Акварели

***

— Скажи мне, что ты это не серьезно, – Наташа не спрашивает, мольбы в ее голосе – как в нем человеколюбия после всех тех свор и стычек за дележку территории на окраинах Петербурга. Наташа ждет четвертого ребенка и слова о том, что она всего лишь недовольна его очередным исчезновением из дома, ничтожны для полноценного отражения всей ситуации. Хотя, справедливости ради, в этот раз он предупредил. — Я в Японии, mon cher. Насколько долго – не известно, да и… …да и не стоит говорить, что и в этот раз его начальник – достаточно страшный человек. Что александровское хваленое «китайское проклятие», которым он пугал зачатки французских группировок в границах балтийского порта – это не самое ужасное, что может случится с человеком по вине одной только природы. Что побег был далеко не спонтанным, как двадцать три до него – да и не все их Ната застала, будучи за ним замужем – а продуманным ходом во избежание расправы над ним со стороны тех же французских друзей, прикормленных щедрой русской рукой. Нужно было потянуть время, переждать, да может, заработать с этой вылазки. Михайлович гениален от безумства, но все их «крысиные разведки» простроены четко, а финансов на аренду всякой глазоотводящей дряни больше, чем хватает. — Тебя посадят еще и в Токио. А потом привезут и посадят еще и дома. Великолепно. — Сегодня Йокогама, душа моя, но ты в целом, может статься, права. — Мне вредно переживать, я позвоню тебе позже. — Ты десять лет как переживаешь, - он не может не усмехнуться. Его Натали заглушает собой остальной мир. В том числе и тот, где он сейчас находится: разномастные лица его нынешних подельников – безумные, безучастные, незаинтересованные… Их неразборчивое бормотание или взрывы надрывом неправдоподобного, отрепетированного хохота. Как много человеческого ресурса нужно для гениальных планов таких же гениальных криминальных авторитетов. — Дай Саше подзатыльник, он наверняка опять пропустил свое дзюдо. — Не ходит ровно с момента, как ты уехал. — А девочек от меня поцелуй. Я вернусь к вам. Он обрывает звонок ровно в тот момент, когда где-то над головами разносится агонический, уже не имеющий ничего с человеческим общего, надрывный вопль. Михалыч снова решил поэкспериментировать с человеческим сознанием на ком-то из ударной группы: мол, они крепче бухгалтеров. Саня решает, что не хочет знать, на ком именно. И все же догадки лезут сами собой. Когда он, чисто автоматически обводя взглядом помещение временного размещения, не находит на облюбованном месте бедового почитателя начальства, на заросшем короткой щетиной черепе проступают холодные мураши. Он не знает, что будет говорить, если – когда – Натали спросит, что сталось с ее охренеть каким дальним, племянником тетки двоюродного брата ее крестного ее племянника. Можно подумать, на эту тираду он сможет выдать хоть что-то вразумительное.