нам очень уютно друг с другом

      — Что с нами происходит, Тём? — срывается тоскливо-драматичное из уст Германа, когда тот ставит стакан с виски обратно на стол.       Он на Нечаева не смотрит, предпочитая глядеть на включенный телевизор. Футбол идёт. Повторение матчей с Евро — 2020. Пошло это евро нахуй.       Артём медленно выдыхает, наливая в бокал Германа очередные 150 грамм алкоголя.       Они сидят на квартире у Нечаева, пьют и не понимают, во что они превратились. Танька давно ушла гулять с подружками, поэтому сидят в одиночестве. Герману Саша звонит без конца, а он не берёт. Потом объяснит ей всё. Всегда объяснял. Нечаев своё излюбленное пиво пьёт (ох, извините, пЕвко!), а Герман давится вискарём.       Он откидывается на спинку стула, отодвинув от себя бокал, явно показывая, что он ждёт.       — Ты серьёзно хочешь это сейчас обсуждать? — то ли с насмешкой, то ли с непониманием спрашивает Тёма.       А чёртов Нечаев изменился с тех пор.       — Да, — Герман взгляд на него не поднимает, — Я за этим и приехал.       Тёма поднимается со стула, выключая осточертевший телевизор. Теперь взгляд Германа утыкается в черный экран.       — Тогда хотя бы посмотри на меня, если хочешь обсудить нас, — говорит сарказмом, пытаясь задеть. Он ведь знает, какого Герману сейчас. Он знает, как ему сложно говорить начистоту, а особенно о своих настоящих чувствах. Он знает, что последние события подкосили его. И это не только «предательство» Коваля.       Но Герман переводит взгляд на парня. Он видит, что Тёма нервничает. Он видит, что Тёме не нравится этот разговор. Но он продолжает.       Это и отличает настоящих «их» от прошлых.       — Так что же с нами не так? — повторяет свой вопрос Герман. Нечаев садится на диван.       — Ты хочешь запретить мне общаться с теми, кто тебе не нравится? — намекает парень, не произнося имена вслух.       — Я когда-нибудь запрещал тебе хоть что-то? — Герман бесится: он даже не думал об этом, — Но ты ведь знал, как мне обидно из-за всей этой ситуации. Ты даже не написал мне, и вместо этого хихикал в Питере с остальными.       Тёма понимает, что под остальными Герман имеет ввиду Райзена и Егорова. Не понять сложно: Попков даже использовал его историю для своего ролика. Только вот он совсем не думал, что так обижает его этим.       Он знал, что им рано или поздно надо будет поговорить, и видимо такой момент настал.       — Блять, Гер, ты же ничего толком не рассказываешь. Как я должен был понять, что тебя это задевает? — Нечаев разводит руками, поднимаясь с дивана. Герман тоже встает из-за стола.       — Может, стоило немного подумать? Знаешь, это не очень приятно, когда человек, которого ты любишь, вот так над тобой хихикает перед своей аудиторией.       У Нечаева от этого «любишь» сердце на секунду стучит быстрее.       — И что мне оставалось? Обосрать Коваля? Повторять за тобой твоё мнение?       — Я этого не прошу! Я просто хочу, чтобы ты не относился так наплевательски к моим чувствам и нашим отношениям! — Попков говорит уже на повышенный тонах, — Я же вижу, Тём, — он выдыхает, — Да даже подписчики замечают, как тебе похуй. А они, блять, не знают и пяти процентов правды!       Нечаев тоже злится. Он хочет думать, что Герман просто говорит это на эмоциях, но в то же время понимает его обиду.       — Мне не плевать, — Артём говорит правду. Наверное, самую откровенную, — Подписчики пусть думают, что хотят, но неужели тебе тоже так кажется?       — А что мне ещё думать, когда ты говоришь, что я тебе не друг где только можно, отказываешь в съемках со мной, шарахаешься от каждого моего касания и на все слова глаза закатываешь?! — Германа буквально накрывает гневом.       Нечаев молчит, долго молчит, отчего Герману кажется, что и ответ уже не нужен. Только он открывает рот, чтобы что-то сказать, как Тёма его перебивает.       — Что ты предлагаешь тогда? Если ты думаешь, что мне плевать. — выдыхает он, чтобы не сорваться и не начать орать. Он сильно взбешен. Потому что ему никогда не было плевать на Германа. В самые сложные дни, в самые трудные времена он всегда думал о нём. Даже когда они впервые расстались, Тёма не мог нормально спать. И это теперь ему предъявляют что-то?       — Я… блять, я не знаю уже ничего. — и Герман отворачивается к кухонному гарнитуру, кладя руки на тумбочку.       — Я тебя понял. — кивает Тёма, сжимая кулаки, — Ты предлагаешь расстаться? Окончательно? — нет больше сил ходить вокруг да около. Попков вздрагивает на этих словах.       Герман прав: их отношения уже не те. Они устали друг от друга. Каждой паре нужен перерыв. Или же просто расставание. Перерыв они уже пережили, тогда, ещё год назад. Теперь, видимо…       — Мне больше нечего тебе предложить. Я закрывал глаза на такие маленькие моменты, но… — ему всё ещё сложно говорить о чувствах вот так, в открытую, — зачем обманывать друг друга? Тебе тоже будет так лучше.       И господи, Тёма такие моменты ненавидит. Герман буквально решает за них двоих, даже не зная настоящих мыслей Нечаева.       — Почему отвернулся?       — Боюсь, — Герман опускает голову.       — Меня?       — Нет. Того, что не смогу уйти, если посмотрю на тебя.       Вопреки своим словам Герман оборачивается. И Тёма в его глазах видит огромную печаль, отчего отмирает и приближается. Эта печаль из-за него и для него.       Он смотрит ещё секунд десять, не отводя взгляда, а потом ему срывает крышу. Он резко приближается к Герману, обогнув стол, и припечатывает его к кухонным тумбочкам, снося с ног. Тёма находит губы парня, впиваясь в них с неким отчаянием и злостью, сминая их, не давая им обоим и времени, чтобы подумать. Не давая времени, чтобы отказаться. И Герман принимает его правила, не думая о последствиях, целуя в ответ и чувствуя Тёмины руки по всему телу. В Нечаеве сейчас столько решимости и раздражения, что, кажется, даже если Герман и не захочет, то тот не даст сопротивляться. Это пугает. Но больше его пугает сама мысль о том, что он задумался об этом.       Артём тем временем переносит их на разложенный диван, кладя Германа и падая сверху, продолжая целовать. Руки его уже под футболкой парня холодными пальцами обжигают ребра, а затем резко сдирают ненужную ткань с тела. Он целует напористей, напоследок кусая. Парень спускается ниже, целуя шею, задевая зубами нежную кожу. Раньше они были аккуратны с засосами — никогда не оставляли. Сейчас плевать. Сейчас хочется сделать больно.       Артём уже доходит до джинс, когда сам снимает с себя футболку. Он смотрит на Германа впервые после их поцелуя и видит, в каком тот состоянии. В состоянии, граничащем между огромным возбуждением и истерикой. У Тёмы ситуация похожая. Они оба понимают, что на пределе. Чувства обострены в несколько раз, от каждого вздоха перекрывает дыхание.       Герман и сам не понимает, что происходит: они только что думали расстаться, а теперь он лежит под ним, сгорая от его действий. Ему вроде и больно, а вроде и хорошо, его накрывает от нежности и прикосновений парня, но он боится, что этот секс станет для них последним. Он боится своей же реакции.       Тёма расстегивает его ширинку, видя, что парень и так возбужден до предела, и снимает штаны за одно движение, выкидывая подальше на пол. Он сейчас не думает ни о чём. Он целует бёдра парня, наконец снимая с него нижнее бельё.       А Герман сейчас чувствует себя неимоверно уязвимым. Это слишком. Это верх его доверия. И теперь он точно знает, что будет больно.       Артём касается ладонью его члена, проводя от основания до головки, когда вдруг его руку перехватывает чужая. Он поднимает взгляд на Германа, а тот одним движением притягивает Тёму к себе, вновь возвращая его к своим губам. Они целуются, но уже не так, как вначале, а спокойно и с меньшим рвением. Герман отрывается от него, смотрит в глаза, соприкоснувшись с ним лбом.       — Просто сделай это.       Артём уже не зол. Он не знает, что там думает Герман, но он хочет просто вернуть всё так, как было раньше. Хочет показать, что ему не плевать на него. Только вот Тёма снова не понимает, что в голове у парня.       Герман отталкивает Артёма, перевернувшись на живот, тут же чувствуя поцелуи парня на своей спине, от которых бегут мурашки. Он утыкается в сложённые в локтях руки, глубоко дыша. Он слышит, как Артём достаёт презерватив и смазку — после трех лет однополых отношений она всегда лежит где-нибудь поблизости.       Нечаев вдавливает Германа в диван рукой, пристраиваясь позади. Парень чувствует, как обшивка дивана натирает член, и едва ли не вскрикивает, когда смазанные в холодном креме пальцы проникают внутрь. Но он не срывается, не кричит. Он терпит. Терпит, прикусывая свою же руку.       — Все нормально? — волнуется. Герман бы усмехнулся: надо же, до этого как-то не переживал, а сейчас, когда собирается засунуть свой член ему в зад, запереживал! Только вот усмехнуться не получается, потому что в нём уже два пальца.       Герман сейчас просто пытается расслабиться и приготовиться к последствиям. Он знает, что мириться с помощью секса — херня затея, но он отдается, потому что иначе не знает, как выкинуть Нечаева из своей головы.       — Блять, да сделай ты уже это! — выдыхает он, а потом чувствует, как Нечаев высовывает пальцы.       Тёма начинает двигаться, давая привыкнуть, но так делает только хуже. Герман терпеть не хочет, поэтому, зажмурившись, резко подается назад, насаживаясь почти полностью, и кричит в голос.       — Тшш, — Нечаев хватает парня за бедра, прижимая к себе, не давая дернуться, — Ты дурак, что ли? — он наклоняется, оставляя несколько успокаивающих поцелуев на шее, а потом начинает потихоньку выходить, всё ещё придерживая его бедра.       Герман не отвечает, пряча капельки слёз.       — Нечаев, просто вытрахай меня!       Тёма вдруг перекладывает руку со спины на живот, двигаясь к паху, но Герман быстро эти попытки пресекает, перехватывая его. Не нужны сейчас эти прикосновения. Герману надо, чтобы из него вытрахали все мысли и чувства. Да, он, наверное, гребанный псих и мазохист, но… как не стать таким, если встречаешься с Артёмом Нечаевым?       А Тёма наконец внутри. И Герман не собирается медлить. Он насаживается на член, забив на то, что почти не растянут, чувствуя то боль, то удовольствие, слыша, как стонет позади Нечаев и снова сдерживается, чтобы не закричать.       Он чувствует на шее руку парня, и от этого ему сносит крышу. Нечаев продолжает вбиваться в его тело, но делает это настолько нежно и аккуратно, что Герману хочется разрыдаться. Его обжигает огнём изнутри, но это не больно. Это, блять, приятно. И это не то, что он хотел.       — Не сдерживайся, — шепчет прямо на ухо, — Пожалуйста, Гер.       Тёма перехватывает руки парня, а после начинает поглаживать по животу и опускается к члену. Герман сделать ничего не может с этим, поэтому позволяет его рукам всё. Артём с ним слишком мягкий и вежливый. Он волнуется о нём. Попков хотел доказать им, а в первую очередь себе, что в Нечаеве больше нет ничего, что могло бы его удерживать, и он смог бы с чистой совестью и разбитым сердцем покинуть его, но тот сейчас только доказывает, что между ними есть хотя бы сопереживание и нежность.       Артём толкается, срываясь уже на беспорядочный ритм, поняв, что Герман достаточно привык, с каждым толчок надавливая на простату. И вот Герман не выдерживает. Он весь сейчас в руках Нечаева, как и было всегда, но именно сейчас, когда это не нужно, когда это уже не требуется, Тёма, словно издеваясь, показывает, насколько он бережлив с ним. Германа от этого пробивает на стоны.       — Молодец.       И потом он выходит из него, переворачивая на спину — лицом к себе, пока парень не одумался, и ловит его взгляд. Он входит заново, не переставая смотреть в глаза.       Герман чувствует сейчас невероятно много, но потом лишь притягивает Нечаева к себе, впиваясь зубами ему в плечо, надеясь сделать больно хотя бы ему. Потому что он в отчаянии. Потому что всё пошло не так, как он думал, а сил, чтобы простить Нечаева вновь — нет.       Он кусает его за одно и то же место, думая, что так принесёт ему больше боли, и так оно и есть, только Тёма всё понимает и лишь принимает эти укусы, продолжая неистово быстро вбиваться в него. У Германа скоро истерика начнется, потому что ему надо, чтобы его снова оттолкнули, а Тёма этого не делает.       «Какого хуя, Нечаев?! Почему сейчас ты так заботлив, а последние месяцы делал всё, чтобы отдалиться?!»       Германа уже бьет крупной дрожью в руках парня, а ладонь Тёмы на его члене делает ситуацию ещё хуже. От толчков ровно по простате Герман выгибается, уже не сдерживаясь в стонах, а тяжелое дыхание прямо у уха подтверждает, что не он один уже на пределе. Герман царапает спину Тёмы, прижимаясь вплотную. Они теряются во времени и в своих ощущениях. Они сейчас где-то не здесь, где-то очень далеко.       Ещё секунда, и сильный оргазм, словно электрический заряд, проходит по всему телу, заставляя замереть и кончить прямо себе на живот. Артём кончает почти сразу же, тихо простонав на ухо парню и завалившись рядом       У обоих в голове сейчас — полнейшая пустота.       На улице ночь, за окном луна.       В комнате ебаная тишина.       — Почему? — спрашивает Герман спустя пару минут, когда Тёма поднимается и берет пару салфеток, чтобы протереть парня, — Почему ты не сделал мне больно сегодня? — задает самый главный вопрос, пока Артём продолжает аккуратно убирать следы их секса с его живота.       — Что?.. — он хмурится, а потом смотрит на Германа и удивляется сильно: у того чуть ли не слёзы на глазах, — Почему… почему я должен был? — кажется, Тёма вообще не понимает.       — Потому что ты такой. Тебе должно было быть плевать. — Герман поднимается, садясь рядом и закрывает лицо руками. Вот теперь он плачет.       Плачет.       Герман, который лучше расшибется об землю с десятиэтажного дома, но не заплачет, «как девчонка».       — Я… мне никогда не было похуй, Гер, — он прижимает парня к себе, обнимая и легонько гладя по плечу.       — Но почему ты этого не показывал? — в голосе столько обиды и разочарования, — К чему были все эти высказывания? Я просто хотел знать, что стою хоть чего-то в твоей жизни!.. — слёзы уже градом льются из глаз, Нечаев лишь обнимает его, успокаивающе гладя.       Наконец Герман говорит всё, что скрывал.       — Я же никогда не прятал своих чувств к тебе ни от кого, — он продолжает тихо шептать ему это в плечо, которое буквально десять минут назад кусал до покраснения, — К чему это всё, если ты действительно заботишься обо мне? К чему эти высказывания?       — Тише-тише… Я не думал, что тебе неприятно. Ты же говорил, что всё нормально. Я просто не подумал. — понимает, что эти слова сейчас не помогут, но сказать он обязан был. Потому что это правда. Тёма никогда не думал намеренно сделать ему больно.       — Я просто… блять, я не в порядке, Тём. Я был уверен, что ты снова сделаешь мне больно сегодня, и сейчас я… я не знаю, что чувствую.       Герман замолкает, а потом целует парня, прижимаясь своими губами к его. И это, наверное, самый горький поцелуй в их жизни. Со вкусом слёз и боли. Тёма хочет углубить его, но Попков отстраняется.       — Я не думаю, что готов дальше что-то иметь с тобой, — он тяжело выдыхает, — Я просто не могу, — он пожимает плечами.       Они разрушили всё. Они сделали это сами. Они уже не те, что были раньше. Не те мальчишки из 2018, которые смотрят друг на друга влюбленными глазами и целуют друг друга прямо на камеру. Не те, которые любят друг друга нежной, весенней любовью. Не те, в которых когда-то влюбились по уши.       И Герман не готов прощать Тёму, а Тёма хочет, чтобы ему стало лучше.       Но ведь когда-нибудь это должно будет закончиться? Когда-нибудь перестанет болеть. Когда-нибудь они соберут себя по кусочкам заново.       Когда-нибудь, но вряд ли вместе.       Герман ищет в глазах Тёмы поддержку. И находит.       — У тебя всё будет хорошо, — говорит парень, стирая слезы. Он тянется к его губам, чтобы поцеловать его в последний раз.       Нечаев помогает Герману одеться и поправляет волосы, оставляя мягкий поцелуй на лбу.       Парень добирается до ванной, позволяя себе выдохнуть. Он смотрит в отражение и понимает: таким потерянным он себя ещё не видел. Герман пытается привести себя в какой-никакой порядок, однако, чувствует, что так херово ему впервые. Ему надо сейчас домой. Ему надо спрятаться от всех и подумать хотя бы денёк. Сегодня подписчики останутся без контента.       Он выходит из ванной, а в коридоре уже стоит одетый в домашнее Нечаев.       — Мне надо домой. Я должен подумать обо всем и придти в себя, — говорит честно и сразу. Тёма кивает, поджимая губы, но молчит. Ему, наверное, тоже надо подумать. И лучше им пока не видеться.       Герман быстро надевает свои кроссовки, открывает дверь и хочет уже выйти, когда Артём всё-таки находит силы заговорить.       — Мы же с тобой останемся друзьями, да? — спрашивает Нечаев, но потом немного жалеет, потому что вопрос наитупейший.       Герман думает недолго.       — Нам очень уютно друг с другом, — отвечает он, — на съемочной площадке. Но на жизнь это не распространяется.       И выходит из квартиры.