Надежды цветок

Ты молода, успешна, уважаема. На твоём теле ни грамма лишнего жира, подтянутые бёдра, живот, и такая же натянутая улыбка. Твои волосы развеваются при лёгком дуновении ветра и блестят, но твои глаза — нет. Престижная должность в Министерстве, известность, идущая далеко за пределы волшебной Британии. Перспективная, яркая, умная и несчастная. Собственная квартира, обставленная лично тобой, в соответствии с твоими вкусовыми предпочтениями, наполненные книжные шкафы и пустота в душе. Позади тебя война, голод, страх, пытки и победа. Эти события не сломали тебя, лишь закалили твой дух, а вот кое-что другое — вполне возможно повредило твой разум. Ты победила зло в обличии Волдеморта, но проиграла темноте, поселившейся в тебе. И кто знает, что в итоге ты получила от своей борьбы? Какое на вкус торжество? Тебе об этом явно ничего не известно. Тебе всего лишь двадцать три года, но ты чувствуешь себя так, будто несёшь на своих плечах груз столетия. И, сидя на удобном диване, вечерами, с бокалом красного полусладкого, ты думаешь о том, как же так получилось, что, добившись всего, о чём ты мечтала, чувствуешь себя разбитой, неполноценной и глубоко несчастной. После изматывающего рабочего дня ты приходишь в свою квартиру, снимаешь туфли на высоких шпильках и шлёпаешь босыми ногами на кухню лишь для того, чтобы достать корм для своего старенького рыжего кота. С улыбкой наблюдаешь, как тот ест, и думаешь лишь о том, что, наверное, это и есть твоё будущее — жить с котом, ухаживая за ним. Но когда животное благодарно трётся о твои ноги и громко урчит, ты размышляешь, что, наверное, это не так уж и плохо. Ведь этот рыжий комок шерсти так беззаветно любит тебя и демонстрирует это со всей присущей кошачьей преданностью. В момент, когда ты расстёгиваешь две верхние пуговицы на своей бежевой блузке, раздаётся стук в дверь. Бросив мимолётный взгляд на часы и проверив наличие волшебной палочки на столешнице, ты идёшь открывать дверь. Тебе не нужно спрашивать, кто там. Не нужно смотреть в глазок, чтобы увидеть позднего визитёра. Ты знаешь, кто это. Всегда знаешь. Иногда ты задумываешься о том, не влияние ли это магии в твоей крови — чувствовать его присутствие, даже если ты его не видишь. А может, он настолько отравил тебя, что организм теперь настроен на излучаемые им волны. Как собака Павлова — условный рефлекс. И скажи ты об этих размышлениях ему — он бы расхохотался и в присущей ему манере отпустил бы пару колких шуточек по поводу взрослого маггловского мужчины и собаки. Ты даёшь себе мгновение, прислонившись лбом к дверному полотну, и, глубоко выдохнув, открываешь. Поднимая глаза, врезаешься в острый подбородок, скользишь выше и очерчиваешь резкие скулы, прямую спинку носа и, наконец, встречаешь его взгляд. Делаешь судорожный вдох, боясь подавиться воздухом, захлебнуться и упасть без чувств, прямо на входной коврик. Ты молчишь. Он молчит. Слова давно уже не важны. Не нужны. Ты разворачиваешься и так же в тишине идёшь вглубь квартиры. Он так же безмолвно закрывает за собой дверь, и тихий звук щелчка замка отзывается в тебе набатом. Сиреной. Тяжёлым колокольным звоном. Ты против того, что произойдёт далее. Ты страшишься этого. Ты стыдишься и ненавидишь себя за это. Но так страстно желаешь получить… Почувствовать себя на волне счастья и радости — хоть на короткий миг. Как те несчастные, запертые до конца своих дней в стенах Мунго, из-за того, что пристрастились к запрещённым зельям и потеряли себя для всего внешнего мира. Навечно. Он пытается заговорить с тобой, спросить о чём-то, но ты знаешь, что разговоры между вами принесут очередную боль. Сегодня ты не настроена на светские беседы, о чём, собственно, разворачиваясь и смотря в его глаза, заявляешь. Ты стараешься вывести его на эмоцию и, растягивая губы, голосом, щедро приправленным ядом, говоришь, что он тоже не приходит к тебе за душевными разговорами, не так ли? И вот оно. Лёгкое дребезжание, намёк на удовлетворение растекается по твоему телу. Ты не в силах отвести от него свой взор, боишься пропустить хотя бы миг его реакций. Реакций на тебя. Реакций на твои слова. И ты чувствуешь себя больной, психически неуравновешенной, раз такие моменты его внимания доставляют тебе несметное удовольствие. Но опять же, это он сделал тебя такой. Он подсадил тебя на крючок, и ты вот уже пять лет не можешь соскочить. Его челюсти стиснуты, желваки ходят ходуном. Он смотрит на тебя со злостью, прищурив глаза. Но он слишком хорошо тебя знает и, через секунду, лишив того самого удовлетворения, расслабляясь, заявляет равнодушным тоном, что раз ты годишься исключительно для удовлетворения его похоти, то лично для него это не проблема, а очень даже плюс. Ты прекращаешь дышать и, кажется, не моргаешь. Он же, не дрогнув, заявляет, что ты, всё же, не шлюха, ведь платить тебе он явно не собирается… Будь он проклят! Он делает с тобой то же, что и ты с ним. Вы больны, заражены, отравлены… Кажется, на сегодня обмен любезностями закончен, так как он яростно сдирает со своих плеч чёрный пиджак, бросая тот на стоящий рядом стол, задевая вазу с цветами. Но кого это заботит сейчас? Явно не тебя, ведь ты в предвкушении свежей порции удовлетворения, той самой волны экстаза, ради которой ты, по ходу, существуешь. Он практически подлетает к тебе, припечатывая к стене. От физического контакта у тебя сбивается дыхание, и ты теряешься в этом мгновении. Но быстро приходишь в себя, когда чувствуешь, как он грубо разрывает на тебе блузку, и звук падающих на пол пуговиц разбавляют тяжёлый шум вашего дыхания. Он не удосуживается снять с тебя бюстгальтер, просто стягивает его вниз, обнажая твою грудь и причиняя боль натянутыми лямками. Он груб, но тебе же нравится это. Нравится, когда ты получаешь от него максимум ощущений, максимум того, что можешь взять именно в этот миг. Нежность не для вас. Нежность для тех, кто может позволить себе утонуть друг в друге. А это не вы. Вы не растворяетесь, вы просто душите себя. В тот самый миг, когда он склоняется к твоей груди, твои руки зарываются в его волосы, царапая кожу ногтями. Ты знаешь, он любит, когда ты так делаешь. Улыбаешься, слыша его стон. Но твоя улыбка быстро сменяется жалким всхлипом, когда он прикусывает нежную кожу груди. Ему тоже известно, как именно тебе нравится. Ты даже чувствуешь его ухмылку, прямо перед тем, как он зализывает место укуса. Ты влажная и готовая. Готовая для него. Ты даже себе не признаёшься, что готова для него всегда, стоит только почувствовать его где-то рядом. Грёбаная собака Павлова… Он поднимает голову и впивается в твои губы грубым поцелуем. И это не тот поцелуй, о котором должны мечтать девушки. Но это именно то, в чём ты нуждаешься сейчас. В этом поцелуе война, злость, безысходность и нужда. Нужда в прикосновениях, пусть зачастую злых, нужда разделить один воздух на двоих, пусть даже на короткий, украденный у судьбы миг, нужда в физических прикосновениях, пусть даже это тела, начисто лишённые одежды. Обнажённые. Сплетённые между собой. Ваши языки толкаются, зубы сталкиваются, но ни ты, ни он не прерываете это. Твои руки блуждают по его обнажённой груди, и ты даже не помнишь, когда и каким образом расстегнула его рубашку. Длинные пальцы скользят под юбку-карандаш, задирая её на твою талию. Ещё мгновение, и ты всё же отрываешься от его губ только для того, чтобы чувственно застонать — ведь его пальцы именно сейчас хозяйничают в твоих трусиках. Он смотрит на тебя, а ты, стреляя в ответ, дёргаешь его ремень и выверенным движением расстёгиваешь ширинку штанов, позволяя себе стянуть его белье. Он немного отклоняется от тебя и, о, пожалуйста, не надо, освобождает пальцы от твоей влажности, вытянув руку. Невербальное заклинание тихим шёпотом, и твои трусики падают бесформенным комочком куда-то на пол. Ты отлично чувствуешь его возбуждение своим животом. Горяч, твёрд, требующий. Разница в росте никогда не была для вас проблемой. Когда-то, ещё в школе, ты боялась, что он разорвёт тебя. Наивная девочка. Глупая. Не знавшая тогда всех тонкостей физической близости и нюансов физиологической совместимости. Это явно не было той темой, которая интересовала ученицу Хогвартса. Но, как оказалось, отсутствие теоретических знаний не мешало… Просто ты училась на практике. И учитель у тебя был мастером своего дела. Он подхватывает тебя под бёдрами, а ты обхватываешь его шею. Поднимая тебя выше, он заводит одну руку под твою задницу, а другой направляет себя в твоё тело. В этот момент единения вы встречаетесь взглядами и слишком много видите в глазах друг друга. Прежде чем он закроется, ты успеваешь заметить мягкость и теплоту, блики нежности и упоения, искорки возбуждения и решимости. Ты знаешь, что, смотря на тебя, он видит то же самое и, закрывшись от него, нетерпеливо двигаешь бёдрами. И он понимает. Как, собственно, всегда понимал. Его движения быстрые, точные, безостановочные. Вы не занимаетесь любовью, это даже смешно, вы даже не занимаетесь сексом. Вы просто трахаетесь. Сильно, часто, громко и влажно. И когда ты беззвучно кончаешь, хотя перед этим стонала на всю квартиру, он следует за тобой. Но не молча, как делаешь это ты. Он кончает с тихим рычанием, зарывшись куда-то в твои волосы. Его трясёт, но он не разжимает кольцо рук, держащих тебя. Ты опять же даёшь себе мгновение, чтобы в полном объёме прочувствовать эту эйфорию, пульсирующую по твоим венам. Наркотик. И ты давно сидишь на нём, а только что получила очередную дозу. Он обмяк внутри тебя, но не спешит отстраниться. Просто дышит тяжело, крепко обнимая. Пора заканчивать. Ты морщишься, когда опускаешь ноги на пол, и чувствуешь, как он выскальзывает из твоего тела. Почему-то он не выпускает тебя из своих объятий, и это вызывает у тебя чувство настороженности и плохого предчувствия. Раньше он не убегал сразу после секса, особенно в то время, когда вы только начали пачкать друг друга этими недоотношениями. Но в последнее время он старался как можно быстрее покинуть тебя после того, как вы отлепитесь друг от друга. Ты горько усмехаешься про себя, думая о том, что вы отказывали себе в общении, но так и не смогли отказаться от возможности залезть друг другу в трусы. Наконец-то он отстраняется от тебя и, поправляя на себе одежду, направляется к брошенному и забытому пиджаку. Ты следишь за ним ястребом, сопровождая каждое движение. Он оборачивается и опять смотрит на тебя. Мгновение, которое ты ощущаешь как целую вечность. Молчишь. Ждёшь, когда он заговорит. Заговорит ли? Он выпрямляется и холодным голосом, выверенным тоном сообщает тебе, что через неделю состоится помолвка. Он хочет, чтобы ты узнала это от него, а не из «Пророка». Ты ничего не говоришь, просто тупо пялишься на него, а он добивает, вгоняет в крышку твоего гроба последний гвоздь, сообщая, что помолвка состоится между ним и Асторией Гринграсс. Сказав тебе всё это — он замолкает. Смотрит в ожидании. Чего он хочет от тебя? Поздравлений? Ты не понимаешь, что только что произошло, и просто смотришь. Без эмоций. Без слов. Он открывает рот в попытке что-то сказать, но давится словами и опять тишина. И в конце концов он делает то, что должен — аппарирует прямо из комнаты квартиры, где только что трахал тебя у стены. Исчезает с того места, где ты так и стоишь с задранной юбкой, без нижнего белья и чувствуешь, как по внутренней части твоего бедра стекает остывшая сперма… На следующее утро ты приходишь в Министерство, как всегда, собранной. На твоём лице лёгкий макияж, такая же лёгкая улыбка, твоя одежда идеально выглажена. Ты совершенна. Идеальна для всех, кто не может раскурочить твою грудную клетку и увидеть тот бардак, который творится в тебе. Чашка утреннего кофе, свежий выпуск «Пророка», список необходимых дел на день. Обычный день. Загрузить себя. Не думать ни о чём, кроме работы. Устать до такой степени, чтобы прийти домой, упасть на кровать и провалиться в кому, именуемую сном. На следующий день план такой же. И на следующий. А потом повторить. Ты ловишь на себе обеспокоенные взгляды Гарри, а потом и Рона. Попытки Джинни вывести тебя на откровенный разговор — безуспешны. Ты уверяешь всех своих друзей в том, что у тебя всё прекрасно, и ты наслаждаешься работой. Советуешь ребятам последовать твоему примеру и получать максимум от жизни. Ты прекрасная актриса, ведь опыт вранья лучшим друзьям вот уже пятилетний. С какой-то остервенелостью ждёшь выходных… И когда наступает суббота, ты закрываешь свой камин и ставишь антиаппарационные чары на свою квартиру ото всех своих близких. И от него тоже. Собираешься провести вечер в компании жгучего шатена, способного заглушить в тебе то, что рвётся наружу вот уже неделю. Жужжит в ушах надоедливой мухой. Течёт по венам раскалённым железом… О последствиях ты не думаешь. Не сегодня. Лёд в бокал и неразбавленный виски — вот оно. То, что тебе необходимо сейчас. Ты и виски — партнёры в этот субботний холодный вечер. Первый бокал ты пьёшь через силу, морщась от высокого градуса. Второй цедишь более спокойно. Привыкла. Так же, как когда-то привыкла к прикосновениям грубого хама. Молодого расиста. Пожирателя смерти. Филантропа, акционера и инвестора. Ты хмыкаешь выкрутасам судьбы: откуда и куда. Ты отдала ему свою девственность добровольно, а вот твоё сердце он забрал без разрешения. Он отравил тебя своими прикосновениями, своими поцелуями, взглядами, словами. Хорошо поработал над тобой. Настолько, что ты до сих пор не познала близости с другими мужчинами. Всегда был только он. Следовал за тобой в школе и после её окончания. И когда ты строила свою жизнь на руинах, оставленных войной — был невидимым спутником. Когда начинала свой самостоятельный путь к успеху — советчиком. Всегда был только он. Скрытый от других глаз, тайный, запретный. Ты не ответила взаимностью ни одному из твоих немногочисленных поклонников. Теперь тебя считают недоступной, а может даже фригидной, кто знает. Ты усмехаешься в бокал, вспоминая, как именно он заставлял тебя кричать от вожделения. Вам не суждено было быть вместе, и вы это осознавали. Всегда. Даже сейчас, когда расистские оковы спали с кистей волшебного мира, всё равно Священные двадцать восемь продолжают чтить чистоту рода. А ты для них всего лишь простолюдинка, хоть и с наличием регалий. Он словно вор в ночи, прокрадывался к тебе, чтобы украсть часы, а иногда всего лишь минуты у судьбы. И ты знала о том, что рано или поздно всё закончится вот так. Но оказалась неготовой. Как вообще можно подготовиться к такому? Третий бокал — и ты чувствуешь, как реальность ускользает. Отчего-то становится жаль себя, хотя ты всегда знала, что ваши отношения обречены. Интересно, он спал с Асторией? Трахал ли её у стены? Зарывался головой меж её бёдер, пока она царапала ногтями его кожу? Позволял ли ей опуститься на колени и вобрать его в рот? Делал ли с ней всё то, что проделывал с тобой? Обнимал ли, целовал ли, шептал ли грешные слова… От этих мыслей тебя тошнит, и ты залпом выпиваешь весь алкоголь в бокале, надеясь смыть вкус жгучей ревности. Бросаешь взгляд на часы и невольно размышляешь о том, что помолвка в самом разгаре. Наверняка уже озвучены обещания, произнесены тосты, надеты кольца. Интересно, какое платье напялила Астория? Недовольно фыркаешь: уверена, что наряд стоит больше, чем твоя квартира. Высокомерные снобы. Четвёртый бокал допить не успеваешь, так как кто-то неистово колотит в твою закрытую дверь. Ты даже не реагируешь на это: у тебя сегодня выходной, и кто бы там ни был, пусть катится. Стук продолжается, только более настойчиво. Как будто тебе не всё равно. Ты возвращаешься к прерванному занятию и, сделав лишь глоток, давишься, услышав за дверью яростный рык, выплёвывающий твоё имя. Несмотря на твой ум и твою логику, через все выстроенные так тщательно барьеры — ты чувствуешь это. Ощущаешь, как это чувство расцветает непрошенным, хрупким цветком в твоей груди — там, где бардак, там, где разруха… Ты чувствуешь надежду. Спотыкаясь о собственные ноги, дрожащими руками ты распахиваешь дверь и… Хватает только одного взгляда, чтобы понять — ничего не изменилось. Он, оттесняя тебя, входит в квартиру, и ему тоже достаточно взглянуть на тебя, чтобы понять, в каком ты состоянии. У него хватает наглости осуждающим тоном поинтересоваться, какого дракла ты делаешь с собой. И этот поучительный, холодный, бездушный голос срывает с твоей кровоточащей, гниющей, вот уже как пять лет, раны хлипкий пластырь благоразумия, и ты срываешься. Это выглядит отвратительно, мерзко и гадко. Но тебе всё равно. В этот момент ты жаждешь причинить ему боль, соразмерную твоей собственной. Ты хочешь раздавить его, уничтожить и стереть в пыль, развеять эту пыль по ветру, а потом развеяться на атомы самой, вслед за ним. Краем сознания ты понимаешь, что пьяна, но никак не можешь повлиять на слова, вылетающие из твоего рта. Часть тебя пребывает в ужасе от происходящего, но в целом, ты просто перестала контролировать себя. Язык заплетается, когда ты задаёшь вопрос, какого хрена он припёрся в то время, как в его доме происходит такое важное событие. Он не отвечает, просто пускает взглядом острые стрелы. Ты показательно глазами оглаживаешь его высокую, подтянутую фигуру, облачённую в тёмный костюм и развязным движением языка облизываешь губы. Даёшь понять, что тебе известна цель визита. Улыбаешься тому, как он морщится от отвращения и продолжаешь. Тебе интересно, пришёл ли он использовать тебя в последний раз? Поиграть с тобой напоследок и выбросить, как старую, ненужную игрушку? Эти мысли трансформируются в слова, и ты видишь в его взгляде неприкрытую боль и растерянность. Он отвечает, что ты никогда не была для него игрушкой, и тебе об этом прекрасно известно. Но ты не слышишь его, тебе всё равно. Ты хочешь его боли. Всего лишь. Повышая голос, ты кричишь, спрашивая, как долго он спит с Асторией и нравится ли ему то, как она отсасывает его член. После этих слов он выглядит так, будто к нему применили Остолбеней. Ты ликуешь, и это не повод останавливать себя. Наступая на него своей хрупкой фигурой, орёшь ему в лицо о том, что вряд ли Астория умеет делать это настолько первоклассно, как грязнокровка. И что, скорее всего, она чопорная и холодная в постели, раз уж он прибежал к тебе во время празднования своей же помолвки. Он стоит изваянием и только шепчет тебе одно слово: «замолчи». Но ты не была бы собой, если бы слушала кого-то, кто указывает, что тебе делать. Твой голос затихает, и ты демонстративно начинаешь развязывать пояс своего домашнего халата, при этом спрашивая, как именно сегодня он предпочтёт отыметь тебя: нагнутой над столом, распластанной на полу или же тебе стоит опуститься на колени и преподнести ему подарок в честь помолвки? Он просто в шоке от твоих слов и действий, а ты упиваешься его потерянностью. Когда ты сбрасываешь халат и остаёшься в одних лишь трусиках, он, наконец-то, понимает, что ты делаешь это вполне себе серьёзно, и бросается к тебе. Он перехватывает кисти твоих рук, которые уже вцепились в бельё и поднимает их, сжимая. От тактильного контакта, его запаха, его близости тебе вконец сносит крышу, и ты начинаешь неистово вопить. Ты трепыхаешься в его руках, как раненая птичка, и кричишь о том, что он сломал тебе жизнь, извратил тебя, использовал, размазал тебя тонким слоем масла на куске своей жизни. Ты обвиняешь его в том, что он не дал тебе спокойно строить отношения с другими мужчинами, хотя сам, оказывается, не гнушался проворачивать делишки за твоей спиной. Да такие делишки, что теперь помолвлен. Ты плюёшь ему в лицо то, как сильно ненавидишь. Он стойко выдерживает твою истерику и молча принимает всю ту грязь, которую ты извергаешь из себя. Но ты хочешь не этого, ты жаждешь его боли. Набирая полную грудь воздуха, ты говоришь, что завтра же собираешься пойти в любой ближайший бар и наверстать упущенное, догнать все года, отданные только ему. И вот оно. В его глазах появляется проблеск ярости вперемешку с уязвимостью. Ты чувствуешь в себе силу продолжить эту обоюдную пытку. Поднимаясь на носочках к его уху, облизывая его мочку, шепчешь, что раз он тебя покидает — необходимо найти нового мужчину или даже двоих для удовлетворения твоих прихотей. Он сжимает крепче твои кисти и отталкивает сразу же после того, как ты заговорщицким тоном сообщаешь, что не прочь отдаться какому-то незнакомцу прямо на улице. Он в ярости, а ты упиваешься этим. Он орёт на тебя, требует заткнуться и не произносить больше ничего подобного. Где-то между руганью и требованием закрыть свой поганый рот, он начинает угрожать, что заавадит любого, кто посмеет прикоснуться к тебе. После этих слов ты начинаешь дико смеяться, и твой хохот звучит пугающе даже для твоего затуманенного алкоголем сознания. Ты никак не прекращаешь, зато затихает он. В какой-то момент твой смех переходит в плач, и ты чувствуешь, как горячие слёзы неконтролируемо срываются из твоих глаз. В одну секунду твоё состояние изменилось, но это всё та же истерика. Ты в беззащитном жесте обхватываешь себя руками, осознавая, что стоишь лишь в одних трусиках, и это добивает тебя в край. Этот миг ломает и его тоже… Он делает шаг, опускается перед тобой на колени и, обхватывая твою талию двумя руками, прижимается щекой к твоему животу. Он сдавленно шепчет, что не был ни с кем, кроме тебя — только ты, всегда ты. Его голос тих, лишён напускной бравады — настоящий, ломаный. И ведь ты знала, что решение о браке было принято ещё когда он был ребёнком, что у него нет выбора, потому что семья так решила. Жениться на Астории — его обязанность, внушаемая с самого детства. И если он не сделает этого, его семья пострадает: так тяжело восстановленная после войны репутация рухнет, а его родители не вынесут этого груза. Это его долг, личный дамоклов меч, висящий над его головой… Но тебе от этого легче не становится. Ведь ты всего лишь влюблённая женщина, и предпочитала забыть, не видеть, не знать. Закрыть глаза и притвориться, что этого не произойдёт. Произошло. Ты, смотря на его светлую макушку, знаешь, как ему больно сейчас. Разве не этого ты хотела? Знать, что ему больно. Но почему так мерзко на душе, и нет той удовлетворённости, так искомой тобой? На душе как-то пусто, и ты лопнула, как воздушный шарик. Но когда ты слышишь мольбу простить его за то, что так и не смог отпустить, оказался слишком слаб перед тобой — гнев свежей инъекцией вливается в твоё тело, и ты сжимаешься после того, как слышишь те самые слова… Слова, которые мечтает услышать каждая влюблённая девушка. Слова, которые должны окрылять, дарить надежду и окрасить окружающий мир в тёплые оттенки. Но для тебя, конечно же, всё иначе. Ты силой отталкиваешь его от себя, отбегая к стене. Прямо на то место, где он отымел тебя неделю назад. Он так и остаётся сидеть на полу, следя за тобой. Не отрываясь, не моргая. Ты, захлёбываясь, кричишь ему, что если то, что происходит между вами, и есть любовь, то не хочешь её. Ты обвиняешь его в том, что даже это прекрасное чувство он извратил и вывернул наизнанку. Ты кричишь и просишь его применить к тебе Обливиейт, чтобы не помнить и не знать… Но всё это чушь, конечно: слишком глубоко он в тебе, слишком навечно. И ты понимаешь, что виновата не меньше его, но сейчас не можешь остановить себя. Тебе хочется переложить весь груз на кого-то: на того, кто вынесет всё. И это он. Он сильнее тебя, поэтому не обвиняет в ответ, не оправдывается, не бросает в лицо очевидные факты вашей общей вины. Он видит, что тебя начинает бить озноб, и боясь очередного приступа, поднимается, чтобы подойти. Но ты, выкидывая руку вперёд, кричишь ему остановиться. Он замирает на полпути и смотрит. Убивает своим потухшим взглядом. В этот миг ты понимаешь, что алкоголь больше не пульсирует в твоей крови, и краем сознания думаешь, что истерика выжгла всё в тебе. Хриплым голосом приказываешь ему уйти. С этих пор между вами ничего не может быть. Вы чужие люди, какими, собственно, и являетесь в глазах общественности. Напоминаешь о том, что его могут хватиться на помолвке. Ты ставишь точку в этих отношениях. Он опускает голову в поражении и принятии. Непроизвольный всхлип срывается с твоих губ, и он моментально впивается в тебя взглядом. Тебе нужно избавиться от его присутствия немедленно. Кажется, он понимает это и, напоследок, очерчивая твою хрупкую фигурку, аппарирует прочь. У тебя нет даже сил подумать о том, как он умудрился пройти через твои охранные чары. Ты натягиваешь халат, и, сползая по стене, даёшь волю слезам на полную мощь. Ты рыдаешь по своей несчастной любви, утраченном возлюбленном и потерянной жизни. Не сразу осознаёшь, что тебя обнимают родные руки и рыжий всполох длинных волос мелькает в твоём затуманенном взоре. Ты видишь Джинни в ночной рубашке, и Мерлину только известно, как она узнала о том, что здесь произошло. Хотя прекрасно понимаешь, что Мерлин здесь ни при чём, а вот сероглазый аристократ как раз наоборот. Ты слышишь успокаивающий голос подруги, но не слушаешь, что именно она говорит тебе. Её голос — твой якорь в этом море безысходности и утраченных надежд. И ты начинаешь говорить, изливаешь поток информации, будто выпила за раз литр зелья правды. Слова льются из тебя, летят в пространство, освободившись, наконец-то. Джинни не перебивает, молча гладит твои волосы, прижимая крепче к себе. В какой-то момент ты видишь, как на руки капают слёзы, но в этот раз не твои. С каждым последующим вдохом ты чувствуешь, как очищаешься. Становишься будто невесомей. И если он сорвал пластырь с твоей раны, вскрыв нарыв, то сейчас Джинни очищает гнойник. Ты даже не помнишь, как уснула, и без понятия, сколько времени проспала. Солнечные лучики пробиваются сквозь зашторенные окна и освещают тёмные уголки твоей комнаты. Ты видишь некую параллель, но мозг слишком устал, чтобы прийти к какому-то выводу. Слышишь шум на кухне и спешишь туда. Опираясь о косяк двери, с улыбкой наблюдаешь, как Джинни, переодетая в твою одежду, маленьким метеором шныряет туда-сюда, готовя завтрак. Увидев тебя, она ничего не говорит, просто подлетает к тебе и заключает в крепкие объятья. Вот он — твой новый пластырь. Свежий и прочный. Ты садишься за стол и в тишине, под пристальным взглядом подруги, заставляешь себя съесть завтрак и выпить чашку кофе. Джинни рассказывает, как этой ночью к ним домой заявился Малфой и, игнорируя недоуменные возгласы Гарри, с горящими в лихорадке глазами, попросил Джинни немедленно отправиться к тебе. Джинни говорит, что у него был настолько потрясённый вид, что её не посетила мысль даже переодеться. Когда Гарри попытался пойти следом, Малфой моментально пресёк эти попытки, сообщив, что это касается только Джинни, а Гарри пусть не рыпается. В любом случае с маленьким Поттером нужно было остаться кому-то из родителей… Схватив лишь палочку, Джинни понеслась к тебе. После этого короткого вступления девушка с решительным видом заявляет, что ты поплачешь ещё немного и будешь обязана начать жить. Жить, а не существовать. С этими словами она протягивает тебе свежий выпуск «Пророка», где на первой странице, огромным шрифтом, написан заголовок: «Событие года! — Драко Малфой и Астория Гринграсс провели обряд помолвки Священных двадцати восьми». В голове истерично бьются мысли о том, что Драко раскрыл себя, прибегнув к помощи постороннего человека. Это должно испугать тебя. Наверное, прошлой ночью ты действительно была ужасающей. Но в душе пустота и безразличие. Ты не знаешь, как так получается, но, наверное, истощённая нервная система просто сбоит. Ты плачешь над газетой, в полной мере осознавая, что он женится. Женится на другой. Будет с другой. Заведёт детей с другой. Не с тобой. И тебе так жаль себя, чисто по-женски. Так обидно и так больно. Но с каждой пролитой слезинкой ты понимаешь, что хоть в твоём сердце и осталась дыра, которую может залатать только он — ты продолжишь свой жизненный путь и восстановишься. Будешь жить и радоваться жизни. Вот только уже без него. В понедельник ты собираешь свои силы в кулак и, лучезарно улыбаясь, начинаешь трудовую неделю, которая сменится ещё одной. Как-то незаметно пройдёт месяц. Судя по поведению Гарри и опасливым взглядам Рона, ты понимаешь, что Джинни провела беседу с этими двумя и донесла мысль, что женские дела сердечные их никоим образом не касаются. Тебе даже смешно от того, как эти два любимых остолопа выпячивают глаза и еле сдерживаются, чтобы не устроить тебе допрос с пристрастием. И зная их, тебе бы пришлось изложить всё как на духу, вплоть до размера малфоевского мужского достоинства. Хмыкая себе под нос, ты ловишь себя на мысли, что скучаешь по Драко так же, как и раньше. Только тогда ты знала, что увидишься с ним вечером, и твоё сердце трепыхалось в предвкушении, но теперь в груди поселилась лишь глухая боль. Ты успешно избегаешь всех мест, где вы могли пересечься, и знаешь, что он делает то же самое. Он больше не приходил к тебе — ты благодарна за это. Правда. Потому что, если он придёт — ты боишься того, что произойдёт. Вы никогда не могли держаться на расстоянии друг от друга. Не единожды пытались остановить всё то, что происходило между вами, но каждый раз находили себя в объятиях друг друга. В самом начале ты оправдывала себя тем, что это всё посттравматический стресс, отголоски войны в ваших душах, и таким образом вы пытаетесь излечиться: трахаясь, как кролики, в разных позах, в любом доступном месте Хогвартса. Инкогнито привносило особую перчинку в происходящее. И вы не поняли, как погрязли во всём этом. Погрязли так, что на протяжении последующих пяти лет так и не смогли отмыться. Ты никогда не была так долго без него и сейчас чувствуешь, как тебя ломает. Ломает без его запаха, без его голоса и без его прикосновений. Тебя ломает без ощущений его движений в твоём теле. Ты больна. Неизлечимо. В один из вторников ты получаешь письмо от Виктора Крама и искренне рада, что он прибудет в Британию, дабы посетить Ежегодный Благотворительный бал, устраиваемый Министерством Магии. Ты выражаешь ему своё уважение и заверяешь, что будешь счастлива повидаться. Твоё настроение поднимается на несколько отметок вверх. В последнее время ты очень мало радовалась. Ты даже не задумываешься о том, что прошло два месяца с момента твоего бенефиса в гостиной собственной квартиры, но думаешь о том, что, кажется, проходя мимо кабинета Гарри услышала знакомый запах мужского парфюма. После этого ты полчаса просидела в женском туалете, закрыв рот ладонью, пытаясь не пролить ни одной слезинки. Благотворительный вечер в Министерстве поистине волшебный. Все сливки общества не только Британии, но и других магических стран собираются раз в году, дабы похвастаться дорогими нарядами, молодыми любовниками и карьерными успехами. Ну и, конечно, отстегнуть непомерно высокую сумму галлеонов в тот или иной Благотворительный Фонд. На тебе зелёное платье с серебристыми нитями, вплетёнными в ткань, твоя рука покоится под локтем Виктора, на лице вечерний макияж и широкая улыбка… Да, ты знаешь, что он непременно появится сегодня здесь. Ты знаешь, почему одета именно так, и почему приклеенная улыбка, обращённая к Краму, не сойдёт с твоего лица ни на секунду. Это низко, это клише, это даже немного унизительно — доказывать бывшему, что после него ты стала ещё лучше, чем была. Только теперь он к твоим изменениям не имеет никакого отношения. Ну конечно, это чистая правда. Ты делаешь глоток шампанского и с удовольствием принимаешь приглашение Виктора потанцевать. Улыбка не сходит с твоего лица, и ты понимаешь, что она вполне себе искренняя, ибо Крам действительно очень приятный молодой человек. Где-то посреди танца ты чувствуешь острый взгляд, скользящий по твоей оголённой спине. Этот взгляд кинжалом рассекает твою кожу, и ты чувствуешь, что место, где лежит рука Виктора, начинает нещадно колоть. В этот миг твоё дыхание сбивается, и ты силой воли держишь свои губы растянутыми в улыбке. Не смотри. Ни в коем случае. Не сорвись. Ты обещала себе. Ты позволяешь своему партнёру провести себя к группе друзей и невольно отмечаешь настороженные взгляды Поттеров и Рональда. Всем своим видом демонстрируешь радость и восхищение сегодняшним вечером. Видишь, как парни расслабляются, но Джинни так легко не провести. Что же, ты сделала всё, что могла. Ты видишь в толпе своего начальника, который кивком головы призывает тебя подойти. Извинившись перед своей компанией, спешишь к патрону и, подойдя, замираешь, как испуганный кролик перед удавом. Он и Астория. Вместе. И твой начальник. Который, видимо, говорит что-то важное и полезное для тебя, но ты не слышишь ничего. Вакуум. Тишина. Глухота… Соберись же. Давай. Ты поднимаешь глаза, смотришь на него, и в этот миг реальность обрушивается на тебя скоростным Хогвардским Экспрессом. Он шикарен, впрочем, как и всегда. Чёрный фрак, пошитый на заказ, кипенно-белая рубашка и бабочка. Он ненавидит бабочки. Ты, мысленно пиная себя, поднимаешь взор и не можешь перестать бегать глазами по его лицу. Твоё сердце бьётся так, что, кажется, сейчас проломит рёбра и вырвется наружу лишь для того, чтобы шлёпнуться мокрым комочком у его ног. Он выглядит измождённым. Тёмные круги под глазами и горько искривлённые губы тебя не впечатляют, а вот потухший взгляд серых глаз — да. Странно, что, кроме тебя, этого никто не замечает. Хотя, если подумать, никто не знает Драко Малфоя так, как знаешь ты. Замечаешь, что он делает то же самое — смотрит голодным взглядом и… ты переводишь свой взор на его руку, согнутую в локте. В этот момент ты понимаешь, что и не дышала вовсе. Холёные пальчики вцепились в его руку мёртвой хваткой, и ты испытываешь несвойственную тебе жажду покалечить чужую конечность. Ты хочешь вцепиться в волосы Астории и выдрать их с корнями, разбить её лицо и залить весь паркет чистой, аристократической кровью. Мерлин! Что с тобой происходит? Ты напоминаешь себе о необходимости дышать в нормальном ритме и, замечая движение головы Астории, мило щебечущей с твоим начальником, превращаешься в ледяную статую. Эта… женщина целует твоего любимого мужчину в щеку, не прерывая беседы, и, мило хихикая, продолжает разговор. Как будто только что на этом месте не произошёл взрыв Вселенной, как будто в это мгновение не остановилось чьё-то глупое сердце. Сжимая руки в кулаки, не смея посмотреть даже в его сторону, ты лепечешь слова извинения и, даже не выслушав ответ, позорно убегаешь прочь. Тебе срочно нужно убраться отсюда. Прямо сейчас. Иначе ты сделаешь то, о чём будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Например, совершишь убийство. Ты видишь огромные глаза Джинни и, не давая той открыть рот, просишь Крама сопроводить тебя домой. Игнорируешь предупреждающие сигналы подруги и острые стрелы малфоевского взгляда. Высоко подняв голову, прильнув к руке Виктора — покидаешь этот проклятый бал посреди вечера. Буквально через пятнадцать минут ты сидишь дома, завёрнутая во влажное полотенце, и обдумываешь своё поведение на балу. Анализируешь всё и переживаешь о том, не вызвала ли подозрения своими идиотскими действиями. Хорошо, что Виктор, с присущей ему деликатностью, не заострил внимание на твоём состоянии. Взяв обещание от тебя писать ему чаще и поцеловав твою руку, аппарировал прочь. Твоё платье валяется на полу бесформенной кучкой, впрочем, как и босоножки на высоком каблуке. Мерлин, ты никогда ещё так не хотела содрать с себя напоминания о проведённом времени. И душ никогда не был таким быстрым и холодным. Твои размышления прерывает треск аппарации прямо в твоей гостиной, и ты вскрикиваешь от неожиданности. Страх липкой субстанцией заливает тело, и ты чувствуешь, как твой язык немеет от этого ощущения. В одну секунду вспоминаешь, что твоя палочка осталась в прихожей, и это не добавляет тебе уверенности в том, что ты сможешь защититься от нападения. Всё, на что тебя хватает — вскочить с дивана и замереть. Чтобы встретиться лицом к лицу с разъярённым взглядом серых глаз. Ты настолько не в себе от ужаса, что даже не можешь вымолвить и слово. Пребывая в какой-то прострации, отмечаешь, как он придирчиво осматривает тебя, понимает, во что ты одета, а точнее насколько ты раздета и, если это возможно, ярится ещё сильнее. Он сканирует помещение и цепляет взглядом лежащее на полу платье. Из его горла вырывается злобное рычание, и он пулей вылетает из гостиной лишь для того, чтобы с громким треском открыть дверь, ведущую в спальню. Ты слышишь его громкие передвижения и понимание происходящего, наконец-то, накрывает тебя. Когда он влетает обратно в гостиную, едва ли не пуская пену изо рта, ты спокойным голосом советуешь проверить ещё и гардеробную. Наверное, не стоило говорить ему этого, потому что ты видишь, как он буквально взрывается от гнева и, хватая тебя за руки, орёт в лицо о том, как ты могла прыгнуть в койку к кому-то лишь для того, чтобы насолить ему. Он издевательски интересуется, где именно тебя нагнул Крам, и какие вольности ты позволила сотворить с собой. Срывающимся тоном спрашивает, как ты себя чувствуешь теперь? После того, как отомстила ему. Довольна ли? Удовлетворена ли? Наверное, ты должна сейчас чувствовать гнев и обиду, но всё, на что тебя хватает — смотреть на него. Ты так скучала… Ты не видела его два месяца, а теперь он так близко, его запах наполняет твои лёгкие, и ты понимаешь, что до сих пор и не дышала полной грудью. Он держит твои кисти рук так же, как и в прошлый раз. Физический контакт посылает в твоё изголодавшееся тело искорки жизни. На его непрекращающиеся обвинения ты шепчешь, что с тех пор, как ты покинула бал, прошло всего пятнадцать минут. Неужели он думает, что этого времени хватило бы на всё то, в чём он тебя винит? Драко затыкается, и здравый ум, в конце концов, преобладает над неконтролируемой яростью. Он только сейчас обращает внимание на то, что держит твои руки, наверное, слишком сильно сжимая, и отпускает. Но не отступает ни на шаг. Он пришёл к тебе. Сделал то, чего ты так боялась. И теперь ни один из вас не может покинуть личное пространство друг друга, потому что оба чувствуете нужду. Ты не выдерживаешь и тихо шепчешь, как скучаешь по нему, а он вторит твоим словам. С обречённым стоном обхватывает твоё лицо руками и наклоняется к тебе. Его поцелуй лихорадочный, сыплется мелкими касаниями по всему твоему лицу: нос, скулы, подбородок. Он не выпускает твоё лицо, и ты понимаешь, что твои действия аналогичны. Мерлин! Какой же он родной и любимый. Между поцелуями ты ловишь обрывки его фраз: «не могу без тебя», «снишься», «одержим тобой». Ты первая начинаешь раздевать его: зацепляешь бабочку, снимаешь фрак, лихорадочно расстёгиваешь пуговицы на рубашке. Всё это время он стоит, прижавшись лбом к твоей макушке, выпуская тебя из своих рук только для того, чтобы помочь стянуть одежду. Когда он обнажён по пояс, ты проводишь руками по всему его торсу, оглаживая шрамы, оставленные Гарри. Ты хочешь обхватить этого мужчину целиком и спрятать себе в карман или повесить на цепочку, чтобы носить всегда возле сердца. Владеть им. Единолично. Он выпрямляется и распутывает твоё полотенце, роняя ткань на пол. Его глаза горят в восторге, как у ребёнка, получившего долгожданный подарок на День Рождения. Не теряя времени, он подхватывает тебя, и ты оплетаешь его талию ногами. Он целует тебя, в этот раз глубоко вталкивая язык в тепло твоего рта. Ты без понятия, как он добирается до кровати, не сбив при этом ничего и не ударившись нигде по дороге в спальню. Драко кладёт тебя на постель и отстраняется. Ты, устраиваясь удобнее, наблюдаешь, как он снимает обувь, расстёгивает ремень, вжикает ширинкой и спускает брюки, вместе с нижним бельём. Освобождая себя. Твой рот наполняется слюной, и тянущее чувство внизу живота требует действий. Ты ничего не можешь поделать с собой и невольно расставляешь ноги в приглашающем жесте. Тебе не стыдно — ты так долго не была с ним. Его кадык дёргается, и он едва ли не падает на тебя. Драко говорит, что слишком давно не занимался сексом и надолго его не хватит. От этих признаний тебе хочется взлететь, но его жадные поцелуи возвращают тебя в этот миг вашего единения. Он оглаживает твоё тело, касаясь везде, куда может дотянуться. С каким-то беспокойством в голосе говорит о том, что ты похудела. Ты не отвечаешь, потому что вам обоим известна причина обоюдного истощения. Пальцы Драко скользят в твою влажность, проверяя, готова ли ты. Будто бы это когда-то нуждалось в подтверждении. Никакой прелюдии, никаких предварительных ласк. Вы слишком долго были на расстоянии друг от друга. Он легко входит в тебя, и вы оба замираете в этом моменте. Выдохнув, он начинает двигаться внутри тебя — растягивая, наполняя. Практически сразу его толчки становятся резкими и быстрыми. Ненасытными. Он трахает, не отрываясь от твоего тела, не поднимаясь даже на локти. Не разрывает контакт. И смотрит. Считывает каждую эмоцию, мелькнувшую на твоём лице. В какой-то момент, ты, обхватывая его ногами, умудряешься перевернуть вас и оказываешься сверху. Не обманываешься, ведь знаешь, что он позволил тебе это. Он всегда тебе позволял делать то, чего ты желаешь. Ты скачешь на нём, и его руки на твоих бёдрах непременно оставят синяки. Плевать. Но Драко не был бы собой, если бы дал кому-либо вести себя. Этот период жизни закончился для него в 17-летнем возрасте и, наверное, тогда, когда у него не было выхода, кроме как жениться на Астории. При воспоминании о другой женщине в его жизни ты морщишься, и он видит это. Драко притягивает тебя к себе, заключает в крепкое кольцо рук, фиксируя твоё тело, и начинает вколачиваться, приподнимая свой таз, выбивая из твоей головы все связные мысли. Несколько сильных толчков, и низкое рычание наполняет комнату. Ты чувствуешь, как семя наполняет твоё тело и замираешь от этих ощущений. Ты не кончила, и ему, естественно, об этом известно. Пару секунд на восстановление дыхания, и ты опять лежишь на спине, а он, Мерлин, что он творит, обхватив твои лодыжки, подтягивает к краю постели. Сгибает твои ноги в коленях и широко разводит их. Ты задыхаешься от ощущений его языка в твоей промежности и приподнимаешь бёдра — на что слышишь смешок, и его руки прижимают тебя обратно к постели. Это всё не ново для вас, вы творили вещи и похлеще. Изучали, экспериментировали… И если для тебя всё было в новинку, то для Драко ты стала полем для оттачивания своих навыков и новых открытий. Но сейчас ты чувствуешь всё острее, весомее, более захватывающе. И то, что его отнюдь не беспокоит то, что буквально пару минут назад он кончил в тебя, а теперь вылизывает, пытаясь подарить освобождение — распрямляет закрученную спираль внутри твоего тела, и ты отпускаешь себя, беззвучно открывая рот в немом крике, задирая голову и прогибаясь в пояснице. Безвольной куклой ты позволяешь ему оставить ленивый, но глубокий поцелуй и оказываешься на его груди, слушая мерный и сильный звук любимого сердца. Ты боишься сказать что-то, так как из твоего рта могут вылететь слова, хуже Непростительного проклятия. Ты боишься убить его своими признаниями, нарушить его покой своими просьбами… Ты боишься умолять его остаться и не покидать тебя никогда. Ты боишься того, что противоречит твоей природе, убеждениям и мировоззрению — стать любовницей женатого мужчины. Ты забываешься крепким сном, впервые за долгие месяцы. И проваливаясь в умиротворённую темноту, чувствуя его лёгкие поглаживания, знаешь, что утром проснёшься в пустой постели. В следующий понедельник, всё такая же сногсшибательная, ты объясняешься со своим шефом и приносишь извинения, аргументируя свой преждевременный уход с благотворительного вечера плохим самочувствием. Кроме того, ты просишь отпуск. Шеф обескуражен, но не удивлён — ведь ты хочешь отдохнуть впервые за всё время твоей работы. Так что проблем не возникает. Возвратившись домой, ты готова увидеть Джинни, но не готова встретиться с её негодованием. Ты смиренно отвечаешь на все вопросы, со всеми подробностями. Признаёшь, что сбегаешь на месяц из Британии, так как уже не выдерживаешь происходящего — нуждаешься в одиночестве и отдыхе. Джинни соглашается по поводу отпуска, но не соглашается с тем, что отдых включает в себя чтение книг и хождение по скучным музеям. Ты хмыкаешь. Вот чертовка — всегда знает, как тебя развеселить. Воодушевлённая твоей улыбкой Джинни спрашивает, какой Малфой в постели, и ты давишься воздухом. На твой недоуменный взгляд она отвечает, что Малфой всегда высокомерен, собран и излучает столько же тепла, сколько ледник в Антарктиде. Не дожидаясь от тебя ответа, продолжает вещать, что ей всегда было интересно, как такой чопорный аристократ ведёт себя за закрытыми дверями спальни — без палочки, без костюма и без трусов. Ты не выдерживаешь и начинаешь смеяться так сильно, что болят мышцы пресса. И в очередной раз понимаешь — Джинни необыкновенный подарок судьбы в твоей жизни. Ты немного утоляешь её любопытство, отвечая, что свою, всеми известную сдержанность он вполне компенсирует в интимном плане. Она кивает, как болванчик, но в тот момент, когда ты видишь, что Джинни наколдовывает линейку — прекращаешь этот разговор, не обращая внимания на недовольство подружки. Попрощавшись с Поттерами и Уизли, клятвенно пообещав беречь себя, а также заверив Молли, что обязательно будешь питаться минимум три раза в день — аппарируешь на юг Италии. И здесь, сидя на балконе, потягивая любимое красное полусладкое, купаясь в нежных порывах тёплого летнего ветерка, ты понимаешь, что Драко Малфой — это лучшее, что случилось с тобой. И несмотря на все мучения, страхи, тайны, недомолвки — ты осознаёшь, что не изменила бы ни мига из того, что пережила. Чтобы быть вместе — одной любви недостаточно. Ты принимаешь эту истину. Его родители никогда бы не приняли тебя, как равную. Чистокровная часть общества осудила бы его выбор. Ты уверена, что в его карьере начались бы проблемы. И он бы постоянно переживал о том, как ты справляешься с латентной ненавистью и скрытым презрением сливок общества. Легко рассуждать о том, что любовь побеждает всегда, но это неправда. Даже самые сильные чувства могут умереть от гнёта обстоятельств. Ты содрогаешься от мысли о том, как его бы заклеймили, надумай он разорвать помолвку — это такой позор для архаично устоявшегося волшебного общества. В этих раздумьях пролетает твой месяц отпуска… Ты возвращаешься домой и чувствуешь себя более цельной. Твоя рана никуда не делась, но уже и не кровоточит так, как ранее. Умывшись и распаковав вещи, ты отправляешься к Поттерам, дабы раздать сувениры и забрать Живоглота, ведь ты порядком успела соскучиться по своему котику. Семейство Поттеров и часть Уизли в лице Рональда встречают тебя радостно и возбуждённо. Но что-то в их поведении напрягает тебя, и твоё врожденное предчувствие прямо-таки вопит в предупреждении. Пресекая на корню этот показательный цирк расслабленности и беззаботности — требуешь объяснений. Рон сморит на Гарри, а тот, в свою очередь, бросает кричащий о помощи взгляд на Джинни. Последняя фыркает на очевидную бесхребетность парней и, открывая шкаф, вытаскивает выпуск «Пророка». Ты берёшь протянутую тебе газету и недоуменно понимаешь, что это выпуск трёхнедельной давности. Поднимаешь глаза в немом вопросе и слышишь испуганный голос Рона, советующего открыть вторую страницу. Искренне считая в этот момент, что твои друзья немного перегибают с уровнем нагнетания обстановки, разворачиваешь газету и видишь, что целый разворот посвящён одной и той же новости, потрясшей всю Британию: «Единственный наследник чистокровного рода, будущий лорд — Драко Малфой расторг помолку с Асторией Гринграсс». Ты поднимаешь глаза и беспомощно смотришь на своих побледневших друзей, ища в их лицах объяснения этого безумия. Естественно, не находишь. Гарри и Рон смотрят на тебя настороженно, будто ожидая, что ты сию секунду хлопнешься в обморок как минимум. Тебе бы этого хотелось, правда, но ты продолжаешь находиться в сознании, только с мозгами что-то не то. Переводишь взгляд на Джинни, видишь её хищную улыбку и цепляешься за неё. Не выдержав первой, Джинни подскакивает и предлагает выпить чего-то крепче обычного чая — например, Скотч. Время подходящее — 10 утра. Через пару часов и нескольких бутылок алкоголя ты узнаёшь, что новость о разрыве Малфоя и Гринграсс вызвали такую шумиху, что высокородные и благовоспитанные аристократы сплетничали не хуже деревенских сквибов. Причину разрыва союза семьи объяснили непреодолимыми разногласиями при составлении брачного договора. Больших объяснений ни пресса, ни общество получить не смогли. Пока ты сидела с открытым ртом и непонятными чувствами внутри себя, Рон поведал, как сразу после выхода новости в свет, Малфой в который раз заявился к Поттерам и, вызвав Рона туда же, высокомерным тоном, не терпящим возражений — ты улавливаешь то, как Джинни при этом играет бровями, но успешно игнорируешь это — потребовал не сообщать тебе об этом. Удивлена ли ты, что он знал, где ты находишься? Знал ли, что, прочитав такие новости, ты бросишься в Британию и наделаешь глупостей? Ответ вряд ли требуется. Это очередное «слишком для тебя», и ты, так и не разобравшись в себе, удаляешься домой. Забыв своего кота у Поттеров. Понедельник. Ты снова вышла на работу. Как всегда, внешне собрана. Вот только сегодня с опаской оглядываешься по сторонам и ждёшь, что именно сейчас все начнут тыкать в тебя пальцами и орать, что ты мерзкая разлучница. Это чувство иррационально, ты ведь знаешь, что он никогда бы не позволил тебе пострадать — но ничего не можешь поделать с собой. Прячась в кабинете и зарываясь в бумагах, ты подскакиваешь на месте в тот момент, когда слышишь стук в дверь. Тонким голосом приглашаешь войти посетителя и замираешь, положив руку на сердце, будто пытаясь таким образом успокоить трепыхающийся орган. Драко Малфой вальяжно входит в твой кабинет, прикрывая за собой дверь. Драко Малфой в твоём кабинете. На твоей работе. В Министерстве. Мерлин, ты сейчас схлопочешь сердечный приступ. Наверное, ты выглядишь слегка нездорово, потому что он приподнимает одну бровь и, не удостаивая тебя приветствиями, присаживается в кресло напротив твоего рабочего стола. На ироничное замечание, не предлагают ли здесь кофе посетителям, ты отвечаешь весьма привычно для последнего времени — молча. Хлопая глазами. Тебе кажется, что он едва сдерживает смех, смотря на твои попытки выжить прямо здесь и сейчас. Наконец-то, ты, собравшись, спрашиваешь писклявым голосом, что он тут делает. Он же, снимая с рукава пиджака несуществующие ниточки, отвечает в присущей только ему манере, что решил вложить деньги в проект, который ты курируешь. Это очень выгодное для него вложение. Настолько, что он лично собирается контролировать, куда будут распределены его финансы. Твоя рука всё ещё сжимает блузку в области сердца, а рот никак не может закрыться. Смотря на всю эту красоту, Малфой сдержанно фыркает — да уж, манеры не твой конёк. Не считая себя обязанным прекращать одностороннюю беседу, он сообщает, что уже обсудил все нюансы сотрудничества с твоим начальством, и вы начинаете работать, он показательно смотрит на наручные часы, уже сейчас. Наверное, он понимает, что ты слегка потеряна для жизни в данный момент, поэтому замолкает, даря тебе время на осознание. Ты выдыхаешь всего один вопрос: «почему?», и он понимает, что вопрос никак не относится к общей работе. Он поднимается с кресла, обходит твой стол, присаживаясь на край. Прямо перед тобой. Смотрит внимательным взглядом серых глаз и, глубоко вздохнув, обхватывает твою руку, ту самую, которую ты так и не отняла от груди. Он сжимает твою ладонь и говорит о том, что устал потакать чужим амбициям и желаниям, пусть это даже его семья. Говорит, что понял, что хочет жить для себя, а не для других. Из твоих глаз непроизвольно катятся слёзы, и он, хмурясь, протягивает вторую руку, чтобы стереть мокрые дорожки. Ты не в себе сейчас, и он видит это. Поэтому отстраняется от твоего лица, но ты не позволяешь отпустить твою руку, крепче сжимая его ладонь. Ты наблюдаешь, как он, скривившись, сообщает, что не последним пунктом в череде его решений стало то, что он больше не собирается дежурить под твоими окнами ночи напролёт, опасаясь того, что ты рванёшь в какой-то занюханный клуб, дабы развлекаться с другими мужчинами, а гнить в Азкабане всю оставшуюся жизнь — за убийство какого-то идиота, он не желает. Ты улыбаешься его глупым словам, и он, видя твою улыбку, радостно ухмыляется в ответ. Такой реакции он и добивался. Поднимаясь со стола, он целует твою ладонь, и ты позволяешь ему выпутаться из твоей хватки. Ты наблюдаешь, как он натягивает маску надменности на своё лицо и, отходя к выходу, официальным тоном сообщает, что сегодня вечером вам предстоит деловой ужин, с целью обсуждения условий контракта и заключения самого договора. Уже держась за дверную ручку, он оборачивается, и, мазнув взглядом по тебе, добавляет, что примерно месяца через четыре, когда проект будет завершён, ты идёшь с ним на свидание. Наслаждаясь твоей реакцией, и, смотря в упор, заявляет, что несмотря на это, заниматься с тобой сексом на регулярной основе планирует уже с сегодняшнего вечера. Не дожидаясь ответа, Драко Малфой, со всей свойственной ему манерностью и высокомерием, покидает твой кабинет, но не твою жизнь. И ты смотришь в одну точку, не в силах прекратить плакать. Но в этот раз это не слёзы отчаянья, боли и безысходности. Это слёзы счастья. И ты понимаешь, что впереди вас ждут большие испытания, и кто знает, выдержите ли вы. Но если он решил быть сильным и пойти против всех ради вашего будущего — ты будешь сильной тоже. Ради него. Ради вас. Да, ты будешь, потому что есть ради чего. И в этот миг ты чувствуешь, что внутри тебя, раскидав по твоим венам крепкие побеги, вплетаясь в твои кости, там, где бьётся твоё сердце — расцветает цветок надежды.