Сорвать зло

POV TOM Бля, су-у-ука… Как же они меня заебали! Все! Эта грёбаная работа! Раньше терпел их всех, потому что зарплату нормальную выдавали. А теперь что? Платят копейки, и то не вовремя! Начальство вечно всё не устраивает. Ещё и эта… как её… да не важно! Секретарша эта цепляется. Бесит. А сегодня этот меня ещё больше вывел. Директор фирмы! Нашёлся, блять… Начальник недоделанный! Да кто он мне такой? Гоню на полной скорости, с силой вдавливая педаль газа, вкладывая всю свою злость. А дома меня ждёт Билл. Мой Билли… Он, как обычно, будет такой улыбчивый, чему-то радоваться… И мне не хочется портить ему настроение своими проблемами. А он ведь пристанет. И я буду ещё больше нервничать… Припарковав машину около дома, я решил зайти в недалёкий магазин купить чего-нибудь покрепче домашнего кофе. Сделав необходимую покупку, вернулся к подъезду. Эх… Вдох-выдох. Нет, не помогает. Всё они врут, эти сраные пидоры, про «сделайте вдо-о-ох, затем вы-ыдох». Захожу в подъезд, быстро поднимаюсь на свой этаж и открываю дверь. Тяжело скидываю обувь, слышу приближающиеся шаги. – Томми! – мне на шею вешается парень и чмокает в губы. – Я давно жду тебя. Опять задержали на работе? – Да, – скидываю с себя его руки, стараясь показать, что я «совсем чуть-чуть» не в духе, и иду в ванную. – На стол накрой, я устал как собака, – бросаю по пути. – Том! Что у тебя в руке? – он бежит за мной и отнимает бутылку. – Дай сюда! – забираю её обратно и закрываюсь в ванной. – Но!.. Эй… Ну, Том, – он стучит в дверь. – Отвали… – рыкаю и включаю воду. Блин… чёрт. И чего я на нём срываюсь? Не хочу ведь… Само как-то вырывается, будто я и не властен над тем, что говорю, будто моё подсознание так и хочет кому-нибудь нагрубить и съязвить, ну хоть кому-нибудь. А Билл, он ведь всегда стремится мне помочь, поддержать. И я это вижу, и, чёрт возьми, я благодарен ему. Но иногда это невольно воспринимается мною как назойливость, и тогда раздражение накатывает, накатывает… – Томми… Открой, пожалуйста. Что опять стряслось? – тихий голос выводит меня из неглубоких раздумий. – Ничего, – быстро вымываю руки, умываю лицо, скольжу влажными ладонями по шее и затылку, охлаждаясь. Выхожу – парень сидит на полу около двери в ванную комнату, грустно опустив голову; заслышав меня, он быстро встаёт и хочет что-то сказать, но я перебиваю: – Ты чего до сих пор тут? Я же просил на стол накрыть! Я, блядь, после работы жрать хочу, а ты, не работая, не можешь даже мне еды в тарелку наложить?! – Но, Том, ты же сам хотел, чтобы я не работал… И я… – Что «ты»? – раздражаюсь ещё больше. – Ничего, – он поджимает губы. – Сейчас наложу… – Не надо уже, – психую, как девчонка, и ухожу в спальню. Там падаю на кровать и с благоговением открываю бутылку. Сейчас я успокоюсь… – Т.том… – Билл останавливается у двери, прислонившись к её косяку, и встревоженно смотрит на меня. – Не трогай меня сейчас. Просил же, – шикаю и делаю пару больших глотков. – Да что такого случилось? Неужели всё так плохо, что ты даже не можешь нормально поговорить со мной? Я же как лучше хочу. Ну же, расскажи мне, мы вместе всё решим… – Нечего решать! – снова делаю большие глотки. Билл, удручённо и тоскливо осмотрев меня, вздыхает, потом быстро удаляется на кухню, решив, видимо, дать мне немного времени, чтобы побыть одному и успокоиться. И на том спасибо. Вскоре я стал чувствовать долгожданную лёгкость во всём теле. Мысли путались, роились в голове, принося дикий дискомфорт, а потом все разом исчезли. Я лежал на кровати, прикрыв глаза, и уже почти задремал, когда вдруг почувствовал, как толстостенная пустая бутылка начала выскальзывать из пальцев свешенной с кровати руки. Глухой стук разносится, наверное, по всей квартире – я стремительно сажусь на постели, округлив глаза. Дерьмо, слишком резко. Голову тут же пронзает головокружение от резкого подъёма – я жмурюсь, приложив ладонь по лбу. – Фу-у-ух… – Том? – Билл осторожно зовёт меня, заглянув-таки в комнату. Интересно, сколько времени прошло? – Чего тебе? – Ничего… ничего… – зачем-то повторяет он несколько раз, будто бы примирительным тоном, и поднимает бутылку, затем уносит её на кухню. Я продолжаю сидеть и медленно раскрываю глаза, справляясь с головокружением. Билл быстро возвращается и становится возле кровати. – Ну? – поднимаю на него чуть окосевшие от выпитого алкоголя глаза и жду. – Зачем ты опять напился? – Билл садится возле меня и обнимает, прижимая мою голову к своей груди, поглаживая по тугим брейдам. – М-м-м, отстань! – начинаю пьяно отпихиваться, уж никак не желая сейчас этих нежностей. – Томми, – мурлычет он намекающим тоном. – Что? Что «Томми» ?! А? – завожусь на ровном месте. Я вроде как и понимаю, что он просто хочет помочь мне расслабиться, но, блять, это сейчас только злит меня ещё пуще прежнего. – Сколько ж можно? – выпутываюсь из объятий. – Неужели не видно, что я не в духе? – Видно… – он опускает голову, сжимаясь от моего гнева. – Тогда какого хуя ты лезешь? Неужели так трудно просто не трогать меня, а, Билл? Мне не до твоих обнимашек! Отъебись, прошу! – Н.но… я же думал… я думал, эту ночь мы проведём вместе. – А? – встрепенувшись, прищуриваюсь и склоняюсь корпусом ближе к парню. – Трахаться захотелось что ли?! Тебе лишь бы поразвлекаться! – Нет, я хотел… – Ты, – усмехаюсь, перебивая. – Ты… А я может и хочу, – почти рычу эти слова. Так, что взгляд Билла становится испуганно-взволнованным. И не зря. Валю его на кровать и прижимаю к ней его руки, крепко обхватив. Скалюсь и грубо впиваюсь в его губы, такие тёплые и давно уже изведанные. Возбуждение быстро захватывает одурманенный алкоголем мозг, скручиваясь внизу живота и начиная ныть. А я решаю не сдерживать себя – это ведь бессмысленно – и шарю рукой по худощавому изящному телу своего парня, стягивая одежду. Второй продолжаю удерживать Билла за запястья, стискивая, наверное, до боли. Ну, чтоб уж наверняка. – М-м-м, – он протестующее мычит и пытается вырваться, недовольный таким поворотом. – Аха-а, фиг! – злорадно тяну и усмехаюсь, пытаюсь стянуть уже эту проклятую футболку. – Чёрт, твоё тряпьё… – злюсь и, воспользовавшись обеими своим руками, разрываю её прямо на парне – футболка домашняя, поэтому ткань немного износилась и почти сразу поддалась напору. Билл же, даже с освобождёнными руками, не двигается, совсем уж перепугавшись моего поведения. Довольствуясь этим, начинаю мучить его соски, дразня их губами и пальцами, иногда ощутимо покусывая. Тогда парень снова не то мычит, не то тихо стонет. Я различаю в его тоне вымученные нотки, потом чувствую своё возрастающее возбуждение. Эта ситуация… Мне сносит крышу от неудобства – ткань брюк сжимает мой стояк, отчего я даже чувствую несильную пульсацию; от вида раскрасневшегося брюнета подо мной, от его взгляда, от не наигранного испуга в глазах. Я настойчиво и однозначно трусь своим органом о его бедро. – Том… может, не надо, а?.. – Билл жалобно на меня смотрит, пытаясь растрогать, видимо, почувствовав мой далеко не нежный настрой. Я смеюсь в ответ. – Попытка – не пытка, да, малыш? Надо. Ещё как надо! Сам же пришёл. Вот будешь знать, как выводить папочку из себя, – грубо проговариваю. В любой другой ситуации мы бы посмеялись над этой глупой фразой, но не сейчас – нет, не сейчас, когда мой воспалённый мозг буквально кипит от гнева, а тело – от возбуждения. Да и Билл воспринимает всё на полном серьёзе, поэтому ему тоже не до смеха. Он понимает – я взбешён, я настроен серьёзно и я хочу именно его. Билл откидывает голову назад и прикрывает глаза, смиряясь и давая мне свободу. Я живо понимаю это, снимаю с него всю одежду, раскидав её по нашей широкой кровати, и стягиваю с себя рабочую рубашку. Целую живот парня сильными, настойчивыми поцелуями, одновременно одной рукой расстёгивая свои джинсы. Парень, как заведённый, шепчет что-то, изредка постанывая. Я не слышу. Не хочу слышать. Просто продолжаю своё дело, отстраняюсь от него и стягиваю свои джинсы вместе с боксерами до колен. Приподнимаю его ноги и грубым рывком придвигаю к себе ближе, протащив по кровати, пристраиваюсь. – Томми… не надо… пожалуйста, – шепчет парень, в отчаянье метаясь по подушке, но понимая: я не остановлюсь уже. И я не останавливаюсь. Просто беру своё. POV BILL – Томми… не надо… пожалуйста, – шепчу, наверное, на грани слышимости. Но ему ведь сейчас не до моих чувств. И я это понимаю. Я просто позволяю ему сделать это, так как вижу – ему это надо. А я… люблю его, дурня. Потерплю. Раз он хочет именно так – жёстко и даже как-то почти насильно, то я расслаблюсь и потерплю. Том входит грубо. Без смазки. Без растяжки. Я чувствую его так остро, что выть хочется. Внутри всё распирает и горит, несмотря на то, что мы не редко занимаемся сексом. Стискиваю зубы от боли, а Том не прекращает упорствовать, всё глубже проникая. – Мм… м-мх… – скулю и начинаю кусать губы, сдерживаясь. Глаза тут же мокнут – слёзы наворачиваются рефлекторно, безбожно выдавая мою боль. Боль не только физическую. Боже, как же это вынести?! Кажется, мой вид немного остужает парня. Но ненадолго. Тома хватает на считанные мгновения, которыми я стараюсь воспользоваться по максимуму, тщетно расслабляя мышцы. Он всегда был вспыльчивым, сколько я его знаю. Но когда выпьет… Гадство! Вот знает же, что его несёт от спиртного, но всё равно тащится в магазин, а потом вливает эту дрянь в себя, уповая на расслабление. Когда дойдёт до человека… Том начинает двигаться – все мысли выветриваются; я прикрываю глаза, стараясь отвлечься от его размеренных, пока ещё плавных толчков. Постепенно наращивая темп, всё быстрее и быстрее, Том дуреет окончательно, а я схожу с ума с каждым шлепком всё больше и больше. Это ужасно… Адское ощущение налипающей на кожу грязи сковывает, слёзы из глаз буквально сыплются большими каплями, щекоча мне щёки и виски. Мне кажется, что вот-вот всё закончится и вернётся мой прежний нежный и заботливый – хотя зачастую весьма вспыльчивый – Том. Он ведь никогда так со мной не поступал, даже если мы серьёзно ссорились. Сейчас же… его будто подменили. И мне противно от этого. Я не обхватываю руками его плечи, хотя обычно со страстью это делаю, не стону и не извиваюсь – только упираюсь ладонями в широкую грудь, пытаясь сдержать необузданный пыл хоть чуть-чуть. Я уже почти забылся в прострации, когда один-единственный особо мощный толчок выбил из лёгких весь воздух. Сдавленно охнув, смотрю на Тома и вижу какой-то нечеловеческий, искажённый злобой и похотью оскал. Становится уже до жути обидно и дьявольски больно. Своим большим членом Том начинает драть меня, наверное, со всей силы, вовсе сорвав все тормоза, а эмоциональная боль подливает маслица в пламя. Зачем он так со мной? Неужели алкоголь способен настолько одурманить?.. Нет, я просто ищу ему оправданье, просто потому что… люблю. И я хотел ему помочь, поддержать. Хотел узнать, что случилось… Вскоре стало совсем невыносимо – я стал просить Тома остановиться, хоть немного сбавить темп или взять смазку. Но куда уж там, он не слушает даже… Укус в шею. Я склоняю голову чуть набок. Зализывание, а потом ещё укус. Округлившимися, неприятно высыхающими после слёз глазами смотрю в потолок, уже не обращая внимания на держащего меня зубами за кожу Тома. Тело немеет, и глубокие толчки перестают приносить боль, а властных касаний я и вовсе почти не чувствую. Боль физическая, телесная, будто всё это время переливалась в другой сосуд, наполняя его с лихвой. Теперь внутри меня распространяется язва обиды и отчаянья, зияя своей отвратительной дырой. Мне больно. Мне очень больно… POV TOM Проснувшись, сладко потягиваюсь и смотрю в окно – уже светает. Сажусь на кровати, чувствую несильную головную боль – тру пальцами глаза и виски. Потом неспешно встаю и топаю на кухню. Хм… что-то определённо не так. Жадно пью воду, проглотив предварительно таблетку, и ставлю кувшин обратно. Взгляд цепляется за горлышко бутылки, торчащее из мусорного ведра. Чёрт… не надо было вчера всё выпивать. Вообще не надо было пить, Билл этого так не любит. Да и, чёрт возьми, куда он ушёл так рано? И… какого хрена я голый? Что за… Возвращаюсь в спальню и одеваюсь, при этом напряжённо думая, сведя брови к переносице. Кровать. Простыни такие смятые и какие-то несвежие. Перед глазами начинают мелькать моменты этой ночи, лицо брюнета, его воспалённые глаза. Я же… Я же его… – Твою мать… – сиплю, оседая на пол, взявшись за голову. – Вот придурок… Боже, что я натворил? Зову парня, храня надежду, что он всё-таки где-то в квартире. Потом, плюнув, подрываюсь с пола и быстро осматриваю все комнаты – нет ни его, ни его обуви. Тогда, быстро обувшись и накинув ветровку, спускаюсь по лестнице перескоками, пытаясь на ходу натянуть левый кроссовок до конца и через раз спотыкаясь. Я должен найти его! Должен… извиниться… Бедный мой мальчик… Зачем я заставил его столько перетерпеть со мной? Он не заслужил такого обращения. И он будет вполне прав, если уйдёт от меня… Я же просто невыносим! Но тогда я сойду с ума… сойду с ума без него. Без его вкусной еды, без приятного запаха таких родных и приятных на ощупь волос, без его нежных рук, без тёплых объятий и мерного сопения под боком… без вкусных пухлых губ и сладости его поцелуя. Он такой хороший, нежный, заботливый. А я, неотёсанный ублюдок, взял и всё разрушил! И постоянно рушу. Какая же я дрянь! Уже противно от самого себя. И не только за эту ночь – за все дни, проведённые с ним. Почему я всегда веду себя так грубо и пренебрежительно? И как Билл терпит мои постоянные выходки? Ох, мне достался такой человек, а я будто и не замечаю, будто думаю, что не потеряю его. Ага, как же. Пора всё исправлять. Горько усмехаюсь и выбегаю из подъезда, проносясь мимо скамеек около дома, и думаю, куда же парень мог уйти. Потом, округлив глаза, останавливаюсь и возвращаюсь на несколько метров назад. – Билл! – вырывается неожиданно громко для этого раннего тихого утра. Парень сидит на лавочке с ногами, подтянув их своей груди и плотно обхватив руками. Устроившись подбородком на коленях, он тоскливо смотрит на асфальт перед собой, потом, будто опомнившись, вытирает ладонью мокрую щеку и возвращается в прежнее положение. Во рту появляется привкус горечи. Мне страшно сделать ещё шаг к нему, страшно даже попытаться прикоснуться. Сколько он уже сидит здесь? Как мраморное изваяние, на которое за долгое время налетело множество лепестков с недалеко цветущей вишни, как статуя, созданная искусным мастером изо льда. Кажется, нарушь хоть чем-то его спокойствие – он либо разлетится этими лепестками, либо растрескается и разобьётся вдребезги, прозвенев по асфальту острыми осколками. И в любом из случаев я его больше не увижу. Он явно сидит здесь уже давно. Скорее всего, сразу после того, как я свалился спать, он оделся и ушёл, приняв душ: я понимаю это, так как его выкрашенные в чёрный волосы, обычно уложенные в стильный хаер, сейчас лежат небрежно и немного подвившись, высушенные весенним ветерком. Его тело подрагивает, кожа на открытых местах периодически покрывается мурашками. Хоть бы оделся получше, не хватало ещё и заболеть. Однако я понимаю, что парню было, пожалуй, не до этого. – Билл, – осторожно всё-таки зову парня, почти бесшумно присаживаясь рядом. Он вздрагивает, но не поворачивается ко мне, продолжая смотреть перед собой. – Уйди... – тихо, будто на выдохе говорит. – Мальчик мой… Прости! – говорю уже громче, не в силах сдерживать накатившие эмоции. – Я уже, наверное, не имею права называть тебя своим. Но… я… Билл… – не знаю, как правильно говорить, и запинаюсь, – я совершил ошибку. Чёрт, я постоянно совершаю ошибки! А ты… ты замечательный. Пожалуйста, прости… Прости, если сможешь, а я, если ты дашь мне ещё шанс, никогда больше… – замираю, когда замечаю слезу, скатывающуюся по щеке парня, – никогда больше, – повторяю, пытаясь закончить предложение, но вижу ещё слёзы и уже слышу с трудом сдерживаемые всхлипывания; кривлюсь от отчаянья и, хрипя, продолжаю: – не позволю тебе плакать. Из-за меня. Или из-за чего-нибудь ещё. Пожалуйста, – шепчу, аккуратно приобнимая парня за плечи, – прошу… – Нет! – он вскрикивает, будто не хочет больше этого слышать, и отталкивает меня от себя. – Уходи… – вначале тихо, но потом всё мощнее, как по накатанной. – Уходи, уходи, уходи! Он плачет. Я опускаю голову и не вижу, но слышу, как он плачет. Господи… Это невыносимый звук. Словно по сердцу грубой тёркой, словно отбойным молотком в самую душу. Вдруг понимаю, что если я попаду в ад, то именно под этот звук я буду варится в котелке. А что чувствовал он, когда я… брал его так грубо и низко? Он же просил, просил облегчения, а я словно с цепи сорвавшийся пёс… не слышал… Понимаю, что на этот раз Билл уже не простит, доведённый до грани. Поэтому встаю, мрачный, и разворачиваюсь к подъезду. Надо собрать вещи… перекантуюсь пока у родителей, придумаю что-нибудь на первое время. Я не могу больше приносить этому парню боль. Я уйду и… Тонкие пальцы с силой цепляются за моё запястье, не позволяя двигаться дальше. Я замираю и стою так пару мгновений, потом оборачиваюсь – Билл сидит в той же позе, лишь вытянув руку и удерживая меня ею. Потом поднимает голову, красными, застеленными солёно-горькой пеленой глазами вглядывается в мои, а после стремительно почти что кидается мне на грудь. Он плачет уже навзрыд, обнимая меня руками в районе торса и судорожно сжимая. Он бормочет что-то мне, изумлённому, бьётся в истерике, иногда пытаясь отлупить по спине или бокам. Я никогда не видел его таким. Билл… терпел? Копил в себе, сдерживался, лишь бы мне было хорошо. А я… довёл его. До истерики довёл своими выходками. – Никогда больше! – захлёбываясь, хрипит он. – Никогда так!.. Никогда так не делай больше! Я же… не выдержу… – парня начинает крупно потряхивать, и я уже всерьёз беспокоюсь о его состоянии. Начинаю утешать, гладить, целовать в макушку, зарываясь носом в жестковатые от постоянных покрасок волосы. Усаживаю нас обратно на скамейку – Билл жмётся, не желая отпускать меня. Я в очередной раз изумляюсь ему. Как он может прощать меня? Ругаться, но всё же прощать. Мы сидим так минут двадцать. Я жду, Билл постепенно успокаивается, начинает нормально дышать и утирает лицо ладонями. Я продолжаю гладить его по спине. – Том? – тихо зовёт он всё ещё хрипловатым голосом. – М? – так же тихо отзываюсь, устроившись подбородком на его макушке и смотря вдаль. – Ты собирался уйти? – Ты сказал уйти. И я подумал… Что так тебе будет лучше. Без меня… Я ведь только боль могу причинять. – Пообещай мне, – чувствую, как он стискивает пальцами мою футболку, – что ты никогда не уйдёшь. Выдерживаю небольшую паузу. Он невероятный человек… – Обещаю. Проходит ещё несколько минут. Воздух постепенно прогревается утренним солнцем, но всё ещё дует прохладный ветер. Спохватившись, понимаю, что совсем забылся, и накидываю на плечи парня свою ветровку, обняв поверх неё. Билл куксится немного, но затем смиряется. – Том. – Да? – Я решил, – из-за этих слов невольно немного напрягаюсь. – Я пойду на работу. – Но я же… – возмущённо начинаю. – Да, да, – брюнет перебивает меня и отстраняет так, чтобы с серьёзным видом заглянуть в моё лицо. – Я знаю, что ты у нас такой крутой и всё можешь, но ты устаёшь. Да и… сам видишь, что иногда выходит, – он отводит взгляд, а я виновато поджимаю губы. – Я найду себе что-нибудь. И тебе бы не помешало сменить, так сказать, обстановку. Понимаешь? – с надеждой смотрит на меня. Вздыхаю. – Но… – Том, – снова перебивает он, – я скучаю по тебе. А когда ты приходишь домой, то почти всегда не в духе. – Ладно. Хорошо, – боязно улыбаюсь парню. – Убедил. Тот отзеркаливает мою улыбку и тянется за поцелуем. – О нет, – отворачиваюсь, – я не достоин! – и театрально прикладываю руку ко лбу. Билл заливисто смеётся, кажется, окончательно отойдя. Ну как так можно… – Хэй, может, хочешь чего-нибудь? Билл приподнимает бровь. – Ну, я так подумал, что-то я совсем за тобой не ухаживаю. Может чего-нибудь прикупить… – задумчиво тяну. – Боже, сколько внимания-то в тебе проснулось, – с лёгкой толикой укора. – Привыкай. Теперь так будет. – Теперь ты всегда будешь драть меня по ночам, а утром извиняться? – язвит. – Нет, – чуть осевшим голосом. Прочищаю горло. – Дерьмо, я последний подонок. Билл закатывает глаза. – И плохой любовник, – добавляю. – Боже, Том! Не заставляй меня говорить обратное, я ведь всё ещё обижен, – парень усмехается. Я щёлкаю его по носу. – Просто больше никогда так не делай. – Да. – Нехер срывать на мне своё зло! – Да… – Идиот, – закончил он со вздохом, и, улыбнувшись, соскользнул со скамейки. – Пошли, я спать жутко хочу. Широко улыбаюсь сам себе и резво подскакиваю следом за парнем. Мы неспешно поднимаемся по лестнице: Билл идёт впереди, всё ещё кутаясь в мою ветровку, а я – смиренно топаю сзади. – До обеда меня не буди. – Конечно. – Посуду помой. – Хорошо. – И ещё неплохо было бы в квартире прибраться… – войдя во вкус, тянет брюнет. Я тихонько посмеиваюсь. – Так и быть, – улыбаюсь. – Так и быть?! – он в шутку возмущается и ждёт, пока я открою дверь. – Именно, – снова усмехаюсь. Мы заходим внутрь, разуваемся. Я быстро прохожу в спальню, открываю окно, чтобы проветрить, и перестилаю кровать. Билл в это время возится с чем-то на кухне. Он проходит в комнату, когда я уже выхожу оттуда. – Слушай, это… – нерешительно говорю. – Что? – он переодевается в домашнее. – М… как оно там? Болит? Билл ошпаривает меня взглядом, краснеет, бледнеет, а потом, не выдержав, кидает в меня подушкой. – Идиот! – кричит мне вдогонку, но я уже скрываюсь, прикрыв за собой дверь. Парень некоторое время что-то ворчит, шумно укладываясь, но вскоре и эти звуки затихают. – Спи, малыш, – проговариваю с виноватой улыбкой, которую Билл всё равно не видит. Я исправлюсь. Я уже чувствую, что внутри меня что-то меняется. Этот случай определённо послужил отправной точкой для меня внутреннего. Я словно раскрыл глаза чуть-чуть пошире и стал лучше видеть то, что раньше было размыто где-то на периферии, что раньше было на границе с боковым зрением. Многие говорят, что человека любят таким, какой он есть, и что не обязаны мы меняться ради кого-то там. Но… Билл любит меня таким, а я просто стану лучше… для него.