The Setting Sun.

Дамы были, что называется, первого сорта. Именно таких и будут предлагать авторитетным и обеспеченным клиентам. Трое девушек зашли в комнату так, словно кроме них здесь никого больше и не будет, их милые головки даже не повернулись в сторону диванчика; окутанные в белые халаты, какие выдают вместе с мыльными принадлежностями в европейских отелях, правда подолы были коротки — еле прикрывали сформированные ягодицы, а воротник на груди был как-бы нечаянно слегка приоткрыт и в этом аккуратном, совсем не вульгарном треугольнике белела жемчужная кожа. Две девушки были азиатками, у той, что пониже, красивые волосы были заколоты наверху и казались достаточно длинными, а у той, что повыше — едва ли доставали до плеч; их лица сильно походили друг на друга — высокие белые лбы, аккуратные носы, блестящие глаза, губки-бантики. Иностранка была выше обеих напарниц, светлые вьющиеся волосы рассыпались по спине; глубокие глаза с длинными ресницами, пухлые алые губы, вздёрнутый носик с горбинкой, придающий её внешности соблазнительную изюминку. — Как они тебе? — шепнул Дадзай, оценивающе глядя на девушек, две из которых принялись закалывать волосы на затылке, дабы не намочить. Они повернулись к диванчику спиной, и зрителям виднелись очертания их стройной фигуры; подол халата поднялся, и слегка оголились подтянутые ягодицы. В ответ Накахара слегка пожал плечами. Ему действительно было интересно посмотреть на такое экзотическое представление, однако ничего похожего на возбуждение он, конечно же, не ощущал. — Как по мне, — снова заговорил Дадзай. — красивые. Но, как бы это сказать... одинаковые. Чаще всего в дорогих заведениях с подобными услугами все девушки проходят тщательный отбор и по итогу остаются самые красивые. По общепринятым стандартам, конечно. Стандарты красоты везде одинаковые: стройная фигура, белая кожа, красивые длинные волосы, ровный нос, пухлые губы и всё такое. Ужасно скучно, не находишь? Все они прекрасны, как богини, но через час после встречи ты не сможешь представить черты её лица. В голове будут лишь размытые очертания... — И что же, все богачи любят определённый типаж? — все три девушки, как бы ненароком повернувшись в сторону парней, приступили к снятию халатов. Их длинные пальцы плавно проводили по складкам ткани, элегантными движениями развязывали пояса... — Думаю, что есть и те, кому нравится что-то более необычное... — не отрываясь от завораживающего зрелища сказал Осаму. — Например, полнота, лысые... Ну или дети... Чуя вздрогнул и посмотрел на семпая. Тот сидел совершенно невозмутимо, его забинтованная рука потянулась к чашечке с сакэ. Зачем Осаму добавил последний пример? Может, он думал, что, сказав что-то подобное вслух, как будто это что-то совсем обычное и годится в сравнение с другими "эталонами красоты", он почувствует себя чуточку лучше? Удивительно, как самое обычное слово может быть таким трудным для произнесения его с самым равнодушным видом. — А тебе какие девушки нравятся, Дадзай? — рыжий юноша забыл о том, что нужно смотреть вперед, а не на профиль семпая. Конечно же, под халатами дам ничего не было. Лишь гладкая кожа, светло-розовые соски на округлой груди, плоские животы с аккуратными пупками, изящные изгибы, ямочки над ягодицами. У одной из японок блестел под струями, какими она омывала себя, треугольник лобковых волос; другие же две девушки были гладкими. — Не думал о типаже, если честно... То есть о типажах остальных думал, но не о своём, — вздохнул Осаму. — Мне нравится, когда девушка знает, что делать в постели. — А в жизни, значит, нравятся уверенные в себе? Осаму озадаченно повернул голову к рыжему другу. Он выглядел так, словно понятия не имеет, что отвечать и тупо держал бессмысленный зрительный контакт: — В жизни? У меня никогда не было девушки. — Но ты ведь не девственник... — ошарашенно произнёс Чуя. — Ну секс-то был. А отношений не было. Может мы неправильно поняли друг-друга? Ты предположил, что мне в жизни нравятся уверенные в себе. Я встречался с девушками только ради того, чтобы развлечься, так что мысли были: «Подходит ли мне она для интимных отношений?». — Вот как?.. Обмывание закончилось. Девушки подняли со стульчиков и медленно направились к "источнику". На их телах, так плавно ступающим босиком по кафелю, блестели капли воды и скатывались из изгиба в изгиб. Взгляд парней был направлен вперёд. Дадзай задумчиво шастал по каждому уголку беззащитного тела, на расстоянии заглядывая в самые укромные места. Чуя старался рассматривать лица, и совсем не из-за боязни эрекции, он просто был немного смущён тем, что наблюдал за оголёнными девушками, казалось, что он причиняет им вред, засматриваясь на их интимных местах. — А тебе какие девушки нравится? — снова заговаривает Дадзай, когда тела заказных женщин стали медленно погружаться в дымящуюся воду. Девушки тихонько о чем-то между собой разговаривали, делая вид, будто они действительно подружки, пришедшие принять ванну. — Сколько раз тебе повторять? — вздыхает Чуя, думая о том, что у блондинки-иностранки, кажется, глаза чем-то похожи на его собственные. А может так кажется только из-за игры света? — Никакие. Я стопроцентно по парням. — И у тебя ни разу не было с женщиной? — У меня вообще ни с кем не было. — вздыхает Чуя, выпивая чашечку и чувствуя на губах рисовый привкус. — А хотелось бы? — не унимался Осаму. Странный вопрос. Точнее, не сам вопрос, а казалось, что между ними он может прозвучать двояко. — Кажется, на той вечеринке, я дал понять, как отношусь к подобным вещам. Что поцелуи, что сексуальные отношения... — Понятно... — мычат в ответ. Девушки погрузились в горячую воду, белый пар окутал их, как-будто слился воедино с их обнажёнными телами, над тонкими плечами, словно хрустальными, поднимались его клубы. То и дело они деликатно посмеивались или вставляли в фразочки по типу: «Да ладно!?», «Какая милота!» или «Вот как?». Чуе казалось, что он пробрался в настоящую баню и подглядывает, словно извращенец. Время от времени тихонько раздавались звуки плескания, а иногда из под воды выглядывала розовые пяточки. Пахло влагой, алкоголем, красной рыбы с верхушек суши и нагревшимися женскими телами. — Смотря на них, ты возбуждаешься? — шепчет Накахара. — Наслаждаюсь красотой. — даётся неопределённый ответ. Чуя слышит сбоку от себя оживление, а когда поворачивает голову, то видит закусанную в каком-то замешательстве губу семпая и встречается с колеблющимся тёмным взглядом. — Кажется, ты совсем пьян. В ответ на это чужие руки, чуть дрогнув, приходят в движение и небрежно опускаются на пах рыжего юноши. — Ты чего такое... — негодует он. — Не подумай что-нибудь... — на болезненно-жёлтой коже проглядывается небольшой румянец от стыда, а глаза начинают бегать. — Я без задней мысли. Хотел проверить встал ли у тебя. Думал, что если сделаю так, то обязательно застану настоящий результат... — А спросить?.. — голубые глаза наблюдают за нервно отдаляющимися и затем прячущимися руками. — А если бы соврал? Чуя пожал плечами. У него не встал бы, в любом случае, так что он даже не задумывался, смог бы сказать ложь. Среди парней возникло замешательство: Дазай глядел на девушек, пряча за волосами глаза от кохая, Чуя, весь пылая, потянулся за очередной порцией сакэ. Среди этой тишины были слышны всплески горячей воды источника и приглушённые мягкие голоса. Где-то капли громко ударялись о какую-то поверхность. К тому же, должно быть, время купания истекло. Накахара заключил это, когда после очередного милого хихиканья девушки оживились. Их фигуристые, покрасневшие и распаренные тела медленно, плавно выполняя каждое движение, стали подниматься из источника. Видно было, что кончики свисающих волос и нечаянно выбившиеся пряди намокли — с них скатывались капельки, подобные слезинкам; светлые волосы блондинки слегка потемнели. Дамы выходили из воды и их обнажённые тела снова стали видны посетителям. Та кожа, которую видели парни сейчас, и та, когда представление только начиналось, чрезвычайно отличались. Если ранее она была светлая, почти что белая, с красивым розовым оттенком и наделяла своих обладательниц ангельской невинностью, то сейчас эта слегка распухшая, горячая, растомленная кожа выглядела сексуально. Соблазнительно. Словно за жалкие пол часа эти девушки превратились из невинных девочек в зрелых, требующих внимания женщин. Проделано ли это специально, дабы разгорячить посетителей, готовых из-за возбуждённой головы оплатить и более интимные услуги, или же это особенность женских тел? — Ты до сих пор не чувствуешь абсолютно никакого возбуждения? — хрипло шепчет Дазай. — Угу. Но я смущён... — Тем, что я сделал? — Да. А ещё мне немного стыдно наблюдать за этими девушками. Они голые всё-таки... Но дамы почему-то не спешили одеться. Выйдя из купальни, они обтёрли друг друга белыми, на вид мягкими, полотенцами, особенное внимание уделяя животу, ягодицам и пяткам. И наконец-то повернулись к наблюдателям, давая понять, что концерт "думаем, что купаемся в совершенном одиночестве" окончен. Ясными глазами и скромной улыбкой они напоминали не дорогих проституток, а провинившихся детей. — Чего это они? — очень смущается рыжий юноша. — Ждут, не закажем ли мы ещё услугу, — улыбается его семпай. — ничего не желаешь? Чуя мотает головой, смотря строго на столик с недоеденными суши и боясь поднять глаза. — У тебя не встанет, даже если кто-то из них положит руку тебе на пах? Мало бы кто сдержался... — ворочает пьяным языком Дадзай. Он всё ещё не оставляет свою идею и лелеет надежду о победе в этом споре. — Мне и удерживаться не надо... Это так не работает... — Давай попробуем? Не дождавшись ответа, раззадоренный Осаму кивком подзывает девушек и радостно сообщая им о своей просьбе, не забывая натянуть обаятельную улыбку и назвав цену. — Вы так щедры, господин Дадзай! — на-английском говорит иностранка. — Настоящий мужчина! — Этот очаровательно-красивый иностранец — ваш друг, господин Дадзай? — щебечет низкая японка. — Да-да, мой лучший друг! — улыбается Осаму. — не могли бы вы, чудеснейшие дамы, потрогать его там? Видите ли, после расставания со своей девушкой, у него проблемы с эрекцией... Он, бедняга, так её любил! Чуя прятал своё зардевшее лицо в волосах. Неужели он попал в такую странную ситуацию? Из-за своей неопытности он чуть ли не панику ловил сейчас, видя, впервые в жизни, перед собой трёх голых девушек. Тут и гей начнёт стыдиться! К тому же, эти глупые причитания Осаму выводили из себя! Совсем рядом с ухом он слышит ласковое: «Господин, вы такой милый, когда смущаетесь! Позвольте мне...». А затем ощущает маленькие руки через ткань одежды прямо над членом. Эти ручки поглаживают его. Нежно. Девушка что-то шепчет ему на ухо, но юноша совсем ничего не слышит. Сердце стучит так, словно сейчас случится инфаркт. Подключаются ещё одни руки. Иностранки. Накахара увидел её тонкие запястья и оголённую грудь через свои свисавшие волосы... Должно быть, он совсем потерялся и приходит в себя, когда всё уже закончилось. Девушки оделись и раскланивались с поникшим семпаем. — А я думал, выйдет. — трагично вздыхает он, когда парни остаются во влажной комнате одни. — Я чуть не умер. — бормочет Чуя. Он тянется за бутылкой сакэ, но оно закончилось. За этот вечер они вылакали вино, виски и сакэ. А ведь их похождения ещё не закончились. — Пойдём в твой проклятый гей-бар, — ворчит Дадзай.

***

И снова два пьяных товарища, один — матёрый мафиози, второй — новичок в рядах якудза, шагали по весёлому кварталу. Ночь всё ещё была в самом своём разгаре: любезно зазывали сутенёры, заигрывали девушки и юноши, горели глаза у туристов, разноцветные пёстрые вывески слепили глаза со всех сторон. Дадзай был немного подавлен своим проигрышем в глупом споре, так что шёл, покачиваясь, и угрюмо смотрел под ноги. К тому же, ему ещё никогда не доводилось бывать в гей-барах в виде посетителя, а не в качестве выбивалы показаний или долгов. Время от времени он приходил туда за информацией об очередном ублюдке. Чувства Накахары нельзя было описать каким-то одним словом. С одной стороны, он был рад отправиться в место, где его, так скажем, понимают. С другой, он был смущён и голыми девушками, и разным рукам, оказавшимся на его паху. А с третьей, он всё ещё был влюблён в семпая. Даже такое событие, как вступление в Портовую Мафию, померкло на фоне сегодняшних приключений. Центр развлечений "для своих" и его голые девушки в горячих источниках остались позади. Парни шли по более оживлённой улице. Если та была на вид скромна, буквально — переулок, дабы не привлекать лишних глаз, то эта, казалась, охотилась буквально за всеми. Со всех сторон висели вывески с напечатанными на них лицами миловидных японок-косплейщиц и радужные флаги. На входах можно было встретить доску с содержимым: «Рады всем гендерам! Всем ориентациям! Алкоголь от 600 иен; безалкогольные напитки от 500 иен», также часто можно было встретить подобное: «Прелестная окама² Мария всего за 3000 иен будет, хотя по залу, подливать посетителю бухло». Бесспорно, оптимистичное местечко, где рады всем! — Ты был когда-нибудь в гей-клубе? — спрашивает Дадзай. — Бывало, — честно отвечает Накахара. — И здесь, в Кабуки-тё, я знаю неплохой клуб. Осаму промычал что-то невнятное, продолжая угрюмо смотреть под ноги. В головы ворвались мысли по типу: «И с кем он туда ходил?», «Чем там вообще занимаются?». И наконец-то парни оказались у пункта назначения. Нарядный вход, увешанный радужными флагами и доброжелательными табличками, гласящими, что рады тут всем. У входа курили несколько женственных азиатов, кокетливо щебеча с возрастным, но вполне симпатичным мужчиной с седеющими висками. Один из мальчиков, тот, у которого были короткие волосы и совсем девчачье, смазливое, лицо, сверкнул узкими глазёнками на Дадзая, явно оценивая статного, но покачивающегося под градусом, брюнета. Затем он оглядел и рыжего юношу с головы до ног. Но тут товарищ захихикал от каких-то слов мужчины и пихнул друга в бок, так что последнему пришлось забыть о рассматривании парней. — Видел как он посмотрел на тебя, а потом зыркнул на меня? — шепнул Накахара. Дадзай кивнул и рассеянно оглянулся. — Думает, что мы партнёры. И вот они внутри. Всё помещение в полумраке, с прыгающими разноцветными тенями на стенах и лицах. Громкая музыка, самые новые американские хиты. Пахнет чем-то сладким. Дадзай ожидал, что люди здесь будут как сардины в банке, обтираться друг об друга так, что не получится ступить ни единого свободного шага. Но он ошибся. Справа располагалась барная стойка, за которой ловко управлялись с коктейлями ярко накрашенный парень в полу-прозрачном костюме и короткостриженая девушка в обтягивающем платье, бармены успевали одаривать посетителей белоснежными улыбками. У стойки на высоких табуретах сидели две лесбиянки. Рука одной из них бесстыдно гуляла по талии и бедрам другой, смущённо опускающей голову. Человек в костюме, по всему виду служащий, пил какое-то пойло и смущённо поглядывал в другую сторону. Очевидно, что в другой стороне был танцпол, куда утекли самые яркие и весёлые личности этого заведения. Множество миловидных парней с красной помадой на губах танцевали, водя руками по своему телу, дабы показать здесь всем свою открытость и сексуальность. Девушки здесь вели себя скромнее. Они, в отличии от пустившихся в пьяный угар юношей, лишь томно глядели на партнершу, а их мутные глаза властно путешествовали по чужим формам. И слева находились обшитые чем-то латексным и красным диваны. Там отдыхали запыхавшиеся и напившиеся в хлам молодые люди. Было несколько парочек целующихся. Ну, а коридор в самом конце, ведущий в туалет, мы, пожалуй оставим без комментариев. Даже не заглядывая туда, можно быть уверенным, что кто-то там вовсю познаёт однополый разврат. — Чего желаете, красивые юноши? — мурлычет та барменша, которую Дадзай вначале принял за женщину. Голос оказался грубым. «Интересно, что он запихнул себе под платье, чтобы сформировать такую грудь?» — думает Осаму. — Две водки с тоником, пожалуйста. — улыбается Накахара, а затем обращается к товарищу. — Ты сейчас сильно пьян, Дадзай? — Достаточно... Но не в дерьмо, — чужие голубые глаза завораживают своим блеском. Наверно, это единственный человек, который, напившись, не смотрит на тебя бессмысленно-мутным взглядом, как рыба какая-то. По крайней мере единственный человек из круга общения Осаму. Под градусом губы рыжего юноши расплывается в радостной улыбке. Неужели он счастлив, только когда пьян? Приносят водку с тоником. Чуя залпом опустошает стакан, с чувством хлопает семпая по плечу и лёгкой, совсем не шатающейся походкой идёт к танцполу, туда, где множество пьяных тел сливаются в танцах, проявляя протест всему миру лишь своим существованием. Рыжий юноша растворяется в толпе. А Дадзай, немного нервничая, принимается отхлёбывать своего алкоголя и рассматривать посетителей. Хотя, не так уж это и увлекательно. Главное, что нет подозрительных парней, сидящих где-нибудь в углу... Стоп. Это уже слишком. Осаму, ты в обычном гей клубе. Всё в порядке. Тебя не преследуют. За тобой не следят. Тёмные глаза видят рыжие волосы. Совсем как когда-то давно, в весенний день, когда токийцы любовались цветущей сакурой. Знакомая фигура танцует. Его движения завораживают. Несмотря на хмель, Дадзай видит своего кохая четко и даже может предельно близко рассмотреть мелкие детали. Несколько прядей волос падают на высокий чистый лоб. Красивые губы блестят и приоткрываются, напевая строчки песни. Руки поднимаются вверх и тонкие запястья — просто загляденье, ровная спина выглядит пластичной, бёдра вырисовывают полукруги. Пьяному Осаму кажется, что его кохай определённо самый красивый здесь. И мгновенно мафиози болезненно морщится, отгоняя от себя эти мысли. Однако симпатичным Накахару Чую находит не только Дадзай. Некоторые юноши, облизываясь, завороженно осматривают рыжего со всех сторон. Даже парочка девушек обратила на него внимание. А мужчина, офисный служащий, до этого боязливо сидящий за стойкой, задерживает дыхание и поднимается со своего места. Всем хочется потанцевать с рыжим иностранцем. Чуя чувствует на себе чьи-то руки и сначала не обращает на это внимание. Он ведь танцует, здесь много людей, которые могли нечаянно соприкоснуться с ним. Но чужие руки становятся настойчивей. Они проходятся вниз-вверх от далии до бёдер. Потом поднимаются к груди. Уха касаются вибрации тяжелого дыхания. — Что ты себе позволяешь, ублюдок? — оборачивается Накахара с явным раздражением на милом раскрасневшимся личике. И видит перед собой мужчину с круглым нервным лицом, одетого в костюм, словно он пришёл сюда сразу после окончания рабочего дня. Тот выглядит потерянно, но эти прикосновения однозначно не были случайны. — П-простите, пожал-луйста, — сгибается мужчина в поклоне, — я... п-просто... Вы так хорош-шо выглядите... — тут он понизил голос и сделал попытку приблизиться уху остолбеневшего парня. — Если х-хотите, я мог бы... мог бы Вам щедро заплатить... За... уединение в т... туалете... — короткие грубые ладони сложились в просящий жест. — Ты, дядя, совсем страх потерял?! — вскричал Чуя, не видя, как посетители гей бара с интересом поглядывают на разразившуюся сцену. — Ублюдок, ты меня как шлюху нанять хочешь? В туалете тебе подрочить?! Мужчина совсем растерялся: вжал бритую голову куда-то в плечи и залепетал что-то неразборчивое. А Накахара разошёлся. Всё новые и новые оскорбления лились из него, как лава из вулкана. Должно быть, дело было в том, что он пьян. Конечно, Чуя в трезвом уме не промолчал бы в подобной ситуации, но и не обрушился на незнакомца. Дают ли о себе знать нервы или же вина на многочисленных и бессмысленных похождениям с Дадзаем по сомнительным местам? Причина этого всплеска злобы в злоупотреблении алкоголя в последнее время? — Эй, — раздаётся откуда-то сбоку знакомый, флегматичный голос. — Успокойся, Чуя. Пелена сходит с глаз. Среди скачущих огоньков Чуя видит силуэт семпая. Правда лица совсем не видно. И тут неожиданно что-то рассекает воздух и в это же мгновение похотливый офисный работник валится на пол, кажется, прикрывая голову руками. — Ещё раз твои мерзкие латентные руки тронут моего друга и я их оторву. — бархатный голос звучал спокойно, однако проскальзывали в нём тихие раскаты грома, предупреждающие, что скоро небо прогневается и разразится в нём буря. — Латентный?.. — рассеянно оглядывается Накахара. — Посмотри на него, — Дадзай небрежно кивает в сторону всё ещё валяющегося на полу офисного работника, тот вытирал со скулы проступившую кровь и боязливо смотрел на обидчика. — Он стыдится своего гейства, но не может сдержать природу своего желания. Не знает что с этим делать. И находит выход в каких-то подобных выходках. Мерзость. Наверняка у него ещё жена есть, ничего не подозревающая об этом... — тёмные брови хмурятся и Осаму замолкает, не закончив фразу. — Вот как... — Чуя сверяет своеобразным взглядом семпая. Лучше промолчать. И направляется за ним к барной стойке. Но парни не успевают до неё дойти. Какой-то парень как-то странно идёт прямо на них... и... бьёт Осаму прямо по лицу, чего последний явно не ожидал, но всё таки устоял на ногах. Из носа потекла тёмный ручеёк, соединяясь с струйкой крови из разорванной губы. «Что за день такой?» — успевает пронестись в голове у Чуи. Осаму злобно поднимает глаза за незнакомца и вопросительно кивает. Незнакомый юноша, на вид ровесник, с лохматыми длинными волосами и в клетчатой рубашке выглядит фриковато,, всё его лицо усыпано прыщами. По стеклянным глазам можно заключить о нетрезвом состоянии. Он смеётся и заговаривает, вороча непослушным языком: — Приятно, да?! Ха-ха!! Чёртов Осаму, да как ты посмел сейчас что-то говорить про латентность?! Ты?! Не смеши меня! Самого-то в задницу долбили, разве не так? Весь университет видел тебя на тех фотках! Ха-ха-ха! — его глаза лихорадочно сверкали. — Недоумок, до тебя не дошло, что на тех фотках... насилие? — шипит Чуя, видя, как семпай начинает трястись. — Ты в своём уме? — Был бы это кто-то другой... — улыбка сходит с чужого лица, а уголки губ опускаются, нервно подрагивая, — Такой, как он, — парень презрительно кивает на остолбеневшего Осаму, — заслуживает всего самого худшего... Тут вмешивается накрашенный парень-бармен. Он с тревожностью и опаской поглядывает на Дадзая, словно узнал про того что-то страшное: — Молодой человек, прошу вас, не разжигайте конфликта... Здесь заведение любви. — Заведение любви?! — снова хохочет безумный незнакомец. — Этот ублюдок трахнул мою девушку, чёрт вас всех дери!! Ах вот в чём дело, понимает Накахара. Он просто обижен до такой степени, что готов прибегать к низких оскорблениям. — Завались, идиот! — подходит к нему Чуя, гневно сверкая глазами. — А то что? Ха-ха-ха!!! Твой латентный дружок подставит мне свой зад? Осаму, я знаю, что ты любишь насаживаться своей дыркой на члены! Тебе наверняка нравится садомазо, я прав? Как ещё объяснить твои порезы на том фото?? ХА-ХА-ХА! Девчонки, очарованные твоей таинственностью даже не догадываются, что под этими манящими бинтами шрамы, полученные во время твоих любовных утех, конченный ты извращенец! Нить выкриков обезумевшего посетителя была кривой. Чуя решил, что тот под наркотиками. Чуя был зол. Очень. Он уже представил, что сломает нос этому идиоту. Но чувствует тяжелую руку на своем плече, отодвигающую его в сторону. В тот же момент незнакомец подает и тут же сверху над ним оказывается дрожащая, но озлобленная фигура того, кого Накахара называл семпаем. Чужие кулаки безжалостно принимаются лупить лицо лежащего, тело. В притихшем заведение, с выключенной музыкой, теперь были слышны лишь удары, превращающие юношеское лицо в кровавое месиво и ломая ему кости. От неожиданности люди замерли. Но поняв всю кошмарность дела, некоторые предприняли попытки оттащить озверевшего парня от уже наверняка бездыханного тела. Бармен испуганно крикнул: — Пожалуйста, не попадите под горячую руку! — и дрожащим голос добавил, — Это Дадзай Осаму, опаснейший мафиози..! Чую замутило при виде крови, разлетающийся во все стороны и громко падая на пол. Он осел. И увидел глаза Дадзая — безжизненные, смотрящие определённо не в этот мир, а скорее куда-то в прошлое. Его собственная кровь смешалась с чужой. Красные губы расползлись в нервной улыбке. Жестокость этого юноши пугала, наводила животный страх. Вылитый хищник. — Осаму... Пожалуйста... Прекрати... — шепчет он. Стоп! Что это он разнылся? С сегодняшнего для Накахара Чуя — мафиози. Как можно было забыть о такой важной вещи? Ему непростительны эти оседания на пол и слёзный ком в горле! Чуя сильный. С самого детства. Он должен и сейчас не проявлять слабости. Накахара Чуя, новопреставленный якудза, приближается с зверю с пустыми глазами. Крепко хватает его за руки. Получает удар в ключицу. Дадзай что, рычит? Он снова хватается за семпая. Оттаскивает того от истерзанного парня. Берёт его за жёсткие волосы, которые спутались от крови, попавшей на них. И заглядывает в эти дьявольские глаза. — Прекрати, балда. Приходится приложить титанические усилия, представлявшие из себя похлопывание по щекам, лёгким ударам по плечам, зов и все в этом духе, пока Дадзай не обмяк. Из него будто высосали всю жизненную энергию, превратили в бездушную куклу. Затем два чёрных глаза наконец-то начинают поблескивать, душа возвращалась в покинутый сосуд. Дадзай поднимается на ноги и удивлённо оглядывает место происшествия. Не обращая внимание на бездвижное тело в луже крови, однако заостряя его на знакомом рыжем юноше с твёрдым, протрезвевшим взглядом. Беря кохая за рукав он молча идёт в сторону туалета, совершенно не замечая обращённых взглядов. И думая лишь об одном. — Ты был таким красивым, когда танцевал. — первое, что вырывается из его рта, когда дверь с лёгким ударом закрывается. — Ты бы знал, какая каша сейчас в моей голове, чёртов Осаму... — вздыхает Чуя. Он открывает кран принимается вытирать салфетками окровавленное лицо семпая. — Ты... назвал меня по имени³?.. — слабо улыбается Дадзай и тут же морщится, когда грубая салфетка касается порванной губы. — Это, кажется, второй раз. Я звал тебя. — кровь из носа всё никак не останавливалась. Она лилась и лилась, заливая бинты у шеи и спускаясь ниже. — Прости, что напугал тебя... Я наверняка выглядел ужасно жутко, да? — тихий смешок ударился об кафельные стены в туалете гей-клуба. Фарфоровые ладони замирают. Чуя сочувственно смотрит в глаза семпаю: — Всё в порядке. Мы должны быть жестокими, с нашей-то профессией. — и он искренне улыбается. Осаму лихорадочно принимается отмывать руки от крови. Он в странной исступлении трётся ими о жёсткий кусок мыла. И только убедившись в их чистоте, успокаивается. На рыжую голову Чуи аккуратно ложатся грубые ладони. Нежно окунаются в мягкие локоны. — Прости меня... — шепчет Дазай, старясь не прикасаться запачканными кровью частями тела или одежды до товарища. Но вместо ответа Чуя притягивает чужую голову ближе и их лбы интимно стукаются. Без лишних слов одновременно парни тянутся губами друг к другу, чувствуя, что это нужно каждому из них прямо сейчас. Время останавливаются, законы мироздания прекращают своё существование, гравитация исчезает. Есть только две души, слившиеся в поцелуе, потому что только это может хоть немного облегчить ношу каждого из них. Через поцелуй передать другому все свои переживания и боль. Понять другого также хорошо, как и себя. Словно вы одно целое, разлученное и потерявшееся в бесконечном космосе, но снова нашедшие друг друга. Чувство эйфории пропадает и они снова в суровой реальности, где может просыпаться животное чувство, именуемое возбуждением. Дыхание учащается, становится глубже. В низу живота что-то зарождается. Чуя отстраняется и опьянённо смотрит в чужие, но любимые, глаза. — Я хочу тебя. Могу я спустится вниз? — отрывисто говорит он и тут же оказывается на коленях, смотрящим широко распахнутыми глазами снизу вверх. Эти слова оказывают на Дадзая головокружительный эффект и он порывисто переводит дух. Но что-то не так. Нет, этого не должно случится сейчас. Поэтому, пересиливая инстинктивное желание он тоже аккуратно опускается на колени. Большим пальцем поглаживает скулу, усыпанную милыми веснушками и залившуюся румянцем. — Нет, Чуя. Здесь, в этом мерзком туалете я не хочу заниматься чем-то грязным с тобой. Это пошло, поэтому нельзя.

So dig two graves ‘cause when you die Можешь копать две могилы, потому что когда тебя не станет, I swear I'll be leaving by your side Обещаю, я уйду из мира вместе с тобой.