На берегу в синем платье

***

— С первым рабочим днём! — Кривицкий, отчего-то уверенный в том, что время этого рабочего дня уже истекло, а значит никаких посетителей быть не может, ворвался в кабинет даже без идеи предварительно постучать. Павлова, прищурившись, кинула строгий взгляд на едва ли оставшуюся на месте дверь. Но на другом конце длинного стола на неё, улыбаясь, в ответ смотрели мужчина в непривычно яркой жёлтой рубашке и по-осеннему прекрасный небольшой букет красочных астр, георгинов и хризантем. Неизвестно, как у других — а у него сегодня точно был повод для торжества. — Первым? Это ты лет на тридцать пять немного опоздал, — ей, невозможно довольной, не хотелось портить себе настроение в такой благодатный день, поэтому она не стала упрекать его в дурной привычке залетать в чужие кабинеты без стука. Ирина обошла все преграды в виде новой мебели и остановилась около Кривицкого, глядя на цветы. — Это мне? Так красиво… — Кому же ещё? Самому главному врачу моей жизни! — он рассмеялся, и Павлова, взяв к себе букет, обняла его одной рукой за шею, прижимаясь щекой к его щеке. — Спасибо. Моё любимое сочетание цветов, — она нехотя отстранилась и указала на просторное помещение, — а как тебе мои новые чертоги? — Да что тут говорить, — Кривицкий ухмыльнулся и, завидев белый кожаный диван, не раздумывая решил опробовать его на степень мягкости, — всё в соответствии со статусом, Ирина Алексеевна. — Мне тоже нравится. Светло, свободно, с размахом. К концу дня, правда, поймала себя на мысли, что скучаю по своему прежнему кабинету, — она присела на край стола, глядя на сложенные в замок руки, — столько всего там было… — Ирка, что за сентименты? Да и вообще: хватит думать о том, что было. Есть сейчас и есть дальше. Если было хорошо — будет ещё лучше. Поняла? — Как у тебя всё просто! Поняла. — Так и усложнять не стоит. Лучше скажи, есть ли у тебя что-нибудь для случая «гуляем и празднуем назначение на должность главного врача отделения хирургии моей горячо любимой женщины»? — Ну если любимой… — Павлова, как это обычно происходило в подобные моменты откровений, лукаво улыбнулась. — Я сказал «горячо любимой», на минуту! — Прошу прощения, — Ирина рассмеялась, попутно вспоминая, где прятала подарочные пакеты. — В таком случае определённо есть. — Тогда наливай. Сегодня можно всё. Пока Павлова, наконец, нашла подаренный по сегодняшнему особому случаю алкоголь, Кривицкий успел оккупировать её такое же белоснежное, как и диван, кресло руководителя, гордо расправив плечи и по-хозяйски расположив руки на подлокотниках. — Геннадий Ильич, да вы обнаглели! — она подняла глаза и ощутила лёгкое дежавю, рассматривая его на своём законном месте в который раз за последнее время. — Снова взялись за старую привычку подсиживать меня? — Не волнуйтесь, на ваш трон я не претендую, — он несколько раз прокрутился в кресле, не переставая улыбаться её «грозному» взгляду. — К слову, это я теперь скучаю. Ты так далеко забралась… Я даже устал, пока добрался к твоей новой обители. — Как хорошо, — Ирина закрыла кабинет и подошла к нему, расставляя на столе бокалы с небольшим количеством янтарной жидкости. — Теперь мы не будем так часто мелькать друг перед другом, а вечером тебе предоставится прекрасная возможность рассказать мне, как ты скучал. — А ты коварная… — Предприимчивая. Спасибо за комплимент, — она подняла бокал, намекая ему на ожидание пары лестных слов. — Ладно, оставим обмен любезностями, — Кривицкий усмехнулся, повторяя за ней манипуляции с алкоголем, — Ириш, я от всего сердца поздравляю тебя с новой должностью и говорю, что ты была самым достойным, талантливым и мудрым кандидатом на звание «главного». А теперь я горжусь видеть тебя на этом месте. За тебя, за твою силу, которой я могу только восхищаться! — Как приятно, — расплывшись в искренней улыбке, Павлова протянула к нему бокал, вслушиваясь в ласкающий слух звон стекла, так похожий на своеобразный салют в честь её «маленькой» победы, — спасибо! Теперь всё будет хорошо… Я верю. — А я не верю. Я знаю, — он по-прежнему сидел в её кресле, а она, из вежливости позволяя ему такие проделки, стояла около, оперевшись о стол и даря ему невиданные ранее тёплые взгляды. Отставив бокал, Кривицкий взял её ладонь, оставляя на тыльной стороне невесомый поцелуй и располагая её холодную руку у своей щеки, невольно прикрывая глаза от удовольствия и переполняющей сердце нежности. Признаться честно, он и сам не до конца верил в реальность своих слов. Никто не мог знать, будет ли с ними всё хорошо и что ждёт их в будущем. Лишь в одно он верил беспрекословно: они — вместе, рука об руку, до конца. — Ген, скажи, а ты ведь не поверил мне тогда? Он тихо смеялся, признавая поражение, пока Ирина красноречиво смотрела на него из-под опущенных ресниц. — Что ж, сомневаться в тебе — идея абсурдная ещё в моменте её зарождения, — Кривицкий замолчал, разглядывая, как она довольно, гордо вскидывает подбородок, наслаждаясь похвалой, — но это было похоже на одну из твоих лучших шуток. — То есть ты серьёзно думал, что всё это время, начиная с того дня, как тебя назначили заведующим, пока я была рядовым хирургом, я относилась к тебе так терпимо и более-менее положительно по доброте душевной? Ген… — Так ты всё знала? Ну ты, Ирка, даёшь! — Предполагала, — Павлова поднялась и отошла к окну, вглядываясь в тёплую, мягкую осень за стеклом, — Анатолий Борисович — далеко не самое влиятельное лицо в нашем скромном городе. Был. Репутация его, конечно, безупречна. Была. Но мои аргументы оказались убедительнее. Теперь всё честно, всё по заслугам. — А у тебя на пути лучше не вставать… — Вам виднее, — смеясь, она повернулась к подошедшему сзади Кривицкому, — последнее время меня заботят вопросы справедливости. Знаешь ли, по молодости нагрешила — время искупать. — Заботливая моя, — он пристроил руки на её талии поверх нового, идеально выглаженного белого халата, — а когда же ты о себе подумаешь, о нас? — О нас? — голос Ирины, вспомнившей его, бледного, слабого, зовущего её замуж в палате реанимации, дрогнул. Это было так давно, а в душе вновь что-то всколыхнулось. — О нас. Может, махнём куда-нибудь на выходные? — Не знаю, — Павлова слабо улыбнулась, шумно выдыхая, ведь ожидала совсем не этого вопроса. Казалось, не было бы лучшего момента, чтобы он вновь сказал ей о том, как она дорога ему, в который раз сказал три заветных слова: «Ты выйдешь за меня?» И она ответила бы не раздумывая. Только вопрос был не тот, а среди мыслей давно затерялась одна о том, что им поздно, им без надобности, они уже выше этого. — Я так устала… — Вот и отдохнём, отметим твою новую должность с достоинством. Главное — никакой весёлой компании. Только ты и я. — Перспектива неплохая. Только не хочется никуда одинаково. — Может, в Сочи? — Кривицкий сделал вид, что всерьёз задумался, после чего озвучил свою гениальную идею. — Сочи? — через смех она скривилась так, будто съела нечто ужасно кислое. — Ты серьёзно? — Сочи, Сочи. С недавних пор это место вызывает у меня исключительно тёплые, особенные чувства. Я не прочь испытать их снова.