***
Накахара не мог сосредоточиться на бумажной работе, смысл прочитанного то и дело ускользал от понимания: все его мысли, как ни старался парень, занимали недавние события. Подумать только, это закончилось! Они смогли победить столь сильного противника. Вот только… Вместо уверенной радости он всё ещё ощущал смятение, причину которого вряд ли мог объяснить или признать. По сути, сколько бы ни было общих миссий, это никак не изменит давно повисшей между ним с Дазаем недосказанности. Казалось бы, мелочь, но чем больше проходит времени, чем чаще приходится смотреть друг другу в глаза, тем яснее: это тяжело, будто изнутри покрываешься кромкой льда, а после всё тело ноет и горит огнём. Он не понимал его так, как других людей с их мотивами и взглядами, но видел в товарище единственного человека, с которым имел хоть какие-то сходства. Они оба сильнее других, но были брошены выживать в одиночестве среди чуждых безразличных людей. Да, они старались друг друга ненавидеть, и всё же… В моменты трудностей Осаму единственный был рядом. Пока не ушёл. И вот, в том крошечном обрывке времени, всё снова стало как прежде: мир трещал по швам, рушились здания и искажалась реальность, тело билось в агонии, а разум влекло всё ближе к беспробудной черноте, но он был там и держал его за руку, просил остаться. Зачем? Чуя с грустью посмотрел на новые кожаные перчатки. Наверное, он отдал бы многое, чтобы ещё раз Дазай был таким настоящим, как в минуты, когда просил его не умирать, пусть даже его касания снова были бы едва ощутимыми на фоне невыносимой боли. Это неправильно и глупо… Парень и раньше так считал, но тогда они с напарником хотя бы были на одной стороне. Время всё только усложнило. Почему? Почему он может рисковать жизнью каждый день, но никак не признает своей привязанности к человеку? Человеку, который ищет смерти, — мысленно добавил мафиози — и настроение испортилось совсем. А ведь детектив тоже боится потерять его — вот что никак не укладывалось в голове. Как такое возможно? Ему всегда казалось, что личности, подобные Осаму, в принципе не могут или не хотят никого полюбить. Хотя, Ода был для него особенным, но он мёртв. Едва ли Чуя считал себя столь же значимым для Дазая человеком, а тут такое откровение в виде его главного страха. Накахара абсолютно запутался, но тот факт, что оба они стараются жить, как ни в чём не бывало, действовал на нервы. Предрассудки и сомнения — ничем не лучше страхов, а людей, поддающихся им, он презирал.***
Когда напарники справились с заданием, уже начинало светать. Не то, чтобы миссия выдалась слишком трудной: Чуе даже не пришлось использовать «Порчу», но повозиться пришлось. К тому же, оба были на взводе: сегодня «Двойной Чёрный» впервые встретились после битвы с Оно и некоторая неловкость в общении парней ощущалась. Хорошо, что она не влияла на идеальную слаженность в работе. Дазай просто рад был видеть Накахару живым — и это чувство было вполне взаимным, в чём ни один бы не признался вслух. Усталость уже давала о себе знать, но союзники не спешили расходиться по домам, а просто остановились передохнуть на мосту, глядя в серовато - лиловое небо над Йокогамой. Чуя ожидал, что напарник снова закурит, но тот тоже, почему - то, решил бросить. Они просто общались, как старые друзья. То ли это недосып так сказывался, то ли недавние события всё же смогли их сблизить: скованность постепенно отступала. — А если Оно вернётся? — Мы будем готовы. И будем вместе. К тому же, мы с Ранпо нарыли кое-какую информацию… в общем, такое возможно лишь раз в 28 лет . — Да уж, вряд ли он вздумает ещё раз к нам сунуться в таком-то возрасте. Было ещё довольно холодно, но горизонт слегка посветлел: теплые оттенки уверенно пробивались сквозь серость раннего утра. — Дазай? Я всё хотел спросить тебя. Когда мы пришли в агентство, там была одна вещь. Письмо. Оно как - то странно отличалось от иллюзии, будто ты действительно мог его написать, но потом… Просто развеялось пеплом. Эспер уже начинал жалеть, что поднял эту тему с товарищем: сказанное звучало крайне неловко и нелогично, совсем не так, как он формулировал в своих мыслях. — «Я хочу быть рядом, но к чему бы ни стремился, это лишь… — Продолжит мои жизненные страдания. Кто бы ни был мне близок, он непременно умрёт», — невозмутимо продолжил детектив и тут же усмехнулся, — надо же, не думал, что когда - нибудь ты его всё - таки прочитаешь. — Так это действительно ты? — Да. Оставил в твоей машине на прощение. Но потом передумал. — И взорвал её из - за письма? — Накахаре было почти смешно. Звучало до ужаса нелепо и странно, зато, наконец, он понял, к чему напарник выкинул этот странный жест при уходе из организации. Выходит, не из ненависти… Мафиози несильно ударил друга в плечо. — Просто чтобы ты знал: ненавижу, когда за меня что - то решают и… Без тебя лучше не стало. — Прости, — устало выдохнул Осаму. Жаль, что не вышло поговорить тогда, давно, а сейчас наверняка Дазай скажет, что всё это прошлое и не стоит уделять ему слишком много внимания, — рассуждал Чуя. — Мне было так же паршиво, как я и думал. Это всё было неправильно. Накахара меланхолично смотрел на пылающий горизонт, когда почувствовал чужую руку поверх своей. — Может, тогда мы попробуем снова? По правде говоря, Осаму ожидал отказа: напарник имел на это полное право, да и слова вышли не очень оригинальными, но попробовать стоило: наверное, — подумал детектив, — это и есть человеческая жизнь. Чуя вздрогнул. Впервые он ощущал прикосновения Дазая, когда ему не было больно, когда это не служило суровой необходимостью или дружеским утешением. Даже сквозь тонкие перчатки он чувствовал чужое тепло. Мафиози ответил без слов, крепко сжимая горячую ладонь детектива. Чувственные речи были ему чужды после долгой разлуки и Осаму это прекрасно знал. Впрочем, главное другое: теперь уже не важно, кто встанет на их пути, потому что вместе они справятся с кем угодно.