Когда поёт лира. Акт второй: Фарс о бессмертном алхимике

       У каждого нашего поступка есть последствия. Разумеется, Клара всегда это знала. И, конечно же, она прекрасно понимала, что Лаэрт не оставит без внимания её слова про "встречу" с матерью и намёки на другие загадочные действия, вброшенные с единственной целью отвлечь его от теории о виновности Льва. Осознавая всё это, Клара всеми силами старалась оттянуть роковой момент.        Вот почему не успел Лаэрт опомниться, как она постаралась переключить его внимание на запах горелого мяса, тонко, но вполне ощутимо тянущийся со стороны котельной. Манёвр удался — и вот уже пару минут спустя они вдвоём смотрели на наполовину обгоревший труп тёти Цудзуры, затолканный в печь так же, как в прошлом мире затолкали туда труп Сохея. Горящий котёл, точно алая пасть чудовища, медленно пожирал её хрупкую, бледную фигуру и к приходу Лаэрта и Клары не успел заглотить лишь ноги.        От такой картины Клара, хоть и относительно привыкшая ко всяким ужасам за эти два мира, всё же не смогла не поёжиться и отступила назад — и тут же под её мокасином хрустнуло какое-то стекло. Клара вздрогнула. "А ведь в прошлом мире я тоже после "визита" в подвал осколки из подошвы выковыривала... — вспомнила она и опустила глаза, тщетно пытаясь в полумраке разглядеть, что же именно тут разбилось. Дополнительно усложняло ситуацию ещё одно всплывшее воспоминание: — А когда я выходила сюда из тайного хода, ни на какое стекло я не наступала".        С такими мыслями она подняла взгляд на то место, откуда, по её прикидкам, вышла тогда. Теперь там была лишь глухая стена.        ...Впрочем, спокойно обдумать эти факты ей не дали. Едва они вновь выбрались на "свежий воздух" (то есть, вернулись в холл), Лаэрт резко развернулся к ней, положил свободную левую руку на пояс (в правой он по-прежнему держал наготове пистолет) и, слегка наклонив голову вбок, сухо осведомился:       — Ну а теперь, моя дорогая сестра, не соизволишь ли объясниться, что за чертовщину ты творила перед нашей встречей тут после обеда? И, — он опасно прищурился, — искренне надеюсь, что больше отмаз, чтобы оттянуть твою исповедь, у тебя нет.        Уголок рта Клары дрогнул в нервной улыбке: Лаэрт читал её насквозь. Да ещё и его глаза, словно сканирующие её, как детектор лжи, на фоне синяка ещё более угрожающе чёрные... Под таким давлением Клара только и могла, что бессильно опустить плечи и, сдаваясь, удовлетворить его требование.        Разумеется, часть с ведьмами и путешествием по мирам она благоразумно опустила, списав некоторые свои порывы на интуицию (кажется, впервые в жизни она была рада обладать такой особенностью, да ещё так, что об этом знали все вокруг). Но и без того в её рассказе хватало моментов, от которых брови Лаэрта ползли вверх, а от лица отливала краска. Не раз и не два он перебивал её полным негодования и ужаса: "Ты с ума сошла?!" — но в конце концов был вынужден сдерживать эмоции, чтобы узнать продолжение злоключений своей "сумасшедшей" младшей сестры.        Однако чем дольше длился её (сжатый и заметно приукрашенный) рассказ, тем заметнее мрачнел Лаэрт. Когда последнее слово сорвалось с её губ, его взгляд был настолько тяжёлым, что Клара даже забеспокоилась, согласится ли он выслушать её предложения по поводу дальнейших действий. Вот почему высказала она их крайне осторожно — однако Лаэрт вовсе не стал с ней спорить или упрекать её.        Просто, когда она предложила ещё разок заглянуть в кабинет матери и изучить расшифровки дневника, он без единого слова развернулся в сторону библиотеки и, довольно грубо взяв её за руку, молча выдвинулся в путь. У Клары даже мурашки пошли от холодной, злой ауры, окружающей его.        О да, злой: Лаэрт был определённо зол, и не на кого-то, а на неё, Клару, за её опасную самодеятельность... или всё же на самого себя, что не смог её от этой самодеятельности оградить?        В любом случае, это его настроение явно ни к чему хорошему привести не могло — так что тот факт, что закрытая дверь кабинета настолько его взбесила, что он вместо того, чтобы пойти за запасными ключами, решил вышибить замок выстрелом, казался закономерным исходом.        Закономерным — но вовсе не ожидаемым или приятным.        От грохота, к которому она со всей резкостью и дёрганностью Лаэрта не успела подготовиться, Клара вся сжалась, закрыла уши руками и зажмурилась. А когда она подняла веки, Лаэрт уже приоткрыл дверь кабинета и, держа револьвер наготове (от дула всё ещё поднимался дым), оглядывал помещение на предмет засады. Клара хмыкнула.       — Мог бы хоть немного подумать о чувствах своей сестры, у которой на глазах застрелился человек, прежде чем курок спускать... — проворчала она, ёжась и потирая плечи, точно от холода.        Лаэрт скосил на неё хмурый взгляд, и Клара со всей ясностью осознала: хоть он этим выстрелом и смог немного успокоить ярость, яда в нём по-прежнему хватало с избытком.       — О, извини, сложновато думать о чувствах той, кто сама старательно о них не думает и лезет на рожон! — язвительно отозвался он.        Клара тяжело вздохнула: в последние полчаса ей всё больше казалось, что её братья какие-то умственно отсталые. К счастью, сама она была выше того, чтобы поддаваться эмоциям, так что шумно втянула ноздрями воздух, сдерживая раздражение, и как можно спокойнее продолжала:       — А вообще ты поступил очень глупо: ты этим грохотом привлёк внимание убийцы к нам — и теперь он точно знает, где мы находимся... ещё и предпоследний патрон потратил.        Лаэрт, окончательно остывший, мрачно усмехнулся.       — О, не волнуйся: я также дал понять убийце — если он, конечно, этого ещё не знал, — что у нас есть чем ему ответить. А о последнем факте, про патрон, знаем только мы с тобой да Мери-сан. Но она... — он наконец-то распахнул дверь, убедившись, что за ней не таится опасностей, и, кивком пригласив Клару в кабинет, заключил: — уже никому ничего не расскажет.        И подарил ей ещё одну мрачную усмешку. Клара сглотнула: его взгляд был слишком тяжёлым, чтобы она могла спокойно его выдерживать. Опустив глаза в пол, она кивнула и наконец-то прошла в кабинет. Лаэрт зашёл следом и прикрыл за собой дверь с (теперь) неисправным замком.        Помня опыт предыдущего мира, Клара вполне готова была к тому, что и на этот раз за столом обнаружит обезглавленный труп матери. Однако, найдя кабинет в том же состоянии, в котором она его оставила после "фотосессии с дневником", она немного успокоилась. Впрочем, если подумать, её опасения изначально имели мало смысла — ведь три трупа для последнего терцета у них уже было: Элизабет, Каин и Цудзура. Да и Лаэрт бы наверняка как-то отреагировал, если б увидел безголовое тело...        Кстати о Лаэрте: пока Клара в нерешительности стояла у порога, он довольно уверенно прошёл к окну и первым же делом задёрнул тяжёлые плотные шторы. И, хоть заполненный туманом воздух и до этого плохо пропускал тусклый солнечный свет, от действий Лаэрта в комнате стало совсем уж темно. Впрочем, возмутиться Клара не успела: уже в следующий миг Лаэрт обошёл стол с другой стороны и на ходу включил лампу. Конечно, от этого намного ярче вокруг не стало, а тени от ароматических свечей в жутких подсвечниках и декоративного черепа и вовсе лишь углубились — но хотя бы для изучения чего-либо на столе освещения уже было достаточно.        Придя к таким выводам, Клара наконец-то покинула свой "пост" и направилась к столу. "Мери-сан говорила, что тетрадь с расшифровкой дневника лежит в ящике..." — вспомнила она и, обойдя угол стола, бросила короткий взгляд на закрытые ящики. На верхнем оказалась замочная скважина. Подёргав его, Клара убедилась: он был действительно заперт. "Ну конечно, — подумала она, закатывая глаза и в процессе боковым зрением заметив, как Лаэрт осторожно открывает тайный ход, держа в правой руке пистолет, а в левой — телефон с включённым примерно на уровне глаз взрослого человека фонариком. — Как будто бы мне всё на блюдечке подадут!"        Для верности Клара проверила остальные ящики, но не обнаружила в них ничего, напоминающего искомую тетрадь, так что была вынуждена вернуться к верхнему. Впрочем, возвращение состоялось в этот момент не только у неё: Лаэрт как раз окончательно убедился, что на тайной лестнице за книжным шкафом сейчас никто не скрывается и может прийти разве что из второго тайного хода в этом коридоре, и теперь вернулся к столу и одарил Клару вопросительным взглядом. Она в ответ протяжно хмыкнула.       — Я ищу тетрадь с расшифровкой дневника, — объяснила она. — А ты... — она скосила глаза вправо, к шкафу с оккультной литературой, — можешь пока полистать сам оригинал, если хочешь.        И пожала плечами. Лаэрт некоторое время задумчиво смотрел на неё — а затем также подёрнул плечом и направился к тому самому шкафу. Клара кивнула (пожалуй, в первую очередь сама себе) и решила попытать удачу и поискать поблизости ключи.        А та, похоже, теперь наконец-то была на её стороне: очень быстро взгляд Клары зацепился за знакомую связку, любезно оставленную на краю стола. Почему-то Кларе подумалось, что именно тут она и лежала в прошлый раз — разве что тогда к ней была приложена издевательская записка. Но на этот раз единственный сообщением в ответ на протянутую руку стали металлический блеск в свете лампы да прохлада...        От последней у Клары от кончиков пальцев прошла волна тока. Прикосновение этих ключей к коже слишком ясно пробудило в ней воспоминания о прошлом контакте с ними. О том, как она билась о чугунную дверь склепа, умоляя Льва не уходить, перед тем как он просунул под эту самую дверь злополучные ключи. О том, как задела их ногой, слушая, как кто-то ломится в склеп, где она пряталась, и моля всех богов, чтобы этот кто-то не достиг успеха. О том, наконец, как она использовала эти ключи, чтобы выбраться наружу... и спустя десяток метров споткнулась о труп брата.        Все эти воспоминания пронеслись в её голове яркой вспышкой, от которой у неё перехватило дыхание, а лежащие на ключах пальцы слегка задрожали. Несколько секунд Клара неподвижно смотрела на серебристое кольцо и бронзово-золотистые зубцы — пока, наконец, её не вернул в реальность голос Лаэрта.       — Эй, ты чего? — осторожно поинтересовался он.        Наваждение спало. Всего пара слов — и она снова была в тёмном кабинете матери, а не в удушливом древнем склепе на мертвенно-тихом кладбище. Клара медленно подняла глаза на Лаэрта: тот стоял у книжного шкафа, держа в руках раскрытую книгу и подсвечивая её фонариком мобильника (Клара узнала дневник Коппелиуса), и смотрел на неё с нескрываемым беспокойством. Клара выдавила улыбку.       — Всё в порядке. Просто какое-то странное непонятное дежа вю, — ответила она.        Взгляд Лаэрта оставался недоверчивым. Однако пояснений не последовало, так что в конце концов он с тяжёлым вздохом вернулся к изучению дневника. Клара же наконец-то взяла ключи и попыталась открыть ящик.        Заветный щелчок открывающегося замка раздался всего лишь с третьей попытки — и вот уже перед Кларой открылось нутро рабочего стола матери... вернее, её личные вещи. Потому что, помимо заветной тетради (Клара узнала её с первого взгляда, хотя точно никогда раньше не видела), здесь обнаружились разные не относящиеся к бизнесу вещи: какие-то старые письма явно личного характера, блокнот, заполненный телефонными номерами, другой блокнот с выписанными мелким материнским почерком названиями книг (многие из них Клара читала), комплект украшений из небольших серёг и кольца, флакончик духов, инструкция от рации (но, к сожалению, не она сама)... старый, слегка истрепавшийся по краям фотоснимок времён молодости Мияко.       Увидев его, Клара невольно застыла: даже на фотографии взгляд тёмных глаз Мизунохары Мияко зачаровывал и приковывал прежде всего. Не до конца соображая, что делает, Клара вытащила фото из ящика и, сев в кресло, принялась рассматривать его в свете лампы. Судя по дате в нижнем правом углу, это был снимок 1992 года. На нём на фоне озера была запечатлена компания из шести молодых людей: четырёх девушек и двоих парней. Скорее всего, это были университетские приятели Мияко — но Клару из этих людей заинтересовали лишь двое.       Первой была, собственно, Мияко, стоящая слегка в стороне от общего веселья. Клара сразу узнала её, хотя в молодости у Мияко были длинные волосы, с которыми никто из детей вживую её ни разу не видел. Да и стиль одежды отличался от привычного: сейчас Мияко предпочитала брюки — однако на фото она была одета в платье. Впрочем, на фоне остальных её наряд выделялся строгостью. Да и улыбка была хоть и красивой, но всё же довольно сдержанной, всем своим видом говорящей, что эта женщина не привыкла смеяться...       Второй же объект интереса Клары не только к этому привык, но и, казалось, готов был показывать свой смех всему белому свету. Стоя практически в центре толпы, Шимоцуки Кенджи на полголовы возвышался даже над вторым мужчиной в их компании (который на снимке обнимал одну из девушек). Его зубы, обнажённые в широкой улыбке, буквально сверкали белизной, в глазах искрились весёлые огоньки, а жёлтая рубашка поло выделялась ярким пятном среди чуть более скромных оттенков платьев двух дам, которых Кенджи придерживал за плечи. Весь его вид буквально кричал о том, что он — душа компании, её часть, её солнце... и это казалось даже несколько... неправильным.       Не то чтобы по её воспоминаниям дядя Кенджи производил более мрачное и сдержанное впечатление — наоборот, в унылом доме Мизунохара он всегда выглядел лучом света в тёмном царстве. Однако, если подумать... это было немного странно. То, что в этого человека вообще могла влюбиться такая женщина, как Мизунохара Мияко. Независимая железная леди и парень-солнышко — что у них общего? Как они сошлись? Ведь даже на этом снимке они держатся максимально далеко друг от друга и вообще производят впечатление людей из разных миров. Так почему?..        Пока Клара задавалась этими вопросами, Лаэрт наконец-то обратил внимание на то, чем она занимается, и с интересом заглянул ей через плечо. А Клара была настолько поглощена своими мыслями, что даже вздрогнула, когда у неё прямо над ухом раздалась его негромкая усмешка — и тихое, снисходительное:       — А дядя Кенджи уже в универе был такой же позер.        Едва не уронив снимок, Клара подняла на Лаэрта быстрый взгляд. Тот стоял, склонившись к фото в её руках и придерживаясь за спинку кресла, и на его лице читалась странная сосредоточенность. Некоторое время Клара искоса рассматривала его — а затем отвернулась и с ухмылкой заметила:       — Смешно слышать это от тебя, учитывая, что у тебя выложено гораздо больше фоток, где ты выглядишь именно так...        Лаэрт некоторое время помолчал. Наконец, он с тяжёлым вздохом оттолкнулся от кресла и без тени улыбки пробормотал:       — Это потому что я — не меньший позер...        И вновь взял в руки дневник, который для удобства разглядывания снимка на время отложил на стол. Клара ничего ему не ответила и, убрав фото обратно в ящик, наконец-то приступила к изучению тетради.        А та на первой же странице встретила её листами, вырванными из дневника. Неизвестно по какой причине, но Мияко решила вместо вкладывания на законное место убрать их под обложку своих записей — и Клара не до конца понимала, как ей относиться к этому "порыву вдохновения" матери. Вопрос, впрочем, довольно быстро отошёл на второй план, когда Клара развернула листы и взглянула на содержимое — карту... по крайней мере, так ей эти странные зарисовки отрекомендовала Мери.        Потому что по факту они представляли собой не узнаваемый план местности, а разбросанные по разным частям листа круги, соединённые неровными, изгибающимися линиями. Сами круги были неодинаковые: внутрь четырёх из них были вписаны треугольники, некоторые из них перечёркнутые; ещё один круг напоминал порезанный на восемь частей пирог, а последний и вовсе содержал внутри треугольник, квадрат и круг... и почему-то ощущался "центральнее" остальных. Клара не могла объяснить себе причин подобного впечатления, да и вообще не совсем поняла эту схему, так что пока решила отложить её на потом — снова под обложку тетради.        После этого она наконец-то переключилась на перевод дневниковых записей. Даже в расшифрованном виде они сохраняли уровень метафоричности, присущий остальному тексту, но при этом казались более... эмоциональными? Личными?        Да, пожалуй, именно личными: пока Клара читала эти обращения к "you", её не покидало чувство, что она буквально читает чей-то дневник. Не записи бессмертного алхимика, а излияния... человека? Потому что именно в этих кусках текста всё чаще проскальзывали какие-то более "человечные" подробности: например, в самом начале говорилось про то, что "you" простудилась и из-за болезни не может залезать на свою любимую иву у дома; ближе к середине упоминались ирисы как любимые цветы этой "you"; или, наконец, автор дневника восхищался тем, как хорошо "you" научилась готовить их любимый суп. Все эти детали казались почти что милыми и трогательными... если бы не то, как постепенно тон повествования становился всё более и более... тревожным.        Да, если сначала эти замечания про суп и цветы могли бы выглядеть безобидно, то к моменту, когда они реально появились в тексте, их невинность скорее уж выбивалась на фоне всеобщего безумия. "Why you won't accept me? I do everything to become the ideal (про идеал он писал удивительно часто) and yet you're not enough. I brought you your beloved irises today but you threw them back to me. Your eyes are yellow like these flowers. I want to scratch those burning eyes out and replace them by flowers — perhaps they'll finally make true bloom..." — и это только один из наиболее ясных и наименее пугающих примеров. В целом же у Клары складывалось ощущение, что она читает дневник какого-то сталкера, которому "you" не отвечает взаимностью, но он не отстаёт, вечно напоминая, что "you have no where to go, only me". "Может, это просто очередная метафора..." — тщетно пыталась успокоить себя Клара — но никак не могла угомонить посасывания под ложечкой.        И всё-таки даже если это не метафора, кое-что не вязалось с тем, что она знала. Например, невеста алхимика на портрете, вероятная "you". Клара не могла себе этого объяснить, но она просто чувствовала, что её образ с картины совершенно не стыкуется с отвергающей маньяка жертвой похищения (?). Она, насколько вспоминала Клара, стоя подле закутанной в робу и облачённой в маску фигуры выглядела вполне себе довольной, даже самодовольной... или это было лицо Элизабет Лавенцы, а не загадочной спутницы Коппелиуса? Клара уже начинала сомневаться, что не путает этих двоих. Но и то видение, которое посетило её возле ивы вчера... она же была там совершенно другая! Хотя, с другой стороны, насколько вообще умно в таком деле полагаться на всяческие видения...        Ещё больше запутывали ситуацию то и дело всплывающие в записях "двое идентичных". Коппелиус ещё в незашифрованной части дневника писал, что история началась с них, — но теперь, когда у Клары на руках было расшифрованное начало, оказалось, что история эта — история "преступления", "crime". И вот это-то самое преступление, связанное с теми двумя, Коппелиус, кажется, в течение всей своей "исповеди" пытался искупить или отмолить с помощью нередко упоминавшегося философского камня... или не совсем... Чёрт его разберёт за этой завесой образов и метафор, дополнительно запутанных кривым построением предложений. Точно он пытался затемнить смысл даже перед самим собой, не говоря уж о потенциальном читателе из двухсотлетнего будущего... да ещё и то, как он всё чаще причислял к "преступлению" и "you"...        От всего прочитанного у Клары пухла голова, а финальные строки "Close blood should mix with this ground" выглядели ещё более зловеще. Чувствуя, что больше не вынесет, она отложила тетрадь и хотела было со вздохом откинуться на спинку кресла и спросить Лаэрта, как дела у него, когда...       — Кстати, мама, ты замечала, что...        Заговоривший таким образом Лаэрт развернулся — и, встретившись взглядом с удивлённой подобным обращением Кларой, осёкся. Пару секунд они оба не двигались, тупо смотря друг на друга и, казалось, не понимая, как расценивать случившееся. Клара, впрочем, пришла в себя первой. Склонив голову набок, она улыбнулась лёгкой иронической улыбкой и переспросила:       — "Мама"?        Лаэрт покраснел и торопливо опустил раскрытый дневник Коппелиуса на стол.       — Ах, да, это же ты... — пробормотал он, точно не до конца понимая, что именно произошло... и вдруг, не поднимая глаз на Клару, досадливо выпалил: — И надо было тебе садиться именно сюда?..        И скрипнул зубами: очевидно, ему было стыдно за допущенную в обращении ошибку, и он за этот стыд на себя злился. Клара же огляделась так, словно впервые видела обстановку вокруг себя... и наконец-то запоздало поняла, в чём проблема. Она села в кресло главы семьи, кресло Мияко. Опять.        Смутившись, Клара поёрзала на месте и с неловкой улыбкой заметила:       — Ну извини, стоя неудобно, а тут было ближайшее кресло... и тут... — продолжала она, в ответ на тяжёлый взгляд Лаэрта неопределённо взмахивая рукой и едва не снося ей лампу, — удобно...        От реакции Лаэрта ей и самой стало неуютно, точно она действительно совершила какое-то святотатство. А тот ей помогать явно не собирался: он продолжал буравить её задумчивым взглядом, от которого её негативные эмоции лишь усугублялись. Она даже уже начинала чувствовать вину, когда Лаэрт, наконец, открыл рот, чтобы...       — Что, примериваешься к креслу главы, надеясь узурпировать власть? — беззлобно поинтересовался он, вновь беря книгу со стола. Хоть он стоял в полумраке, на его лице, казалось, играла озорная улыбка.        Клара едва сдержала вздох облегчения. Чувствуя, как сильно ей не хочется возвращаться к прежней странной напряжённости, она с удовольствием ухватилась за возможность подыграть ему в текущем настрое. Наконец-то откинувшись в кресле, она взмахнула рукой и, прикрыв глаза, беспечно отозвалась:       — Узурпировать власть? Ну уж нет, братец Лаэрт, и не надейся: эту старую деву в нашей семье вытянул ты!        И подняла веки. Всего на короткое мгновение она увидела исказившееся в странной гримасе лицо Лаэрта — но уже в следующий миг он со спокойной усмешкой покачал головой и заметил:       — А мне-то в последнее время казалось, что ты любишь старых дев... то к одной клеилась вчера, то ко второй сегодня...        И посмеялся увереннее при виде надувшихся в обиде щёк Клары. А она, скрестив руки на груди, быстро отвернулась и, громко хмыкнув, проворчала:       — И вовсе я ни к кому не клеилась... к тому же, Мери-сан замужем, а про Котобуки-сан, несмотря на отсутствие мужа, говорить так и вовсе невежливо... А вообще, — уже громче продолжала она, вновь поворачиваясь к Лаэрту, — ты чего хотел-то?        На этот раз Лаэрт определённо улыбнулся. Однако вместо ответа он приблизился к ней и, положив раскрытый дневник на стол перед ней, поверх тетради, указал на один из рисунков. Несмотря на то, в каком состоянии она была, когда изучала эту часть, Клара его узнала: это было изображение из конца дневника, которое привлекло её внимание даже в смятении после самоубийства Мери. Теперь, внимательнее приглядевшись к нему, она определила его как некое подобие... герба? Оно представляло собой обвитый побегами растений щит, разделённый на шесть секторов, по три слева и справа, в каждом из которых красовалось изображение круга...        Глаза Клары широко распахнулись: она узнала эти круги, ведь буквально десять минут назад видела их на совсем другом рисунке. Не мешкая, Клара быстро вытянула тетрадь из-под дневника, а затем вытащила заложенную под обложку "карту". И действительно: круги на ней были идентичны: четыре круга с треугольниками и линиями в разных позициях, один — "пирог", и один — с треугольником, квадратом и кругом. Сличив их, Клара подняла глаза на Лаэрта и спросила:       — И что именно это значит?        Лаэрт, прекрасно заметивший её внимание к кругам, самодовольно улыбнулся.       — Вижу, тебя заинтересовала местная геометрия, — заговорил он, прикрывая глаза и явно желая выдержать торжественную паузу. Впрочем, тычок локтем в бок заставил его немного ускорить своё представление. — Только вот по факту это не совсем она — это всё алхимические символы. Видишь эти треугольники? — он указал на четыре верхние фигуры на щите. — Это символы четырёх стихий: огонь, воздух, земля и вода, соответственно.        Впечатлённая Клара издала возглас, полный уважения.       — А остальные два тогда?..       — Вот это, — он указал на "пирог" в правом нижнем углу, — пятый элемент... нет, не тот, который в фильме Бессона, а который идёт от древних греков. Эфир. Элемент божественного мира на небесах, грубо говоря, божественный "воздух", которым никто из смертных не может дышать. Ты ведь наверняка про него слышала, верно?        Клара задумчиво потёрла подбородок и кивнула.       — Да, конечно. Но, — она вновь взглянула Лаэрту в лицо, — мне казалось, что в нашей ситуации пятым элементом логичнее было бы считать, ну, философский камень? Всё же даже в этом же дневнике, — она ткнула пальцем в раскрытую перед ней книгу, — он упоминается довольно часто.        Лаэрт усмехнулся и указал на левый нижний символ на щите.       — Так вот же он, родимый, — объявил он и, опять прикрыв глаза, покачал головой. — Похоже, нашему недругу-алхимику понадобилось именно шесть элементов, и он решил проблему таким вот образом. Хотя, как мне кажется, довольно странным.        Клара возвела глаза к потолку.       — Странно то, что ты так хорошо знаешь эти алхимические символы... Впрочем, ты же жил с мамой на целых восемь лет дольше, чем я, — и не таким тебя, бедного, травмировать успели.        Лаэрт в какой-то степени польщённо усмехнулся.       — Ну что ты, Клара-тян, это всего лишь база, — заявил он.        Клара не сдержала ухмылки.       — О, ну тогда ты явно не такой базой собирался впечатлять маму, верно? — насмешливо поинтересовалась она и, насладившись коротким зрелищем румянца на щеках брата, уже обычным тоном продолжала: — Давай выкладывай, что именно тут следовало заметить.        Одарив её обиженным взглядом, Лаэрт тяжело вздохнул. А в следующий миг он сложил скрещенные руки на спинке кресла над её затылком и объявил:       — А то, что этот рисунок — копия того, что вырезан на крышке гроба в склепе на местном кладбище.        Подобным заявлением он заработал полный удивления взгляд сестры.       — Погоди-ка, ты что, бывал внутри склепа?.. — поражённо спросила она.        Лаэрт невозмутимо кивнул.       — Конечно. Я же будущий глава семьи и должен быть в курсе того, какой собственностью мы владеем, — ответил он — и, чуть подумав, добавил: — А рисунок запомнил как раз из-за алхимических символов.        Клара несколько секунд окидывала его подозрительным взглядом — а затем, хмыкнув, заметила:       — Тогда ты тем более мог бы быть более привычным к виду местного кладбища...        Лаэрт закатил глаза.       — Ох, не начинай...       — В любом случае, — перебила она, хлопая в ладоши, — это совпадение значит лишь то, что следующим нашим местом исследования должно быть кладбище!        От такого заявления Лаэрт вскинул брови.       — Кладбище? Ты уверена, что это то место, куда ты хочешь сходить туманным вечером в локации, где бродит убийца-психопат? — скептически поинтересовался он.        Клара тяжело вздохнула.       — Я уверена, что каждая крупица информации может помочь нам оградить себя от судьбы стать его жертвами, — парировала она, косясь на брата. — И если у тебя нет идей получше, то да, я считаю, нам надо всё проверить. Мы, — она опустила глаза на раскрытый дневник, — вряд ли сможем остановить убийцу, если не поймём, чего он хочет и из чего исходит в своих действиях. Если не поймём его сердце...        Из её груди вырвался очередной тяжёлый вздох, и она покачала головой. Да, она запомнила слова Юкари, сказанные в гостиной ещё до второго терцета (жертвой которого Юкари и пала...), но... честно говоря, они ей не так сильно помогали. Проникнуть в мышление убийцы? Значит, узнать мотив буквально каждого в Лунной гавани? Или всё же сосредоточиться на "оккультной" части? Всё-таки даже если она используется убийцей для мишуры, он достаточно хорошо вник в её суть... Вот только аналогичные попытки проникновения Клары, казалось, ни на шаг не приблизили её к его личности. Был ли тогда вообще смысл в том, что она сейчас делала? Стоило ли бороться? Могло ли это защитить её семью — или защищать уже поздно и стоит повторить "подвиг" Мери...        А пока Клара рассеянно буравила взглядом рисунок в дневнике, погружённая в свои мысли, Лаэрт мрачно смотрел ей в затылок, скрестив руки на груди и думая совсем в ином направлении. Он для неё сейчас существовал словно бы в другом мире — именно поэтому Клара вздрогнула, когда в её поле зрения внезапно возникла его рука, а его голос прямо у неё над ухом вкрадчиво поинтересовался:       — И всё же, может, прежде чем бросаться в туман с головой, попробуем решить ещё какую-нибудь загадку, не требующую нашей прогулки по лесу? Например, — палец Лаэрта постучал по карте, краешек которой торчал из-под дневника, — вот это что у тебя?        Клара, ещё не до конца пришедшая в себя, моргнула и без тени сомнения выдала:       — Карта.        Лаэрт вскинул одну бровь.       — Карта? В каком месте? — скептически переспросил он, вытянув рисунок из-под книги и вглядываясь в переплетение линий и алхимических символов.        Клара равнодушно пожала плечами... но тут же нахмурилась. "А ведь действительно, — подумала она. — Это ведь не очень-то похоже на Лунную гавань — тут нет ни дома, ни озера, ни леса, ни кладбища — так почему я решила, что это карта? Потому что так сказала Мери-сан? Или потому что что-то такое было написано в дневнике?.. Да-да, кажется, теперь вспоминаю: перед ней как будто действительно были какие-то намёки на карту... "лабиринты судьбы", вот! Тогда, получается..."       — Это карта не того, что мы видим при обычном визите в Лунную гавань, — это карта тайных подземных ходов! — объявила Клара, вскидывая голову. Лаэрт нахмурился.       — Тех, в которых ты прогулялась? — мрачно уточнил он.        Клара энергично кивнула, игнорируя его тон.       — Это имеет смысл! — заявила она — и, указывая на символ философского камня, объяснила: — Учитывая, что секрет алхимика — философский камень, логично предположить, что именно этот знак указывает на лабораторию. И дверь, закрытая кодовым замком, как раз была расположена в эдаком небольшом закутке — вот, смотри, здесь есть линия, слишком резко отходящая от "основной" дороги. Тогда остальные символы... может, выходы из подземелий? Вот эти три, — она указала на эфир, философский камень и один из треугольников, кажется, огонь, — расположены практически на одной линии. Возможно, это лаборатория и выходы, которые находятся в доме? Поэтому они ещё и так близко к друг другу, относительно остальных, по крайней мере.       — Лаборатория прямо под домом, эфир и огонь? — переспросил Лаэрт, подтверждая догадку Клары и задумчиво потирая подбородок. — Если так, то этот, — он указал на последний из перечисленных им, — наверное, котельная, из которой ты вышла. Насколько я помню, то помещение изначально выполняло плюс-минус ту же функцию, да и с камином было связано. Тогда это, — его палец скользнул вправо через символ философского камня к эфиру, — тайный ход, через который ты в эти подземелья попала. То есть здесь, в кабинете алхимика... А у него нехилое самомнение было, раз он себе божественный элемент приписал.        Лаэрт усмехнулся. Клара также улыбнулась и кивнула.       — Получается, этот символ обозначает тайный ход под сараем? — предположила она, указывая на одинокий символ в правом нижнем углу карты. — В конце концов, сарай вроде как тоже изначально был на территории Лунной гавани и продавался вместе с домом.        Лаэрт склонил голову набок.       — Знак воды, значит... учитывая близость к озеру, имеет смысл, — согласился он. Затем он ткнул пальцем в правый верхний угол и объявил: — Тогда земля — это, вероятно, ход на кладбище — не зря же с ним связано столько подсказок. Что до воздуха... — Лаэрт перевёл палец на левый верхний символ и задумчиво постучал по нему ногтем. — Судя по расположению и знаковым местам Лунной гавани, это вполне может быть...       — Овраг, в котором мы нашли труп братца Сида! — подхватила Клара и снова кивнула сама себе. — Имеет смысл. Да и в контексте происходящего сейчас... Возможно, именно поэтому убийца и выбрал ту локацию, чтобы его убить. Ну, в плане, потому что удобно передвигаться до дома по подземелью незамеченным, — пояснила она.        Картина становилась яснее, и Клара заметно приободрилась. Лаэрт с нескрываемой радостью смотрел на то, как окрылил её успех... однако тут же напрягся, когда она захлопнула дневник и, резко поднявшись на ноги, объявила:       — Вот теперь мы точно готовы идти к кладбищу и смотреть на гроб!        Предложение ответным энтузиазмом встречено не было.       — И всё-таки безопаснее было бы отсидеться тут... — с тяжёлым вздохом возразил Лаэрт, слишком хорошо предчувствуя, что настолько загоревшуюся Клару ему не переспорить.        И он был совершенно прав: Клара одарила его таким упрямым взглядом, что он до начала всяких дискуссий понял, что проиграл.        А уже пять минут пререкательств спустя он, сдавшись, закрывал лицо ладонью и тяжело вздыхал, полностью разгромленный, повторяя: "Это самоубийство... совершенное самоубийство". Однако Клара его не слушала: одушевлённая и готовая к бою, она вышла из-за стола, размяла конечности и, оправив пиджак, командным тоном заговорила:       — Так, нам стоит подготовиться и взять с собой все главные подсказки. Дневник сам тащить, конечно, неудобно, лучше фото. Я, как ты помнишь, как раз наснимала его на телефон, так что сейчас сходим наверх и...       — Нет.        Холодный и жёсткий ответ Лаэрта окатил её, словно из ведра холодной воды. Успевшая выйти на середину комнаты и оставить его позади Клара застыла — а затем развернулась и растерянно переспросила:       — Что?..        Стоящий у стола Лаэрт встретил её хмурым и абсолютно непоколебимым взглядом. При виде такого брата внутри Клары что-то сжалось в нехорошем предчувствии. А Лаэрт, глядя ей прямо в глаза, взял со стола дневник, тетрадь с расшифровкой, карту и связку ключей — и, выключив настольную лампу, обжигающе ледяным тоном объявил из темноты:       — Ни мы, ни ты одна, наверх не пойдём. Ни сейчас...        Глаза Клары, за пару секунд немного привыкшие к темноте, различили его движение рядом со столом, и она, внезапно испугавшись, отступила на шаг назад. А Лаэрт в какие-то жалкие секунды оказался уже напротив неё, точно бы прекрасно ориентировался в кабинете матери даже с закрытыми глазами, и его тяжёлая рука опустилась Кларе на плечо. Она вздрогнула, ощутив его давящее присутствие возле себя — его могучая, закрывающая всякий намёк на свет фигура буквально нависала над ней. Жаркое дыхание опалило ей ухо — и на контрасте ещё более холодные слова вонзились ей в кожу тысячей игл.       — ...ни когда-либо ещё до тех пор, пока убийца там, — заключил Лаэрт.        Внутренности Клары рухнули в низ живота — а уже в следующий миг, когда пальцы Лаэрта скользнули по её руке и, найдя в темноте ладонь, уверенно сжали, её сердце сжалось тоже. На глаза выступили слёзы. Подчиняясь Лаэрту, она развернулась на сто восемьдесят градусов.       — Лаэрт, там вовсе не убийца — там Лев... — с болью произнесла она, пока Лаэрт уверенно вёл её к выходу, обозначенному узкой полоской света в проёме так и не закрывшейся до конца двери.        Усмешка сорвалась с губ Лаэрта, но он даже не замедлился. Дойдя, он толкнул дверь плечом — и в режущем глаза после темноты свете Клара на короткий миг узрела его полное горечи лицо, когда он ядовито произнёс:       — Как ты всё-таки переживаешь за своего брата...        В этот момент глаза Клары совершенно заслезились, и ей пришлось ненадолго зажмуриться. И всё же даже так, вслепую, она не удержалась от горького комментария:       — Он, вообще-то, ровно в той же степени и твой брат, Лаэрт... если даже не в большей...        И, утерев слёзы, открыла глаза. Лаэрт не отреагировал на её замечание ни словом, ни жестом, лишь молча повёл её к холлу, крепко сжимая её руку своей правой, под мышкой левой держа книгу и тетрадь.        А пистолет, который он отложил на полку под копией портрета со второго этажа, чтобы тот не мешал ему изучать книгу, так и остался лежать на том же месте...

***

       Не считая единственного замечания Лаэрта в самом начале пути, всю дорогу до кладбища они прошли молча. "Хорошо, что мы оба в сером, — в таком тумане враг легко не разглядит", — сказал он, едва они вышли с чёрного хода. Неясно, пытался ли он облегчить напряжение между ними шуткой или всерьёз счёл их "камуфляж" достоинством, но на Клару его слова произвели неприятное впечатление. Вернее, они слишком ясно дали ей понять, что именно убило в их прошлой финальной вылазке на кладбище Юкари — ярко-алые волосы, сделавшие её лёгкой мишенью. От таких мыслей и без того мрачное настроение Клары окончательно усугубилось, напрочь лишив её всякого желания общаться с Лаэртом. А тот дальнейших попыток заговорить и не предпринимал.        В молчании дорога вышла абсолютно гадкая. Лунную гавань окончательно заволок туман, вызывающий у Клары неприятные ассоциации, и в лесу он в ещё большей степени ощущался сырым, холодным и покалывал щёки и колени, плохо защищённые (драными — мать бы не одобрила) капроновыми колготками. Разве что странного сладковатого запаха на этот раз не было. Под ногами при каждом тяжёлом шаге прихлюпывала влажная и скользкая после всех сегодняшних дождей земля, и казалось, что ступне не давали съехать в лужу лишь торчащие из подошвы мокасина осколки... те самые, которые впивались сквозь ту же подошву в пятки. Или это было лишь фантомное ощущение, вызванное самим знанием, что она прошлась по битому стеклу? Такое, которое Клара чувствовала в помещениях, где недавно разбилась посуда, притом что даже мельчайшие осколки, несомненно, давно были оттуда убраны.        Однако любая дорога имеет какой-то конец, особенно когда речь о дороге между двумя пунктами на карте. Так и дорога до кладбища очень скоро завершилась прибытием на место. И вот уже вместо высоких деревьев с чёрными стволами их окружают низкие серые надгробия, на некотором расстоянии вырисовываются очертания склепа, а дышать как будто немного легче на открытом пространстве... да и дорожка, на которую с самого начала пути был устремлён взгляд Клары, тут заметно ровнее, чем в лесу, — никаких тебе ям или корней деревьев...        И вот на этой-то ровной дорожке внезапно перед глазами Клары оказался до боли знакомый образ — вытянутая длинная нога в светло-серых брюках.        От неожиданности Клара остановилась — и, едва она поняла, что увидела, её охватил ужас. "А ведь в прошлый раз именно тут, у этих надгробий... — пронеслось в её голове — и тут же она зажмурилась и панически замотала ей с мысленным: — Нет, нет-нет-нет... этого не может быть, этого просто не могло случиться за то время, пока мы... этого не должно было случиться, ведь я, я..."        И, не до конца понимая, что делает, невольно сильно сжала руку Лаэрта.        Тот же, заметив, что с ней что-то не так, уже по её резкой остановке, быстро обернулся и встревоженно спросил:       — Клара, в чём дело?        Его голос мигом вернул Клару в реальность, и она распахнула глаза. Видение из прошлого мира рассеялось: земля перед ней была абсолютно гладкой, и пейзаж нарушали лишь ноги Лаэрта, стоящего рядом. "Конечно, ничего такого не могло случиться..." — с облегчением подумала Клара — и быстро подняла глаза на брата. Тот встретил её обеспокоенным взглядом, ясно давая понять, какой напуганной она сейчас выглядела. Впрочем, уже в следующий миг он изобразил на лице улыбку и дразнящим тоном поинтересовался:       — Что, боишься увидеть трупы?        Клара слегка вздрогнула, и её глаза округлились. А в следующий миг она ощутила, как от её пальцев окончательно отлило тепло, и прежде, чем она поняла, что делает, они вновь сжались на руке Лаэрта, а с её губ сорвалось:       — Да...        Тут уже настала очередь Лаэрта удивляться — но и он очень быстро помрачнел, вспомнив, что они обнаружили в прошлый визит на кладбище. Мигом поняв все её тревоги (точнее, думая, что понял), он ободряюще сжал руку Клары в ответ и, виновато улыбнувшись, произнёс:       — Прости. Ты права. В конце концов, — вновь разворачиваясь к склепу, продолжал он себе под нос, — здесь Котобуки-сан... да и Джесси-тя...        И тут же осёкся и застыл на месте, не пройдя и пары шагов. Клара, уже начавшая набирать темп своими более мелкими, чем у него, шагами, не могла не врезаться ему в спину — и одарить его прорисовывающиеся под тканью пиджака лопатки недоумённым взглядом. Впрочем, она быстро сообразила, что эффективнее всяких вопросов будет посмотреть самой, и выглянула из-за его спины... после чего не смогла не застыть в удивлении точно так же, как он.        Сквозь бледный туман она видела чернильно-чёрную дверь склепа, не закрытую никакими белыми пятнами... которые должны были быть на ней быть, учитывая, что в их прошлый визит на этой самой двери висел труп одетой в белое платье Джессики.        Труп младшей из близняшек снова пропал.        Первые пару секунд Клара просто не хотела верить своим глазам. Однако и её зрение, и реакция Лаэрта подтверждали, что труп действительно исчез, так что в конце концов ей пришлось признать реальность происходящего. Впрочем, это не помогло ей её принять.        Отступив назад, Клара зажала рот рукой и замотала головой. Её ладонь выскользнула из ладони поражённого Лаэрта.       — Почему... — заговорила она — и тут же проглотила окончание фразы. Ведь она хотела сказать: "...это происходит снова?"        И всё-таки в том, что труп Джессики пропал во второй раз, ей не могла не видеться система. Но какой в этом смысл? Что-то связанное с "двумя идентичными"? После смерти они понадобились убийце где-то в другой локации? Они найдут Джессику в лаборатории Коппелиуса? А Корделию? А до сих пор ли труп Корделии на том же месте? Она же не проверяла, в конце концов... может, на самом деле на двери вообще подвесили её, а не её сестру? Они же близко не подходили, мелочи можно было не заметить... хотя нет, нельзя: у Корделии же в этом мире были отрублены кисти рук, а у мёртвой Джессики они были на месте. Тогда что, чёрт возьми, происходит?..        Клара и не заметила, как её начала бить мелкая дрожь. Тем, что позволило ей наконец-то осознать свою слабость сейчас, оказалось мягкое прикосновение к плечу — а уже в следующий миг она обнаружила себя в тёплых объятиях. Сквозь громкое, учащённое биение сердца Лаэрта, которое она ощущала виском, Клара расслышала его ласковые, успокаивающие слова:       — Не бойся, Клара-тян... я обязательно защищу тебя...        И его большая, тёплая ладонь нежно провела по её макушке.        Клара на секунду застыла, не зная, как ей себя чувствовать в такой ситуации. Впрочем, очень быстро её охватило желание расслабиться в его руках, отдавшись этому родному, знакомому с детства ощущению безопасности...        ...но тут же Клара жёстко одёрнула себя: именно осознание, что Лаэрт обращается с ней, как с маленькой девочкой, вернуло её к реальности и даже почти рассердило. Её кулаки на секунду сжались — а затем она кивнула и, положив ладонь Лаэрту на грудь, отстранилась. Тот не сопротивлялся, хотя по его лицу было видно, что он не слишком-то рад. Клара с лёгкой иронией улыбнулась.       — Защитишь? — переспросила она.        Лаэрт ответил ей такой же улыбкой. Кивнув, он запустил свободную руку под свой пиджак... и тут же резко побледнел. Пару секунд он испуганно смотрел в пространство перед собой. Внезапно его губы задрожали, и с них сорвалось раздражённое:       — Твою мать!..        Однако, заметив боковым зрением Клару, он тут же прикусил язык и постарался собраться. Но было уже поздно: прекрасно видевшая его реакцию Клара подозрительно приподняла одну бровь и осторожно поинтересовалась:       — В чём дело?        Лаэрт сердито цокнул и отвёл взгляд.       — Ни в чём, всё в порядке... — буркнул он.        Его ответ совершенно не убедил Клару.       — Прекрати, братец Лаэрт, я уже заметила, что не всё в порядке. И, — она скрестила руки на груди и одарила его строгим взглядом, — мне будет гораздо менее тревожно, если ты прямо скажешь, что именно всё же не в порядке, чем если я буду гадать и переживать.        Лаэрт одарил её полным сомнения взглядом. Некоторое время он колебался. Наконец, он с тяжёлым вздохом взъерошил волосы и нехотя признал:       — Револьвер... я заб... оставил его в кабинете...        Окончание фразы он произнёс настолько тихо, что Кларе пришлось изрядно напрячь слух, чтобы его расслышать. К сожалению, она всё-таки расслышала — и на её лице отразился не меньший ужас, чем после осознания факта исчезновения Джессики. "Вот только пистолета в руках убийцы нам не хватало! — панически подумала она, зажимая рот ладонью и глядя в пространство точно так же, как Лаэрт за пару мгновений до этого. — А ведь там остался Лев... и не дай его бог он и убийца столкнутся... он и вооружённый убийца..."       — Всё в порядке, — вторгся в её поток мыслей голос Лаэрта — на этот раз донельзя сухой.        Клара подняла на него взволнованный взгляд. Лаэрт смотрел на дорогу поверх её головы и с мрачной сосредоточенностью продолжал:       — У убийцы совершенно нет поводов думать, что я... мы... — он всё-таки запнулся, — что он может найти себе оружие в мамином кабинете. Так что если его туда вдруг и занесёт, то разве что по чистейшей... "удаче". А если даже эта "удача" ему и улыбнётся... — Он помрачнел ещё сильнее и, отвернувшись к склепу, пугающе усмехнулся. — Что ж, даже так, я обязательно, непременно тебя защищу.        Из такой позиции Клара не видела его лица, но то, как сжались его кулаки, в сочетании с тоном вполне ясно выдавало его душевное состояние. Клара прижала руки к груди и некоторое время смотрела на его ладони. "А ведь Лев тоже что-то такое говорил..." — с болью подумала она — и её сердце защемило от полного мучительной ясности осознания: она больше не готова терять братьев из-за того, что они приносят себя в жертву ради неё.        Наконец, Клара сделала глубокий вдох и, осторожно коснувшись рукава пиджака Лаэрта, как можно проникновеннее заговорила:       — Я верю тебе, Лаэрт... вот только, — продолжала она, заметив, как дрогнула его рука, — пожалуйста, не делай для этого глупостей... больше не делай... братик...        Сказав это, она покраснела и быстро опустила глаза в землю, так что даже руки Лаэрта оказались совсем на периферии её зрения и она больше не могла быть уверена, как именно он воспринял её слова. Заметил ли он вообще, что именно она только что сказала... нет, заставила себя сказать? Лаэрт же...        Лаэрт не удостоил её ответом. Вместо этого он глубоко вдохнул — и, стараясь придать своему голосу беззаботности, заявил:       — Ладно, не будем больше тратить время — мы тут всё-таки не на увеселительной прогулке! Так что, Клара-тян...        Лаэрт наконец-то развернулся к ней и, не давая опомниться и полностью игнорируя её обеспокоенно-скептический взгляд, уверенно всучил ей дневник Коппелиуса и тетрадь с расшифровкой. Клара настолько опешила от его действий, что невольно отступила назад. В ответ на её вопросительное выражение Лаэрт ухмыльнулся и продолжал:       — ...подержи-ка пока книги. Хотя знаешь, — он возвёл глаза к небу и, задумчиво потерев подбородок, запустил руку в карман брюк, — ты можешь в это время восстановить тот узор из vanish, который у тебя в комнате остался. С пониманием принципа это не должно занять много времени, верно?        С этими словами он выудил из кармана телефон и, разблокировав экран и что-то в нём поискав, с любезной улыбкой вручил Кларе. При виде открытого приложения заметок Клара приподняла бровь: перед ней красовалась та схема, которую Лаэрт изобразил вчера во время их исследования могил. Клара моргнула и, приняв телефон из его рук, поинтересовалась:       — А чем в это время собрался заниматься ты, что тебе резко свободные руки понадобились?        Лаэрт с усмешкой выпрямился.       — Ну как чем? Пытаться угадать, какой из кучи ключей в связке подходит к двери склепа! — невозмутимо ответил он — и, отводя взгляд и почесывая затылок, признал: — А то как-то запамятовал, знаешь ли...        Клара скосила глаза на связку в его руках. Затем она перевела оценивающий взгляд на Лаэрта и резонно заметила:       — Ну, наверное, подойдёт самый старый — склепу-то полторы сотни лет, как-никак...        Рот Лаэрта искривила ироническая улыбка.       — О, ну раз ты такая умная, может, подскажешь, какой из этой кучи старых ржавых ключей, — Лаэрт демонстративно тряхнул связкой у неё перед лицом, — выглядит самым старым и, так сказать, склепным?        Увидев ключи вблизи, Клара не могла не прикусить язык: среди них и правда хватало откровенно старых и вычурных. Видя, как она смутилась, Лаэрт кивнул и с торжествующим "То-то же..." выпрямился и, развернувшись на пятках, уверенно направился к склепу. Клара пару мгновений провожала его взглядом в спину. Затем её глаза опустились на книги в её руках. После переноски под мышкой от них всё ещё исходило фантомное человеческое тепло. Пальцы Клары сжались чуть крепче — а затем она выдохнула и, рассудив, что в совете Лаэрта есть смысл, решила заняться делом — особенно учитывая, как угрожающе потемнел без работы экран телефона.        ...Код поддался Кларе быстрее, чем дверь — Лаэрту: пока тот пытался вставить в скважину уже четвёртый ключ, Клара уверенно захлопнула книгу. Заметив, что потуги брата не торопятся увенчаться успехом, она со вздохом взяла свой набор дешифровщика с плоской верхушки надгробия, на который для удобства всё положила, и от нечего делать осмотрелась.        За время их нахождения на кладбище туман, казалось, лишь больше загустел, так что теперь даже возню Лаэрта (он, кстати, чертыхнулся, видимо, окончательно убедившись, что и этот ключ не подходит) Клара уже не видела, а скорее слышала да догадывалась о её природе по смутному движению его силуэта. Впрочем, даже сквозь эту молочно-белую завесу Клара всё-таки смутно различила алое пятно в стороне выхода с кладбища. Её пальцы сжались на книге, а по телу, несмотря на достаточно тёплый пиджак, прошёлся холодок. "Котобуки-сан... — с сожалением подумала она, отворачиваясь... и тут же нахмурилась. — Кстати, странно, что её труп на месте, хотя Джесси-тян пропала. Видимо, "двое идентичных", по мнению убийцы, действительно имеют особое значение, раз он счёл важным её забрать... Эх, если бы только у меня была возможность проверить Кору-тян!"        Клара тяжело вздохнула. Пока она размышляла, её рассеянный взгляд скользил по однообразным рядам надгробий вокруг, не цепляясь ни за что конкретное. Однако стоило ей подумать про Корделию, как и её внимание привлекла одна деталь.        Букет ирисов на могиле у её ног.        "А ведь Коппелиус писал, что это "её" любимые цветы..." — подумала Клара — и вдруг со всей ясностью осознала одну вещь: место, где она остановилась, было не просто местоположением трупа Льва в прошлом мире — это была та самая могила, у которой "вчера" разгорелся спор с Элизабет. Стоило Кларе это понять, как память услужливо подбросила ей картины того неприятного визита на кладбище: жуткой легенды, странных ритуалов, дурацкого поведения Лаэрта и вызывающего — Сида... букета ирисов, который и теперь лежал тут, у её ног. "И почему именно ирисы? — подумала Клара, вновь откладывая книгу, тетрадь и телефон на надгробие и присаживаясь на корточки. — Это просто совпадение, что сейчас сезон? Или, — Клара быстро оглянулась, надеясь рассмотреть букеты на других могилах — если память ей не изменяет, там были всё же не ирисы? — но быстро сдалась из-за густого тумана, — Элизабет-сан знала, что именно здесь нужны ирисы? Но почему? Разве она могла прочитать дневник, который всё это время был у мамы? А может..."        В голове тут же всплыли странные сны, которые видела она сама, Клара. Лес, подозрительно похожий на этот. Девушка с белоснежными волосами и белой же кожей в столбе солнечного света. "Кто я?" — загадочный вопрос, на который у неё не было ответа. Клара не могла не поёжиться. Слишком уж много совпадений было в этих видениях с тем, что она встретила здесь, в Лунной гавани. И даже если та женщина была не Элизабет, сама она как будто что-то об этом всё равно знала. "Вы — особенная"? Что именно она имела в виду? Знала ли она про сны Клары? Или она видела что-то большее? Например... связь с ведьмами? Могла ли она быть предопределена заранее?        Чем больше Клара думала обо всём этом, тем сильнее её охватывала тревога, от которой напрягался каждый мускул в её теле. Чувствуя, что так недалеко и до сумасшествия, она постаралась сосредоточить всё своё внимание на реальности и зацепилась за первый попавшийся на глаза предмет — надпись на надгробии. "Рюуби Тайоо"... — зачитала про себя Клара. — Другими словами, ива. Возможно, Элизабет-сан решила, что именно эта могила наиболее важна, потому что ива в каком-то смысле важная героиня стихотворения. Но, — она перевела взгляд на соседнее надгробие, — почему только эта "Рюуби"? Ведь тут, рядом, есть ещё одна — "Рюуби Суйка"... так неуютно, когда в подозрительном имени на древнем кладбище буквально тот же кандзи, что и в твоей фамилии... да и вообще странные имена, конечно... "двое идентичных"... "близкая кровь"..."        В этот момент внутри Клары зашевелилось странное предчувствие. К счастью, это явно не был её знаменитый "приступ интуиции" — но всё-таки она ощутила, что это непременно нечто важное. Как будто бы она вот-вот готовилась ухватить какое-то серьёзное, значительное осознание...        И вдруг Клара резко вскочила на ноги и, ударив кулаком в ладонь, прорезала тишину леса торжествующим:       — Я поняла: там был инцест!        Со стороны Лаэрта послышался какой-то странный нечленораздельный звук — а в следующий миг ключи оглушительно звякнули, ударившись о каменную ступень. Даже туман, казалось, слегка рассеялся, чтобы Клара со всей ясностью увидела шокированное, почти испуганное лицо брата, когда он повернулся к ней и растерянно, даже как-то глуповато спросил:       — Где?..        Клара одарила его долгим задумчивым взглядом, прежде чем медленно поднять руку и, указав пальцем туда, где, по её прикидкам, должен был быть дом, как само собой разумеющееся ответила:       — В Лунной гавани, конечно же. Полторы сотни лет назад, в истории бессмертного алхимика и его "невесты", если быть точнее, — наконец, смилостивилась и пояснила она — и тут же склонила голову набок и невинно полюбопытствовала: — А ты о чём подумал? Не у мамы со Львом же... не стал бы он же...        С этими словами Клара нервно усмехнулась. Сама бы она, конечно, никогда даже и не подумала о такой возможности — но почему-то именно в этот момент ей некстати вспомнились слова Лаэрта, сказанные Льву тогда, в холле. "Почему у тебя на губах следы её помады?" — дикое, безумное обвинение обезумевшего человека... которое, к сожалению, слишком хорошо сочеталось с тем, как испуганно отшатнулся Лев, когда она в столовой обратила внимание на эту "кровь" в уголке его рта. В груди Клары зародилось гадкое ощущение.        А Лаэрт тем временем успел немного прийти в себя. Опустившись на корточки, он поднял уроненные ключи и, чуть помолчав, с неожиданно серьёзным, сосредоточенным видом признал:       — Нет, не стал бы. Чтобы он с женщиной... с этой женщиной... — Лаэрт покачал головой и, поднимаясь на ноги, заключил: — Не хватит ему коварства, чтобы по своей воле этим воспользоваться.        С этими словами он отвёл взгляд и взъерошил волосы. Клара некоторое время задумчиво смотрела на него, прежде чем устало вздохнуть и прокомментировать:       — Не думала, что благодаря тебе узнаю, как бы выглядел Рогожин под влиянием аманодзяку...       — А вообще, — продолжал он, делая вид, что не услышал её слов, и с раздражённым видом пытаясь понять, какие из ключей в связке он ещё не пробовал, — с чего ты взяла-то, что там был инцест?        Клара, быстро взглянув на него, подхватила оставленные на надгробии вещи и, направившись к Лаэрту, начала:       — Понимаешь ли, если почитать перевод дневника, в зашифрованном тексте обнаруживается много моментов, где Коппелиус-сан ведёт себя, как сумасшедший сталкер: например, дарит своей "you" цветы, которые она "любит", а они её не радуют, и вопрошает, что он должен сделать, чтобы стать "идеалом". Одного этого, конечно, для выводов мало — но, — Клара подошла к Лаэрту и протянула ему его телефон; Лаэрт его принял и убрал в карман, внимая каждому её слову, — если вспомнить, чем начинается и заканчивается дневник, уже появятся некоторые подозрения. "Двое идентичных" — возможно даже, близнецы, как и у нас. Плюс на родственников намекают две могилы Рюуби — фамилия, связанная с ивой, прямой как наше любимое стихотворение. Финал же... — Клара опустила глаза на дневник в своих руках. — Финальная строка дневника — "Close blood should mix with this ground". Близкая кровь — возможно, родная кровь, то бишь родственная. Из построения фразы логично подумать, что Коппелиус пытался сказать, что землю окропит родственная кровь, смешавшись с этой самой землёй, и что он так предлагает убить членов своей семьи, — но! — она подняла палец вверх, — мы не должны забывать, что у Коппелиуса очень кривой английский! В таком случае, он мог иметь в виду вообще не это — он мог пытаться сказать что-то вроде: "Родная кровь смешается на этой земле", — а это should вообще не призыв к действию!       — Да уж, в этих модальностях чёрт ногу сломит... — рассеянно согласился Лаэрт.        Клара кивнула.       — Вот поэтому я и думаю: он просто перепутал предлог, а так вообще говорил о кровосмесительстве. Иначе почему он носит маску? А потому что их с невестой лица одинаковые, вот почему! Да и их общий секрет, а позже и общее преступление, о котором он говорит... Так что, беря во внимание всё сказанное, я настаиваю на инцесте — пожалуй даже, конкретно горизонтальном!        Подытожив так, Клара устремила выжидающий взгляд на Лаэрта. Тот же, не считая того единственного замечания про английскую грамматику, выслушал её в сосредоточенном молчании. Наконец, он тяжело вздохнул — и, одарив Клару скучающим взглядом, пробормотал:       — Клара-тян, в какой момент твоё воспитание свернуло не туда, что ты из этого пришла именно к горизонтальному инцесту? Да ещё и в разговоре с родным братом...        От такой прохладной реакции Клара обиженно надулась.       — Ты, между прочим, вместе с братцем Львом делишь гордое второе с конца место в моём списке привлекательных мужчин... — проворчала она.        Лаэрт тяжело вздохнул и потрепал её по голове.       — Да-да, я помню про брюнета-европейца с пронзительными синими глазами... — пробормотал он — и, убрав руку от головы раздражённой Клары, уже обычным тоном продолжал: — А вообще твоя теория, конечно, любопытная, но в ней я вижу несколько дыр. Точнее, то, что она никак не объясняет, почему Коппелиус за пятьдесят лет не постарел, как и его дама. А вот если, скажем, допустить, что дамы было две и они были действительно кровно связаны... скажем, очень похожие мать и дочь. Вот тогда даже логично, что вторую не радуют вещи, которые нравились первой, как бы они ни были похожи. Впрочем, конечно, — продолжал он, наконец-то разворачиваясь со связкой ключей к двери, — всё это не исключает возможности инцеста. Правда, скорее уж тогда вертикального, чем горизонтального.        Клара скрестила руки на груди и, возведя глаза к небу, задумчиво хмыкнула.       — Ну не зна-аю, — наконец, протянула она. На вопросительный косой взгляд Лаэрта она пожала плечами и ответила: — Я имею в виду, каким поехавшим надо быть, чтобы в ребёнке видеть родителя...        Лаэрт сухо хохотнул.       — А тебе за примером далеко ходить не надо — достаточно просто побеседовать на эту тему с мамой! — невесело ответил он.        Однако не успел он поднести ключ к замку, как Клара вдруг выхватила всю связку у него прямо из рук — и, не глядя выбрав один из ключей, уверенно вставила его в скважину. Тот вошёл без особенного сопротивления. Лаэрт вскинул одну бровь. Клара же подняла на него взгляд и, упрямо поджимая губы, заявила:       — И всё-таки я предпочитаю версию с горизонтальным инцестом!        Лаэрт закатил глаза, но ничего не сказал.        Ключ повернулся в замке без труда, точно тот не испытал никаких последствий времени типа ржавчины. Заветный щелчок — и вот уже Лаэрт тянет на себя тяжёлую, но, в принципе, умеренно податливую чугунную дверь. Знакомый скрип металла по полу — и Клара, поёжившись, ощутила острую необходимость отогнать тяжёлые воспоминания каким-нибудь комментарием.        Тот, впрочем, вышел ненамного более лёгким.       — И всё-таки довольно пугающе, насколько далеко может мужчина зайти, чтобы добиться женщины... — пробормотала она, намекая на содержание дневника.        От её слов Лаэрт резко застыл, и Клара запоздало сообразила, что именно выдала. Правда, она немного успокоилась, когда Лаэрт дёрнул дверь сильнее — та просто именно в тот момент отказалась двигаться дальше. Как раз примерно там же, где она остановилась тогда, когда её открывал Лев...        Лаэрт резко выдохнул.       — Не переживай, Клара, против всяких маньяков у тебя всегда есть я, — заверил он — и, вновь дёрнув дверь, вдруг с мрачной усмешкой добавил: — Хотя знаешь, по своему опыту скажу, что женщины, желающие добиться мужчины, могут быть не менее отчаянными. То есть, — продолжал он на заинтересованный взгляд Клары, когда дверь слегка сдвинулась и снова застряла, — мне, бывало, признавались в любви мужчины — но они всегда понимали ответ "нет". А вот некоторые дамы... скажем так, были слишком настойчивы. Настолько, — он помрачнел, — что мягко действовать больше не получалось. Одна, вон, после своих выходок до сих пор думает над своим поведением в психбольнице...        От последнего заявления у Клары невольно округлились глаза. До этого она слушала, смотря на напряжённые кисти рук Лаэрта, но в этот момент подняла взгляд на его лицо — и натолкнулась на настолько тяжёлый взгляд, что её пробрала дрожь. Стараясь отогнать неуютное ощущение, она издала (немного нервный) смешок и заметила:       — Да чтобы дамский угодник, идеальный Рат-тян — и довёл девушку до психушки? Звучит как что-то из разряда фантастики!        Лаэрт, однако, не посмеялся вместе с ней. Вместо этого по его лицу прошлась судорога, а с губ сорвалось какое-то злое хмыканье. Клара стушевалась. А Лаэрт ещё раз дёрнул дверь — и та наконец-то начала двигаться ровно, а не отдельными рывками. Но даже так она скрипела достаточно громко, так что следующие слова Лаэрта почти потонули в этом противном звуке. Отчётливо Клара услышала лишь начало фразы:       — Есть грани, которые я никому не позволю перейти. Никому не позволю...        От особенно громкого скрипа Клара невольно поморщилась, а окончание фразы скорее прочитала по губам Лаэрта. "Трогать тебя?.." — мысленно переспросила она — но вслух уточнить не отважилась. Лицо Лаэрта слишком ясно говорило: больше на эту тему он ни слова не скажет.        Впрочем, уже в следующий миг вниманию Клары предстали вещи поинтереснее: перед ними двумя во всей своей красе предстали внутренности склепа. Выглядывая из-за плеча Лаэрта, Клара изучала их с любопытством. Сквозь туман освещение было тусклым, но даже так, разглядеть обстановку удалось гораздо лучше, чем в первый раз в полном мраке. Например, теперь Клара ясно видела, что на крышке гроба в центре склепа вырезаны различные витиеватые узоры, в центре которых расположился тот самый щит. Сами узоры представляли собой причудливо переплетающиеся побеги растений, среди которых в хаотичном порядке расположились круги — судя по всему, с вписанными в них алхимическими символами, Клара так хорошо с порога не рассмотрела.        Зато со своего места она видела четыре "колонны" в углах склепа — что-то вроде столбов, обвитых всё теми же растениями с "плодами" — алхимическими символами. Что самое интересное, примерно на уровне головы Клары эти символы были более крупными, как бы определяя всю колонну. Ближайшими к выходу оказались огненная и водная.        Клара смогла охватить всё это за несколько секунд, прежде чем в её голове резко вспыхнули картины прошлого мира. Темнота, теснота, ужас — и то, как практически предательски Лев толкнул её в эту темноту, чтобы защитить от зла вне склепа. От этих воспоминаний Клара побледнела и непроизвольно задрожала.        Заметив её состояние, Лаэрт взволнованно поинтересовался:       — Эй, в чём дело? Что тебя пугает?        Клара прижала книгу к груди и замотала головой.       — Н-ничего... — ответила она — но под обеспокоенным и ничуть не убеждённым взглядом Лаэрта сдалась и, опустив глаза в пол, призналась: — Я... я боюсь... что дверь захлопнется, и я тут...        И сглотнула, не в состоянии завершить фразу. Лаэрт поражённо моргнул и быстро взглянул внутрь склепа. Не было похоже, чтобы увиденное хоть немного помогло ему понять тревоги Клары, — и всё же он повернулся к ней с ободряющей ухмылкой и как можно беспечнее заметил:       — Да ладно тебе, Клара. Даже если за тобой захлопнется дверь — ключи у нас есть! — он продемонстрировал ей отделённый от остальной связки ключ от склепа. — Не думаешь же ты, что я оставлю тебя одну в этой коробке, где, скорее всего, есть проход к тайным тоннелям, о которых точно знает убийца?..        Хоть Лаэрт и пытался её успокоить, в первый миг он скорее добился обратного эффекта: у Клары по позвоночнику прошла волна тока, едва она осознала, что в прошлом мире была буквально заперта в месте, куда у убийцы был совершенно свободный доступ. Тогда, получается, Лев, пытаясь её защитить, буквально толкнул её в самое опасное из возможных мест? Или же... он на самом деле всё знал и вовсе не пытался её защитить? Тогда, получается, подозревая его сейчас, Лаэрт был прав?        Все эти вопросы почти выбили Клару из колеи — однако обеспокоенный вид Лаэрта быстро напомнил ей о необходимости держать себя в руках. "Да, нельзя его волновать, — думала она, стараясь изобразить на лице как можно более благодарную улыбку. — Тем более, маловероятно, что Лев догадывался об этом конкретном тайном ходе..."        Тайном ходе.        Подумав о нём, Клара не могла не перевести взгляд на гроб. Неужели именно в нём находится ещё одна лестница, ведущая в те жуткие подземелья? И, видимо, именно через этот проход убийца спустился тогда, когда она услышала его во время своей вылазки... получается, у него был ключ?        Клара помотала головой. "Не время думать об этом сейчас", — сказала себе она и, чуть поколебавшись, наконец-то прошла к гробу.        Её первое впечатление об узоре на крышке было верным: вокруг щита действительно повсюду были изображены алхимические символы. Причём, что более интересно, из шести известных ей символов среди "плодов" было представлено лишь четыре — символы стихий. Клара задумчиво потёрла подбородок.       — В последнем терцете были выделены слова, связанные с огнём, — рассуждала она, в то время как Лаэрт заходил в склеп. — Значит, подсказкой должны быть символы огня... вот только какие из?        Остановившись рядом, Лаэрт склонил голову набок и задумчиво хмыкнул. Пару секунд он подумал — а затем без лишних слов нажал на символ огня на щите. Тот послушно продавился. С губ Лаэрта сорвалась торжествующая усмешка.       — Как я и думал — кнопка, — произнёс он. Когда Клара повернулась к нему, он объяснил: — Твой рассказ о подземных приключениях заставил меня думать об этом. Возможно, — он вновь перевёл взгляд на крышку гроба, — если мы нажмём на правильные кнопки, тайный ход откроется. А то и сам гроб — он, в конце концов, не поддавался, когда я при всё том же осмотре попытался его открыть.        С этими словами он подступил ближе к гробу и, аккуратно отстранив Клару в сторону (та послушно отошла, с интересом наблюдая за его действиями), на всякий случай попытался поднять крышку. Та не сдвинулась с места. Учитывая физическую силу Лаэрта, это значило, что либо загадка ещё не решена, либо ход где-то ещё.        Последнюю догадку они проверили, выйдя из склепа и быстро пройдясь по кладбищу. Не найдя ничего похожего на раскрытую дверь, они были вынуждены вернуться обратно и думать дальше.       — Так, давай-ка примем во внимание два момента, — заговорил Лаэрт, стоя напротив гроба; Клара встала по другую его сторону. — Во-первых, до этого выделенные слова в терцетах работали комплексно. Тогда и сейчас не стоит смотреть на "огонь" изолированно — мы должны учесть ещё и "глаза".       — Тогда нам надо нажать на два символа огня, да? — уточнила Клара.        Лаэрт кивнул.       — Скорее всего. И это как раз связано со вторым моментом: хоть у нас в дневнике нарисован только щит, нельзя просто так игнорировать всё вот это добро из символов стихий, — он обвёл крышку рукой.        Клара задумчиво потёрла подбородок.       — Предлагаешь поискать два символа огня, расположенных рядом?        Лаэрт пожал плечами.       — Как вариант, — ответил он. Затем он поднял глаза на Клару и с улыбкой предложил: — Раз уж нас двое, как насчёт начать искать с разных сторон? Мы как раз хорошо для этого встали.        Клара усмехнулась и кивнула.       — Хороший план, — согласилась она.        Так они и поступили. Клара старательно напрягала всю свою внимательность, чтобы в полумраке не пропустить ни один неперевёрнутый треугольник и при этом не перепутать его с таким же перечёркнутым — символом воздуха. Впрочем, очень скоро она осознала, что её способ поиска не слишком эффективен, — и, подглядев, как поступает Лаэрт, уже добравшийся до конца своего первого ряда, стала просто удерживать рядом с каждым огнём палец и оглядывать окружающие его символы — и символы через один. Дополнительно задачу усложняло то, что все они были на разном расстоянии друг от друга, так что и о "рядах" можно было говорить лишь условно.        ...Когда их пальцы встретились над верхней частью щита, Клара и Лаэрт переглянулись. Лаэрт улыбнулся сдающейся улыбкой.       — Тоже без успеха, да? — практически утвердительно произнёс он.        Клара поджала губы и кивнула. Лаэрт выпрямился и вздохнул.       — Значит, надо думать в другом направлении... — пробормотал он, опуская глаза на изображение щита... и вдруг нахмурился. Клара с интересом взглянула на него. Вместо ответа Лаэрт вновь наклонился к изображению и, сопроводив свои слова жестом, попросил:       — А дай-ка карту подземелий.        Клара удивлённо моргнула — а уже в следующий миг её лицо прояснилось пониманием. "Точно! Наверняка и тут всё работает комплексно, а символы даны каждому выходу не просто так!" — подумала она, быстро опускаясь на корточки к книге и тетради, которые положила на пол у угла гроба. Вытащив карту, она протянула её Лаэрту и принялась с интересом наблюдать за его действиями. А Лаэрт, положив карту под изображением щита, с него скосил глаза влево. На его губах появилась торжествующая улыбка, а в глазах загорелся энтузиазм.       — Вот оно! — воскликнул Лаэрт, указывая на нижний ряд символов на щите... и на символ огня совсем рядом с ним. — Это наверняка то, что нам требуется! Это, — он указал на уже нажатый треугольник на щите, — "огонь" с щита, первый "глаз". А это, — он передвинул палец на свежеобнаруженный символ, — второй "огонь", который нам нужен: он выстраивается в ряд с символами философского камня и эфира точно так же, как они выстроены на схеме на карте, — даже расстояние похожее, глянь!        И, доказывая свои слова, Лаэрт продемонстрировал Кларе карту: символы на ней действительно были расположены точно так же, как на крышке гроба перед ними. Лишь благодаря этому Клара в принципе заметила, что "эфир" и "философский камень" на щите нарисованы не в центре своих отсеков, а немного сдвинуты к краям, словно чтобы точнее совпасть с картой. От этого открытия Лаэрт буквально просиял, вдохновлённый находкой. Видя его радость, Клара также воодушевлённо хлопнула в ладоши и раскрыла было рот... но тут же нахмурилась и заметила:       — Погоди, братец Лаэрт, но ты же уже проверял этот "огонь". Он вообще нажимается?        Лаэрт вздрогнул всем телом, и его глаза, устремлённые на символ, широко распахнулись. Несколько секунд он стоял неподвижно, словно бы пытаясь понять замечание Клары. Наконец, он разочарованно цокнул и, выпрямляясь и запуская руку в волосы, произнёс:       — И правда, не нажимается... прости... Просто, — он опустил глаза, и уголок его рта дрогнул, — почему-то я почувствовал, что это важно и должно что-то значить...        И стыдливо замолк, ещё ниже опуская голову. Выслушав его, Клара положила руку на сердце и прислушалась к своим ощущениям. Наконец, она кивнула и заявила:       — Знаешь, мне тоже кажется, что это всё-таки важно и должно что-то значить. Просто, возможно, не конкретно здесь, а где-то ещё.        Она ободряюще улыбнулась, когда Лаэрт поднял на неё скептический взгляд. Впрочем, при виде её улыбки он не смог долго оставаться мрачным, так что в конце концов вздохнул и, покачав головой, заметил:       — Если даже и так, тут-то мы всё равно ничего не поняли. Ну что, записываем наши находки, сдаёмся и идём через тайный ход в мамином кабинете?        В ответ на его вопросительный взгляд Клара протяжно хмыкнула. Она была абсолютно честна, говоря, что считает его находку важной, — но ей также казалось, что тут по-прежнему можно найти что-то ещё. Гадая, чем бы могло быть вызвано это ощущение, она огляделась — и её взгляд зацепился на колонны. Клара хлопнула себя ладонью по лбу.       — Точно! — воскликнула она, под недоумённым взглядом Лаэрта обходя гроб. — Мы, братец Лаэрт, — она уверенно прошла мимо него к колонне справа от выхода, — всё это время с тобой изобретали велосипед. А ведь ответ, — Клара одарила Лаэрта игривым взглядом через плечо, — всё это время лежал на поверхности!        И уверенно нажала на самый крупный треугольник на колонне.        Со стороны гроба послышался щелчок.        Обернувшись на звук, Лаэрт ещё некоторое время тупо смотрел на изображение щита перед собой, точно не до конца понимал, что только что произошло. Наконец, его рот искривила ухмылка — и он, качая головой, в сердцах воскликнул:       — Да уж, как просто! А сколько времени мы с тобой на это убили...        Клара смущённо усмехнулась и подошла к гробу. Однако едва она протянула руку к крышке, на её пути вдруг возникла ладонь Лаэрта. Клара одарила его растерянным взглядом.       — Погоди пока открывать. Я тут подумал, — он запустил руку в карман брюк и выудил оттуда телефон, — что неплохо бы это наше "комбо с огнём" заснять. Вдруг реально важно и где-то ещё пригодится?        С этими словами он поднял телефон высоко над гробом — и секунду спустя полумрак склепа осветила вспышка камеры. И пока Клара ворчала на тему, почему Лаэрт не мог достать телефон пораньше и, скажем, посветить фонариком во время их поисков "глаз огня", сам он проверял, насколько чётким вышел снимок. Убедившись, что всё в порядке, Лаэрт кивнул сам себе и, убирая телефон в карман, наконец-то взялся за крышку гроба. Та поддалась без особенного труда — впрочем, возможно, это всё же была заслуга физической силы поднимающего.        И вот уже перед Кларой и Лаэртом зияла тёмная дыра, вглубь которой уходил вертикальный ряд ступенек. Клару пробрал холодок. При одном взгляде в эту бездну её мутило, и она не могла понять, в чём причина: в воспоминаниях о прошлой "вылазке" в подземелья и пережитом тогда ужасе или в предчувствии нового кошмара. Её отвращение к этой дыре и этой лестнице было настолько сильным, что притупило все её способности, которые могли бы помочь определить его источник. Казалось, стоит её ноге ступить на первую ступеньку — и она прямо тут же сорвётся...        Лаэрт, краем глаза наблюдающий за ней, прекрасно прочитал это её настроение по её лицу. Вот почему он, без лишних слов обойдя гроб и подобрав с пола книгу и тетрадь с картой, одарил Клару серьёзным взглядом и безапелляционно заявил:       — Я спускаюсь первым.        Клара вздрогнула и посмотрела на него с таким изумлением, словно он сказал самую странную и невозможную на свете вещь. Лаэрт на это тяжело вздохнул и, закрепляя книги сзади за поясом (и мысленно молясь, чтобы эта сомнительная конструкция выдержала хоть часть гипотетически бесконечного пути вниз), методично объяснил:       — Поверь, в этом намного больше смысла, чем если полезешь ты. Я намного крепче и физически сильнее тебя, так что в случае непредвиденных ситуаций типа сломанной ступеньки или внезапной встречи с маньяком внизу смогу собраться и что-нибудь сообразить, при этом не сломав себе шею при падении, например. И, конечно, подсказать, как поступить тебе. А если даже упаду, потому что лестницы на каком-нибудь отрезке пути не окажется вообще... — он наконец-то расправился с книгой и, кивнув сам себе, вновь приблизился к Кларе и похлопал её по макушке, — тогда тебе придётся бежать к другому выходу и подбирать меня там, внизу!        И беззаботно рассмеялся. А вот Кларе от его слов было совсем не весело: от одной мысли, что ей придётся бежать по лесу в одиночку и искать какие-то тайные ходы либо в овраге, либо в доме, её охватил настоящий ужас. Поняв, что со своим чёрным юмором переборщил, Лаэрт вздохнул — и, ещё разок потрепав Клару по голове, развернулся к открытому гробу. Перекидывая ногу через его край, Лаэрт невозмутимо продолжал:       — А если ты вдруг переживаешь, что я там снизу рассмотрю у тебя под юбкой твои трусы, не бойся: мне бы ступеньки не пропустить, явно не до взглядов наверх. К тому же...        Разворачиваясь лицом к Кларе, Лаэрт сделал драматичную паузу. Клара, сурово поджимающая губы от выбранной им темы, подозрительно прищурилась. Довольный произведённым эффектом Лаэрт проверил ногой ступеньки и, убедившись в их прочности, перекинул через край гроба и вторую. Лишь после этого он вновь взглянул Кларе в глаза и, озорно подмигнув, объявил:       — ...я и так знаю, что на тебе сейчас тёмно-синие трусы!        И, держась за край гроба, начал осторожно спускаться. Клара же...        Поражённая его заявлением, покрасневшая до кончиков ушей, она только и могла, что, задыхаясь, выдавить:       — О-откуда?.. Т-то есть, с чего ты взял?!        Лаэрт же, нагло глядя ей прямо в лицо (их глаза сейчас как раз находились на одном уровне), самоуверенно заявил:       — Всё просто: на мне сейчас тёмно-синие.        И, словно торопясь сбежать от грядущего взрыва эмоций сестры, поспешил скрыться во тьме гроба.        Клара же, всё ещё краснея и не до конца понимая, куда себя деть, некоторое время смотрела ему вслед. Наконец, он позвал её спускаться за ним — и только после этого она позволила вырваться из груди полному негодования:       — Братец Лаэ-э-эрт!..        ...Но всё же, глядя из-за стенки гроба на кладбищенский пейзаж за распахнутой дверью склепа, Клара не могла не подумать, что она благодарна Лаэрту за все его дурачества. Конечно, чувство тревоги от его шуточек до конца не ушло — но всё-таки заметно притупилось. И за это Клара не могла не сказать ему в глубине души искреннее спасибо.        За то, что он был рядом в такой момент.        В момент, когда её чувства вовсю кричали, что они уже на кульминации этой проклятой пьесы.