Он был Сын Божий

Анри выглядит задумчивым, когда ступает на песок, который никак не похож ни на бетон их подвалов, ни на иссохшиеся почвы его родного мира, и смотрит по сторонам. — Я не уверен, что мы прибыли в правильное место, — признается он, смешно двигая носом вправо-влево. — Здесь… — Мы точно там, где надо, — произносит Гость уверенно, озираясь и перебегая с места на место. Так глубоко в века он не забирался никогда. И у него уже теперь начинала кружиться голова от того, каким был прозрачным и чистым воздух. Он еще раз смотрит на машину времени на своей руке: координаты верны. — Но тут пусто, — говорил Анри и даже обводит рукой пространство вокруг них, как будто Гость сам не видит, что вместо Иерусалима тридцатых годов нулевого века они находятся в пустыне. Пустынной пустыне. Пустой пустынной пустыне. — Я вижу. Но мы точно на месте. Ты сам выставлял координаты, черт подери! Анри смотрит на него подозрительно, как будто Гость мог что-то испортить за те несколько секунд, пока он моргал, прежде чем они отправились, или как будто на его руке все было просто обязано испортиться просто автоматически. Гость не отрицает, что он иногда ломает машину времени — но не до такой же степени все плохо! Тем временем пустыня остается пустыней. — Может, мы в той самой пустыне, по которой ходил этот… Моисей, — предполагает Гость осторожно, но потом снова смотрит на экран машины. От той пустыни их отделяет несколько цифр в координатах и несколько километров дороги, как минимум. — А может, это все было сказкой, и Иерусалима в те годы не существовало, — сумрачно говорит Анри, и в голосе у него есть нотка недоверия и обманутых надежд. Он и отправился-то с Гостем только ради того, чтобы увидеть Иерусалим, чтобы увидеть Иисуса живым, чтобы поучаствовать в этих событиях. Анри не религиозен, но любой агностик, наверное, мечтает оказаться в этих исторических декорациях и выяснить, что же было правдой, а что нет. Гость трет нос рукавом плаща и начинает вышагивать вперед. — Эй, ты куда? — окликает его Анри. — Искать Иерусалим! — бодро рапортует Гость, оборачиваясь всем туловищем, хотя и продолжает идти вперед, только теперь и спиной. — Не зря же мы сюда прибыли. *** Пустыня не кончалась уже очень долго, и Гость выдохся. Он с завистью посматривал на Анри все это время, потому что, черт бы побрал этого робота, ему совершенно плевать на то, что здесь жарко, печет солнце, и воздух все еще настолько не обременен отходами жизнедеятельности человечества, что голова кружится, будто ты на другой планете. Конечно, Гость не уверен, как дышится на других планетах, но если верить рассказам… — Мы можем так идти хоть вечность, но Иерусалим не появится чудесным образом где-то рядом, — ворчит Анри, но Гость отмахивается. Он должен появиться. Он уверен, он чувствует, что здесь кроется какая-то загадка, потому что история не может врать настолько сильно. Он бывал в прошлом раньше, он знает, как она работает. —Мы просто привыкли к простым решения, — уверенно говорит он, как будто не Анри просит его каждый раз не усложнять планы по спасению мира. Они едва начали этим заниматься, он все еще ищет того самого Рафа, который создал Временной Патруль, и он уже настолько выдохся, потому что Рафов — миллионы, миллиарды во Франции и в прошлом. И даже если ты знаешь точно, кто тебе нужен — это слишком сложно, найти одного-единственного человека. Поэтому Гость решил сменить план. Зачем исправлять планету в тот момент, когда она на вершине своего развития. Можно попытаться ее исправить в том моменте, когда все пошло не так. Анри, конечно, пытался ему сказать, что христианство — не единственная религия прошлого, но Гость просто ткнул своим аккуратным пальцем на старую карту мира и очертил ключевые точки, в которых человечество совершило ошибки. А потом — какие религии были популярны в то время. Анри смиренно склонил голову. — Мы просто решили спасти Иисуса, — говорит он, как ни в чем не бывало, — и это простое решение, если ты из будущего. И поэтому задачка немного усложняется. Мы должны найти Иерусалим, а уже потом спасать Ии… Ой. Он со всей дури врезается ногой во что-то твердое и, кажется, каменное, и прыгает на второй ноге, матерясь и отплевывая с зубов песок, который успел залететь в рот. Невысказанный вопрос задает Кастафольт. — Что — это — за хуйня. Гость не знает. Просто из песка постепенно появлялась каменная прямоугольная глыба, завораживающе скрипя и, кажется, готовая провалиться обратно в любой момент. Они переглядываются, думая, стоит ли сбегать, но в итоге Анри лишь ближе подходит к Гостю, а Гость кладет ладонь на машину времени. Если что — они всегда успеют сбежать в будущее. Успеют же? Глыба замирает, после чего становится понятно, что глыба каменная лишь снаружи. Потому что в ней находятся вполне себе металлические двери — если обойти ее по периметру, по крайней мере, а потом эти двери начинают натужно открываться. Они ждут чего угодно: от инопланетян, до монстров, но в лифте (кажется, это лифт) лишь человек в светлых одеждах, который улыбается лучезарно в тот же момент, как видит их. Он слегка разводит руками, шагая к ним навстречу. — Добрый день, — произносит он, как будто это самая нормальная фраза, которая возможна сейчас. Гость на всякий случай проверяет эту штуку на своем ухе, которую собрал Анри для их приключения: в древней Иудее точно не говорят на французском. Даже Раф не всегда понимал многие шуточки на французском будущего, что уж говорить о чуваках, которые жили еще на два тысячелетия раньше и говорили на, э, на каком они языке говорили? Анри тоже стучит по своему траслятору, потому что вместо «Добрый день» он ожидает услышать что-то вроде «Кто вы?», «Что вы здесь делаете?» или, на худой конец, «Какого черта происходит». Но транслятор не врет. Человек им мягко улыбается, и они нервно улыбаются в ответ, кривовато растягивая губы. — Вы не заблудились? — спрашивает незнакомец, и Гостю кажется, что тут какая-то подстава. Возможно, они действительно не в том времени. Или не в том месте. Или… Откуда в нулевых годах вообще взялись лифты?! — Мы ищем Иисуса Христа, — проговаривает он быстро, чтобы не начать блуждать в собственных мыслях. — Ну знаете, тот парень, которого распя… а, забудьте, что я сейчас сказал. Незнакомец немного опускает голову, а улыбка у него как будто тускнеет, и Гостю кажется, что он сказал что-то не то. Нет, он действительно сказал что-то не то, но это же не повод реагировать так. — Так вы его не видели? — уточняет с педантичной вежливостью Анри и шмыгает носом. Незнакомец совсем опускает голову, а потом вскидывает ее, снова улыбаясь, и делает шаг вглубь лифта. — Вы его нашли, люди из будущего, — проговаривает он, лучезарно сияя, и им обоим кажется, что глаза его источают тепло. — Я Иисус. И я приглашаю вас в наш лагерь. *** Лифт маленький, и втроем в нем тесно, но, кажется, это не причиняет никакого дискомфорта Иисусу. Гость не уверен, что он планировал найти того вот так. Взять — и найти. В чертовом лифте посреди пустыни. О который он споткнулся. В этом было что-то… Что-то неправильное. Конечно, он рад, что они нашли Иисуса быстро, но серьезно, тут что-то не складывается. В начале новой эры не было таких технологий. Гость не силен в истории как таковой, но уверен, что лифтов там точно не было. И одежда была домотканая, и от волос Иисуса вряд ли пахло каким-то дурацким шампунем. Возможно, они все-таки промахнулись тысячелетием. — Можете задавать любые вопросы, — радушно предлагает Иисус, пока они едут вниз, и снова улыбается так, как будто они его лучшие друзья, и Гость рад бы быть с Иисусом лучшим другом, но это какой-то слишком подозрительный Иисус, и выглядит он не так, как на картинках. Это, наверное, смущает его еще сильнее, чем наличие лифта. — Где мы? — спрашивает Анри, чертов робот и ученый. — Вы были над Иерусалимом, — охотно отвечает Иисус. — А сейчас мы спускаемся в сам город. Анри кивает, как будто он что-то понял, и они переглядываются с Гостем. Гость не понял ничего. Кроме того, что Иерусалим точно не был под землей, если верить историкам. Он решает, что ничего не теряет. — А почему город под землей? — Сейчас уровень радиации уже спал, но еще пару веков назад человеку было сложно жить на поверхности, — выдает Иисус и мягко улыбается, почти что извиняясь за причиненные неудобства, и это точно неудобства — потому что какая радиация на заре человеческого рода? Какой к черту уровень радиации? Тесный, плохо пахнущий лифт (ужасно родной запах) останавливается, и они вываливаются из него в каком-то зале, который был бы похож на родные залы в будущем, которые занимают в основном богачи и некрофилы, и зал этот древний, как и катакомбы, в которых живут они сами. Только как будто — еще древнее. — Откуда на поверхности радиация? — спрашивает Анри, в котором просыпается ученый, и так никогда не засыпающий. Гость пока что лишь переваривает информацию. — Война, — пожимает плечами Иисус, и голос его печален, но звучит буднично и просто. Что может быть проще и понятней войны? — Война, — глухо повторяет Гость. — Война. Голод. Проблемы с экологией. Разрушено почти все. Я не знаю всей истории, это было слишком давно, — извиняется Иисус, — а Отец не показывает мне, что случилось тогда. — Насколько давно это было? — спрашивает Гость, у которого в голове шевелятся тени сомнений и которого оглушает нереальность происходящего. Может, они попали в параллельную реальность? Возможно ли это? И как это проверить? — Не знаю. Тысячелетие назад? Два? — Иисус пожимает плечами, и свободные одежды колышутся на подземном ветру. Они движутся к одному из коридоров, под створчатую арку. Вокруг лежат грудами камни, видна стертая мозаика древних сооружений и бетонные плиты. Это место напоминает Гостю об одном из заброшенных храмов, который он находил на родине, обустроенный в катакомбах, скрытый с земной поверхности. Иисус продолжает, как ни в чем не бывало, спускаясь на пару ступеней под арку и показывая, в какой люк им необходимо спуститься. На отвесной стене виднеются металлические скобы, по которым и придется спускаться. — Это было слишком давно. Сейчас об этом не помнит никто, да это и не особо интересно. Нужно смотреть в будущее. — В будущее, — хмыкает Анри, спускаясь следом за Иисусом. Голоса обоих доносятся с эхом. — Сказал бы я, какое будущее нас ждет… — Я увидел, из какого вы века, — снова печально начинает Иисус, и это не кажется странным — ему действительно печально от увиденного, и Анри, и Гость чувствуют это. — Меня радует… Меня радует, что впереди у человечества много хороших лет. Люди будут жить на солнце. Это звучит так, что перечить ему не получается. Туннель ведет глубоко вниз. *** У Гостя слишком много вопросов, но все они теряются за одним, самым большим: какого черта. Какого черта они в чертовом пост-апокалипсисе снова, какого черта об этом никто не знает в будущем, какого черта происходит, как история исхитрилась сделать так, что тысячелетия человеческой истории были утеряны. Иисус ведет их по светлым коридорам, и Гость не знает, насколько глубоко они под землей, но спускались они слишком долго, чтобы это было близко к поверхности. Он представляет, какую толщ земли нанесло за тысячелетия после этого, потом — как сложно отыскать эти катакомбы в их веке. Он понимает, что если строительство на поверхности начнется хотя бы через пару лет — то внизу искать не будет никто. А все, что было до этого — давно разнесено пылью. Старые города, древние цивилизации, воевавшие между собой… Наверное, если бы холодная война закончилась обычной — они бы в их году тоже жили бы сейчас под землей не только из-за кислотных дождей, но еще и из-за радиации. Наверное, они бы давно забыли, из-за чего воевали прошлые люди, и выживали бы как могли. Наверное, в этом всем есть логика, думает Гость, пока шагает по коридору за Иисусом, и ему впервые жарко в плаще. Ему даже в пустыне не было так жарко в плаще. — Вентиляция древняя, плохо работает, — поясняет Иисус. — К тому же, тут есть старые котельни и энергогенераторы, но они работают либо на максимуме, либо никак. Никто не знает, как это починить. Многие считают, что это дарованные Отцом чудеса, которые нельзя трогать. — Я могу починить, — говорит Анри и добавляет после насмешливого взгляда Гостя: — Попробовать. Я не знаю, какие у вас технологии. — Я думаю, что не стоит, — улыбается Иисус и кладет ладонь на руку Анри. — Но спасибо. По крайней мере, Иисус ведет себя, как положено Иисусу, и уже это ободряет Гостя. Если бы выяснилось, что Иисус на самом деле был лидером каких-нибудь бандитов — вот тут уже можно было бы начинать волноваться. Он, конечно, пока они шли, уже успел проверить — он исчез буквально на секунду, а потом появился прямо перед Иисусом, немного промахнувшись, и будущее, его настоящее, все еще стояло таким же, и вернулся во все те же подземелья и к Иисусу, который никак не выглядел, как Христос с фигурок и икон. Иисус от этого широко распахнул глаза и попросил повторить. Гость отказался, мотивируя тем, что в следующий раз, такими темпами, он может приземлиться прямиком в стену. Иисус со вздохом согласился. Они идут куда-то далеко, Иисус говорит, что это Верхний город Иерусалима — место бедняков и прокаженных. И долгие годы и столетия те, кого выгоняли сюда люди или нужда, действительно становились прокаженными. — Радиация, — кивает Анри, и это даже звучит логично, хотя в голове у Гостя все еще не укладывается, как такое может быть. — Большинство пророков тоже появились здесь, — улыбается Иисус. — Все еще радиация, положительный эффект, — говорит Анри и кивает для убедительности. — Или отрицательный, это уж как посмотреть. — Ты ведь тоже из бедной семьи? — спрашивает Гость, и он не то чтобы верующий, но как-то странно осознавать, что мессия, в которого верили тысячелетия, всего лишь неудачное смешение генов и радиационного фона. — Да, мои земные отец и мать с верхних уровней. Правда, не Иерусалима. — О, поверь, это мы знаем. — В будущем знают мою биографию? — удивляется Иисус, и звучит это так искренне, что Гость смеется. Похоже, ему все-таки придется смириться с тем, что история человечества немного не такая, какой он себе ее представлял. *** Оказывается, они прибыли немного рано. У Гостя достаточно смутные представления, когда будет «как раз», но у Иисуса очень неплохие отношения с Иудой (этот парень ему нравится, он не верит, что он может быть предателем), остальные апостолы отлично проводят время, и, в общем, если бы не центурионы, спасать Иисуса не было бы нужды. Просто он знает историю. Или нет. Сейчас Гость ни в чем не уверен. Они сидят в лагере Иисуса, вокруг очень много людей, прибивающихся к ним чуть ли не каждый день, и Гостю кажется, что не столкнись они с Иисусом лично, то никогда бы не приблизились к нему настолько. Вокруг Иисуса всегда много людей, они все хотят с ним пообщаться, его увидеть, дотронуться до него, и Гость уже оценил на себе этот эффект, как будто ты прикладываешься к неплохой выпивке или спасаешь мир, только у тебя при этом нет похмелья. Ему даже не хочется связывать эту его способность с радиацией, потому что на ум идут сразу все комиксы, что он читал, и считать Иисуса мутантом он пока что не готов, хотя это было бы забавно. В настоящем зомби, в прошлом мутанты, инопланетяне, видимо, будут в следующий пост-апокалипсис. Еще через тысячи четыре лет от его времени. Гость уже не уверен, честно говоря, что эту планету стоит спасать. Если люди действительно живут от одного апокалипсиса к другому — то в чем смысл? — Не думай так, — говорит Иисус и предлагает ему вино. Он вымотан, но сияет, и рядом с ним сидит Симон Зилот, и Петр, и Иоанн с Иаковом, и Иуда, и Гость понимает, что он всех их знает из какого-то глубокого детства, почти что родовой памяти. Трудно не знать этих ребят, когда ты живешь на этой планете. Они остались в прошлом на несколько дней, и Гость не жалеет. Здесь почти так же, как в будущем, только теплее и больше еды, и за тобой не гоняются зомби. Юный Фома спрашивает у него, кто такие зомби, и Гость только потом вспоминает, что лучше не трепать языком раньше времени. Кто знает, возможно, где-то после этого у них и зародятся идеи начать описывать свои похождения. Он смутно помнит, что Библия как раз и состоит из этих описаний. Он не хотел бы, чтобы его тоже включили. Иисус смеется и гладит его по руке, а потом гладит Анри, и говорит, что все будет хорошо, но только из-за того, что они увидели, не стоит отказываться от своих планов. Возможно, говорит Иисус, именно из-за этих планов будущее станет возможно. Иуда, сидящий на другом конце стола, фыркает и ухмыляется почти так же, как любит ухмыляться Гость, только более мрачно и тоскливо, и Гость почти готов признать, что он может быть предателем. Он уже успел услышать, что они ругаются с Иисусом постоянно, а еще что его подозревают в связях с официальной церковью. — А кто у вас во главе государства? — спрашивает его Симон и улыбается до ямочек на щеках. — У нас нет государства. — Анархия? — уточняет Симон. — Ага. Симон загадочно и торжественно смотрит на окружающих. — И вы выживаете? — спрашивает он, и Гость кивает, не понимая, что происходит. А что им остается делать? Симон торжественно поднимается, вскидывая руку с бокалом вина. — За анархию! Она все-таки наступит! Апостолы радостно гудят, и Гость закатывает глаза. На фоне этих детей они с Анри выглядят старыми, очень старыми. Анри в это время разговаривает с Иудой, он подсел к нему в самом начале вечера, и сейчас они дошли до тех выражений лиц, которое Гость узнает из тысяч других — два философа нашли друг друга, его друг на этот вечер потерян. Он оглядывается, смотрит на людей вокруг, смотрит на каменный потолок, в котором он видит следы проводки и стыки, благодаря которым работает свет, работает вентиляция, работает отопление, работает все, что может здесь работать, и удивляется, насколько же могучей была цивилизация, которая это построила, если прошло две тысячи лет, почти никто в этом мире ничего не понимает в механике, электричестве, ни в чем, что могло бы помочь им оживить технику, и она до сих пор работает и позволяет жить им. — Ты выглядишь задумчивым, — произносит Иисус рядом с ним и снова зачем-то его касается. Гость смотрит на его руку удивленно, а потом привычно улыбается. — Вино в голову ударило. Это лишь один из вечеров, которые они проводят в этом удивительном мире прошлого, в Иерусалиме, о котором в будущем никто ничего не знает. У Гостя ощущение, что он нашел Атлантиду. *** Анри садится рядом с ним уже ночью, уставший, но довольный, и рассказывает, какой Иуда чудесный собеседник, как они друг друга понимают, как здорово и замечательно, что они здесь очутились, и у Гостя ощущение, что Анри подменили, перепрограммировали, потому что его Анри никогда бы не стал бросаться такими словами, если только собеседник не действительно лучший из лучших. Гость, конечно, уверен, что плохих людей Иисус рядом с собой не держит, но он же помнит, чем все закончится, поэтому подозрительно относится к Иуде. Он все еще не знает, как будет предотвращать казнь Иисуса. Он не вполне даже уверен, что ее нужно предотвращать. Что изменится, если казни не будет? Человечество не узнает о великой трагедии? Человечество не будет иметь модель поведения, при которой любовь к ближнему выше собственного эгоизма? Он вспоминает, как Иисус появляется на экране телевизоров, как его лицо виднеется на плакатах — в прошлом они есть, есть они и в 2010, и в 2100, и в его настоящем. Все знают, кто это. Никто не знает, каков он. Что изменится, если Иисус не станет такой важной фигурой? Что изменится, кроме того, что он и его близкие люди не будут страдать? Он хочет переместиться в будущее, на несколько лет вперед, чтобы проверить, но что-то останавливает его, как будто Иисус подходит к нему и берет за руку с машиной времени, и качает головой, глядя на него тем взглядом, от которого Гость начинает его слушаться. Он исследует Иерусалим, он притаскивает одну из бомб, которые висят как груши на центральном рынке в клетке, и Анри долго закатывает глаза, а потом обезвреживает ее, потому что она действительно висела там заряженная. Он общается с теми, кого презирают апостолы, он общается с теми, кого любят апостолы, он шатается по улочкам этого города, перелезает по металлическим скобам, которые здесь везде, заглядывает в телевизоры, которые в основном транслируют древние хроники войн или фильмов о войнах, и ему хочется попасть туда, в далекое прошлое, но Анри качает головой — слишком ненадежно. — Я не уверен, что ты не застрянешь в прошлом, — говорит он. — Когда вернемся, я попробую сделать что-то более прочное. С большим диапазоном. Гость ухмыляется, глядя на него. — И тогда мне все-таки придется таскать батарейку для этой штуки в виде рюкзака, да? Анри недовольно двигает носом. — Знаешь, что я не понимаю? — спрашивает он. — Как тут все работает. Оно, кажется, уже должно было все рассыпаться. Я тут залез в местную проводку. Там труха. У меня на руках осталась труха — а лампа продолжила светить. — Может, запасные подводки? Или это была проводка от чего-то другого? Анри смотрит на него так, будто он его сейчас проклял, отрекся и назвал некомпетентным специалистом одновременно. — Я уверен. Понимаешь, это место не просто держится на честном слове и вере — тут в прямом смысле все работает чудом. Я не уверен, что те генераторы, о которых говорил Иисус вначале, действительно работают. Просто они их включили и считают, что они работают. На самом деле, тут ничего не работает. Оно не может работать столько времени. Какими бы мастерами не были люди прошлого — они все равно делали все из вполне понятных материалов. И у этих материалов есть свой срок годности. Это не две тысячи лет. Гость смотрит на него и знает, что Анри не стал бы ему говорить этого просто так. *** Они застревают в прошлом надолго. Они могут вернуться к себе в любой момент, но место выглядит настолько похожим на родные места, что уходить не хочется. Гость не отказывается от мыслей о том, чтобы спасти Иисуса. — Что бы ты ни задумал, — говорит ему Иисус, когда они остаются наедине, они часто остаются наедине, и Гость чувствует себя особенным, но он всегда чувствует себя особенным, поэтому присутствие Иисуса ему в этом не мешает, — что бы ты ни задумал, зачем бы ты не пришел в это время — не надо. Гость выгибает бровь, глядя на него с улыбкой. — И что же я, по-твоему, задумал? Иисус не улыбается, Иисус все реже улыбается, когда они остаются наедине. — Ты хочешь пойти наперекор воле Отца. Не надо. Я… — Иисуса внезапно бьет короткая дрожь, но он берет себя в руки. — Я знаю, что со мной случится. Я не знаю, когда оно случится, но знаю, что это — моя судьба. — Я не верю в твоего Отца, — говорит Гость. Иисус склоняет голову, признавая это. Они это уже обсуждали. — Он не нуждается в том, чтобы ты в него верил. Он просто есть, и у него есть на меня планы. — А на кого у него планов нет? — хмыкает не убежденный Гость. — На тебя есть. — Я не сомневался, — хмыкает он еще раз. — Но, знаешь, что? Мне плевать, какие у него на тебя планы, на меня планы, и вообще на эту планету, но я не вижу смысла в бессмысленных страданиях. В любых бессмысленных страданиях. Я вообще не вижу смысла в страданиях. Иисус слабо улыбается и смотрит на него, как будто он пытается бунтовать против стихии. Возможно, с точки зрения Иисуса, это действительно так. — И все-таки вначале ты именно уточнил. «Бессмысленных». Мы можем не знать Божественных замыслов, но разве он будет делать что-то бессмысленное? Вот скажи мне, что будет после того, как я умру? Гость отводит взгляд. Они впервые говорят об этом прямо. Они впервые касаются того, что Иисус действительно знает свое будущее. — Много чего будет, — говорит он, чтобы не выдавать ничего важного. — Мир от этого станет лучше? — Нет, — говорит Гость. Он искренне в это верит. Что стало лучше от того, что Иисус стал лицом этой международной вековой кампании христианства? Множество убийств во имя его? Множество бед, множество притеснений? Завоевания, крестовые походы, что еще, сколько еще? — Совсем ничего? Гость думает о тех людях в его веке, в прошлом, сейчас, кто доживает до утра только потому, что верит, что Бог поможет. Что впереди ждет светлое будущее, пусть и не в этом мире. О тех, кому знамя Иисуса придавало сил. Он думает о тех вещах, о которых не думал никогда, о которых начал задумываться только после того, как попал в лагерь Иисуса. Он упрямо повторяет «нет», и Иисус светло улыбается. Кажется, ему теперь не так страшно умирать. *** — Давай проверим, — говорит Анри, когда они оказываются наедине. — Давай проверим еще раз, если ты мне не веришь. Я, черт подери, не верю в бога, но это никак не объяснить, кроме как чудом. Гость устало вздыхает. Он уже устал от разговорах о Боге. О Боге, о богах, о чудесах, и ему даже не помогает, что Иисус, этот блядов мутант, действительно может их творить. Он не понимает, как. Это ненаучно. Иисус смешливо говорит ему, что для него магия — путешествовать во времени. Гость, разумеется, немедленно предлагает ему путешествие, но это слишком просто, чтобы сработать, поэтому увезти Иисуса из неприятного настоящего не получается. И теперь к нему приходит Анри и начинает объяснять, что чудеса существуют. С него хватит чудес. Он знает, что сегодня очередное собрание апостолов, и он хотел на него сходить, даже если его не пригласят, потому что — а вдруг это то самое собрание? Но у Анри свои планы на вечер. — Давай проверим, — соглашается Гость раздраженно, — как? — Я нашел один из этих генераторов. И знаешь, что? Это даже не техника! Это глыба камня, на которой вытесано, что это генератор. Ты понимаешь? Гость мотает головой. Окей, у Анри получилось его заинтересовать. Оставлять Иисуса ему не хочется, но… глыба камня? *** Они идут темными коридорами, периодически спотыкаясь о камешки и мусор, и очень хочется начать волноваться о зомби — он уже почти что соскучился по ним. Сколько они здесь? Месяц? Два? В какой момент они перестали следить за временем? Когда они доходят до нужного помещения (успев дважды заблудиться), собрание уже вовсю идет, и Гость с тоской думает о невыпитом вине. О выпитом он, правда, тоже думает так же, потому что сейчас в его теле бултыхается неплохой такой запас, потому что он не планировал никуда идти, тем более смотреть на какие-то там генераторы. Анри щелкает выключателем, и свет включается. Заливает комнату непривычно ярким светом. — А лампочка такая же, — говорит он торжественно. Гость не понимает. — Я просто решил, что свет будет ярче. Что свет должен быть ярче. И, понимаешь, это подействовало. Взяло и подействовало! Гость смотрит на него и щурит взгляд, потому что Анри выглядит непривычно взбудораженным. Даже сильнее, чем он обычно бывает, когда у него получается его очередное изобретение. — Совпадение? — говорит он вместо этого, но Анри только отмахивает. — Посмотри на это. Вот это называется генератором. Я потом спрашивал, и я даже нашел для сравнения другой. Он такой же. Их генераторы — выглядят вот так. Понимаешь. Вот так. Он тычет пальцем на квадратный камень, обтесанный со всех сторон и на первый взгляд выглядящий как корпус сложной техники. На нем есть необходимые стыки, какие-то циферки заводских показателей, что-то такое, что говорит, что это собранный генератор электричества. Пока не потрогаешь его рукой. Гость задумчиво оседает рядом с камнем, осматривая его со всех сторон. — Я не понимаю, — говорит он. — Это невозможно. Может, это просто, э, муляж настоящего генератора? — И поэтому мне пришлось вырубить двух центурионов на входе? — Тебе — что?!.. А хотя. Ладно. То есть… — Гость не может сформулировать ответ на вопрос, который задает себе все то время, что здесь находится. — Я не верю, что чудеса существуют. Может, это какие-то, э, специальные технологии, которые аккумулируют психотропную энергию, и… Он затыкается под взглядом Анри и признает, что все действительно полная херня. Они сидят над этим генератором, кажется, до утра. Потом идут проверять остальные. Оказывается, Анри за это время успел нарисовать карту с их расположением. Они обходят весь Иерусалим и — пропускают все. *** Когда они пробираются к очередному генератору, и Анри показывает ему очередной трюк с проводкой, которая при соприкосновении с воздухом просто рассыпается в пыль, они встречают множество людей на своем пути. Все взволнованы, все спешат куда-то, все ждут чего-то. Анри провожает их взглядом, а потом подзывает Гостя: — Какая удача, согласись, охрана настолько отвлеклась, что мы можем пройти, почти не прикладывая усилий! Гость с ним только соглашается. Он чувствует, как при этой тайне у него все внутри подбирается, он снова становится привычным собой. У него есть вкус к жизни, он может действовать. Утро, день, они заходят в очередную темную комнату и командуют: свет! Свет зажигается сам, без всяких выключателей. Это будоражит и это же нервирует. В этом есть что-то, что им обоим не нравится. Генератор в последней комнате такой же, как и во всех остальных. Он выглядит еще более неотесанным, чем три других, которые они видели до этого. Они все выглядят разного возраста. — Мне кажется, эти муляжи ставили, когда настоящий генератор приходил в негодность. Чтобы народ не волновался, — размышляет вслух Анри, пока Гость тыкает камень пальцем и пытается его вскрыть — вдруг все-таки настоящий? Это последний генератор. Они надеялись, что просто город подпитывается хотя бы от одного настоящего генератора. Но этот последний. Анри даже каким-то чудом получил настоящий план города, Гость еще не спрашивал, как, но он подозревает, что Иуда как-то в этом помог. — Я ничего не понимаю, — признает Анри, когда теории заканчиваются. — Но как же тогда оно работает? Как держится город? На чем? Все эти ветхие стены, весь свет, тепло, все, как город обеспечивает себя. На чем он держится? Ответ витает в воздухе, но он слишком нелеп, чтобы его произносить. Вместо этого Гость произносит то, что просится, хлопая генератор по боку. — Ни на чем. Этот город должен разрушиться не сегодня-завтра. И свет в комнатке мигает, а потом выключается, а пол под ногами — начинает шататься. Гость успевает лишь схватить Анри и нажать на кнопку, чтобы исчезнуть за секунду до того, как потолок обрушивается на них. *** Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух. И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим. Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий. (Евангелие от Матфея, глава 27)