До самого заката

      Она держалась за горящую щеку. Все эмоции в голубых глазах медленно начали покрываться толстой корочкой льда из-за обиды, выжигающей легкие, словно пожар, охвативший сначала одно дерево, затем второе, а после и весь лес.       Не было слез. Только отчетливое неверие от того, что подобное вообще произошло. Зрачки двинулись, захватывая своей целью дрожащую ладонь, повисшую в воздухе. Удар был сильным. Об этом говорила не только покрасневшая кожа щеки, но и кожа ладони, которая нанесла его.       Звенящая тишина, прерываемая только рваным дыханием человека напротив, была нарушена лишь после того, как она расправила плечи.       — Я… про…       Голос. Хриплый. Надломанный. Раньше вызывал мурашки, разносящиеся по пояснице. Сейчас был отвратителен. Хотелось зашить рот, чтобы никогда его больше не слышать.       — Я не знаю, что на меня нашло. Прости, Кларк, прошу прости, — ударившая рука накрыла ее руку, все еще прижимающуюся к щеке.       Противное касание. Хотелось отстраниться. Взвыть. Ударить в ответ. Однако сил не было ни на что, кроме как смотреть уже перед собой. Даже не в потемневшие хвойные глаза, искрящиеся виной и страхом, а просто в пустоту, ибо только там было спасение.       — Кларк, скажи что-нибудь, — вторая рука накрыла ее щеку и чуть повернула ватную голову на себя, желая наладить зрительный контакт.       Но она не могла сказать. Впрочем, все шло к этой минуте. Агрессия, витавшая в воздухе последние несколько недель была столь явной, что порой хотелось спрятаться. Она знала, что в какой-то момент грань дозволенного сотрется, и Лекса сорвется. Знала и покорно ждала, мысленно очерчивая себе рамки, что, если Лекса сорвется на нее, она уйдет.       Кларк не была слабым человеком. Не желала отворачиваться от той, с которой боролась всю жизнь, не желала просто сдавать в утиль все года, которые они знали друг друга. Впрочем, Кларк никогда не была и человеком, который прощал плохое отношение к себе, включая и какое-либо негативное физическое взаимодействие.       У них был сложный период. Волосы Кларк только недавно отросли до той длины, когда ей самой бы нравилось. Они прошли многое. Каждый справляется с подобным по-своему. Но Кларк никогда не сможет понять, каково это: сорваться из-за таблеток на того, кто отсрочил свою смерть на непонятный срок.       Она еле нашла в себе силы, чтобы сделать шаг назад. Внезапно ее бросило в пот, а внутри все завертелось от подступившей тошноты. Ощущение, будто бы она снова переживала последствия химиотерапии.       Лекса сделала шаг к ней и потянула руки, но Кларк отступила вновь.       — Не приближайся ко мне, — беззлобно и, даже, безэмоционально прошептала она.       — Кларк… я прости, просто тяж.       — Нет, — твердо перебила Кларк. — Мне осточертели твои оправдания.       — Я люблю тебя, Кларк! — в сердцах выкрикнула Лекса, яростно сжимая кулаки и вновь приближаясь к ней.       — Нет, — с болезненной усмешкой ответила ей она.       — Что?       — Не любишь.       — Что ты такое несешь?! — гнев вновь начал волнами расходиться по телу, вынуждая челюсти сжаться от напряжения.       — Ты любишь себя, и то, сейчас, я бы с этим поспорила, — Кларк не знала, как находила слова. В голове было пусто. — Но меня… не-ет, Лекса, меня ты не любишь.       — Хват…       — Тебе удобно было убедить себя, что ты любишь меня, — настойчиво, но очень тихо она продолжила, смотря строго перед собой. — Ты не могла бросить меня, когда я болела, потому что считаешь себя хорошим человеком и думала, что ты так делаешь лучше. Но нет. Ты — злой человек, потому что ты не смогла себя до конца убедить, что любишь меня и пока я боролась за жизнь ради тебя, — она на секунду взглянула в темные глаза, — ты не была рядом со мной. Ты вернулась к своим таблеткам, пропадала, пока я еле доходила до туалета, когда меня рвало. С каждым днем ты убеждала себя в том, что любишь меня. Но нет, Лекса, — Кларк чуть приподняла подборок, — ты любишь все, кроме меня. И осталась ты со мной только из жалости и фантомного чувства, потому что раньше любить меня было хорошо, а потом стало проблемно, но так просто ты не смогла меня бросить. Как и свою зависимость.       — Что ты… боже, Кларк, что ты несешь?! — в негодовании взревела Лекса. — Я люблю тебя! Я не злой человек! Я твой человек! И все, что ты сказала — полная херня!       — Ты злой человек, — вновь повторила она, тихо и холодно, — и не мой человек. Потому что, когда злость охватывает, так, что хочется крушить, ты не останавливаешься передо мной. Ты крушишь меня, хотя, когда человек твой, когда ты его любишь, ты не посмеешь его покрушить.       — Ты… что, блять, несешь такое?! — ярость, вспыхнувшая в хвойных глазах, была отчетливой. Яркой, как вспышка молнии, и такой же громкой, как рокочущий гром.       Было быстро. Снова. Ее рука вновь опустилась на ее щеку с громким хлопком, принося новые волны боли. Физической. Внутри Кларк давно перестала испытывать боль.       Голубые глаза вновь уставились на Лексу, однако рука в этот раз не потянулась к коже лица, чтобы хоть как-то остудить жар и умерить боль. Она просто стояла и смотрела на нее, зная, что права.       А Лекса… она была не в состоянии принять этого. Она была не в себе из-за зависимости, которая вновь охватила ее. Без тени жалости, Кларк несколько секунд наблюдала, как Лекса согнулась, хватаясь за колено и морщась от, наверняка, жуткой боли.       Оставаться здесь она была больше не намерена. Собирать вещи Кларк тоже не собиралась. Она просто обошла полусогнутую Лексу, одергивая рубашку шелковой пижамы, сняла с крючка куртку и быстро обула кроссовки на голые ноги.       Застыв у двери, она прохрипела то, что крутилось у нее в голове:       — Ты злой человек, но я не твой человек. Найди его, Лекса, и тогда, быть может, ты будешь счастлива.       — То есть ты хочешь сказать, что ты — хороший человек? — с язвительной усмешкой, не отрываясь от своего колена и не оборачиваясь, бросила Лекса.       — Нет, — нажав на ручку и толкнув дверь плечом, уверенно ответила Кларк. — Мы все злые люди. И каждому из нас нужен свой человек, чтобы его не покрушить даже когда охватывает злость.       — То есть ты хочешь сказать, что я для тебя была тоже не твоим человеком? — Лекса не переставала плеваться ядом, стараясь умерить свою боль массажем.       — Я тоже злой человек, но ты была моим человеком, в то время как я твоим нет. Прощай, Лекса.       И Кларк вышла из квартиры, закрыв за собой дверь. Она услышала истошный крик, который раздался за ней, пока ждала лифт. Впрочем, ни один мускул на ее серьезном, сером лице не дрогнул, а внутри не появилось желание броситься обратно и молить все построить заново.       Означало ли это конец?       Кларк не знала. Но когда двери лифта за ней закрылись, и она тронулась вниз, Кларк была отчего-то уверена лишь в том, что была неправа только в одном.       Она была человеком Лексы, как и Лекса ее. Просто встретились они намного раньше положенного времени, разрушая планы Судьбы на них.       И если она права в этом, то они еще встретятся. Когда будет падать снег, они посмотрят друг на друга, перебитые и изничтоженные, и вспомнят этот вечер. И либо разойдутся, сделав вид, что не знают друг друга, либо построят на давно забытом пепелище что-то новое и прекрасное.

***

      Она сидела на бело-желтом песке и смотрела, как волны пытаются медленно добраться до ее ног. Рассвет был восхитителен. Первые лучи солнца, медленно касались глади воды, освещая мир и побуждая просыпаться жителей планеты. Но она знала, что скоро отправится вместе с закатом, в другой мир. Мир, где не было боли, где не было ничего и была лишь пустота и звезды. Яркие, одинокие звезды в кромешной тьме. В скором времени, она собиралась стать одной из этих звезд.       Ветер мягко обдувал ее лицо и игрался с локонами. Однако ее уединение было прервано.       Рядом кто-то медленно опустился.       — Он вернулся? — Кларк не вздрогнула от давно забытого голоса, отчего-то заранее зная, кто потревожил ее сокровенные минуты одиночества.       — Для чего спрашивать, если ты знаешь? — тихо спросила она, не отрываясь от созерцания рассвета.       — Ты написала письмо.       — Не только тебе.       — Но пришла только я.       — Но пришла только ты.       На лице почему-то появилась счастливая улыбка. Тогда, много лет назад, стоя в лифте, она не была уверена в том, что является человеком Лексы, но сейчас, ее мысли подтвердились.       — Ты написала каждому, чтобы они не приезжали? — в хриплом голосе прослеживались нотки грусти.       — Считаешь это эгоистичным?       — Не знаю, — честно ответила Лекса, чуть поворачивая голову и смотря на профиль Кларк. — Думаю, многие бы хотели провести с тобой время перед… ну…       — Да, но словесный запрет можно легко нарушить, — она дернула плечом и повернула голову, смотря в светлые изумрудные глаза. — Ты нарушила.       — Я всегда нарушаю твои запреты.       — Да, — Кларк мягко улыбнулась, — и сейчас я даже рада этому.       — Сколько? — вопрос дался с трудом, Кларк видела это и понимала, что это нормально, ведь она уже смирилась, но другие, скорее всего, нет.       — Пара месяцев от силы.       Они смотрели друг на друга. И если Кларк вглядывалась в лицо Лексы с неким умиротворением, то Лекса будто бы старалась запомнить каждое очертание.       Лекса медленно поднялась с песка и протянула руку Кларк. Та без слов ее взяла и встала за ней, мягко улыбаясь.       — Тогда проведем эти месяца так, чтобы ты ни о чем не жалела, — твердо сказала Лекса, а ее глаза светились уверенностью, покрытые дымкой печали, которую она старательно пыталась скрыть.       — Как ты меня нашла? Я не писала, где нахожусь, — легко спросила Кларк, не убирая руку из такой родной руки.       — Это было сложно, — Лекса впервые за время их разговора широко улыбнулась, — но ведь помимо того, что я злой человек, так я еще и твой человек. Я найду тебя даже среди звезд после заката.       — Ты будешь той пустотой после заката, в которой будет светить звезда, — сделав шаг к Лексе, прошептала Кларк.       — Одна единственная звезда, которая будет ждать свою пустоту, — нежно проведя по бледной щеке, пробормотала она.       — Мне так страшно…       — Знаю. Но я рядом. До самого заката.