локоть как бы небрежно рукавами. и только сейчас чонгук заметил на его правом предплечье не только серебристые ролексы, но и татуировку. змея и листья папоротника. как символично. — ага. ты чуть не опоздал, – выдерживая чужой взгляд, чонгук отпустил минову руку. — задержался. дела, знаешь ли, – ещë бы в каком-то другом тоне кому-то вроде юнги говорить о том, как у него много дел и насколько это сборище сейчас – «пустяковое» дельце. не успел чонгук взорваться и съязвить что-нибудь колкое, как из динамиков вместо музыки послышался мягкий голос девушки: — леди и джентльмены, – громко вещала она, а затем еë невысокий стройный силуэт показался на обочине асфальтированной дороги, – сегодня особенный день, такого мы с вами не видели ещë никогда. мин юнги – непобедимый король, который выходил из каждой гонки с феерической победой поборется за звание лучшего с нашим с вами любимым и уважаемым лидером! девушка в откровенном наряде «полицейского», включавшего в себя чëрную фуражку, рубашку с большим декольте, короткие шорты и капроновые чулки, на высоких каблуках уже продефилировала к середине дороги, аккурат между двумя автомобилями, и подмигнула юнги. тот нахально улыбнулся и, тут же словно потеряв к чонгуку интерес, развернулся и прошёл к двери своего автомобиля. чонгук лишь тихо чертыхнулся и резким движением уселся за руль, захлопнув за собой дверь. одно только присутствие этого «петуха» распаляло пламя раздражения внутри чонгука. ему не нужно было делать много, чтобы выводить из себя. но теперь, оказавшись в салоне, в мыслях на короткий миг мелькнула смутная мысль, что где-то чонгук уже видел эти чёрные как беззвëздная ночь глаза. задолго до их встречи в мастерской. — и помни, чон чонгук, – вдруг услышал чон слева громкое обращение юнги. тот всë так же улыбался, только теперь ещë более хищно, зловеще, через опущенное боковое стекло на пассажирском месте сверля чонгука всë тем же устрашающим взглядом, не обращая внимание на то, что говорит зрителям грид-гëрл. — либо ты проиграешь, либо умрëшь, – поддав газа на холостом ходу, юнги заставил корвет взреветь. — пошëл ты, – удостоив старшего лишь долей секунды внимания, чонгук следил за жестами девушки, стоявшей поодаль впереди, аккурат посередине трассы, ведущей на пару сотен метров вперëд, а затем начинающую петлять. один. дикий зверь под капотом чëрного стингрея утробно выл словно ещë громче, а гомон публики только усиливал эффект. чонгук же не отставал, давя на газ и рукой держа рычаг переключения передач на нейтральном режиме, а другой до белых костяшек стискивая кожаную обивку руля. два. руки девушки уже готовы резко дëрнуть вниз, означая старт. и в чонгуке внезапно зарождается отвратительное вязкое чувство. хотя нет, скорее предчувствие, сбивающее дыхание. нехорошее предчувствие, но вдох и выдох чонгук держит ровными, боковым зрением ловя на себе всë тот же хищный взгляд и будто фантомно слышит «ты умрëшь» чужим низким голосом. три. забыв про отцовское правило про неторопливый старт, когда руки грид-гëрл резко опускаются чуть ли не до самого асфальта, чонгук дëргает рычаг правой рукой и давит на педаль газа до упора. машину начинает дëргать из стороны в стороны, задние колëса дымятся от жжëной резины. чонгук держит всë под полным контролем, вся неуправляемая мощь челленджера полностью в его власти. авто дëргается с места на сотые доли секунды позже корвета, который пулей рванул вперëд без потери стабилизации. ничего. чонгук нагонит его куда быстрее, чем этот выскочка мин юнги может себе представить. ноги привычно давят на нужные педали, скорости переключаются одна за другой, каждая в свой «идеальный» момент, который чонгук не позволяет себе упустить. и вот чонгук уже вырвался вперëд, оставив стингрей глотать пыль позади. «не дай ему оказаться прямо позади». до того места далеко, пусть выкусит, – думает чонгук, уже подъезжая к первому повороту. рычаг резко рëгается вниз, ноги слаженно нажимают на педали, и тут же руль заворачивает налево. свет фар от машины позади чонгука на пару мгновений пропадает, но рëв всë так же отчëтливо слышен. по салону гуляет сквозняк, чëрные и без того растрëпанные волосы чонгука создают ещë больший беспорядок на голове, но всë это не просто так. чонгук должен чувствовать всë, даже ветер. челленджер вновь набирает ход. ещë поворот, следующий, асфальт, покрытый вымокшей листвой от деревьев, длинной вереницей окружающих дорогу, вдобавок разукрашивается чëрными следами горелых покрышек. чонгук даже начинает чувствовать этот знакомый резкий запах из окна. яркий холодный свет фар машины юнги мелькает всë реже и реже, и чонгуку не трудно догадаться, почему. дальше вновь прямая. и тут-то принцесса рассчитывает сократить фору в разы, ведь дальше гладкий и приятный асфальт обрывается, уступая часть замкнутой трассы грунту. тоже неспроста. мин юнги хоть и бесит чонгука до последней живой клетки его тела, но соперник он достойный. — думаешь, такое хилое «бездорожье» меня остановит, хах? – с вызовом бросает чонгук, прибавляя скорость вновь и кидая быстрый взгляд на зеркало заднего вида. очертания корвета становятся чëтче с каждым мгновением. – ну и придурок. посмотрим, как твоя дорогостоящая малышка прокатится по камешкам и не заглохнет. чëрный додж переливается перламутровым в свете луны, чей бледный шар показался из-за резко оборвавшихся крон деревьев. рëв двух моторов в унисон раздаëтся на десятки метров вокруг, а скорость на спидометре челленджера перевалила за триста и медленно ползла по шкале дальше. но внезапно прямо с правого бока доджа нагоняет корвет, чьи изгибы отсвечивают тем же бледно-белым, что и лунный свет, а спустя ещё пару мгновений чонгук может в деталях разглядеть чужой задний бампер и подсвеченную номерную табличку. шипя самые нелестные выражения в адрес «ёбаного черта на корыте», чонгук вдруг вмиг замирает, видя, как с левой стороны в открытое окно корвета высовывается чужая голова. светлые пряди беспорядком развиваются на ветру, а глаза даже отсюда видно, как блестят. средний палец свободной левой руки отогнут, а на лице сияет всё та же широкая, слегка отдающая безумием улыбка. чонгук быстро приходит в себя и, пользуясь моментом, выжимает скорость ещё и ещё, но прежде, чем всё чонгуково тело пробирает мелкой дрожью от соприкосновения колёс с грунтом, юнги уже исчезает в кабине, не замедляя хода. «этот придурок совсем ебанутый» – мысленно констатирует чонгук, вновь готовясь резко развернуть авто в нужную сторону, не отставая от корвета, который никак не даёт вырваться вперёд: мастерски вписывается в повороты, продолжая путь к месту, о котором намджун так талдычил. ну, хотя бы вероятность быть скинутым с обрыва отпадает, юнги впереди, а позади лишь густая темень. но чувство, которое не отпустило даже на двух третьих трассы, всё ещё давит на мозги. чонгук понятия не имеет, к чему это именно, но чувствует непоколебимую уверенность, что вот ещё минута, нет, даже с секунды на секунду должно произойти что-то, из ряда вон выходящее. отец всегда учил доверять интуиции. поэтому чонгук позволяет себе осторожность и риск проиграть, предоставив юнги фору. резкий поворот вправо оканчивается прямой, длиной в полутора сотни метров. а затем тот злополучный разворот вдоль обрыва. деревья вновь преграждают путь лунному свету, чонгук контролирует расстояние между ними только по красному свечению задних фар корвета, которое приближается с каждой тысячной секунды. «сейчас. что «сейчас», чëрт возьми?» – мелькает в чонгуковом сознании, когда предчувствие достигает своего пика, чуть ли не звенит в ушах, заглушая шум мотора. этот поворот резкий, в него не вписаться, если повернуть колëса в том же направлении. напротив. даëшь вправо – поворачиваешь влево, таково правило таких крутых разворотов на подобных дорогах. иначе заднюю ось занесëт и ничего не получится. а при таком раскладе это «не получится» может стоить жизни. но юнги поворачивает в ту же сторону, куда решает запетлять дорога. глаза чонгука мгновенно округляются, он тормозит резко, ни секунды не раздумывая, прекрасно зная, чем всë закончится. исход неумолим, счëт пошëл на миллисекунды. всë враз стало так медленно, расплывчато. корвет старается развернутся всей своей мощью влево, но авто заносит, его заднюю часть с огромной амплитудой кидает из стороны в сторону. затем глухой удар о металлическое заграждение правой дверцей, левый бок корвета взмывает вверх, обнажая днище спорткара. потом, провернув фееричное сальто, его тëмный силуэт исчезает во мраке за покорëженным ограждением, лишь красные огоньки фар заднего вида словно на прощание коротко мелькают в последний момент. после слышится лишь грохот, смешивающийся с визгом и шорохом тормозящих покрышек о вязкий грунт. чонгук даже не успевает заглушить мотор доджа, не то, что захлопнуть дверцу, – настолько резко выскакивает из машины, стоило ей остановиться. всë тело пробирает дрожью от ужасающего грохота и не менее пробирающего до самого мозга костей зрелища, открывающегося чонгуку, стоило подойти к помятому железному ограждению. корвет подскакивает, проворачивая в воздухе кульбиты, пока несëтся прямиком вниз, оставляя за собой вереницу из битого стекла, блестящего в лунном свете, и оторвавшихся в процессе пары колёс и деталей кузова в виде обоих боковых зеркал. чонгук цепенеет, из головы испарилась вся прежняя неприязнь к юнги подчистую ещë в тот момент, как колëса чëрного стингрея развернулись совсем не в том направлении. чувства перемешиваются, раздирают изнутри. ведь он, блять, этот мин юнги, возможно уже мëртв, там, а чëртова тачка продолжает крутить одно сальто за другим! чонгук чувствует, это и есть то, о чëм трезвонило ему его шестое чувство или чëрт-те знает что. внутри что-то сжимается, а глаза немигающим сверкающим стеклянным взглядом ещë долгие три десятых секунды сверлят адские американские горки на крутом склоне. лишь краем глаза уловив момент, когда превратившийся в груду хлама корвет с тихим металлическим вздохом наконец остановился на плато, которым оканчивается склон, чонгук бросается обратно к машине. нет, не уехать, нет. нужно позвать на помощь. дрожащими пальцами схватив телефон, лежавший в бардачке и голосом, звенящим от обрушившегося лавиной стресса, чертыхаясь, чонгук в спешке набирает намджуна. не успевает в трубке послышаться и единый звук, чонгук тут же словно не своим голосом громко рявкает: — помощь, быстро! юнги вылетел в кювет на том повороте. ответа не следует, лишь короткие гудки. лишь бы медики не тащились со скоростью улитки в такой момент. не теряя более не секунды, чонгук включает на телефоне фонарик и достаëт из бардачка его скудный запас медикаментов в небольшой тряпичной сумке, а после, включив аварийку и захлопнув дверь, несëтся к ограждению. сердце, казалось, с секунды на секунду наконец попросту перестанет выбивать этот бешеный ритм. мысли о том, что помочь уже будет нечем, чонгук упорно прогонял, он действовал на автомате, в голове мысли путаются, шумят, лишь одна вторит чëтко и вразумительно: он ещë жив, есть время помочь. чонгук не понимал, откуда такая уверенность. но отчëтливо знал, что не может просто сидеть и ждать. перемахнув через металлический забор, чонгук с допустимой невысокой скоростью, чтобы не скатиться к подножию склона кубарем, побежал вниз, освещая ярким огоньком фонарика дальнейший путь в почти кромешной тьме, лишь слабо отблëскивающей светом луны. ноги пару раз оступались, начинали ныть из-за ударов о валяющиеся тут и там камни и скользя по вязкой грязи, а мысли о том, что чонгук не просто должен – обязан помочь, – орали только громче. волнения о гонке окончательно и бесповоротно испарились. потому что, чëрт возьми, чонгук до конца не верил, что юнги может выкинуть что-то подобное. он ведь не самоубийца. хотя откуда чонгуку знать, учитывая всë то, что произошло? пара минут – и чонгук, шумно дыша, уже подобрался к корвету, который каким-то невообразимым чудом приземлился аккурат на то, что осталось от колëс. даже одна из передних фар, мигая, тускло горела, словно подсказывая, что шанс ещë есть. от кузова остался лишь мятый металл, а по дороге чонгук наткнутлся даже на отвалившуюся мятую дверь. белëсое, чуть дëргающееся из-за дрожи в руках пятно фонарика быстро бегало по кузову, бегло осматривая его, пока чонгук на ватных ногах как можно быстрее продвигался к месту, где должно было быть водительское сидение. двери не было как раз там, поэтому чонгук даже мог разглядеть чужой силуэт. подушка безопасности сработала, так что лица юнги разглядеть пока не было возможно, но белый материал постепенно сдувавшейся подушки был тут и там покрыт алым. кажется, самое большое пятно было аккурат около чужой шеи. когда же чонгук слегка отодвинул ткань, в том месте, где крови было больше всего, на чужой шее виднелась длинная, не очень глубокая, но сильно кровоточащая рана, идущая под углом вдоль. чертыхнувшись и достав из сумки моток бинта и спирта, чонгук кинул еë рядом на землю, а сам тут же смочил сложенный в несколько раз бинт жидкостью и приложил своеобразный «компресс» к чужой шее. — угораздило же тебя, блять, – прошипел чонгук, осматривая парня с ног до головы, подсвечивая всë телефоном, который был зажат в свободной руке. ничего не скажешь, помотало его здесь хорошо. даже на щеке была тонкая но длинная царапина, сочившаяся кровью. а ног не было видно вовсе. учитывая, что руль был неестесвенно сильно вывернут и смещён ниже, чем необходимо, ноги, скорее всего, юнги зажало, и хера с два чонгук вытащит его отсюда. весь до этого сверкавший дорогим белым кожаный салон был усеян пылью и осколками стекла, а кое-где поблëскивали даже капельки крови. держа шею парня всë в том же положении, – мало ли, отпустит, и он отбросит коньки окончательно, – чонгук надрывно выдохнул. в какой же пиздец он вляпался. а юнги этого он и правда видел. вот только где? где?! и имеет ли это сейчас хоть какой-то смысл, когда тот сидит перед ним без сознания в том, что осталось от его автомобиля? раз юнги этот такой именитый король без единого проигрыша, как так получилось, что тот не смог развернуться? неужели забыл? или… нарочно? мысли путались, сменяли одна другую, пока чонгук наблюдал, как белая импровизированная тряпочка принимает багровые оттенки. но отпускать нельзя, кровь нужно остановить. о том, что произойдëт иначе, воспалëнный стрессом мозг чонгука думать отказывался, лишь считая долгие секунды тишины. — где там уже эта ëбаная скорая, чëрт еë дери?! – непонятно кому надрывно возмущался чонгук, ощущая, что ещë немного, и напряжение достигнет своего пика, а из глаз позорно польются слëзы. это было невыносимо, но об этом чонгук волновался в последнюю очередь. он ведь, блять, далеко не врач и не работник службы спасения, и если сейчас, вот прямо сейчас никто не приедет, чонгук может вообще забросить всякие попытки за необходимостью. однако спустя пару секунд, будто услышав чонгуковы слова, издалека, откуда-то сверху, где слышался лишь звук работающего двигателя челленджера, теперь звучит пронзительный визг сирены.* flashback *
гонка вот-вот будет окончена, остаются считанные повороты. в лидирующих позициях, не уступая друг другу, остаются лишь две машины – чёрный челленджер и серебристый хэллкэт. два поколения сражаются за звание лучшего. юнги не перестаёт улыбаться, изредка поглядывая в сторону, где бок о бок несётся челленджер прямиком из семидесятых, не позволяя оторваться ни на секунду. мужчина с уже тронутым морщинами лицом и волосами с виднеющейся сединой нисколько, кажется, не потерял прежней хватки. это юнги хватило наглости вызвать его «покататься», хотя все в округе знали, что он давно уже забросил гонки и теперь занимается лишь обучением своего сына. но юнги этот кадр не давал покоя, мистер чон как его там, запоминающаяся фамилия для легендарного гонщика, позволившего себе такую наглость уйти из этого «спорта», даже не попрощавшись. челленджер в точности копирует каждое движение серебристого авто, словно и нет вокруг густой темени, прорезаемой лишь ярким светом фар. все их соперники с солидной форой остались позади. почти все. одного – ярко-жёлтую тайоту юнги замечает в боковое зеркало и хмурится. – это только наше сражение, детка. ты здесь совершенно ни к чему, – шипит юнги тихо, взгляд словно становится острее, пальцы впиваются в рулевое колесо, а на лице расплывается улыбка, не предвещающая ничего хорошего. поворот оканчивается прямой в полутора сотни метров. а дальше – грунт и резкий заворот, идущий по самому краю крутого склона. идеальные условия. юнги чуть ли не смеётся от того, насколько блестящий план придумал, чтобы заставить тайоту позволить ему закончить их дуэль без лишних помех. поэтому, резко дернув рычаг переключения передач вниз, юнги стремительно теряет скорость, позволяя чёрному доджу вырваться вперёд. наверняка такого поворота не ждал никто, но юнги это только на руку. неожиданность и безрассудство – его главные козыри. очевидно, не ожидавшая поравняться с серебристым авто тайота, однако, не растерялась, и только прибавила скорости, стараясь воспользоваться неожиданно подвернувшейся возможностью. юнги скалится, и поворачивает руль слегка в сторону тайоты. додж дёргается, подаваясь к левому боку тайоты, и через секунду уже обе машины содрогаются от столкновения. грохот и лязг на короткий миг заглушают рёв двигателей, их начинает штормить из стороны в сторону, но юнги выравнивает их курс, «буксируя» тайоту до самого конца прямого участка пути и без промедлений набирая скорость. ни один его план не обходится без риска. осторожничать – не самая хорошая стратегия для победителей. поэтому юнги сопровождает тайоту до самого поворота и лишь когда до него остаются считанные метры – отпускает, вильнув в противоположную сторону, отставив на соприкоснувшихся боках их машин царапины и вмятины. тайота, естественно, теряет управление, задняя часть начинает заносить из стороны в сторону, а сам автомобиль под насмешливым взглядом юнги в боковое зеркало заметно убавляет скорость, вдавливая педаль тормоза в пол. по счастливому стечению обстоятельств останавливается аккурат перед самым заграждением, отделяющим его от крутого съезда вниз. сам же юнги вписался в поворот без особых усилий, оставляя за собой мутное облако дорожной пыли. в висках стучал азарт от провёрнутого им манёвра, который вполне мог бы не получиться и юнги бы улетел за заграждение в ту же секунду, а скорость на спидометре неумолимо ползёт вверх и резко падает лишь на оставшихся до финишной примой паре заворотов. юнги оставил старику приличную фору, но теперь-то он покажет, кто здесь главный. ощущение собственного превосходства мешалось с адреналином, личным миновым наркотиком, ради которого он раз за разом уничтожал всех, кто стоял у него на пути к величию. у него не было и не будет ни единого проигрыша, а все, кто пожелает оспорить его право быть лучшим – поплатится за свою наглость. полностью погрузившись в собственные мысли, юнги управлял машиной на автомате, выжимая из неё всю мощь, на какую этот зверь способен. грубые формы челленджера уже были отчётливо видны в паре метров от хэллкэта, а до финиша всего меньше сотни метров. легко обойдя автомобиль, юнги в голос рассмеялся, переполненный радостью и ликованием. вот она – победа буквально в его руках, осталось только пересечь финишную черту, обозначенную впереди и стремительно приближающуюся с каждым мгновением. но в порыве юнги не заметил, что чёрный челленджер сбрасывал скорость нарочно, позволяя юнги вырваться вперёд. и вот он – уже успевший прославиться мин юнги, один из самых молодых и самый безбашенный участник гонок, из-за которого в этот раз гонка чуть было не закончилась трагедией – на финише, получает восторженные возгласы и присвистывания от тех, кто без ума от новоиспечённго короля дорог. юнги с нескрываемым тщеславием оглядывается вокруг, стоя около «машины победителя» и отвечая на многочисленные поздравления и вопросы, пока около остальных участников гонки едва ли собирается пять человек. все они – проигравшие, и такова их участь впредь. юнги совершенно нет дело даже до той тайоты, водитель которой чуть ли не сразу покинул трэк. вспоминает он о нём лишь тогда, когда шумиха стихла, и к юнги незаметно подошёл тот, кто прибыл вторым. тот самый «чон как его там», невысокого роста смуглый мужчина в совершенно не вписывающейся в образ кожанке. – слушай, юнги. так ведь тебя звать, да? – обратился к парню он, положив жилистую ладонь на миново плечо и смотря тёмными блестящими глазами снизу вверх, на что юнги лишь покосился и кивнул, мол, чего ему. – ты прям как мой сын, он тоже совсем безрассудный, чёрт его знает, как его обуздать. но тебе, парень, нужно особенно хорошо научиться контролировать себя, иначе… – в чём дело, господин чон? – перебил его юнги, сбросив с себя чужую руку, – пытаетесь разобраться, почему проиграли мне? – в моей победе не было никакого смысла, юнги-я. совсем никакого смысла и радости, – на его лице появилась кривоватая добрая улыбка, а глаза заблестели. юнги даже на секунду опешил, не ожидая, что тот подойдёт вот так «поболтать по душам», а не вызвать на реванш. – у тебя-то котелок варит хорошо, я вижу. но помни одно – такой стиль до добра не доведёт. иначе в самом конце, когда ты будешь уверен в своей победе, вместо того, чтобы пойти по головам дальше, ты оступишься о собственный череп. гонки не стоят жизни. – но гонки – вся моя жизнь, – юнги уже отвернулся от мужчины, который, видимо, уже и не собирался продолжать, сказав всё, что хотел. – и я не собираюсь отдавать место лучшего в ней кому-либо другому.* end of flashback *
юнги вспоминает гонку урывками. перед глазами мелькает поворот за поворотом, стволы деревьев, отбрасывающих призрачные чëрные пляшущие тени от света фар его и чонгукова автомобилей. а потом тот поворот. затем полная потеря контроля над машиной и короткий миг невесомости, приходящее вместе с ним осознание того, что сейчас, возможно, всë будет кончено, как юнги сотни раз и мечтал, било в висках бешеным ритмом пульса вместе с адреналином. а потом оглушительный грохот, резкая боль и оборвавшаяся в мгновение связь с реальностью. дальше темнота, темнота, темнота. безмолвная но приятная, заглушающая тупую боль во всëм его теле. потому что казалось, что инстинктивным страхом за собственную жизнь пропиталось всë его существо, но потом всë словно отступило, позволив вязкой темноте заглушить все ощущения. а теперь приятная и обволакивающая теплом темнота исчезла, на закрытые веки давит какой-то очень яркий свет, но юнги не спешит выныривать из воспоминаний и дурманящей полудрëмы. в голове крутится мысль о том, что это должна была быть его последняя гонка, из которой он хотел выйти победителем вновь. но с треском, нет, скорее с металлическим лязгом провалился. последняя гонка и первый проигрыш. кажется, юнги по жизни проебался. он, наверное, умер и уже на пути в ад. разлеплять глаза и налаживать связь с окружающим миром хочется всë меньше и меньше. хочется разрыдаться, как тогда, давно в детстве. разрыдаться от того, каким беспомощным слабаком он стал. не смог ничего противопоставить отцу и просто сдался, вызвался на заезд, в котором был уверен, что выиграет, хоть и в последний раз… а зачем, если этот раз был последним? какой смысл, если теперь можно распрощаться со всем и снова быть отцовской куклой? тупая боль в затылке оглушает противным звоном в ушах, юнги жмурится и тихо стонет от боли, ощущая, что лежит он далеко не на сидении корвета, а на мягкой кровати. белый свет, успевший осточертеть, всë так же нагло давит на глазницы, заставляя наконец неохотно разлепить веки с титаническим усилием против боли. «чëрт с ним со всем» – первая вразумительная мысль, которая появилась в миновом сознании, пока взгляд неторопливо мазал по ослепительно белому расплывчатому окружению, пытаясь сфокусироваться хоть на чëм-то. но тут в поле зрения врезалось контрастное тëмное пятно где-то слева от юнги, а мир наполнился, кажется, шумом ветра и приглушëнным периодичным пиканьем какого-то аппарата. щурясь и морщась, кряхтя от боли, словно одной большой гематомой покрывшей всë его тело, юнги наконец смог разглядеть лицо человека, сидящего рядом. — ну что, накатался, а, юнги? этот голос. он звучит уже не так жëстко и холодно, как в последних всплывших в памяти воспоминаниях. но голос принадлежал определëнно ему. чонгук. тот самый чон чонгук. — какого ты здесь забыл, а? – невнятно пробурчал юнги хриплым едва ли громким голосом, стараясь пошевелить хотя бы одной конечностью, но те словно и не принадлежали ему. — да так, на личико спящей красавицы нравится смотреть. смех. юнги впервые слышит его смех. да юнги в целом редко слышит, чтобы в разговоре с ним кто-то смеялся, исключая фальшивые смешки сокджина. а у гука смех такой странный, даже комичный, такой, что юнги тоже непроизвольно давит кривую улыбку. — подумал, что было бы не круто, что проснëшься ты, а в палате никого. я бы вот испугался. юнги давит сиплый смешок и смотрит на выбеленный потолок. — помнишь, где ты и как сюда попал? юнги лишь молчит и слегка хмурит брови, улыбка тут же сползает. мозг работает туго, как будто тачка из прошлого века заводится впервые за лет тридцать. кряхтит и противится, но подаëт признаки жизни. пахнет медикаментами, отвратный запах. фраза чонгука о палате и белые стены только подтверждают мимолëтную мысль о том, что юнги, скорее всего, в больнице. и скорее всего потому, что чуть не умер в тот вечер. — помнишь, конечно, – чонгук вздыхает и прикрывает глаза, вновь откинувшись на спинку стула. — как долго ты здесь? задумчиво промычав, слегка хмуря брови, чонгук тихо проговаривает: — ну, примерно недели две уже хожу к тебе. ты всë это время был в отключке. две недели. кома. действительно, «накатался». — папа… – хрипло начинает юнги и пытается встать, но чонгук шикает на него, подскочив с места, и его тëплые ладони ложатся на миновы плечи, заставляя лечь обратно. — тише ты, ну. тише, без резких движений. мне говорили, что никто, кроме меня, не заходил за это время. ещë бы. кто бы сомневался. а чего юнги ещë ожидал? что папочка прибежит и с распростëртыми для объятий руками скажет, как рад видеть его? смешно. но до боли обидно. и эта боль гораздо сильнее той, которую юнги сейчас ощущает каждой своей клеткой. та режет прямо по груди, вгрызается в сердце и сжимает его, будто в тисках, а в уголках глаз вновь начинает противно щипать. «плакать это так низко»… сказал бы отец. нет. плевать на него. плевать, абсолютно плевать. это была последняя капля. — а ты зачем приходил? – на выдохе произнëс юнги, прикрыв глаза. так проще не подавать виду. лишь бы чонгук поскорее свалил и позволил юнги побыть наедине с собой. хотя, конечно, краешком своей поганой душëнки юнги бесконечно благодарен этому безрассудному мальчишке. и оттого в разы больнее, ведь есть кое о что, о чëм даже чонгук не догадывается. и это что-то, наверняка, вызовет в нëм сожаление о том времени, которое он потратил в палате юнги. — сказал же. негоже тебе одному здесь торчать, а народ здесь не очень общительный. – юнги слышит, как со стороны чонгука доносится глухое шуршание, а затем тихий грохот. кажется, он поднялся со стула. — идиот, – прошептал он, оставив даже мысли о том, чтобы пошевелиться. — ещë поболтаем, если сам захочешь. к тебе там гости. я, если что, недалеко. на голову начало давить иррациональное желание попросить чонгука остаться. не хотелось, чтобы вместо него приходил кто-либо другой. но вместо того, чтобы издать хоть один звук, юнги протянул левую руку к расплывающемуся вновь чонгуковому удаляющемуся силуэту. противное пиканье на фоне резко участилось, но как только слегка приподнятая рука опустилась, спустя некоторое время ритм восстановился. вместе с тем послышался громкий хлопок, а затем звук чьих-то шагов, отличающийся от чонгуковых. те были звонкими и гулкими, как если бы посетитель пришел в туфлях в отличие от чонгука, приросшего, наверняка, к кроссовкам. — не хочу никого видеть! – как можно громче хрипло заявил юнги, отвернув голову от входа. почему-то он прекрасно знал, кто пришëл. хотя нет. эту поступь он узнает из миллиона. ответа не последовало. человек, зашедший в палату, тихо присел на стул, на котором до этого сидел чонгук. послышалось тихое шуршание, как если бы теребили в руках кипу смятой бумаги, а после юнги услышал знакомый голос и невольно вздрогнул: — здравствуй, сын. – басистый прокуренный дорогими сигарами тембр звенел в ушах. смотреть в ту сторону не хотелось, как и отвечать. и юнги упорно молчал, закусив нижнюю губу настолько сильно, насколько может позволить его ослабленное тело. — рад, что ты проснулся. я волновался за тебя. конечно. настолько волновался, что ни разу не соизволил прийти. и приходил какой-то мальчишка, которого юнги хотел в клочья разорвать на той гонке! он, а не его собственный отец! — мне сказали, что твоя последняя гонка закончилась весьма трагически, но я не думал, что настолько. я рад, что ты смог выжить, сын. — ближе к делу… отец. – последнее слово юнги выплюнул как можно выразительнее. слушать эту дежурную лесть было выше его сил. со стороны отца послышался лишь шумный вздох. секунды напряжëнного молчания растягивались и представлялись вечностью, за которую юнги успел окончательно натянуть свои нервы в тонкую ниточку, которую только тронь – и она порвëтся. наконец, мужчина снова заговорил. только гораздо тише. — ты знаешь, что с тобой произошло, юнги? у юнги спëрло дыхание от такого обращения. дышать стало действительно безумно трудно, хотелось позвать какую-нибудь медсестру и попросить, чтобы увела этого человека и не позволяла больше войти к нему в палату. — я разбился и чëрт знает как выжил. что ещë? — нет, не это, – снова тихий вздох и это шуршание. что он там принëс? — ты больше не сможешь даже ходить, не то… что ездить. возможно, никогда. теперь воздух будто весь выкачали из его лëгких. в голове стало пусто, лишь эхом отражались от стенок черепной коробки слова отца. как это, возможно, никогда? что с ним, чëрт возьми, случилось?! — твои ноги. доктор сказал, что ты не сможешь ходить. теперь юнги слышал лишь собственное сердцебиение. всë враз словно потеряло краски, даже отвратительный белый превратился в бесцветный. — что? – только и смог сухо и едва слышно проговорить юнги, невидящим взглядом сверля противоположную от кровати стену. действительно. что? что он сказал? нет, это ведь невозможно. он проснулся пару минут назад. он имел счастье выжить! счастливчик, вынувший выигрышный билетик в кошмарной лотерее. не может же это быть платой за его удачу? попробовав пошевелить хотя бы пальцем на какой-то из ног, юнги почувствовал лишь тупую боль, отдающуюся по каждой до последней клетки. гудит, словно, юнги состоит из этой боли весь. но внутри распаляется отрицание, устойчивое неверие в слова отца, и юнги пытается снова, только теперь всеми силами превозмогает боль, чтобы согнуть правую ногу в колене, приподняв еë. но и это тщетно. юнги дышит шумно, не оставляет попыток, уже непроизвольно стонет от боли, не замечая на морщинистом лице мужчины рядом горького сожаления, какого не видел ни разу за всю свою жизнь. — уходи, папа, – тихо проговорил юнги, вновь позволив телу обмякнуть, а боли слегка отступить. крепко зажмурившись до расплывающихся перед глазами цветных пятен в темноте, юнги надрывно попробовал вдохнуть полной грудью, но его шею словно что-то сдавливало в тисках, не давая воздуху в достаточной мере заполнить лëгкие. — тот мальчишка спас тебе жизнь, юнги, – послышалось ещë тише, и юнги прислушался. спас. чонгук спас его? зачем? – если бы он мешкался до приезда скорой и не остановил кровотечение, меня бы здесь не было. тебя – тем более. — а тебя здесь и не было, пап! – взорвался юнги, словно не слыша ничего другого, кроме «меня бы здесь не было», с хрипотцой громко выпалив. он никогда не повышал на отца голос, потому что боялся. но теперь бояться нечего, он уже побывал в лапах чудовища куда страшнее этого старика. – здесь был он, – он! – а не ты! всë же подняв взгляд на мужчину, злоба, располыхавшаяся внутри, только засверкала ярче. зловещее пламя горечи, перемешанной с яростью, блестело в чëрных миновых глазах. и мужчина всë же опустил свой взгляд на колени, не найдя, что ответить. — он, чëрт побери, был здесь, пока ты что?! как всегда хотел меня чему-то научить? быть сильным, быть победителем? – импульсивно схватив то нечто, что шуршало в руках мужчины до этого и которое он после положил на ящик около юнги, парень кинул его, не прицелившись, в мужчину, – к чëрту! вали к чëрту! я не хочу тебя видеть, проваливай. то оказался небольшой букет цветов, а рядом стоявший пакет с фруктами упал на кафельный пол, сбитый порывом юнги. аппарат издавал противное пиканье быстро-быстро, в то время как грудная клетка юнги часто вздымалась, в горле пересохло и жгло. – прости меня, сынок, – пробормотал мужчина на грани слышимости, поднимаясь, – я… больше не побеспокою тебя. более мужчина не сказал ничего. даже не попрощавшись, тот, собрав разлетевшиеся по полу фрукты в пакет и поставив тот обратно на ящик, ушëл, забрав с собой испорченный букет и тихо закрыв за собой дверь. как только послышался еë тихий хлопок, юнги наконец позволил сделать себе то, о чëм мечтал все минуты после своего пробуждения. горячие слëзы обжигали веки и щëки, а всхлипы мешали дышать. руки не слушались, поэтому юнги просто лежал и плакал, сильно зажмурившись и изредка тихо завывая и скуля. весь оставшийся гнев выливался из его глаз слезами. хотелось исчезнуть. на короткий миг даже промелькнула мысль о том, что юнги жалеет, что его спасли. плевать, каково чонгуку, плевать, каково его грëбаному папаше. абсолютно плевать! он слабак и всегда им был, сколько бы не прикрывался. ему жаль себя, и себе же до боли сильно хочется расцарапать лицо в кровь ногтями. мысли о том, за что это ему, смешивались с теми, которые вторили, что юнги заслужил. как никто другой заслужил. и виноват в этом вовсе не отец, а он сам. он сам выбрал идти по головам ради себя и своей цели быть лучшим, собственноручно стремился лишить надежды своих конкурентов. а теперь вся эта вина обрушилась на него лавиной, загоняя в угол, словно маленького зверька огромный монстр. и страшно даже подумать о том, насколько серьëзны были его поступки, а вместе с ними и их последствия. нет, это не ошибки, вовсе нет. юнги сделал свой сознательный выбор и поплатится за него. и от этой ответственности страшно. хочется впасть обратно в приятную обволакивающую темень, в которой нет ничего, кроме пустоты и тишины. сбежать от того себя, который творил всë это. как самый последний трус бежать, поджав хвост, и не оглядываться. но юнги сейчас прикован к этой постели с белым одеялом и простынями, заперт в этой светлой белой комнате. словно отвратительное пятно грязи на выстиранной белой ткани. внезапно самоистязания прервал тихий щелчок двери в палату. юнги инстинктивно всем телом подался в противоположную сторону, чтобы скрыть свою слабость и грязь от того, кто решил к нему пожаловать, желая чем-нибудь запустить при этом в этого несчастного посетителя. почему ему никак не подарят покой?! — не парься, я тоже сейчас уйду и не буду действовать на нервы. медсестрички уже знатно поджимают. чонгук не сел на стул, просто стоял около кровати. — я знаю, зачем ты позвал меня именно туда. ты ведь был тем, с кем последний раз он гонял, верно? мой отец специально проиграл тебе, потому что не было никакого смысла в выигрыше. наверняка, ты думаешь точно так же, – со вздохом произнëс чонгук. его голос, кажется, дрожал. юнги внезапно почувствовал необходимость сказать: — он сказал мне после гонки, что его победа всë равно не принесëт счастья. чонгук помолчал с долгие две секунды и продолжил чуть тише: — мне было так же тяжело, как тебе. гонки не были всей моей жизнью. этим «всем» был он. у тебя же не было ничего, кроме гонок, а теперь забрали последнее. в общем… если ты захочешь поговорить, то знаешь, где меня найти. сквозь нервные всхлипы и дëрганное дыхание, юнги выдавил из себя тихое «угу», утвердительно кивнув головой. в любой другой момент он бы высокомерно фыркнул и сказал, что помощи от такого сосунка ему ещë не хватало, но не в этот раз, далеко не в этот. чонгук уже уходил, как юнги снова подал голос: — чонгук? он замер и обернулся, а юнги позволил себе посмотреть на него. — спасибо... тебе. — ага. ну, увидимся, – помявшись, ответил чонгук, тут же скрывшись за дверью. теперь у юнги точно в запасе есть куча времени наедине с собой. мазнув взглядом по прикроватному ящику, юнги заметил лежащую рядом с пакетом бумажку. аккуратно взяв ту в руки, юнги разглядел нацарапанные на ней неаккуратным почерком цифры номера телефона. несмотря на весь тот ураган, только набирающий силы внутри, рядышком поселилась надежда. маленькая, совсем тусклая и блëклая, но не поддающаяся власти урагана.