freedom?

— Ст-тойте, — женщина выставила руку вперед и отшагнула назад, — я не из них, мой сын точно не из них! — Мам, это кто? Барбатос поджал губы и кинул косой взгляд на мальца, у которого в глазах виднелись яркие кресты, едва похожие на звезды — значит, точно из них. Точно из этого народа, который Селестия поручила уничтожить и не оставить никого в живых на этой проклятой безбожной земле. У матери в глазах блестел точно такой же узор, кого эта женщина пытается обмануть? — Мы не из секты, мы просто… — слезы ручьем катились из ее глаз, — мы верим в Архонтов! Мы верим в Селестию, мы верим, что вы смилуетесь перед нами, разрешите нам… — Достаточно, — Моракс резким взмахом руки поднял огромные ледяные валуны вверх: ему хотелось сделать все как можно быстрее. Порыв ветра отбросил платок матери куда-то в сторону. Мальчишка молчал, только жмурился. — Подожди, — кончики волос Барбатоса засияли бирюзовым цветом, — это сделаю я. Валуны с грохотом опустились на землю, Властелин Камня даже не возражал. Если бы в контракте было написано, что именно он должен убить этих смертных, то, разумеется, Моракс бы не отступил. Но какие бы контракты ему не пришлось заключить — марать руки в крови он не хотел. Что побуждает Барбатоса делать это без контрактов? — Позвольте нам уйти! — истошный крик вырывается из горла матери. — И дальше жить под гнетом Селестии? — Анемо Архонт сделал шаг вперед, — Дальше жить, занимаясь богохульством и разрушением порядков? — еще шаг, — Время нельзя повернуть вспять, остается лишь искупать свои грехи. Но я правда смилуюсь и позволю вам… — Позволите? — на одном дыхании проговорила она. Моракс заранее знал к чему идет этот спектакль. — Умереть, — Барбатос мягко улыбнулся, взмахнул ладонями, и ветер, обретший форму иголок, медленно вонзился в хрупкие тела жителей Каэнри’аха. Мальчик, шатаясь, упал в сугроб, оставив в том же месте небольшой алый след. Мать жалко глянула на двух Архонтов и свалилась на той дороге, на том же месте где и стояла. Дул прохладный ветер, снежинки слегка царапали лицо. — Ты получаешь от убийств удовольствие? — Гео Архонт присел и аккуратно закрыл платком лицо хозяйки. — Я? О-о, нет! — Барбатос говорил так весело, как наивный подросток. — Тогда… — Я — бог свободы. Разве это плохо дарить людям самое лучшее, что они могут получить? — Анемо Архонт повернулся спиной и широко-широко развел руки в стороны, — Это благодетель! Я верю, что это и есть настоящая доброта — помогать людям избежать проблем. Безумно, слишком безумно. — Это все еще убийство, — трупы по непонятной причине стали раздражать Моракса. — Это… — Барбатос обернулся, все еще улыбаясь, и повторил, —…благодетель. Для них самый лучший вариант — гибель. Ему не было жалко жителей Каэнри’аха, ему не было жалко убивать их, не было жалко смотреть. Ему нравилось дарить, по-настоящему дарить, то, в чем люди нуждаются. В смерти? Да, в смерти, в искуплении грехов и в свободе. Этого заслуживают безбожные горделивые смертные. Моракс видел, как глаза Анемо Архонта меняют оттенок, кончики волос сияют все ярче, а улыбка превращается в оскал. Человек превращается во что-то иное, когда его переполняет неестественная ярость, и становится по-настоящему страшно... пугающе? Нет, Моракс не боялся, но он знал, что любой, кто наслаждается другими смертями — чудовищен. И даже Архонт не станет исключением. — Они не успели мне сказать спасибо, — грустно протянул Барбатос и отряхнул плащ. Но больше такого с Венти не повторилось. Последний раз он чувствовал себя так хорошо только когда ощущал себя настоящим богом — могущественным и свободным. Но ему пришлось молчать двести лет, а потом сорваться и сказать малознакомому страннику из других миров: — Путешественник, ты недавно спрашивал кое-что, и я готов ответить. Я их убил. Мы уничтожили Каэнри’ах собственными руками — вот что произошло, — а затем мягко провести по струнам лиры и почувствовать на себе чужой ошалевший взгляд. Разве что-то не так?