На берегу в синем платье

***

Курортное солнце беспощадно слепило глаза, вынуждая просыпаться. Она пока не соображала, где находится, что происходит и что сегодня нужно делать дальше, но уже мысленно отругала себя за глупую непредусмотрительность: неужели трудно было задвинуть шторы с вечера? Павлова бы ещё потерпела, лишь бы не вставать, но и без того не совсем идеальное утро нарушил кто-то неизвестный, без стеснения выламывающий двери своими кулаками. Она поняла это не сразу — случайно спутала с будильником, ведь он звучал примерно так же. Чтобы на работу проще вставать было. Голову будто сдавливали обеими руками — такой противной была боль. Она нехотя разлепила глаза, обнаружила на себе ночную рубашку, что уже было хорошим признаком, а халата, чтоб накинуть сверху и выйти поколотить кого-то за дверью, не нашла, поэтому единственным подходящим вариантом оставалось завернуться в простынь, которой сама укрывалась ещё несколько минут назад. Найти в прихожей ключи от номера оказалось задачей не из простых. А всего-то нужно с того же вечера оставлять их в дверях, в которые сейчас, к слову, не переставали отчаянно барабанить. Со стороны ванной слышались какие-то шорохи, но разбираться с этим у неё не было времени, первостепенная цель — уничтожить человека по ту сторону. На столе перед зеркалом Павлова наткнулась на свою шелковую рубашку вчерашнего вечера и, очевидно, преследующий её пиджак Кривицкого и, подозрительно прищурив глаза, отметила, что вернула его владельцу. Тогда какого черта она сейчас видит его перед собой? Посмотреть на себя в зеркало, конечно, в спешке забыла — а зря. Это очень часто помогает избегать проблем, как окажется позже. Она со всей силой и злостью надавила на ручку, и двери распахнулись, едва не прибив самого талантливого хирурга Склифа. — Ирина Алексеевна?! — Брагин, которого вряд ли можно было чем-то удивить в этой жизни, шокированно смотрел на разгневанную и поэтому немного смешную Павлову. — Олег Михайлович?.. — блондинка немного остыла и вопросительно уставилась на коллегу. — Будьте добры, объясните, потому вы со всей дури ломитесь ко мне в такое время? — Какое время? Доброе утро, вы завтрак пропустили, — Брагин поджал губы, чтобы не смеяться — уж очень неуважительно получается, — а нотации нам вчера читали, между прочим. — А который час? — глаза взволнованно забегали, а голос чуть поник, будто её подловили в какой-то абсурдной ситуации. А может, так и было? — Десять, Ирина Алексеевна, десять. — Ого, — Павлова нервно усмехнулась и стала покусывать ноготь, ища достойное оправдание, — будильник не сработал, зараза. Я же на семь заводила… — Мне не нужны объяснения, но я рад, что вы живая и целая. Здорово вы всех напугали… — разумеется, Олег не поверил увлекательной истории о несработавшем будильнике. А после слов «живая и целая» взгляд мужчины зацепился за шею бывшей начальницы. — Что-то не так? — она заволновалась ещё больше и как раз вспомнила о пользе зеркал. — Что-то у вас с шеей, — Брагин, нарочно выделяя «что-то» и подавляя желание улыбнуться, коснулся своей шеи с левой стороны, указывая место. Павлова, придерживая свою предательски сползшую накидку из простыни, сделала несколько шагов назад к зеркалу. Слева на шее красовалась неяркая, но достаточно заметная по своим размерам красная отметина. «Твою ж мать…», — моментально пронеслось в голове, которая на мгновение даже перестала болеть. — Да ну вас, напугали! — хирург активизировала свои актерские способности на максимум. — Люблю руку под шею подкладывать, когда сплю. Надавила. — Я так и понял. Решил предупредить — мало ли, знаете… — Знаю, — она вернулась к своему серьезному образу, — где все? — Все поели и разошлись навстречу приключениям. А вам вчерашних хватило, я вижу… — Олег Михайлович. Не испытывайте мою доброту. — Я же шучу. А то вы такая строгая с утра, — Брагин предпринимал попытки развеселить и задобрить женщину. Только знал ли он, как точно его невинные и, казалось, глупые шутки попадают в цель? — Поэтому имеется хорошая новость: в час встречаемся у причала и отправляемся есть, пить, гулять и купаться в открытом море. — Заманчиво… — Павлова обрадовалась больше тому, что у неё есть три часа, чтобы собраться с мыслями, привести себя в порядок и узнать, что творилось ночью в этих чертогах. — Забыл, ещё. Хромов улетел в Москву — какие-то проблемы с внуком, не знаю подробностей. И Покровская звонила, в отделении немного завал… Так что Иван Николаевич им как раз кстати. — Вот и отдохнули, — насторожилась Павлова, — а заведующий им там «не кстати»? Вы говорили ему? Может, мне вернуться? Всё равно сидеть здесь — мало удовольствия, честно говоря. — Вы что, Ирина Алексеевна! Отдыхайте, пока можете. Не настолько же всё плохо. — Ну ладно, держите в курсе, — она окинула Брагина недоверчивым взглядом и уже хотела захлопнуть дверь перед его любопытным носом, но хирург снова заговорил и почему-то шепотом. — Ирина Алексеевна… А у вас вода где-то течет. И Павлова наконец обратила внимание на шум со стороны ванной, который ещё слышала, когда бежала открывать двери настырному гостю. Слишком много интересных деталей вырисовывается этим утром. Ещё больше вопросов, ещё меньше ответов. — Какой вы внимательный, — она подняла глаза к Брагину и ехидно улыбнулась, — к вам же и бежала, забыла закрыть. Кто знает, может, ещё секунда — и вы бы двери мне вынесли? — Вот так, значит, да? А я волновался за неё… — хирург махнул рукой, выражая притворную досаду. — Спасибо, — Павлова приложила руку к сердцу и склонила голову в умилении, — а теперь, пожалуйста, на выход, очень хочу собраться к грядущим приключениям. И дверь всё же захлопнулась перед хитро улыбающимся Брагиным, который слишком хорошо знал свою бывшую начальницу и то, как смешно она врёт, не догадываясь об этом. Павлова выдохнула, прошла в гостиную и завалилась на диван, пристально рассматривая обстановку на признак странностей и отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-то. Долго думать ей не довелось. В дверном проеме напротив возникла фигура Кривицкого, и нетрудно догадаться по его траектории и каплям воды на вчерашней рубашке, что это он выплыл из ванной комнаты. «Что я снова натворила…», — женщина побелела и замерла, уставившись на эту картину. — Доброе утро, — как ни в чем не бывало обратился к ней Кривицкий и подошел ближе. — Хорошо, я не в том возрасте, чтобы кричать что-то вроде «какого черта ты здесь делаешь?»… Но мне правда интересно, что здесь было ночью. Потому что я не помню… — Не помнишь? Ничего предосудительного, Егорова, — он опустился рядом и протянул ей какой-то стакан. — Не с балкона же я залез, действительно. — Что это? — Пей. Облегчит твои похмельные страдания, — Кривицкий ласково, как маленького ребенка, похлопал её по голове, будто в их взаимоотношениях и не было никаких проблем. Поколебавшись, Ирина всё же приняла помощь и не стала негодовать по поводу его выходки. — Спасибо. И всё-таки… — Ира, всё нормально. Про Хромова я знаю, с Брагиным по телефону разговаривал. В час нас ждут у причала на яхте. Завтрак в номер заказан, извини — не стал тебя будить, лучше ведь выспаться, да? О том, что я здесь, никто не знает. Не переживай, — Кривицкий, видя её беспокойство, произвел объемный отчет о происходящем. — Не переживай, никто не знает… — она передразнила его, но на душе стало немного спокойнее. — Если бы ты по ванной моей тише гулял, никто, может, и не знал бы. Брагин только что заходил. Любопытный. Волновался, куда я пропала. — Ир, в самом деле… — Кривицкий рассмеялся их очередной нелепой ситуации. — Даже если и так, какое всем дело до твоей жизни? Это ведь твоя жизнь, твои решения, твои поступки. — Может, ты и прав. Но оставь эти свои философские рассуждения, пожалуйста, — Павлова, которая всё ещё сидела, укутавшись в простынь, опустила её до плечей, — а это что? — и указала рукой на свою шею. — Это?.. — он поджал губы, едва заметно сквозь них улыбнулся и виновато опустил глаза, делая вид, что рассматривает свои руки. — Прости. Рядом с тобой трудно сохранять рассудок. Всегда. Она на секунду замешкалась, не зная, какие подобрать слова. Почему-то его «рядом с тобой трудно сохранять рассудок» прозвучало сильнее, чем любое признание в любви. Сильнее всех совершенных ошибок и тысяч обид. — И как далеко всё зашло?.. — Ирина потупила взгляд, нервно перебирая пальцы, боясь услышать правду и признаться себе в поражении. — Этим и закончилось, — спокойно ответил Кривицкий, поднимая глаза и встречаясь с её удивленным взглядом в ответ. — И мы не повторяли анатомию?.. — она звонко рассмеялась собстенным умозаключениям и стыдливо спрятала лицо в ладонях. Он усмехнулся и принялся перечислять события прошедшей ночи, внимая её просьбе, и в памяти Павловой яркими вспышками стали мелькать обрывки воспоминаний. « — Тебе не кажется, что бегать тридцать лет — это слишком? — он нависал над ней, стойко выдерживая расстояние между их лицами в пару сантиметров. А она не отстранялась, но из последних сил стремилась играть по своим правилам. — Ты же видишь, Гена… Не получается у нас ничего, — Павлова подняла руки и заботливо поправила ему воротник рубашки. В полутьме мелькнула печальная улыбка. — А мы будем стараться, — он перехватил её руки и поднес к своим губам. — Бессмысленно, — отрешенно сказала она и замахала головой, но легкая шелковая ткань под его прикосновениями уже соскользнула с плеча. — Ира… — шептал Кривицкий, когда губы дошли до нежной шеи, — прости меня, дурака. Последний раз… — Я не могу… — она оттолкнула его, спешно подняла свою рубашку с пола, кинула её на ближайший стол и убежала в комнаты, — нет! Прости.» Кривицкий продолжал свой краткий пересказ, выделяя основные моменты — всё по стандарту устного жанра. Павлова продолжала восстанавливать в памяти события. «Он сидел на диване в её гостинной, всматриваясь в пустоту, и не мог объяснить себе, почему не поднимется и не уйдет. Ведь она всё сказала. Звон бьющегося стекла разрезал угнетающую тишину, заставляя его подорваться и вбежать к ней в спальню, где горел лишь ночник. — Ира! Что случилось? Растерянная, она сидела на полу, потирая ногу, а в стороне лежали осколки какой-то разлетевшейся вазы. — Я… Я не знаю. Я просто переодевалась и, наверное, задела… — её голос заметно дрожал. — Поранилась? — Кривицкий кинулся к ней, забывая о том, что было немногим ранее. — Всё нормально… Просто испугалась, неожиданно, — Павлова поднялась, отдаляясь от мужчины, — аккуратно, там много стекла. — Ложись спать, поздно уже. Я уберу и пойду, — тихо сказал он и вышел из комнаты.» С каждым предложением Кривицкого лицо Ирины мрачнело всё стремительнее. « — Спокойной ночи, — безэмоционально кинул он, когда поднял последний осколок и посмотрел на Павлову. Ирина всё это время сидела на кровати, прижав к себе подушку, и не спускала с него глаз. «Заботится, волнуется, помогает, а я… А что я? Перекроет ли это всё, что было раньше… От прошлого никуда не скрыться», — безмолвно рассуждала она. — Там есть гостевая спальня, — всё так же смотря прямо на него, уже вслух озвучила Павлова, — останься, пожалуйста, до утра… «Будь рядом, но не слишком. Она ведь это хотела сказать?», — проносилось в мыслях Кривицкого. — «Хуже любых пыток…» Она слушала его, изогнув брови и невольно скривив лицо. С одной стороны — черта осталась непройденной, а значит, жалеть и кричать «зачем?» ни к чему. Пока непройденной… С другой — разве так ведет себя взрослая, умная, сильная женщина, которой считали Павлову? Было стыдно. Не перед ним. Перед своими принципами и жизненными устоями. Об этом она, конечно, не расскажет вслух. — Я же говорил, что не стоит волноваться. Всё как всегда, — ободряющим голосом произнес Кривицкий. Его фразы сегодня бесшумно резали её. Вот и «всё как всегда» неприятно отозвалось в сердце, и она ощутила всю мерзость своего невыносимого характера. Но над всеми её недостатками стояло одно — его предательство. Не единственное. И кто сказал бы — последнее ли? — С твоей стороны на столе таблетки. Подай, пожалуйста. — Ира, нет! Тебе нужно избавляться от этой зависимости. Пообещай мне, пожалуйста. Я знаю, ты можешь обходиться и без них, — он перешел на повышенный тон. — Много ты знаешь, что мне нужно, что я могу… Сама возьму, — нервы были на пределе, боль душевная снова перерастала в физическую, и она встала, чтобы выпить своё спасение. Притупить чувства и закопать глубже эмоции. Кривицкий пролетел мимо так, что её растрепанные после сна волосы тронул ветер. Оглушительно хлопнула входная дверь — и снова наступила мертвая тишина. — Ну что мне делать с этим, господи! — Павлова скомкала простынь и отшвырнула её куда-то в сторону. Следом полетела таблетка. Брагин сегодня видел слишком много подробностей. И невесть что подумал, в этом сомнений нет… А ничего не было. И всем им снова и снова нужно смотреть в глаза. А кто скажет — как?.. Через два дня возвращаться в Москву — всё закончится. Будет проще. Будто ничего здесь и не произносили, не чувствовали, не испытывали. Только как, если рассудок с душой в ссоре, а сердце всё решило ещё несколько десятков лет назад?..