Чьё-то горячее дыхание опаляло кожу на шее. Горло до боли пересохло, и отчаянно хотелось пить — не важно, оставшееся в тёмной бутылке красное вино или воду из-под крана. Левая рука нещадно затекла и едва ощущалась мелкими острыми иголками.
Воспоминания о прошедшей ночи ураганом пронеслись в голове, стоило Дамиано открыть глаза. Белый потолок гипнотизировал узором из мелких лампочек, пока он внимательно рассматривал обстановку не своей спальни. Он помнил, как внезапно — против своего же согласия — начал рассказывать Сандре о себе. Дамиано не хотелось этого делать, и пока внутри него происходила борьба, ведь краем затуманенного выпитым вином сознания он понимал, что брюнетке это не нужно знать, он рассказывал ей абсолютно всё. И как едва не покинул группу, за одну ночь поняв, что не справляется с нагрузкой; и как практически каждый день ссорился с Викторией, почему-то медля и боясь попросить у неё прощения; и как впервые ощутил, насколько бессмысленна его жизнь.
Дамиано избегал разговора о Марлене, да и Сандра старалась даже не поднимать эту тему. Она понимала, что всего рассказанного им ранее хватит, чтобы иметь малейшее представление о произошедшем. Лезть к Дамиано в душу, нанося болезненные удары словами и лишними вопросами, Сандра не хотела — видела, насколько тяжело ему рассказывать об угасшей надежде.
Под утро они замолчали. Сандра перебирала шоколадные волосы Дамиано, спутавшиеся после тяжёлого дня, пока он сам, положив голову на её колени, наблюдал за пробивающимся сквозь темноту рассветом. Неожиданно для себя он чувствовал самое настоящее спокойствие внутри себя — которое он уже давно забыл. Ощущая лёгкие прикосновения её пальцев, Дамиано удивлённо понимал, что не хочет представлять на её месте Марлену.
Пока спящая Сандра обнимала его, уткнувшись носом в шею и щекоча кожу на груди рассыпавшимися тёмными волосами, Дамиано думал, стоит ли вообще гнаться за Марленой — она ведь не была рада его внезапному появлению. Он едва сдерживался, желая разгадать всю ситуацию, но Марлена — что в видениях, что в настоящей жизни — ещё сильнее всё запутывала. Решив пустить всё на самотёк и первым делом окончательно помириться с Викторией — Дамиано чувствовал срочную необходимость объясниться перед ней, — он выпутался из объятий Сандры.
Виски болезненно ныли от очередной бессонной ночи и кружащихся вихрем тяжёлых мыслей. Цветастая рубашка смятым комом выделялась на фоне мягкого ковра. Чуть прихрамывая из-за внезапно вспыхнувшей огнём боли в порезах на ступнях, которые спустя несколько часов только начали затягиваться, Дамиано направлялся в ванную комнату, захватив с собой мятую одежду.
Холодная вода приятно ощущалась разгорячённой кожей. Пропуская прозрачные капли сквозь пальцы, Дамиано рассматривал красноватые трещины на тыльной стороне ладоней. В ярком холодном свете ранки казались ему кровоточащими; отчего-то создавалось ощущение больничной палаты — не хватало лишь запаха лекарств.
Набрав полные ладони холодной воды, Дамиано умылся. Влажные волосы неприятно прилипли ко лбу, глаза резало от бессонных ночей. Из отражения зеркала на него смотрел совсем другой Дамиано — которого он ненавидел. Покрасневшие белки глаз с лопнувшими капиллярами оттеняли медовую радужку, придавая ей похожий на алый цвет. Лицо осунулось и заострилось, под глазами залегли глубокие синие тени — следы его настоящего состояния, в котором он погряз с головой. Ни одна из попыток выбраться из болота, в котором Дамиано тонул, не увенчалась успехом.
Далеко не трёхдневная щетина едва ли могла спрятать впавшие щёки. Пересохшие и потрескавшиеся губы стали ещё тоньше и бледнее, ключицы и рёбра — ещё острее, словно из Дамиано пропала жизнь. Он смотрел на своё отражение и ненавидел его.
Ненавидел за то, что самостоятельно себя довёл до такого состояния. За то, что не знает, как теперь выбраться и сможет ли вообще выкарабкаться из него. За то, что продолжает искать виноватых — хоть Викторию, хоть Сандру, хоть Марлену.
Накинув рубашку и даже не застегнув её, Дамиано влажными ладонями пригладил непослушные волосы и в кармане брюк нашёл полупустую пачку сигарет и зажигалку. Сандра всё ещё спала, когда он вернулся в спальню. Оставаясь в одном нижнем белье, она обхватывала себя руками, пытаясь согреться, — до этого ей было тепло от исходящего от тела Дамиано жара.
Он замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Где-то глубоко внутри сочилась искренняя нежность по отношению к Сандре — было странно чувствовать себя внезапно живым из-за прилива тепла. Сандра — такая же незнакомка, как и Марлена, с которой он неосознанно всех сравнивал. Дамиано немедленно задался вопросом: почему он испытывает такие чувства к Марлене, а не к Сандре, которая помогла ему немного разобраться в себе?
Порывисто поцеловав Сандру в лоб, он накрыл её пледом. Сандра тут же расслабилась, раскидывая руки и утыкаясь носом в подушку. В спальне царила ванильная духота, которая уже не казалась Дамиано такой уж приторной и тошнотворной. Он старательно выкорчёвывал из своих лёгких аромат сочных спелых абрикосов, заменяя его на сладкие ванильные духи Сандры.
Выдыхая сигаретный дым, Дамиано медленно шагал по давно проснувшимся римским улочкам. Обеденное солнце заливало дороги, и люди скрывались за тёмными очками, торопясь кто куда. Золотые лучи путались в шоколадных волосах Дамиано, и он щурился, когда свет попадал в глаза, на мгновение ослепляя. Никто не обращал на него внимания, а сам Дамиано смотрел на свои покрывшиеся пылью чёрные ботинки, которые тяжело опускались на брусчатку.
Отгоняя навязчивые мысли о Марлене, он задумался о Виктории. Насколько сильно она злится на Дамиано? Получила ли она его сообщение? Простит ли?..
Несмотря на внешнюю взбалмошность и видимую легкомысленность, Вик была слишком рассудительной и серьёзной. Именно к ней Дамиано обращался за любой помощью, потому что знал — она всегда поможет, даже если придётся переступить через себя. Виктория была той, кто остужал мысли Дамиано и давал нужные советы.
Дамиано не раз срывался на ней — знал, что простит. Не раз грубил и повышал голос, демонстрируя темперамент, и Вик, хоть и временами отвечала ему тем же, всегда прощала его, иногда извиняясь первой, чтобы помириться. Но теперь Дамиано всё же сомневался, что у них получится вернуть дружеские отношения.
Он боялся потерять Викторию. Никто из знакомых и друзей — даже Итан и Томас — не был настолько близок с ним. В Вик Дамиано видел родственную душу, о которой он мечтал, будучи подростком. Он знал, что, расскажи ей всю историю, Виктория обязательно даст дельный совет, хоть перед этим в любом случае скажет какую-нибудь колкость.
Дамиано не заметил, как за очередной выкуренной сигаретой ноги сами привели его на набережную Рима. Средиземное море едва слышно шумело, покрывая лазурью влажный песок. Давид устало выдохнул, бросив окурок в урну, и снял грязные ботинки, кожа которых, казалось, впитала пыль улиц. Температура постепенно снижалась, и песок уже не был таким тёплым, как неделю назад. Не заботясь о порезах, он, держа в руках обувь, зашагал к кромке моря.
За спиной своей жизнью дышал город, наполняя воздух запахами выпечки, смесью парфюма и шумом прохожих. Дамиано казалось, что между ним и Римом есть прозрачная стена, сквозь которую едва ли доносились звуки улиц. Пляж пустовал, к удивлению Дамиано, и он, облегчённо расправив плечи, вдыхал солёный запах моря.
Волны лизали его раненые ступни, но он не чувствовал боли — лишь приятную морскую прохладу. Брюки стремительно намокали и неприятно липли к ногам, стоило Дамиано пройтись вдоль берега. Вновь закуривая очередную сигарету, он выдохнул, резко повернувшись к девушке, что стояла позади.
— Привет, — Марлена смотрела на него как ни в чём не бывало своими малахитовыми глазами.
Солёный ветер наполнился ароматом сочных абрикосов. Медные волосы поглощали золото солнечных лучей, становясь ещё ярче. Марлена вновь куталась в свой вязаный кардиган, рассматривая татуировку Дамиано в области солнечного сплетения.
Он молчал, переведя взгляд на ясное небо. Видя её рядом, он боролся с ураганом мыслей, захвативших его голову. Дамиано почему-то решил, что он вновь спит. И игнорировать Марлену, хоть и во сне, было легче, чем пытаться что-то у неё узнать.
— Посмотри на меня, Дамиано, — её голос сорвался в резком порыве ветра, — пожалуйста.
Было невыносимо — слышать её голос и видеть её отражающие солнечное золото глаза, но не иметь возможности коснуться. Дамиано тут же забыл обо всём — о мужчине, с которым она живёт; о произошедшем ночью; о Сандре и Вик, к которой он собирался пойти, а перед этим немного проветрить голову.
Марлена дурманила одним своим появлением. В мыслях Дамиано была лишь она — её медные волосы, блестящие яркими всполохами, и малахитовые глаза, глубину которых едва ли можно было познать. Марлена из снов ассоциировалась с миром, где всё настолько просто, что нет подвоха. Она стала для Дамиано синонимом детства, в котором он срывал в саду перезрелые абрикосы, которые таяли во рту и сочились стекавшей по рукам сладостью.
Дамиано не знал, куда деть глаза. Он чувствовал буравящий грудь малахитовый взгляд и едва ли сдерживал себя в руках. Воспоминания о ночи, когда Марлена с такой пустотой в глазах просила его уйти, были слишком яркими и болезненно отдавались в области сердца. Кровь замедлила свой ход, и время, казалось, остановилось, когда Дамиано всё же перевёл взгляд на Марлену.
— Привет.
Его хриплый голос звучал настолько холодно, что он сам не ожидал этого. Выражение лица Марлены тут же изменилось — из непринуждённо-приветливого стало мрачно-уставшим. Дамиано осторожно выдохнул, нервничая, — всё же не знал, к чему приведёт разговор.
— Я хотела извиниться за сегодняшнюю ночь, — Марлена опустила взгляд, рассматривая мелкие влажные песчинки, которые съедало лазурное море. — Просто… всё так не вовремя.
Дамиано хотелось кричать. Ему казалось всё настолько простым — сесть и поговорить, всё обсудить и понять, что за сны он постоянно видит с Марленой и к чему они приведут, — что он сходил с ума. Хоть это и казалось слишком подозрительным и явно ведёт к сложностям, всё же найти ответы было необходимо. Дамиано после прошедшей ночи эгоистично думал, что ему плевать на Марлену и всё происходящее с ней, — главным было узнать, почему именно с
ней он видит себя таким счастливым, пусть даже и во снах.
— Я знаю, что ты сорвался в Ладисполи из-за видения, — Марлена подняла на него глаза, и Дамиано заметил под ними глубокие тени. — Я тоже вижу эти отрывки и не могу сопоставить с реальностью.
Её голос поглощал шум прибоя. Дамиано казалось, что из Марлены медленно уходят силы. Малахитовые глаза за секунду потеряли яркую окраску, а кожа стала бледно-серой; медные волосы потускнели и перестали блестеть.
— Знаешь, ночью я получил ответы на все свои вопросы, — Дамиано достал очередную сигарету и зажигалку, прокручивая их между пальцев. — Думаю, на этом можно поставить точку и перестать обращать внимание на эти чёртовы видения.
Затянувшись, он ощутил горечь на языке и жар в груди. Марлена смотрела на него, поджав побледневшие губы. Внезапно Дамиано понял, что жизнь окончательно разделилась на «до» и «после». Вылетевшие слова уже нельзя было вернуть. Он задержал дыхание, чувствуя, как горят лёгкие.
— Наверное, ты прав, — малахитовые глаза зажглись болью. — Было глупой случайностью думать, что в этих видениях есть какой-то скрытый смысл.
Дамиано кивнул, чувствуя зияющую дыру в груди. В данный момент он ненавидел не только себя за свои же слова, но и Марлену, так быстро с ним согласившуюся. Он жил желанием найти ответы, и когда это почти удалось, сам всё испортил.
Марлену он возненавидел прошлой ночью, когда увидел рядом с ней довольно неприятного мужчину. Возненавидел за то, что дала ему призрачную надежду на лучшую жизнь. За то, что сама отняла эту надежду и растоптала в пыль. За то, что решила не бороться за правду, отпустив всё. Для Дамиано в миллион раз было проще, если бы Марлена сказала, что ничего не знает. Но она продолжала держать его на невидимом поводке, словно издеваясь.
Взгляд Марлены коснулся шеи Дамиано — порыв ветра взлохматил его шоколадные волосы, открыв кожу с отметинами, оставленными Сандрой, — и тут же окончательно потух. Мир был словно старый чёрно-белый телевизор, теряющий звук и картинку. Воспроизведение замедлилось, когда Дамиано сделал шаг назад.
Несмотря на яркое полуденное солнце, море внезапно стало бушующим. Вдалеке слышался его громкий шум, волны начали подниматься, опускаясь к берегу белой пеной. Морская лазурь лизнула ступни Дамиано, и он ощутил себя по-новому. Он был рад, что Марлена увидела следы, которые явно отпечатались в её памяти, — он злорадно усмехнулся, когда она мысленно пересчитывала оставленные Сандрой засосы, и затянулся. Марлена должна была увидеть, что он уже не нуждается в ней так, как ей могло показаться ночью в Ладисполи. И Дамиано было плевать, что это не так.
Он отчаянно нуждался в её руках — был уверен, что видения приходят к нему не просто так, а подготовить и научить. Дамиано отчаянно желал быть рядом с ней — чувствовал, что так будет правильно для них обоих. Кто-то увлечённо играл их судьбами, сталкивая и направляя на нужный путь, но Давид решил всё делать по-другому.
И первым пунктом было заставить Марлену искать ответы. Возможно, именно сейчас она развернётся и навсегда исчезнет из его жизни, оставив оставив памяти взмахи медных волос и аромат сочных абрикосов. Тогда Дамиано будет изредка вспоминать Марлену и считать её самым настоящим призраком. Возможно, именно сейчас она останется и решит переубедить его. Тогда Дамиано будет рядом с ней, станет рыцарем и защитником.
Однако Марлена молчала, переведя взгляд на море. Резкие порывы ветра — под стать её изменившемуся настроению — заставили вязаный кардиган вновь сползти с её плеч, обнажая бледную кожу. Она сложила руки на груди, пока медные волосы ярко развевались.
— Ну, — Дамиано бросил окурок в море, ни о чём не заботясь, — мне пора.
Марлена вновь перевела лихорадочно блестящий взгляд на Дамиано. Он уверенно смотрел на неё, внутри заживо сгорая. Пути назад уже не было — и было проще оставить всё как есть, чем пытаться выбраться из всё сильнее затягивающего их обоих болота.
— Твоя девушка уже заждалась тебя.
Дамиано впервые за долгое время улыбнулся — так по-настоящему искренне. Марлена поправила кардиган и, не прощаясь и больше не смотря на Давида, медленно зашагала в сторону шумных улиц Рима, смешиваясь с толпой. Дамиано отчего-то не последовал за ней — был уверен, что скоро им вновь предстоит встретиться.
Он был рад, что Марлене не плевать на происходящее. Её реакция доказала это сильнее, чем любые слова. Она злилась, понимая, что Дамиано может быть увлечён Сандрой, однако чувствовала прочную связь с ним. Злилась на себя, что не может рассказать ему о своей жизни в мельчайших подробностях, потому что ни в чём не уверена — ни в себе, ни в его реакции. Злилась, потому что сама ничего не понимала и не могла дать ему внятный ответ. И к тому же свалившиеся на голову Марлены проблемы, от которых она сбежала из Ладисполи в Рим, требовали скорейшего решения.
Дамиано тут же захотелось догнать Марлену, объяснить, что она всё не так поняла, выставить себя глупцом. Но его другая сторона — тёмная, которая внезапно проснулась и твердила, что Марлена не должна быть рядом, ведь именно из-за неё он тонет и боится полностью заточить себя в таком состоянии — говорила, что она сама должна всё понять. Дамиано сделал несколько шагов ей навстречу, а она, будто захлебнувшись в неизведанном страхе, отступила назад, не давая ни себе, ни ему что-либо понять.
Вряд ли бы он смог забыть её взгляд — сочащийся нестерпимой болью, будто Марлену заживо сжигали, одновременно выворачивая внутренности наружу. Дамиано злился на себя за то, что позволил ей уйти и бросить все попытки узнать, почему он видел её — ещё прекрасную незнакомку — в своих снах. Но одна мысль всё же свернулась чёрным клубком в его сердце — он сделал ей больно, так же как и она ему, растоптав последнюю надежду.
Дамиано направился домой — как минимум, необходимо было принять душ и узнать, где можно найти Викторию. Первый шаг к новой, совершенно другой жизни — перемирие с Вик. Дамиано, наконец, осознал, что никакая девушка — хоть Марлена, хоть Сандра — не сможет заменить её. И даже если ему продолжат приходить видения, Вик первой должна об этом узнать.
Не различая лица людей, смешавшихся в единое серое пятно, Дамиано медленно шагал по римским улочкам, сосредоточенно размышляя, с чего начать разговор с Викторией. Он мысленно называл себя трусом — боялся, что Вик даже не будет слушать его глупые оправдания. Дамиано вздрагивал каждый раз, когда слепящее солнце, то и дело заходящее за огромную тёмную тучу, выхватывало своими лучами чьи-то медные волосы, и тут же прятал глаза, не желая видеть Марлену, — во всяком случае, пока не помирится с Вик.
Звенящая тишина оглушала, стоило Дамиано попасть к себе домой. Тяжёлый воздух, насыщенный его переживаниями, не давал нормально дышать. В груди жгло до того момента, пока он не открыл окна нараспашку, запуская в спальню уличный шум. На полу сверкали осколки, окрашенные засохшей кровью. Осторожно их переступая, Дамиано подключил мобильный к зарядному устройству, и разбитый экран замерцал, оповещая о новых сообщениях.
На ходу сбрасывая с себя одежду, Дамиано направился в душ — было жизненно необходимо освежиться. Холодные струи воды остро впивались в разгорячённую смуглую кожу, смывая накопившуюся усталость. Мыльная свежесть наполнила душевую кабину, помогая дышать полной грудью. Дамиано смывал с себя всё — мысли, свинцовой тяжестью осевшие в голове, воспоминания, нещадно душившие, осколки разбитой надежды и злость.
Дамиано знал, что уже ничего не будет прежним. Он окончательно сломался ночью — там, в Ладисполи. Весь придуманный им мир рухнул в одно мгновение, когда увидел Марлену — совершенно другую, а не ту девушку из его сновидений. Настоящий мир больно ударил под дых, забирая возможность дышать полной грудью. Дамиано сам никогда не сможет стать собой — тем, кто ещё полгода назад глупо шутил, пытаясь рассмешить Вик после очередной мелкой ссоры. И пока в его жизни не появилась Марлена, в груди теплилась мелкая искорка надежды — что он сможет, он обязательно выкарабкается и станет прежним.
Реальность обрушилась на Дамиано ледяной водой. Призрачная погоня вряд ли вообще была удачной идеей — теперь он прекрасно это понимал. Надеяться на чужого человека — слишком глупо. Дамиано казалось, что всё произошедшее за последние дни — не более, чем странный сон после большого количества выпитого крепкого алкоголя.
Подставляя лицо под ледяные струи душа, он задержал дыхание и мысленно начал считать, насколько его хватит. Лёгкие быстро начали гореть от нехватки воздуха, а тело — замерзать, но он упрямо держался, желая окончательно выбросить из головы все мысли и воспоминания. Он был готов вскрыть череп и с мылом пройтись по каждой извилине мозга, лишь бы не помнить, насколько нежной показалась ему бледная кожа Марлены, насколько ярко блестели её волосы в солнечном свете и насколько приятно было вдыхать её абрикосовый летний аромат.
Засохшие бутоны белых пионов приковывали к себе внимание Марлены. Она отрешённо смотрела на увядший букет, прижимая колени к груди. За окном сверкали одинокие звёзды, и шелест листвы деревьев едва рассеивал ночную тишину. Белые свечи давно догорели, восковыми каплями застыв на глянцевой поверхности стола.
Марлена находилась дома совершенно одна — уже который день Дамиано наплевательски забывал о ней, возвращаясь домой под утро. Привыкшая прощать ему абсолютно всё, она едва держала себя в руках. Ей было неприятно, скорее, потому, что Дамиано не слышал её просьбы, а теперь и вовсе забыл о годовщине. Она безгранично ему доверяла — знала, что он не позволит себе то, о чём будет жалеть. Дамиано мог посещать ночные клубы и много выпивать — того требовала профессия, — но никогда не переходил границу дозволенного.
Всё осложнялось новым отъездом — во Францию. Марлена и сама была бы не против поехать за Дамиано, но работа не позволяла брать ещё несколько выходных. Неделя отпуска была слишком бессмысленной — она едва ли видела Дамиано за эти дни. Он возвращался с рассветом, запуская в спальню запах выкуренных сигарет и выпитого алкоголя, целовал Марлену в нос, что-то шептал, явно обращаясь к ней, и с головой накрывался одеялом.
Просыпаясь ближе к вечеру, Дамиано быстро принимал душ, сжимал Марлену в крепких объятиях и стремительно убегал на новую встречу, а после — в студию. Марлена не находила себе места — долгожданный короткий отпуск превратился в самый настоящий ад. Думать, что Дамиано слишком увлёкся карьерой, забыв, как он частенько её называл, свою музу, стало её новым хобби. Это не давало Марлене успокоиться; ей хотелось кричать и бить тарелки, чтобы хотя бы на несколько минут забыть, что Дамиано предпочитает ей всех остальных.
Пересматривая в который раз вечернее выступление группы, Марлена едва держалась. Взгляд Дамиано был слишком пустым, и она могла сколько угодно оправдывать его неудачной съёмкой или плохо выставленным светом, но понимала — всё рушится. Он посвящал ей все песни, исполняя их каждый раз настолько проникновенно, что расстояние не казалось такой уж сложной преградой.
Cammino per la mia città ed il vento soffia forte
Я иду по городу, дует сильный ветер.
Mi son lasciato tutto indietro e il Sole all'orizzonte
Я всё оставил позади, и солнце на горизонте.
Vedo le case da lontano, hanno chiuso le porte
Издалека я вижу дома, двери которых заперты.
Ma per fortuna ho la sua mano e le sue guance rosse
Но, к счастью, рядом со мной её рука и её румяные щёки.
Но не теперь, когда они оба находились в Риме, но словно были на бесконечно далёких точках планеты. Дамиано на экране мобильного казался ей чужим — не её Дамиано.
Lei mi ha raccolto da per terra coperto di spine
Она подняла меня с земли, устланной шипами,
Coi morsi di mille serpenti, fermo per le spire
Тысячей укусов змей, свернувшихся неподвижными кольцами.
Non ha ascoltato quei bastardi e il loro maledire
Она не послушала тех ублюдков и их брань,
Con uno sguardo mi ha convinto a prendere e partire
Одним лишь взглядом она убедила меня собрать вещи и свалить,
Che questo è un viaggio che nessuno prima d'ora ha fatto
Ведь это путешествие, которое никто прежде не совершал.
Alice, le sue meraviglie e il Cappellaio Matto
Алиса, её чудеса и Безумный Шляпник,
Cammineremo per 'sta strada e non sarò mai stanco
Мы пойдём по этой дороге и не устанем до того момента,
Fino a che il tempo porterà sui tuoi capelli il bianco
Пока время не посеребрит твои волосы.
Марлена помнила, сколько чувств вызвала в ней эта песня. Да и сам Дамиано украдкой стирал слёзы, когда впервые спел её глубокой ночью на кухне, перебирая струны на гитаре. Он не боялся своей слабости, считая её своей сильной стороной, и постоянно утверждал, что любовь к Марлене делает его уязвимым. И только она сможет сжечь изнутри, разбить сердце, растерзать — убить.
Che mi è rimasto un foglio in mano e mezza sigaretta
Всё, что у меня осталось, — это лист бумаги в руке и полсигареты.
Restiamo un po' di tempo ancora, tanto non c'è fretta
Давай останемся ещё ненадолго, нам некуда спешить,
Che c'ho una frase scritta in testa ma non l'ho mai detta
Ведь у меня в голове вертится одна фраза, но я её так и не произнёс,
Perché la vita senza te non può essere perfetta
Потому что жизнь без тебя не может быть полной.
Однако вышло наоборот — сам Дамиано медленно убивал Марлену изнутри. Очередной звонок остался непринятым.
Разбитые осколки полетели в мусорное ведро. Дамиано старательно игнорировал новое видение — после душа он провалился в глубокий сон, проснувшись поздним вечером. Ему наконец-то стало легче, и лишь очередной странный отрывок с Марленой вновь не давал ему покоя. Отложив на следующий день перемирие с Викторией, Дамиано старательно отвлекал себя от любых мыслей — хоть о Марлене, хоть о Сандре, внезапно напомнившей о себе следами на шее в отражении разбитого зеркала.
Вечерний Рим наполнился грозовыми раскатами. Погода в августе менялась по щелчку пальцев, и вскоре мелкий дождь забарабанил по подоконникам. Дамиано, наслаждаясь свежестью, наполняя ей свои лёгкие, закрыл все окна, чувствуя себя максимально уютно наедине с собой. Он ощущал спокойствие до тех пор, пока с запахом дождя не смешался абрикосовый аромат.
Дамиано вновь боролся с собой, отгоняя любое — даже самое мелкое — воспоминание о Марлене. Он старался думать о Вик — с чего начать разговор и как убедить Викторию простить его, — но неизбежно краем мысли цеплялся за Марлену. Всполохи медных волос и искрящиеся малахитовые глаза не хотели покидать его голову.
Стук в дверь отвлёк его от очередного скорого поезда мыслей о Марлене. Мобильный разразился звоном сразу нескольких входящих сообщений. Дамиано думал, что, очевидно, Виктория решила ответить ему на ночное извинение, но душой его тянуло к двери. Сделав несколько глубоких вдохов, он всё же направился на становившийся всё более несдержанным и громким стук.
Марлена, полностью промокшая, неловко улыбалась уголками пересохших губ. Медные волосы заметно потемнели, с них капала дождевая вода. Мокрый вязаный кардиган облегал стройное тело, неприятным холодом прилипая к коже. Под глазами размазалась чёрная тушь.
— Привет, — Марлена протяжно выдохнула. Её тихий голос тонул в стуке дождевых капель, но Дамиано всё равно прекрасно слышал её. — Мне больше некуда идти.
