Пироманьяки

Пронзительный свист заполняет кухню — чайник закипел. Пар от кипятка в чашках поднимается почти до потолка, а потом тихонько ползёт прямо в открытое окно, из которого наконец тянет вечерней прохладой и летят комары. Уён закуривает. — Классный мейк у тебя, сам делал? — он сидит, закинув ногу на ногу, и смотрит из-под полуприкрытых век на своего гостя. Феликс жмётся немного от смущения и старается не смотреть в глаза: — Да, по тутору на ютубе, — взгляд невольно опускается прямо в вырез рубашки Уёна, расстёгнутой почти до пупка. Уж лучше в глаза. — Тебе уже самому эти туторы снимать пора, с твоей-то внешностью и голосом. — Он смешно цокает языком и тянется за чайной ложкой, откидываясь на стуле и чуть не падая. — Тебе чай сластить? — Давай. Две ложки, — он всё ещё ищет, куда бы спрятать глаза, а Уён, будто под кайфом, наоборот, не может перестать пялиться. Уж слишком очаровательный экземпляр: небрежно растрёпанные светлые волосы, носик-кнопочка, веснушки и чудесная неловкая улыбка. И кофта оверсайз, в которой он кажется ещё меньше, чем обычно. Засмотревшись, Уён кладёт четыре ложки вместо двух. Но Ли не замечает, ведь сам завороженно наблюдает за тем, как старший мешает чай. Красивые сильные руки. В правой ложка, в левой сигарета. Тонкие длинные пальцы. Накрашенные ногти. — А ты ногти сам красишь? — Бывает… Но это в салоне делали. — Тебе не кажется, что у нас разговоры какие-то гейские? — А гейские это типа плохо? Если ты сейчас скажешь, что ты натурал, я тебе ни за что не поверю. — Уён смеётся и глубоко затягивается. Из старого барахлящего приёмника играет очень сопливая песня певицы Максим. Вообще-то, они в знак свежеиспечённой дружбы собирались по-братски выпить пива, но разговор явно идёт куда-то не в то русло. Уён оставляет недокуренную сигарету в пепельнице и кокетливо подпирает лицо рукой: — Когда у тебя последний раз была девушка? Только честно. Фанатки не считаются. Феликс бледнеет, потом краснеет, потому что его, кажется, конкретно застали врасплох. А потом вздыхает: — В седьмом классе… Мы ходили в месте в драмкружок и потом- — А я вот гей. — Что прям… совсем? — Ага, вообще. Совсем. Полностью, — он снова смеётся, и его открытость в сочетании с полной трезвостью впечатляет. Сколько же он может разболтать по пьяни? — Не стоит у меня на девочек, и всё тут. Феликс, у которого встать может на любого человека, который к нему хорошо относится, никак не может понять, что делать в такой ситуации — соболезновать или завидовать. — А сейчас у тебя кто-нибудь есть? — он немного смелеет и будто пропитывается уверенностью и искренностью Уёна. Тот убирает прядь со лба и картинно закатывает глаза. — Даже не знаю. У меня есть лучший друг, с которым мы иногда спим. Дружески сосёмся и долбимся в задницу, знаешь ведь, как это бывает, да? Не уверен, могу ли это назвать отношениями. Но готов признаться, в глубине души я бы хотел, чтобы это было чем-то большим. — После этой фразы он даже слегка затихает и о чём-то задумывается, а потом добавляет: — Фигура у него, конечно, просто отпад. Он как мраморный, чёрт возьми, Аполлон прямиком из Ватикана, — рассказывая об этом, Уён аж облизнулся. Феликс засмеялся в голос. — У меня похожая ситуация. Есть у меня один кошмарно красивый друг. Мало того, что у него идеальное тело, так он ещё и самый понимающий человек на свете. Мне кажется, я умереть за него готов. Уён задумчиво щурится. Феликс наконец поднял глаза и теперь разглядывал его ужасно клёвый нос, всё ещё избегая зрительного контакта. — Дай угадаю, имя этого человека начинается на «Б» и заканчивается на «ан Чан»? Феликс так удивился, что аж оторвался от разглядывания носа и поймал на себе пристальный взгляд, в котором плясали озорные искорки. — Откуда знаешь? — Ох, поверь мне, всем вокруг очевидно, что ты по нему тащишься. Мне Чанбин рассказал. Феликс делает большой глоток чая залпом. Ну Чанбин и трепло. А Уён походу знаком со всеми людьми на этой планете. — … А ещё он рассказал, что ты в восторге, когда он обнимает тебя своими большущими руками. — Вот уж не знаю, что у вас было с Чанбином, но он офигенный, — шепчет Ли, будто это какой-то секрет. – И да, руки у него тоже офигенные. Иногда мне кажется, что он меня может поднять одной левой. — У нас с ним ничего, а ты походу всё-таки любишь члены. Феликс захлёбывается чаем, краснеет до кончиков ушей, и, прокашлявшись, наконец выдаёт: — Чай у тебя говно, пить невозможно. Сделай новый. — Отсоси, потом проси. С Уёном надо играть по его правилам и победить его можно только ответным флиртом. Но флиртует Феликс по-своему, у него другие методы. Наклонившись через стол, он придвигается ближе и наконец-то смотрит в глаза, по пути ощупывая взглядом чуть приоткрытые губы, цепляясь за родинку под глазом, которую сейчас очень хочется поцеловать. Он уже делал так когда-то, у Хёнджина ведь почти такая же. В воздухе висит запах корицы, в окно залетает тополиный пух. Они оба замолкают и просто тихо рассматривают друг друга. Феликс кладёт руку Уёну на щёку и нежно ведёт вниз, чуть задевая пальцем нижнюю губу. — Может, лучше ты мне отсосёшь? А я тебя краситься научу, смотри, за такое и отсосать не жалко.  Когда это маленькое застенчивое существо превратилось в демона? Уён гейски паникует, но не теряется и вскоре его удивление сменяется на дерзкую ухмылку. — Нет, ты мне отсосёшь, — он щурится, чувствуя какой-то невиданный доселе азарт и перехватывает руку Феликса у своего лица, берёт один из его пальцев в рот и влажно облизывает. — Вот так. А потом, обещаю, я дам тебе номерок самой топовой маникюрщицы на районе. На улице жарко, но здесь теперь вообще пекло. Ещё мгновение и кухня сгорит дотла, пожарникам тушить будет нечего. — Без разницы, — бросает Феликс, уже перевесившись через весь стол и чуть не уронив всё то, что на нём стояло. — Что без разницы? — Без разницы кто кому. Главное здесь и сейчас. Уёну это кажется отличной идеей. Ему нравится Феликс. Нравятся его веснушки, нравятся его пухлые губы, которые наверняка очень приятно целовать. И на деле это оказывается ещё приятнее чем в воображении, поцелуй получается мягкий и игривый, слаще чем чай, который так и остался недопитым на столе. В момент, когда Феликс проникает языком в рот, в окно задувает ветер в попытках остановить этот пожар. Однако пути назад уже нет, эти двое — настоящие пироманьяки, они упиваются этим огнём и только подливают бензина каждым новым прикосновением, взглядом, укусом. Их тянет друг к другу неимоверно, и будто поэтому младший перелезает через стол, чтобы усесться к Уёну на колени. Ему хочется обнять его всеми конечностями. Он изучает губами его лицо, уши, шею. Руками пробирается в вырез рубашки, в который не мог перестать пялиться весь вечер. События развиваются так быстро и так легко, что их обоих охватывает эйфория. Уён запускает пальцы в волосы Феликса, слегка царапая кожу головы, другой рукой пытаясь стащить с него эту огромную несуразную кофту. Феликс чувствует, как снизу в него упирается член и слегка постанывает в поцелуй, вызывая волну мурашек. Расстегнуть рубашку, которая и так держалась на каких-то двух пуговицах, не составило труда. Вцепляясь друг в друга со всей дури, они целуются развязно, слюняво и сочно, искусывая губы, не оставляя и шанса нормально вздохнуть. Радио тоже кряхтит и задыхается, начинается какая-то тоскливая песенка, которую еле слышно — сердца сейчас стучат слишком громко. Феликс внезапно отстраняется. — Эй, — шепчет он, отчаянно пытаясь отдышаться. — Это моя любимая песня. Пошли потанцуем. Уён вопросительно поднимает брови: — Что, вот прямо сейчас? — А когда ещё? Это же медляк! — он умоляюще смотрит, а у самого блестят губы от слюны и глаза от впечатлений. Щёки горят румянцем, а на шее уже алеют свежие засосы. Ну как ему можно отказать? Стоять на подкашивающихся ногах тяжело, но они всё-таки танцуют. Полураздетые и возбуждённые держатся за руки, смотрят друг на друга влюблёнными глазами и танцуют прямо как дети на школьной дискотеке, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Уён понимает, что он конкретно попал. Феликс прижимается близко, кладёт голову ему на плечо и игриво мурлычет на ухо: — Знаешь, да, я всё-таки люблю члены. Медленно оглаживая бока и держась за ремень брюк, он опускается на колени и вопросительно смотрит наверх, всем своим видом снося крышу. — Ты самый лучший мальчик на планете, ты в курсе? Феликс смущённо отводит взгляд. — Даже если я не выгляжу как Бельведерский Аполлон? — Весь греческий пантеон по сравнению с тобой нервно курит в сторонке. От комплиментов у Феликса дёргается член. Он наскоро расправляется с ширинкой Уёна, стягивая боксеры зубами, делая происходящее ещё более развратным. Ему не хочется тянуть время, если честно — ему хочется всего и сразу. Он ведёт языком вверх по всей длине, а потом сразу же обхватывает головку губами, вызывая внутри Уёна фейерверк эмоций. Тот вздрагивает, не отдавая себе отчёт, опускает руку Феликсу на голову, отчаянно хватаясь за волосы, и слегка толкается ему в рот. Так приятно, что хочется плакать. — Мне не было так хорошо, даже когда я сдал экзамен на пять, после того как играл в майнкрафт всю ночь. — Уён уже даже не стонет, он скулит. Потому что Феликс не сопротивляется толчкам, а лишь начинает активнее двигаться навстречу так, что головка с каждым разом упирается в горло. В уголках глаз выступают слёзы, но он не давится, а наоборот заглатывает глубже, впиваясь в бёдра короткими ноготками. И где только он этому научился… — Хороший мальчик. У тебя чудесно получается. Ещё немного, и Уён кончит, так дело не пойдёт. Собрав всю свою волю в кулак, он, всё ещё держа парня за волосы, отстраняет его от себя. По подбородку текут слюни, капая на пол, и Феликс хнычет, словно ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку. — Подожди милый, дальше будет ещё интереснее, — он гладит его большим пальцем по щеке, слегка касаясь раскрасневшихся губ. Феликс, даже не пытаясь отдышаться, хрипит что-то про то, что лучше пойти на кровать. Это, конечно, верное решение. Там и прикроватная тумбочка есть, в которой хранится всё необходимое. Уён подхватывает его на руки, прижимает к себе и несёт в соседнюю комнату, заводясь ещё сильнее из-за трения своего обнаженного тела об грубую ткань его шорт. Укладывает его бережно, будто самую драгоценную вещь в своей жизни, и раздевает аккуратно, словно может одним неловким движением сломать это сокровище. Феликс в очередной раз чувствует себя маленьким. Увидев его обнаженным, Уён округляет глаза и присвистывает — всё-таки явно больше, чем ожидалось. Где-то в голове пролетает мысль, что несмотря на то, что Феликс — это его единственный шанс побыть сверху, он бы хотел ощутить его внутри. Может быть, в следующий раз. Осыпая его бледную кожу поцелуями, он касается губами шеи, живота и коленок. Феликс мечется по кровати, сминая простыни: — Трахни меня уже, пожалуйста… — Всё будет, детка, не торопись, — Уён прикусывает губу от этого зрелища. Давно никто не желал его так отчаянно. Не хочется от него отрываться, но нужно достать смазку. Первый палец он вводит медленно, и, не встречая сопротивления, сразу добавляет второй, заставляя Феликса прогнуться в спине. Тот дрожит и просит ещё. Так обжигающе приятно, что кто-то настолько горячий так деликатно его растягивает, хотя, по большому счёту, можно было бы обойтись без прелюдий. Глаза закатываются и с губ продолжают срываться стоны. Уён такой красивый. Он тепло улыбается, а по рельефной шее скатывается капелька пота. Феликс впивается ногтями в его спину и прикусывает мочку уха, когда он скрещивает внутри пальцы и задевает простату. — Я хочу тебя. Умоляю, я сделаю всё, что захочешь. — Будешь хорошо себя вести, волчонок? — Да… только… прошу… — его речь прерывается беспорядочными вздохами. — У тебя есть резинки, солнце? — Есть… Там, в рюкзаке на… полу. Уён ухмыляется. — У меня тоже. Но ты, значит, всё-таки рассматривал вариант, что мы переспим. — С самой первой встречи мечтал об этом, — Феликс теряет остатки стыда, чувства пьянят его сильнее любого алкоголя. — Давай сюда, я открою. Феликс зубами рвёт фольгу, и, держа презерватив во рту, надевает его на Уёна, помогая себе языком. — Не перестаёшь меня удивлять. Потому что ты удивительный. Всё, это последняя капля. Феликс не выдерживает, упирается локтями в матрас, полностью открываясь перед ним и умоляюще стонет. Его член истекает смазкой, пачкая простыни, он скоро потеряет сознание от перевозбуждения. Уён всё равно издевается и входит медленно, смакуя каждое мгновение и упиваясь глубоким голосом Феликса. Он оглаживает его плечи и поясницу, обводя пальцем каждую веснушку и отмечая про себя, что это безумно красиво. Феликс подаётся бёдрами назад и стонет уже, кажется, на всю квартиру. Специально. Как в порнухе. Облизнув пересохшие губы, Уён наваливается на него, ускоряя темп и заставляя жмуриться от удовольствия. Его карамельного цвета кожа так контрастирует с бледной, тонкой, почти прозрачной кожей Феликса. Они — произведение искусства, идеально стыкующиеся паззлы, две половинки печенья «Орео», прилипшие друг к другу. Феликс чувствует жар и тяжесть чужого тела, чувствует пульсирующую плоть внутри, но этого всё ещё мало, и он, резко разворачиваясь, подминает под себя Уёна, заставляя его откинуться на подушки, а сам, перекидывая через него ногу, усаживается сверху, двигаясь размашисто и грациозно. Секс для них, словно танец, показательное выступление, и они оба выкладываются на полную, держась за руки, и то и дело перекидываясь выразительными взглядами. Или игра, в которой никто не хочет проигрывать, и каждый жаждет показать все свои умения, перетянуть инициативу на себя. Комнату заполняют крики и шлепки. Феликс пока побеждает. С каждым движением его член ударяется о подтянутый живот, он запрокидывает голову назад, открывая прекрасный вид на тонкую шею и ключицы, усеянные засосами и укусами. Уён, видя всё это, теряет контроль, со всей силы сжимает в руках его ягодицы, сбивается с темпа и кончает раньше, чем планировал, бормоча под нос, что Феликс самый лучший, самый хороший, самый чудесный. Сердце грохочет в груди, кровь бьёт в висках, но он не даёт себе ни секунды на передышку. Он тянет Феликса за ноги ближе к себе и опускается ртом на его изнывающий без внимания член, всего за пару движений доводя до оргазма. Проглатывает всё, не проронив ни капли и светится своей самой яркой улыбкой: — Мне кажется, я влюбился в тебя. У Феликса к горлу подступают слёзы счастья. Пиво они так и не открыли. Сигарета в пепельнице давно истлела.