Надежда

Всё было плохо. Никто не знал, что произошло. Инквизитор Лавеллан прекрасно умеет контролировать себя и понимать, что если он покажет хоть одну настоящую эмоцию - его съедят живьём. Потому Дестерин терпит. Улыбается. Машет. Решает все конфликты чистой дипломатией. Его клан гордится им. Они были счастливы узнать, что их Первый достиг таких высот в дипломатии с людьми. Всегда приятно, когда из вашего клана кто-то становится мессией для всего мира. Такое бывает не каждый день, а потому клан Лавеллан с каждым разом отправляет в Инквизицию все больше и больше народа. С логической точки зрения это было прекрасно. Со стороны эмоциональной - Дестерин больше не мог видеть новые прибывающие лица и тем более такие знакомые. Всё становилось ещё хуже. Лавеллан был бы рад видеть новоприбывших, если бы увидел среди них Элаю. Дес вспоминает, как получал от неё письма, в которых девочка мечтала вступить в Инквизицию, чтобы помогать. Потому что знает, насколько её ответственный брат может погрузиться в работу и забыть такие элементарные вещи, как питьё, еда, сон. Всё это было неважно в моменты увлеченности. А сейчас? Сейчас нет ничего. Дестерин всё так же забывает про сон, еду, питьё. Но сейчас он просто не может себя заставить. Лавеллан не нуждается в этом. Ни в чём. Инквизитор все так же умело решал вопросы с провизией и материалами в ставке командования. Всё с таким же чуть улыбчивым лицом слушал рассказы Жозефины о дворцовых интрига, так как он никогда не жил в такой атмосфере. С серьёзной гримасой выслушивал отчёты Лелианы и Каллена. Счастливо слушал байки Варрика, прекрасно понимая, что гном пытается развеселить его новой выдумкой. Но также он избегал всех личных встреч. Лавеллан больше не принимал личные встречи с послами. Не ходил в таверну. Был одновременно и близким, и отчуждённым. Будто бы эльфа не волновал весь происходящий апокалипсис вокруг. Всё было невыносимо. Дестерин избегает Дориана как только может. Отправляет его на различные миссии, в основном пустяковые, но долгие. Один раз за три недели они встретились в ставке командования. Маг хотел было поговорить с Инквизитором, но тот как будто в землю провалился, стоило ему выйти за двери. Дориан все пытался подловить Дестерина, даже пробовал войти в его комнату, но дверь была надёжно заперта. Лавеллан и был, и отсутствовал. Однажды Варрик пошутил, что Дес как создатель: непонятно, есть ли он или все это бредовые сказки. Всё было отвратительно. В покоях Инквизитора было темно. Окна закрыты большими непропускающими свет шторами. В помещении ужасно жарко, душно. Но, кажется, эльфа это никак не беспокоило. Комната была чистой, даже постель заправлена. Хотя, возможно это потому, что Дестерин ни разу за три недели ей не воспользовался. Лавеллан вообще не спит, лишь изредка отправляет разум в Тень, чтобы немного передохнуть. Но не более. Настойчивый стук в дверь эхом разносится по помещению. Ломает всю тишину, что как защитная скорлупа защищала Лавеллана от всех звуков и раздражителей. Дестерин игнорирует первый стук. Второй. Третий. После десяти он уже перестаёт считать и кладёт голову на стол, закрывая руками уши. Он не хочет знать, что опять случилось. Не хочет разговаривать. Не может натягивать дружелюбную улыбку. Кажется, никогда больше не сможет. Звук, такой раздражающий сейчас, прекратился, благодаря чему Дестерин тихо выдыхает, вновь погружаясь в свои мысли. Ему никто не помешает. Никто не нужен. Теперь нет. Кажется, прошло несколько часов, но на деле минут десять максимум, когда резко шторы спадают, пропуская отвратительный солнечный свет. И вместе с этим большую карикатурную тень, кажущаяся отвратительной и пугающей, как демоны в Тени. "лучше бы это был демон" Однако, вместо какого-нибудь яростного чудовища в комнату влетает уже порядком разозлившийся маг. По одному взгляду понятно, что Дориан настроен либо на скандал, либо на нравоучения, которыми он любил подрунивать над эльфом, ссылаясь на "я старше и умнее, а потому слушай". Но Лавеллан не разворачивается к нему. Даже головой не двинул. Дестерин сейчас похож на мрамоную статую. В основном из-за ужасной бледной кожи. Парень не поднимает голову, потому что у него нет сил. Нет сил и желания показывать себя настоящего. Это противно. Никто не должен видеть такое. Но когда это волновало тевинтерца? Шаг Дориана постепенно становился тише и медленнее, с каждым приближением к столу Инквизитора. — Аматус. — кажется, маг буравит его взглядом. Дестерин чувствует это всем телом, но подняться не хочет. Не может. — Ты можешь объяснить мне, что происходит? — руки Дориана упираются в стол совсем рядом с головой Лавеллана, что всё так же прикрывает свои уши. — Что случилось? Почему ты ведёшь себя так, будто тебе пришла весточка из круга, в котором мечтают заковать и меня и тебя в кандалы? Тишина. Нужно ли что-то отвечать? Изменит ли это что-то? Неизвестно. Дестерин не хочет знать. Он хочет спать. Дориан стоит пять минут. Десять. На пятнадцатой минуте он устаёт и решает взять все в свои руки. Но, честно? В момент, когда маг поднимает голову эльфа и заглядывает в его глаза, руки хотят отказаться и безвольно повиснуть. Глубокие тёмные синяки, опухшие красные глаза, неестественно белая кожа. Перед Дорианом сидит разбитый человек, а не Вестник Андрасте. Перед ним сидит человек без цели в жизни. Перед ним сидит мертвец. — Аматус... Что случилось? Ты болен? Ранен? Хочешь, я могу позвать лекарей. Поговори со мной. Дестерин не поднимает глаза, продолжая позволять держать свою голову. — Не нужно лекарей. Прошу, оставь меня. Ещё немного. — голос хриплый, тихий, будто Лавеллан не разговаривал неделю. Это режет слух Дориана, потому что обычно у Инквизитора самый уверенный, самый смелый голос во всём Тедасе. Что-то внутри ломается от такого зрелища. Внутри маг мечтает не видеть этого. Но и так же хочет избавить уже родного человека от такого груза. — Радость моя, я не думаю, что это хорошая идея. Пожалуйста, что случилось. — голос Дориана становится таким же тихим, с небольшой хрипотцой, от перехода с обычного голоса к шёпоту. Дестерин ничего не говорит. Лишь убирает от себя руки Дориана и достаёт из ящика в столе письмо и кулон. Маг не знает, что это. Чьё это. Но понимает, что эльф просит прочитать самому. Дориан читает всё. От слов, что клан Лавеллан наконец-то может нормально жить. И до слов о потере одного единственного эльфа. Элая. Потом смотрит на кулон и не может понять, где он уже такой видел. — Это?... — "Похоронка". По крайне мере вы так называете подобные письма. И кулон. — Дес в этот же момент достаёт из ящика второй кулон, на котором эльфийская надпись. На первом тоже имеется, но Дориан не может расшифровать, сколько бы он не пытался выучить эльфийский. "Это как хасиндский, только в десять раз хуже и не понятнее" однажды сказал маг. Доля правды, конечно же, в его словах была. — Кулоны. Парные. Ещё вопросы? Дориан обводит каждую букву пальцем, ощущая мастерскую резьбу на таком маленьком кулоне. Второй был чуть больше первого. — Что тут написано? — тевинтерцу любопытно. И страшно. Потому что он начинает догадываться, что все это значит. — "Одарённый силой". "Одарённая защищать". — на последнем слове голос предательски ломается. — Пожалуйста, Дориан. Если в тебе есть хоть капля сочувствия, то оставь меня. Пожалуйста. Голос дрожит с каждой буквой сильнее и сильнее, пока Дестерин не закрывает глаза, сильно зажмуриваясь. Маг ничего не отвечает. Снова берёт осуновшееся лицо, некогда такое яркое и живое. Дориан целует сначала лоб, потом спускается к бровям, носу. И шепчет. Шепчет "аматус", "моя любовь", "милый". Покрывает все лицо медленным, нежными и осторожными поцелуями, пытаясь дать хоть малейшую жизнь в это лицо. В такое родное, но больное лицо. Дестерин молчит минуту. Две. Пять. На десятую его не хватает. На десятую минуту слёзы начинают непроизвольно стекать по щекам. Все большее. Сильнее. Пока из груди не выходит тихий всхлип, из-за которого вся стена самообладания рушится. Лавеллан больше не может ни жить, ни терпеть. Он ничего не может. Дориан на секунду отпускает лицо эльфа, чтобы в тут же обойти стол и придвинуться к нему ещё ближе. Ещё теплее. Дестерин от этого начинает плакать сильнее. Больше. Лицо исказила гримаса полнейшего отчаяния. Маг осторожно гладит по голове, запускает руки в слегка отросшие волосы, пока Лавеллан все сильнее и сильнее жмётся к нему. — Она. Она была такой юной. Такой маленькой. — ещё один всхлип, но уже намного громче. — Ей только вручили валласлин. Только позволили выходить на разведку. Общаться со внешним миром. И что теперь?... Дестерин останавливается, так как дышать становится сложно. Горло всё в спазмах, а рыдания не прекращаются. Дориан снова целует его. Нос, брови. Слёзы, что скатываются со щёк. Он старается сделать все, что может. Он может молча выслушать. — Она всегда была сильнее меня. Она умнее меня, сильнее, быстрее. Всегда защищала от всех. От всего мира. Чтобы я был спокоен и продолжать обучаться. — глубокий вдох превращается в очередное приступ удушья, из-за чего в глазах у эльфа темнеет. Но он продолжает. — Она была моим примером. Той, ради кого я жил. Ради кого я держал весь мир, чтобы ничего не случилось. Теперь все превратилось в истерику. Дестерина трясло как от мороза, а рыдания становились все громче и громче. — Ты делал то, что считал нужным. Не ты виноват в этом, аматус. Не ты. — А тогда кто?! Кто, если не я?! — в руках опасно появляется электрическая искра, но спустя мгновение исчезает. — Я должен быть там. Я обязан. Обещал, что всегда буду рядом и в любую минуту смогу помочь с чем угодно. От перевода глупой человеческой книжки про драконов до убийства. И что же теперь?... Лавеллан снова задыхается. Сильнее, мощнее. Кажется ещё секунда и он задохнется. Однако Дориан вытаскивает его изо стола и переносит на кровать. Казалось бы, большой эльф, тяжёлый, а для мага в такой момент он оказался не тяжелее вороньего пера. Ложится рядом с эльфом, прижимая его к себе так, насколько хватает сил. Дес тоже жмётся сильнее и сильнее. Давится слезами, крепко сжимает руки Дориана так, что останутся синяки. — Ты не мог быть там, слышишь? Ты не можешь раздвоиться. Не можешь быть везде. — тевинтерец вновь запускает пальцы в волосы, массируя голову. Они так и лежат час, два. Может три. Лежат до того момента, пока Дестерин не выдохнется и не уснёт, потеряв абсолютно все свои силы. Дориан не уходит. Дориан рядом и будет с ним всегда. Маг дарит поцелуй, такой нежный и невинный, что ему даже немного жаль, что Лавеллан не вспомнит его. Зато Дориан будет хранить это воспоминание за двоих. Всё точно ужасно. Но надежда есть.