Кто это?
***
— Тсс, он идёт!День другой, дерьмо всё то же.
Девочки, находясь у дверей в класс, прижались друг к дружке и мило загоготали, с неким озорством и лукавством глядя на приближающегося к ним (как они думали) юношу. Такое повторяется не один день, даже не один год: стоит на горизонте замаячить одной интересной персоне, которая не любила соблюдать школьные правила от слова вообще, школьницам приходилось туго со своими вскипающими гормонами. От его дикого взгляда хотелось провалиться сквозь землю, тихонько помирать там, предаваясь несбыточным желаниям. Никому уже не секрет, что подростки далеко не милые и пушистые, и тяга испытать адские ощущения была практически у каждого. Даже самые скромные и тихие ученики старшей школы не были в силах противиться природе, однако у них хватало сдержанности, чем у до хрена оптимистичных сверстников. И вот, объект вожделения прошёл мимо, не взглянув на пищащих от восторга фанаток, лишь излучив поток презрения. Только вот им приносило радость его презрение. Ведь этот парень хоть как-то отреагировал на них. Странно? По-идиотски. Куро тоже так думал, не понимая девочек, у которых явно ветер в голове гулял. Ему было противно их излишнее внимание, и так иногда хотелось просто вырезать им глаза, дабы не прожигали своим похотливым взглядом. Какая ирония, у него хранится хорошо заточенный нож, а применить в действие не может. Ебаные дисциплина и правила приличия, ах да, ещё «девочек трогать нельзя, как и других». Жаль, в мире было бы меньше бесполезного мусора. И какого-то чёрта его братишка придерживается этих норм морали. Такое чувство, что эти люди ему дороже, чем он. До чёртиков обидно, но в глубине души Ишигами понимал, что Сенку немного всё равно. Просто умело притворяется, что он весь такой правильный и гуманный, послушно следует заветам родителей, которых помнил лишь Куро. К сожалению. Им было четыре, когда они «разошлись». Из горящего дома вытащили два изуродованных трупа отца и матери, бессознательного Сенку, у которого после трагического дня зародилась амнезия, и его, помнящего с чего всё началось. Однако, братику лучше не знать. Не вспоминать. Иначе кукушка двинется, что мама не горюй, а злые гениальные учёные способны на многое. Порой сидишь и думаешь, что Сенку как раз-таки готовит себя к уничтожению жалких тараканов. А как по-другому объяснишь ненормальную жажду к знаниям? Или то, как он с каждым провалом, не опуская руки, запускал ракету за ракетой? Бум-бум, бабах! Их квартал едва устоял, на всю жизнь запомнив, что кроме долбанутых политиков и кровожадных мафиозников, есть существа похуже, кого следовало страшиться, и Сенку одно из них. А другое — он сам. Вы не подумайте, что у него психологическое расстройство или что-то такое. Людям же свойственно ненавидеть своих сородичей, в этом нет ничего удивительного. У Ишигами эта ненависть просто перескочила шкалу, улетев за пределы. Ну, иногда перебарщивает с маньяческим желанием кого-нибудь убить. Чем бедные люди заслужили такое отношение к себе? Список довольно внушительный, и вместо того, чтобы бросить его и сжечь, как это сделал Сенку, Куро хранит его при себе, заперев на ключ. И никто никогда не узнает, где он и что в нём написано. С той же кислой миной юноша сел за своё место, поправив собранные в небрежный хвост чёрно-красные пряди, и, согласно вечному ритуалу, сложил руки перед собой и задремал. Пытался, ибо к нему в считанные секунды подлетели добродушные одноклассники с заманчивым предложением сыграть с ними в приставку после уроков. Или поехать в Акихабару за милыми (глупыми) штучками и пофлиртовать с переодетыми девушками. Почему именно Куро? Да потому, что паренёк, очевидно, прилетевший к ним с другой планеты, был тем, за кем последовал бы любой самозваный плохиш. За его спиной два крыла: одно вызывает уважение и любовь, другое — животный страх. А Ишигами тот ещё плохой мальчик с двумя чёрными крыльями. Лучше бы его просто боялись, а своё навязчивое уважение оставили Сенку. Однако, тому совершенно плевать на отношение окружающих. И сам отлично знает, что прекрасен и умён, — к чему ему излишние доказательства? — Свалите, — холодным тембром произнёс Куро, испепеляющим взглядом заделав не одну дыру в телах «друзей». Те по одному сигналу помчались прочь, более не желая выводить из себя Ишигами. Иначе в мужском туалете сегодня или завтра точно найдут трупик. Обычно так и проходят унылые часы с утра до бесконечности Куро Ишигами. Вечером же Куро первым делом ищет что-нибудь из разряда нездорового в холодильнике. Первосортного пива или сильногазированного энергетика вполне хватает для проведения остатка дня у себя в комнате, рисуя всякий ужас в альбоме и периодически отвечая на вопросы их «дорогого» папеньки. Не то чтобы ему не нравился Бьякуя, Куро всё ещё не мог так просто привыкнуть к нему. В плане отцовства космонавт откровенно лажает, позволяя детям абсолютно всё. Но это не повод, чтобы не любить их нового папу. Близнецы Ишигами нисколько не жаловались, проводя время за тем, что им было интересно. Но Куро ничем не интересовался, прожигая свою тухлую жизнь у себя в комнате, плотно зашторенную тёмными занавесками, слушал в наушниках музыку на полную громкость и чувствовал себя настоящим эмо. Которого почему-то избегал родной младшенький. Через маленькую щель в двери Ишигами недолго наблюдает за увлечённым работой братом и тихо вздыхал, сгорая от лютой скуки и тоски. В его руках две баночки Адреналина, в которых Сенку точно будет нуждаться в ближайшие три часа и до самого утра. Куро всегда оставляет их под дверью после громких стуков в дверь, а после уходит, словно его и не существует. Сенку стал таким… эх… Если бы только этот ублюдок с помпадуром на башке не появился в их жизни. Ему беловолосый Ишигами уделял больше времени, обсуждая с ним что угодно, и темноволосый Ишигами зачастую оставлял их наедине, не желая слушать восторженные реплики взрослого мужчины. К счастью, в те дни доктор НАСА не выпрашивал ученика подключаться к видео-звонкам, в противном случае Куро тут же бы разбил экран ноутбука, швырнув что-нибудь тяжёленькое. Странный термометр, например. Но, считайте, пятьсот тысяч йен пропали зря. Американец казался таким же двинутым, всеми фибрами души обожающим науку, как его братец, иногда обычным взрослым, когда не кричал громко, что его было слышно через тяжёлый хардбасс. На первый взгляд, он откликнулся на помощь первому зову лишь из добрых намерений, желая помочь пока ещё не очень умному мальчику. При этом Куро подозревал, что этот шайтан пытается забрать себе Сенку целиком. С каждым ебаным звонком. С каждым его: «Мой дорогой Сенку». Когда-нибудь его тело найдут в затхлом офисе, и никто о нём не вспомнит. Пойдёт ли Куро на такое? Определённо, ибо Сенку только его. Так было с самого начала. Он защищает и оберегает, и любит больше всех. Сенку учится за двоих, становясь взрослее быстрее, чем кто-либо, и знает, что за спиной есть кто-то, кто служит ему бронежилетом. Сенку знает, что это Куро, но всерьёз начал отстраняться, резать прочную связующую их нить. Потому что… братская любовь у них неправильная? Просто Куро застал себя за тем, что жутко ревновал раз за разом, когда рядом с Сенку был кто-то незнакомый, а ещё отнюдь не «светлый» учёный из жаркого Хьюстона вконец перестал вызывать доверие. Желание отгородить братишку от неправильных людей возрастала. Перед глазами всегда проносится злопамятный вечер: едва живой пистолет, разбитые окна и мебель, ругань мужчины и прячущиеся в тесном шкафу два мальчика. Стоит вновь увидеть этот кошмар, тело содрогается от ледяной дрожи, и Куро спешит к Сенку, дабы убедиться, что с ним всё хорошо. Он-то помнит, а Сенку — нет. В этом нет ничего плохого — защищать родную кровь. Ну, подумаешь направление любви резко изменилось, с кем не бывает. Для Ишигами не было чётких границ правильного, только «моё — значит моё», и хрен с ним, связано оно с тем, что люди называли плохим или хорошим. И Сенку был «моим». Он, наверное, осознает или уже осознал, что Куро неровно дышит к нему. Отказавшись от отношений где-нибудь на стороне, с чужим человеком. Было ли в мыслях темноволосого: «Лучше быть с тем, кому доверяю больше жизни» или «Так даже интереснее» — он сам этого не знал. Что-то щелкнуло в голове, засветилось ярким светом лампочки, заиграла райская песенка, а при виде стройненькой фигуры в белом халате сердце так вообще сжималось, превращаясь в мясную фрикадельку. Да уж, сравнили. Куро практически не чувствовал его. Как бы то ни Сенку никак не реагировал. Есть брат — ну и хорошо, а что он чувствует — не важно. Будто для него любое проявление эмоций и чувств сродни бесполезной херне, которой жестоко страдали человеческие особи. Куро отчасти согласен, что любовь — это сука ещё та, как и не может отрицать её горький и сладкий вкус. Хоть каждый день, каждую минуту питайся ею, однако сытым не будешь: обязательно захочется добавки.***
— Эй, пошли пиво пить, — у Куро голос стальной, бесцветный, но для Сенку вполне дружелюбный и родной. Он никогда не пугался плохого настроения старшего, наоборот, ему было любопытно, откуда нашлась ещё одна бессмертная тушка, осмелившаяся испортить его. Лучше бы шли своей дорогой и не мешали им. Нет, что вы, Сенку добренький и заботливый, правда, ворчит как злая собака, когда что-то идёт не так. Припадки настроя на благие дела и усовершенствования мира у него тоже случаются, и в такие моменты он сильно походил на старшего. Единственное, в его голове не мелькала мысль кого-нибудь красивенько нацепить на винты и отправить на корм акулам. — Я занят, — автоматический ответ. Даже не взглянул на ужасно изнурённого Куро. — Ну, мне больше достанется, — брат как-то нехорошо осклабился, украл зачем-то ручку и скрылся за дверью. Спросите, почему шестнадцатилетние японские школьники пьют пиво после школы? Захотелось. А когда родителей нет, то вы сами себе хозяева, и никто вам не скажет «нельзя». Сенку всё же сдался, ибо организму понравилась идея отравить себя солодом. Отложив в сторону свой проект, юноша потянулся, размяв затёкшие мышцы, и с лёгкой полуулыбкой на лице последовал за братом. Тот уже сидел на кухонном столе, потягивая холодный алкоголь прямо из баночки, изредка закусывая крекерами. Краем глаза увидев в проёме младшего, Куро не скрыл своего довольства и мигом протянул ему вторую банку. Как будто знал, что Сенку в конце концов присоединится. — За очередную дерьмовую пятницу. — Ага. Легкий стук жестянок и вздохи удовольствия после нескольких глотков. Идеальный вечер для ничего-не-делания. Умиротворяющая тишина, прерываемая яростными стуками капель нахлынувшего дождя о подоконник. Отчего-то неловкие взгляды друг на друга и пустые мысли. У каждого под сердцем хранилось что-то, боявшееся вырваться наружу, но серой тенью отпечатывалось на их бледных лицах. Куро хмур, как грозные тучи, в упор глядит в почти такое же лицо Сенку. Наверняка что-то произошло или пошло не по системе. Братишке никогда не нравилось терять контроль. В отличие от старшего, которому нравился хаос. Беспорядок. Даже сама суть заставляет его купаться в сладкой неге. — Хватит уже. — Что? — Пялиться на меня. — Не могу — красивый ты слишком. А я красоту люблю. Сенку давится, но совершенно не чувствует отвращения от внезапного комплимента. Наоборот, сердце на миг ёкнуло от приятных слов, которых он слышал нередко, но сейчас их значение было… а как бы это объяснить научной теорией? К его сожалению, в голове не пробегали нужные и понятные, кроме идиотских: «Из-за любви в животе танцуют бабочки» — а у него в животе никаких бабочек не было. Что за сумасшедший придумал это? Должно же быть научное изъяснение всему, что сейчас творилось у него внутри! Скрыть своё смущение как назло не получается. А Куро не перестаёт смотреть на брата, заставляя того чувствовать себя обнажённым в их небольшой кухне. Если бы только этот темноволосый чёрт с выразительными глазами, обведённых тоненькими линиями подводки, не сидел на столе, соблазнительно нагнув шею, чтобы были видны изящные линии. На кой чёрт он сейчас играет на его нервах? — Знаю, что красивый, так что прекрати, — бурчит Сенку, отворачиваясь и следуя к лестнице. Может, так получится спастись? Как же он ошибался… Что за муха укусила Куро? И почему его язык так заводит учёного, проводя влажные дорожки от уха до основания шеи, пока он сидит за своим ноутбуком? Ему вообще-то предстоит очень долгая работа, которая займёт все часы выходных в том числе. Однако, по-видимому, Ишигами это ни в какую не заботило. — Мне… нужно… работать, — Сенку томно дышит брату в лицо, позволяя тут же заткнуть его рот поцелуем. — Никто не умрёт, если ты немного отвлечешься на меня, — отвечают ему немногим позже, когда руки стягивают и бросают в сторону слегка помятый халат. Сенку всё ещё сидит на своём стуле, не шевелясь. Нужно сохранять самообладание, не потерять рассудок от приятных и дразнящих ласк. Вспотевшие ладони твёрдо держатся за мышь и край стола, на руках вбухивают венки от напряжения. Куро не хочет останавливаться. Его руки блуждают под рубашкой, оглаживая выпирающие косточки рёбер, плоский живот и бока, а язык не перестаёт лизать шею и ключицы. Кожа младшего несправедливо вкусна и сладка — оторваться уже попросту не представляется возможным. А Сенку, как упёртый, пытается сдерживаться, хотя оба чувствовали, как ему было тяжело. Как мило. «Ребята… мои мальчики… что вы…» — Ксено видит всё и слова моментально теряются, исчезая в беспросветной темени, окутавшей его кабинет. Однако в глазах отчётливо горит шаловливый блеск и упоение, и мимо промелькнуло разочарование. Для него было большим открытием, что у Сенку был близнец. И наставнику до сих пор было неясно, почему японец решил скрыть Куро от него. Ведь… Ведь это элегантно! Иметь у себя под крылом сразу двух очаровательных мальчишек, таких умных и прекрасных, различающимися только характером. Мир Ксено взорвался во второй раз. И ещё раз, когда ему удалось установить слежку. Пришлось, конечно, долго объяснять причины своему близкому другу такой трюк, и Стэн, разумеется не поверил, но помог взломать ноутбук Сенку. А ещё назвал Уингфилда больным на голову грязным извращенцем, но ему не привыкать. Как Сенку мог совершить такое «преступление»? Скрыть от учителя элегантную версию себя и наслаждаться обществом брата в одиночку? Словно Ишигами прятал его, как драгоценный сундук с бриллиантами, что так неистово искушал всех. Своими плавными движениями по желанному телу и мокрыми поцелуями. И притягательным взглядом дикой кошки. — Ты чего? — спрашивает Сенку, сидя на коленях брата, и недоумевая, зачем тот закрыл крышку ноутбука. — Нам он сегодня не нужен, — служит ему ответом исступленный полушёпот, и учёный свято верит, что ему говорили про ноутбук. За что и стоит благодарить природу, так это за прекрасную чуйку. А крысу Куро везде почувствует. Даже за океаном. Даже за этой чёртовой камерой, через которую за ними наблюдал треклятый ублюдок-извращенец. Мечтать не вредно. Пусть помучается. А лучше, пусть помрёт за своим креслом, так и не заполучив Сенку, как желал того шесть долгих и томительных лет. Одна лишь мысль о ненавистном мужчине больно впивается в мозг, и Куро ещё более откровенно трётся о брюки братца и сильнее массирует его твердеющий член через ткань, вырывая из груди прерывистые стоны. Его рот ласкает чуть оголившуюся спину, от ласк которая теперь неистово горела. Сенку осторожно падает на старшего, поворачивая пунцовое лицо к нему и открывая влажный рот, требуя поцелуя. Его просьбу выполняют немедленно и лучше, чем учёный желал, — у него перед глазами не раз взорвались фейерверки, ослепляя яркими искрами. У Куро губы потрескавшиеся, искусанные. Но эти маленькие недостатки стираются, исчезают в сознании, кроме того, как они с непривычной для брата нежностью целуют голые плечи, присасываются, оставляя неидеальные алые круги. Сенку невзначай думает, нужно ли ему будет прятать их потом, ибо в жару не очень-то и хотелось щеголять в водолазке или обматывать себя тонким шарфом. Мысли растворяются, подобно металлу в серной кислоте, а звуки становятся всё громче и громче. — Не знал, что тебя такое привлекает. — Хах, ты много чего не знаешь, — Ишигами кротко смеётся на реплику старшего, ёрзая на широко расставленных коленях. — Например? — Например… ахх… как мне приходилось говорить всем, что ты импотент… или… молчать Ксено, что тебя не существует… — Мой братишка ненавидит, когда мной интересуются? — Куро лукавит, одновременно расстёгивая ремень и ширинку у себя и Сенку. — Мой Сенку ревнует? Чтоб этого засранца… Как он догадался? Как посмел… Ксено отчаянно стонет, всё никак не в состоянии выбросить из головы раскрасневшегося ученика. Сенку выглядел слишком мило и невинно, но при этом так охотно отвечал на ласки своего старшего, что образ прилежного и образованного, чистого и невинного паренька сгорал. Его ученик оказался тем ещё подарочком с небес. Маленький похотливый дьяволёнок. Ему следовало ещё тогда забрать его к себе. Ему не нужно было играть «хорошего учителя». Перед затуманенным взором его Сенку, стоящий на своих коленках, почти обнаженный, с обтягивающим его тонкую и длинную шею чокером-ошейником. Недосягаемый, но почему-то ощутимый, а его дыхание обдавало кожу раскалённым жаром, отпечатываясь и въедаясь. Движения рукой всё резче и больнее, но Уингфилд не останавливается. Жажда трахнуть Ишигами было выше его сил. А они далеко, занимаются непристойностями в спальне Сенку… без его участия. — Твою… мать… — Ксено громко выдыхает, изливаясь на ладонь, и тяжело дышит. Мимолётные видения улетучиваются, но тут же зарисовывается новые, яркие и его измученное лицо озаряется в жутком оскале. Куро словно смеётся над ним, шепча в ухо: «Ты неудачник». Ещё какой. Сенку прижимается к груди Куро, обнимая плечи и открывая доступ к шее, к которой братишка тут же льнёт, жадно целует и кусает. Больно и отнюдь неотвратно, слишком горячо и желанно. Настолько, что учёный не узнаёт своего хриплого и мягкого голоса. Стонет, едва ли не плачет от нахлынувшего удовольствия и эгоистичного желания. Скольких же усилий ему стоило, чтобы никто (НИКТО) не подходил к старшему, не выкрал его. Сенку давно признал, что жаден до невозможности. И ему было всё равно. Ведь кое-что дорогое не должно попасть в чужие руки. Обмазанные слюной фаланги Ишигами растягивают его мучительно медленно и осторожно. Его пробрало от внезапной боли, но к ней постепенно привыкаешь, и прежде не испытанная тяга побуждала насаживаться самому. Это было так странно. Сенку будто бы сгорал от их близости. Ох, да… сейчас они ближе, как не были никогда. Куро читает его эмоции, самодовольно ухмыляется, являя на свет клычки, и впивается в истерзанные губы. — Братишка, ты же… — Прекрати болтать и вставь уже. — Ишь какой нетерпеливый, раскомандовался. — Ещё слово и… охх! Блядь. Больно. Это первое, что просигналил мозг. А потом всё — кромешная тьма, нередко взрывавшаяся снопами разноцветных огней, и жгучее тепло, что накатило его с ног до головы. Оно распустилось сладкими бутонами в животе и груди, обжигая внутренности, и выпускалось жарким паром из открытого рта. Куро яростно вбивался в податливое тело братишки, сильно сжимая его мягкие бока. Острые ноготки впивались в кожу, оставляя яркие алые полосы. И так невероятно узко! Похоже, его время сгореть заживо вот так, ублажая родного брата, любя его, как никто не другой, в конце концов, пришло. Он двигался быстро, набирая темп, заставляя Сенку насаживаться ещё глубже, и зачем-то сдерживал стоны, в то время, как его любимый близнец абсолютно не стеснялся в сладких звуках. Ну, раз тому хочется, чтобы Ксено услышал, — пускай. Хотя, не факт, что этот придурок смог установить и прослушку. Поиздеваться над гением тоже иногда бывает необходимым. Чего только их прелюдия стоила! В одну секунду Сенку завыл, задыхаясь в экстазе, и пролежал немного с расширенными от лёгкого шока и удовольствия глазами. — Ещё… Ни-сан… ещё, — на уголках заблестели слёзы. Куро не сдержался и слизал их, тут же целуя отяжелевшие веки. — Как скажешь. Толкнувшись вперёд, закинув одну ногу Сенку к себе на плечо, Куро снова резче и быстрее задвигался в том направлении, от которого им обоим сносило крышу. Другой рукой схватился за колом стоявший член и начал грубовато двигать им вверх-вниз — на розовой головке уже проступали белёсые капельки их страстных игр. Куро чувствовал, как и сам вот-вот готов был кончить. Сенку под ним чересчур соблазнительный, обаятельный и чуть измождённый, но до сих пор жаждущий внимания от старшего. Глухо рыкнув, Ишигами хватает запястья младшего и заносит их над головой, и пылко целует, упиваясь рваными стонами и хлюпающими звуками семени в нём. Не сдержался. Кончить в брата — это последнее, о чём он мог думать. Но что случилось, то случилось, а Сенку вроде и не против. Кажется, его мозг отключился. Ещё немного… Под другим углом… Снова обнять… Куро зажмурил глаза, тяжело дыша, и медленно вышел из обмякшего тела, ложась рядом с Сенку. Протянув руку к его лицу, убрал мокрые от пота волосы, и легонько чмокнул в горящий лоб и щёки, а потом прижал к себе. Сенку приластился к его бешено вздымающей груди, прислушиваясь к сердцебиению и к тому, как оно с каждой минутой успокаивалось, приходило в норму. — После такого ты уже не избавишься от меня, — хрипло засмеялся Ишигами, умилившись, как Сенку нежно проводил тонким носиком по изгибу его шеи. — А если сбежишь ты? — Этого не случится, мелкий. — Кто-то говорил мне это, но он ушёл. А я не могу вспомнить, кто это был. Тихий всхлип и дрожь. — Тебе не нужно вспоминать, — произносит Куро, укрывая их пледом, — кто ушёл — тех уже нет. У тебя есть только я. И наш старик. «Скажешь, что ещё и Ксено, — я полечу в Америку и переломаю ему ноги», — едко думает старший, бросив недолгий взгляд на закрытый ноутбук. Ксено устало откидывается на спинку, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Застегнуть брюки получается не сразу, но после нескольких неудачных попыток ему это всё-таки удаётся. На ватных ногах учёный едва доходит до туалета, включает свет и запирается. Включив воду на полную мощность, Ксено набирает её в сложенные ладони и плескает на лицо, чувствуя, как немного приходит в себя. В зеркале на него смотрит совершенно другой человек с плотоядной улыбкой. Но с теми же мыслями и желаниями, что у него.Я хочу обоих