feelings in gold.

Когда это все началось? Именно таким вопросом задавался сейчас Акааши, выплевывая очередную горсть лепестков с нежно-золотым оттенком, но заостренными и режущими концами. Из-за этого они весьма ювелирно царапали и повреждали слизистую оболочку трахеи и гортани, потому вышли с заполненными кровью прожилками и пачкали на данный момент светлый кафель школьного туалета. Убирая следы всего произошедшего, юноша подумал, что вполне мог бы взять плату за наичистейшую уборку туалетной кабинки, однако эти всплывающие юмористические вставки были лишь прикрытием истинных мыслей, которые терзали парня на протяжении огромного по ощущениям промежутка времени. Протерев влажными салфетками кожу вокруг рта и руки, Кейджи накинул на плечо рюкзак и вышел из кабинки, встречая свой взгляд, полный боли и непонимания, в зеркале напротив. − Что ж, он всего лишь ей улыбнулся, а я свои приступы уже не могу сдерживать до дома, − проговорил он хриплым после изнуряющего кашля голосом, еще раз промывая руки и просматривая себя на отсутствие пятен, которые вполне могли бы привлечь внимание друзей. Уроки закончились, тренировок никаких на этот день запланировано не было, поэтому Акааши мог позволить себе пойти домой в одиночестве и в очередной раз подумать о том, что всплывало в голове после таких неожиданных «выворотов» в школе. Он точно пойдет один, без него, так как уже не смог бы придумать причину своего помятого вида. Уже чуть более года ученик старшей школы, Акааши Кейджи, болен, казалось бы, несуществующей ханахаки, которая представляет собой вирусный патологический процесс, развивающийся от неразделенной или же безответной любви к человеку, проявляющийся сильной болью в груди и сухим раздражающим кашлем. В запущенных ситуациях, которых в основном большинство, к присутствующим симптомам добавляется выход отдельных лепестков, а потом целых цветков и соцветий через верхние дыхательные пути, что значительно травмирует их и ведет к повреждению кровеносных сосудов. Как итог – откашливание окровавленных лепестков и режущая боль от того, что они царапают чувствительные структуры. Однако это является лишь внешним проявлением, во время этого внутри и в сердце, и в легких уже начинают распускаться цветы, нарушая при этом жизненно важные функции. Путь передачи – не ясен, процесс может развиться у вполне здорового человека из естественного чувства влюбленности. Лечение – это либо получить взаимность от предмета своего воздыхания, либо операция, после которой больной более не будет иметь никаких чувств. Ни один из данных вариантов уже не является возможным для парня, который на протяжении года выкашливает лепестки и цветки нежно−золотой космеи и питает неразделенные чувства к нему. К капитану их школьной волейбольной команды. К жизнерадостному, искреннему и безумно красивому Бокуто Котаро. Началось это все, не сказать, чтобы сразу. После того, как Акааши увидел один особенный матч и решил перевестись в академию Фукуродани, он и не думал, что с ним может произойти то, о чем он даже и не знал все свои прошедшие шестнадцать лет. Темноволосый понемногу вливался в коллектив и режим нового учебного заведения. Записался в волейбольный клуб, где практически не проявлял дикую активность первые полгода, но прилежно ходил на тренировки и общался с сокомандниками лишь по делам деятельности их клуба, не привлекая к себе особого внимания. Пока в один день после удачно прошедшего товарищеского матча, в котором Кейджи пробыл относительно недолго, но смог спасовать асу команды и увидеть его точную атаку, на бедного связующего не налетел чересчур эмоциональный капитани не начал бодро хвалить его правильно построенный пас, координацию ситуации на площадке и собранность. Именно тогда Котаро и попросил тренера задуматься о переводе Акааши в основной состав. И уже во втором триместре учебного года связующий в него попал, став неотъемлемой частью команды, вице−капитаном и самым рассудительным из них. Это все в купе помогает получить и хорошие результаты в матчах, и управляемого сову−капитана, который вечно старается что−то учудить и может попасть в эмо−режим, с какого его вывести мог только связующий с поддержкой товарищей. Произошедшее и привело Акааши не только в основной состав команды, но и к безумной влюбленности, повлекшей за собой развитие болезни, так как парень прекрасно понимал, что эти чувства не могут быть взаимны. Поэтому сейчас, находясь на втором году обучения, связующий уже почти дошел до стадии откашливания целых цветков, хоть это бывает не слишком часто. Пока что. Сейчас парень направляется к автобусной остановке, чтобы поскорее добраться до дома и постараться выкинуть из головы все назойливые мысли, что только обостряли ситуацию и заставляли легкие разрываться, причиняя невыносимую боль. Если бы не одно но, которое стремительно оказалось рядом с ним и принесло мощный поток холодного воздуха с собой, хотя на улице и так был не очень теплый месяц. −Хей, хей, хей, Акаааши, ты чего ушел один? Обиделся? – прозвучал энергичный голос капитана вперемешку с печальными нотками, остановившийся рядом со своим товарищем по команде в одежде нараспашку. На минуточку, сейчас были первые числа января, свидетельствовавшие о начале последнего триместра учебного года. Последнего для Котаро. −Бокуто−сан, сколько можно говорить Вам не бегать в холодную погоду по улице в таком виде. Застегнитесь, − четко произнес Акааши, несколько озадаченно смотря на запыхавшегося от явно быстрого бега юношу. − А сам−то, думаешь, обычное пальто спасет тебя от мороза? Ну−ка, − протянул пепельноволосый, подходя ближе к своему ничего не подозревающему другу и аккуратно накидывая на его шею шарф, который до этого держал в свободной руке, ведь его он тоже не удосужился завязать перед тем, как выбежать на улицу. − Что Вы… − не договорил удивленный Кейджи, как его шею окружил удобно уложенный шарф. Теплый и приятный. В груди пробило то самое «ту−дум», однако от осознания ситуации оно переросло в трескучую боль, которую парень уже мастерски скрывал, позволяя себе укутаться в связанный предмет и дать себе немного насладиться хотя бы таким мимолетным моментом, предоставивший возможность ощутить незабываемый трепет, только усиливающий чувства к старшему. −Хэй, спокойно. Ты же знаешь, что меня никакая простуда не возьмет, я же так горяч! Да, Акааши? – воодушевлено выдал совень, одаривая чарующей улыбкой своего друга. − Да, наверное, это так, − постарался более уверенно произнести собеседник, пряча взгляд и молясь, чтобы автобус прибыл как можно скорее. − Завтра у нас важная игра. Думаю, мы достаточно тренировались, чтобы выйти с победой. Давай постараемся завтра, Акааши. Тогда ты сможешь хорошенько отдохнуть и не выглядеть уставшим. Не заставляй меня сильно беспокоиться. И снова очередность из усиленного, а потом пропущенного ударов сердца. − Простите, Бокуто−сан. Скорее всего, это из−за совмещения учебы и усиленных тренировок. Я буду осторожнее, − неуверенно проговорил темноволосый. − Ну, конечно, ты должен уделять себе больше внимания и беречь себя. У тебя же все хорошо? – со скептицизмом поглядывал на него ас команды. «К сожалению, нет», − проносится в голове у Кейджи, но вместо этого он бодро отвечает: − Несомненно, − а в сердце наверняка распускается еще один небольшой бутончик космеи. Потому что Акааши все никак не может рассказать правду, чтобы хоть получить однозначный ответ и не игнорировать голос совести, умоляющий о прекращении лжи. − Вот и замечательно, − кивает Котаро, замечая нужный транспорт. – О, твой автобус. Не забудь, мы завтра освобождены от занятий, поэтому до встречи на игре. Будь аккуратен по дороге. − До завтра, − произносит Кейджи, слишком резко запрыгивая в подошедшее транспортное средство. Смотря на капитана через окно, связующий моментально осознает, что забыл отдать шарф. Но к тому времени автобус уже отъехал от остановки, а сам Бокуто уже направлялся в сторону своего дома. «Завтра обязательно отдам. И пора, наконец, признаться. Как раз будет хотя бы немного радостная атмосфера, если выйдем из этого матча с победой», − думает про себя парень, легко сжимая край шарфа своими аккуратными пальцами и надеясь, что его состояние не скажется отрицательно на завтрашней игре. По прибытии домой обнаруживается, что никого из родителей пока еще нет, поэтому, не боясь быть пойманным, Акааши быстро снял с себя верхнюю одежду и за мгновение оказался в ванной комнате. От того, что он долго и старательно сдерживался рядом с тем, к кому испытывает такие непреодолимые чувства, нервные веточки трахеи просто разрывались от чрезмерного раздражения. Оседая на колени, парень чувствует металлический привкус крови во рту, вызывающий рвотный рефлекс, и его буквально тошнит этими чертовыми золотыми цветами. «Цветы? Здесь только цветы?» – накрывающее осознание начинает душить, поэтому Кейджи начинает судорожно перебирать то, что из него вышло, и понимает, что нет ни единого отдельного лепестка. Из глаз непроизвольно рвутся слезы, смешиваясь с кровью на подбородке и капая на кафель. В такие моменты хочется даже понадеяться на то, что во время признания, на которое решаться приходится очень долго, можно получить взаимность. Однако, если такая мысль всплывает в голове хоть и мельком, то это вынуждает поселиться рою сомнений, что на ответные чувства глубокой и преданной любви можно не рассчитывать, а следовательно ведет к очередному приступу цветочной тошноты. Такая цепочка событий сейчас и застала Акааши, который даже сидеть на коленях не мог: разрывающая грудную клетку боль заставляет сложиться пополам и через силу выплевывать цветы, чтобы освободить ротовую полость. Придя в четкое сознание, парень аккуратно поднимается на дрожащих ногах, первым делом умывая лицо и просматривая форму. Убедившись в том, что все нормально, быстро убрал все бутоны космеи и пятна крови, проверяя еще один раз, и вышел из ванной, выключая свет. Сейчас он должен успокоиться и отдохнуть, чтобы завтра не подвести свою команду… А также по возможности принять что-нибудь из лекарств и попробовать поесть, так как выделяющуюся худобу скоро нельзя будет скрыть. На следующий день. Как и предполагалось, игра прошла замечательно, что принесло команде небольшую, но достаточно значимую награду от зарубежного тренера. Весь спортивный клуб был на волне прекрасного настроения. Даже Акааши это придало достаточно сил, чтобы подойти к более или менее успокоившемуся капитану и сказать: − Мы можем поговорить, Бокуто−сан? − Конечно, для тебя все, что угодно. Ты хорошо постарался сегодня, − возбужденно произнес третьегодка, отходя вместе с Кейджи на некоторое расстояние от все еще громко радующихся сокомандников. – Что ты хотел сказать? От такого напора связующий моментально растерялся, переводя взгляд в пол и собираясь с мыслями. «Давай же, ты больше не имеешь права скрывать от него это», − проносится в голове волнующегося парня, что дает хороший такой толчок к последующим действиям. Вот он уже делает глубокий, насколько это возможно, вдох, но его прерывает звонкое, но нежное: −Ко−чан! – на это оборачиваются все люди, находящиеся в зале, в том числе и Акааши. Переводя взгляд на источник возникшего шума, заметил, кто им был. − Подожди минутку, мы однозначно договорим, но раз она пришла, я должен ее представить, − произнес Котаро, отворачиваясь от связующего и направляясь к девушке, которая сняла пальто и попыталась найти место, куда его пристроить. – Ты говорила, что не сможешь прийти. − Я не могла проигнорировать важное для тебя событие. Убежала с мероприятия и сразу к тебе, − проговорила еще пока незнакомка, буквально сияя и привлекая внимание своей фигурой, на которой хорошо смотрелись ботфорты, темная юбка и светло−синяя майка со знакомыми иероглифами, сильно висящая на ней, но смотрящаяся довольно мило и по−домашнему. Кейджи соврет, если скажет, что никогда не представлял этот предмет одежды на себе. «Это ведь та самая футболка, которой он при любом удающемся случае хвастается. Неужели…» − думает Акааши, замечая, что эта молодая красавица другой национальности. Кореянка. Очень мило разговаривает на японском, так как не ее родной язык. Парень не помнит, чтобы у Бокуто был кто−то из родственников в Корее. А значит… От одного представления исхода и так слабое сердце замирает, пропуская несколько ударов. − Ребята, знакомьтесь, это моя девушка, Хван Юна…− дальше темноволосый уже не слушает: ноги бессознательно несут своего владельца в раздевалку, предательски подкашиваясь прямо у ее двери. Там он быстро, как только может, переодевается, собирает свои вещи и незаметно вылетает сначала из раздевалки, а потом вовсе из зала, пока все там восторгаются дамой сердца Бокуто. Грудную клетку пробивает, на некотором расстоянии от школы Кейджи просто падает на холодную землю, пытаясь удержать себя в сознании и свое тело хотя бы в положении «полусидя». На открывшемся запястье через пелену влаги замечает вылезающий из−под кожи в месте локализации набухшего сосуда цветок, который незначительно засветился и при раскрытии лепестков на поверхности моментально пропитался кровью, что даже брызгами прошлась по окружающим объектам, когда раскрылся бутон. От увиденного зрелища Акааши на мгновение замирает, осознавая, что не может дышать. «Возможно, я умираю?» − задается парень вопросом прежде, чем сваливается наземь и теряет сознание. Он уже не застал тот момент, когда к нему подлетел прохожий и вызвал скорую помощь. А тем более он не успел подумать о том, что прямо сейчас там, в зале волейбольного клуба, его безответная любовь даже не придает значения резкому исчезновению одного из товарищей по команде. Пока в больнице шла борьба за восстановление жизненно важных функций и нормализацию показателей, перед глазами ярко проносились все те ситуации, которые клетки памяти достаточно четко отложили на подкорке. И все они как будто сговорились, раз решили возобновлять такие моменты, в каждом из которых фигурировал лишь один человек, который дал почувствовать окрыляющую влюбленность и одновременно убивающую боль. Открывать веки еще никогда не было так тяжело, особенно на это повлияло слишком яркое белоснежное освещение. Насколько это оказалось возможным, Акааши оглядел помещение, в котором находился. Вспоминая отрывками произошедшее, он тут же взглянул на свою руку, где на запястье до сих пор красовался аккуратный цветок, слегка обвязанный со сторон во избежание его отпадания и возникновения кровотечения. Дышать тяжело. А еще труднее было смотреть на обеспокоенные лица родителей. Как давно они здесь? Сообщили ли им о болезни? Знают ли сами врачи этой больницы про то, что с ним происходит? Столько вопросов, а ответов, конечно, нет. От сильного переутомления сознание было поддерживать сложно, поэтому сон укрыл своими объятиями достаточно плавно и ожидаемо. Спустя некоторое время, когда показатели жизнедеятельности были нормализованы, пациенту и его родителям была в полной мере объяснена ситуация, причем этим случаем занимался иностранный врач, который уже сталкивался с таким несколько раз. − На данном этапе прошу Вас готовиться к худшему исходу, − без прелюдий и подготовки почвы начал врач, говоря все на английском языке, который Акааши понимал, как и его родители. – В связи с запущенностью процесса все дошло до того, что теперь функционирует только одно легкое, которое мало того, что взяло на себя функцию второго, но и пытается компенсировать недостаточность сердца, вызываемой распустившимися цветами, − мужчина показал снимок грудной клетки, где отчетливо было видно один обширный участок затемнения, который раньше легким был. Родители взволнованно смотрели на своего сына, понимая, что строгой беседы насчет умалчивания болезни проводить уже поздно, остается лишь делать все, что в их силах, дабы облегчить страдания ребенка. − Если причину, вызвавшую развитие данного процесса, невозможно устранить или же надеяться на взаимность чувств, то единственным возможным вариантом остается проведение операции, после которой останутся видимые и не только последствия. Поддерживающая терапия лекарствами не будет иметь должного результата, потому прошу Вас определиться с тем, что вы собираетесь делать. Медлить нельзя, если состояние будет такое же, срок жизни снизится как минимум вдвое. А если будет действовать еще и этиологический фактор, то… Я не могу обнадежить Вас на хороший исход. Закончив разъяснять ситуацию, врач вышел из палаты, и Акааши незамедлительно начал говорить, чтобы разложить все по местам. − Папа, мама, − даже сам не узнал свой охрипший и слабый голос парень. – Я вас очень сильно люблю, но, как бы вы не стали уговаривать меня на проведение операции, я не хочу этого. Хоть моя любовь причиняет мне самому слишком много боли и страданий, я могу и даже хочу продолжить ощущать то, что буквально дает мне второе дыхание, как бы страшно это не звучало сейчас. Я не смогу пережить то, что не позволит мне больше чувствовать. Да, мне не повезло, что именно я попался на эту болезнь, но, как бы ни было сложно, хочу продолжать любить, − проговорил Акааши, перебирая пальцами складку одеяла. – Простите, что я не сказал вам об этом. Не хотел заставлять вас волноваться, думал, что это пройдет… − объясняя все, Кейджи никак не хотел представлять, что будет с родителями, когда его вдруг не станет. − Сынок, мы… Мы так не хотим, чтобы ты уходил от нас. Может, все−таки есть возможность на взаимность? – спросила мама, сдерживаясь, чтобы не сорваться на плач. − Вероятность этого слишком мала. Даже если вдруг так произошло бы, это не выздоровление. Цветы всего лишь перестанут распускаться дальше, остановятся и дадут мне жить. Но новое легкое уже не отрастет... Может, я и получу то, о чем так мечтал и переживал, успокоюсь, но продолжать жить вот так не очень-то и просто, как мне кажется. Наверное, меня начнет сильно мучить эта боль, раз та, что была от безответной любви, утихнет. Простите... − Кто это? Кто заставляет моего сына так страдать? –спросил отец, находящийся на границе срыва и отчаяния. − Это мой друг… Он на третьем году обучения, капитан нашей волейбольной команды... Котаро, − впервые Кейджи называет его по имени, а воспоминания о прошедшем дне чуть снова не вызвали приступ прямо на глазах у родителей, которые при упоминании этого имени не могли унять дрожь и бросились к своему ребенку, коря себя за то, что не уследили и не помогли в нужное время. Акааши старался не дать слезам скатиться по щекам, сдерживаясь и прося родителей успокоиться, потому что выбор, который им придется сделать, самый сложный в их жизни… В больнице он пробыл чуть более двух недель, так как была необходимость смотреть за его состоянием, которое могло измениться в любое мгновение. Кейджи сразу попросил своих родных не говорить пока ничего его друзьям, мол, сам объяснит, как вернется. Скрывая выходящие на поверхность кожи цветки плотными слоями бинтов, сеттер рассчитывал на то, что форма все скроет. Сейчас он должен жить, ни о чем не жалея, и не позволять близким переживать из−за него. Поэтому после реабилитации, парень вернулся в школу, где прикрыл свое отсутствие тем, что слег с пневмонией, наверстал все упущенное. И понял, что пора готовиться к выпуску Бокуто из школы. Он не должен быть причиной того, что, возможно, по его вине сорвется праздничное событие. Так ведь? Как−то через пару дней после возвращения Акааши, Котаро устроил ему серьезный, но все равно милый допрос. − Эй, Акаааашиии, как ты мог заболеть? Я ведь даже шарф тебе дал тогда. И ты все равно подхватил простуду, а потом еще и сильную заразу получил. Ты хоть знаешь, как мы все переживали? Я уверен, что нет, − возмущался капитан. − Да−да, видимо, я не так горяч, как Вы, Бокуто−сан, − усмехнулся ему в ответ темноволосый, сухо и коротко кашляя. – Я не совсем устойчив к разным болезням. − Не болей больше, скоро выпуск третьегодок. Ты мой самый лучший вице−капитан, хороший друг и вообще мозг нашей команды. Я не прощу тебе, если ты на такое мероприятие сляжешь с температурой, − не прекращал журить его ас. − Я понял, простите, − протянул Акааши, смотря через окно, как падает наверняка последний снег в году. – Бокуто−сан… Нет, Котаро… − М? – откликнулся на зов капитан, весьма удивляясь, что его холодный связующий наконец называет его по имени. − Ты мне нравишься. Скорее даже, я влюблен в тебя, − так легко сорвалось с губ Кейджи, хотя эти слова он так долго держал и пытался произнести, а тут все так просто. И во избежание недопонимания продолжил: − Не воспринимай это как то, на что ты обязательно должен ответить. У тебя есть та, которой ты даришь свое тепло и уют. Я не собираюсь истерично отвоевывать тебя и вести себя непотребно. Просто я должен был в кои−то веки признаться тебе в этом. − Акааши… − Все в порядке, я ничего не жду. Мне достаточно того, что ты счастлив, − сказал Кейджи, искренне улыбаясь капитану. – Хорошенько подготовься к экзаменам, чтобы попасть на свой выпуск, а не на пересдачу. Я обещаю, что мы все погуляем, как следует, на вашем выпускном, чтобы от обучения в академии Фукуродани запомнилось только самое хорошее. До встречи, Котаро, − озвучил свои мысли парень, видя бегущей строкой в голове: «Моя единственная и безответная любовь». Но Акааши не пришел на выпускной. Он даже не смог помочь своему горе−капитану в подготовке хоть к каким−то экзаменам. Не выдержал разговоров о Юне. Не получалось сдерживать разрастание цветника в сердце и легких. Не оказался в силах не думать о нем и продлить себе жизнь. У Кейджи остановилось дыхание, когда он планировал и записывал то, какой подарок подготовит на выпуск своей первой любви, так и не сдержав свое обещание, так и не увидев его.