Гидра

*** Капитан расправил плечи и еще раз взглянул на техника, возившегося у двух одинаковых криоустановок, уговаривая себя набраться терпения. Дела ГИДРы пребывали в ужасном состоянии, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы привести их в относительный порядок. С тех пор, как он обнаружил себя функционирующим, прошло полгода. Он не помнил себя до момента пробуждения, просто в один далеко не прекрасный день открыл глаза и оказался в светлом помещении без окон. Он знал, что является карающей дланью могучей ГИДРы, что был создан для того, чтобы рано или поздно возглавить ее, и ему было этого достаточно. За время его вынужденного отсутствия организация разрослась, разжирела на богатых харчах, потеряв в жесткости, подвижности и отчасти — в смертоносности. Размякла. Рано или поздно это привело бы к распаду. Его миссией было этого не допустить. Любой ценой. — Они будут готовы к демонстрации через полчаса, Капитан, — подобострастно заверил его техник, и Капитана внутренне передернуло от его манеры заискивающе заглядывать в глаза и молитвенно складывать руки у груди. Но, по проверенным данным, именно он продержался около Объектов дольше всех, значит, был в равной мере компетентным и осторожным. Криокапсулы завибрировали, открылись с противным пшиком, обдавая ледяным конденсатом, и Капитан увидел их. Парное оружие ГИДРы, двух суперсолдат, призванных помочь ему в наведении порядка. Капитан терпеливо ждал, пока люди — пока солдаты — из капсул приходили в себя, стимулируемые ударами тока и вливаемой в вены химией. Их лица были знакомы ему по небольшим фотографиям в делах, до сих пор настолько секретных, что их хранили неоцифрованными. Зимние Солдаты, для простоты и понимания выполняемых функций называемые Левый и Правый. Капитан умел слушать и слышать, а потому знал, что группа зачистки, отряд, который часто работал с Солдатами, называл их Башнями. За невероятную разрушительную мощь и способность прорываться сквозь любые заслоны в лоб и просачиваться в любую щель с тыла. У них был только один недостаток — невозможность автономной работы. Согласно техническим характеристикам они были зависимы друг от друга. Капитан собирался проверить, так ли уж неразделимы эти сиамские близнецы. С первого взгляда было понятно, откуда взялись позывные: у Левого вместо левой руки был протез. Капитан ознакомился с руководством по эксплуатации, прежде чем отдать приказ о разморозке, но увидеть воочию конечность, полностью выполненную из вибраниума, было все равно что прочесть статью о львах, а потом оказаться среди саванны и столкнуться с ними нос к носу. В общем, реальность впечатляла. Оба Солдата были одного роста, темноволосыми. У Левого, правда, глаза над маской были прозрачно-серыми, как тонкий лед, а у второго желто-коричневыми, он казался смуглее, и волосы были подстрижены как-то чересчур… модно, что ли. Решив, что ему сейчас не до причуд обслуживающего персонала, выстригающего стильный хохолок одному и отращивающего длинные волосы другому, Капитан вгляделся в глаза Левого. Тот казался ему смутно знакомым, его пустой взгляд цеплял что-то в оледенелом нутре, и это ощущалось неприятно. Как только процедуры были закончены, Солдаты синхронно поднялись со своих кресел и замерли перед Капитаном. Одеты они были только в поддоспешники из умной наноткани, но смотрелись все равно внушительно. Может, особую роль в этом играли маски, только на первый взгляд одинаковые. Маска Правого была рельефной. Присмотревшись, Капитан рассмотрел на ней очертания оскаленной пасти. У Левого она была стандартной, закрывающей всю нижнюю половину лица, гладкой. Согласно техническому описанию, Солдаты могли функционировать без масок, то есть дышать обычным воздухом и прочее, а маски надевались, скорее, для соблюдения остатков секретности. Фотографии без них нашлись только в тех самых картонных папках в разделе «Исходные материалы». Объекты были созданы в разное время, и это казалось странным, но Капитану были не интересны технические подробности. Ему хотелось убедиться, что Солдаты настолько хороши, насколько ему говорили. — Отчет, — приказал Капитан. Правый принялся сыпать цифрами, глядя чуть выше плеча Капитана. По всему выходило, что демонстрации ста процентов им пока не видать. Стоило ему замолчать, Левый озвучил почти то же самое, добавив жалобы на задержку в срабатывании каких-то систем в руке. Техник засуетился, толкнул Левого в кресло и подсоединил к руке какой-то разъем. Правый тут же развернулся спиной к Капитану, лицом к Левому, и они сцепились взглядами. Капитану на мгновение показалось, что они и пальцами соприкоснулись, но все-таки, наверное, показалось. Диагностика и устранение неисправностей заняли двадцать минут. За это время Капитан, стараясь не выдать ни нетерпения, ни раздражения, обошел хранилище, разглядел со всех ракурсов Солдат, которые молча смотрели друг на друга все двадцать минут, и мысленно наметил серию тестов, которые хотел им дать. Задания для совместного и раздельного выполнения. Наконец техник выдернул разъем, и Левый, придирчиво повращав рукой, кивнул и поднялся из кресла. — Мы ждем указаний, — произнес Правый. — Экипируйтесь. Мы едем на полигон, — приказал Капитан. — Выезд через двадцать минут. Что не успеете взять или на себя натянуть — то останется здесь. Как поняли? — Четко и ясно, — подал голос Левый. — Выполнять. Обе Башни развернулись и нога в ногу отправились в узкую комнату-склад. Одевались они так, будто тренировались делать это синхронно всю свою жизнь. Натянули штаны, застегнули друг на друге сначала легкие бронежилеты, потом одинаковые кожаные куртки, проверили пояса разгрузки. Больше всего это напоминало парное фигурное катание, почему именно его — Капитан не стремился задумываться. Ровно через двенадцать минут Солдаты замерли перед ним, полностью одетые и увешанные оружием. Капитан мысленно отметил, что как раз в отношении оружейных пристрастий близнецами они не были: за плечом у Левого красовалась снайперская винтовка, а у Правого, помимо автомата и гранат, в набедренных кобурах виднелись шокеры. Видимо, Правый компенсировал ими отсутствие вибраниумной конечности в ближнем бою. Капитан рассчитывал в этом убедиться лично. — Шестой полигон, — решил вдруг Капитан. — Расположение известно? — Так точно, — ответил Правый. — Добираемся своим ходом. Расчетное время три минуты, и оно пошло прямо сейчас. Солдаты сорвались с места, и на несколько вопросов Капитан себе тут же ответил: да, сыворотка, да, боевой режим включен в комплектацию. Поправив щит за спиной, он рванул следом — нечасто у него выходило размяться с кем-то не уступающим в скорости и, возможно, в силе и выносливости. До полигона они добрались в расчетное время, Капитан на десяток секунд раньше, но только потому, что ему не пришлось перемахивать через высокий забор — у него был пропуск. — Отлично, — похвалил он Солдат. — Проверим, на что вы способны. Левый с Правым коротко переглянулись и, Капитан готов был поклясться в этом, ухмыльнулись под своими масками. — Цель — найти и обезвредить диверсанта, перехватить данные, — он показал флешку и тут же спрятал ее в карман разгрузки. — Взять живым. Так как это тест, есть ограничения: в голову не стрелять, гранаты использовать только светошумовые. У диверсанта двадцать минут форы. Пределов полигона не покидать, отдельного канала связи вам не положено. Три, два, один, начали! Левый с Правым, не сговаривась, бросились в разные стороны, и Капитан, хмыкнув про себя, направился в стоящее чуть в отдалении «заброшенное» здание, постепенно переходя сначала на обычный, а потом на очень быстрый бег. Убежище он продумал заранее, изучил все ходы и даже вбил металлическую скобу снаружи абсолютно гладкой глухой стены, чтобы было удобнее в случае чего прыгнуть на крышу. Да, он готовился к этому тесту, отчего-то ощущая нетерпеливое предвкушение, словно тот должен был стать отличным развлечением. И он стал. Квест доставил невероятное удовольствие, позволив почти забыть, ради чего это все затевалось: Башни нападали толково, загоняя добычу друг на друга, просчитывали пути отхода и простреливаемость секторов, быстро ориентировались на местности и вообще хорошо соображали. Но вместе. Складывалось впечатление, что они вообще срослись в единый организм, если не физически, то психологически точно. Причем ведущим был Правый, и как они общались — оставалось загадкой. Несмотря на весь богатый опыт, Капитан был вынужден признать поражение задолго до окончательной капитуляции — гроссмейстер всегда видит шах за много ходов до его объявления. И вот теперь, схлестнувшись с этими двумя в рукопашном бою, он понимал, что проигрывает. Левый подстрелил его, в ногу (приказ был брать живым), да так, чтобы точно не задеть кость (все-таки это учения), и теперь они загнали его в большой зал с выбитыми окнами и теснили к стене. Это было упоительно: сцепиться с противником, даже превосходящим по силам, непривычно раздвоенным, отлично подготовленным, нешаблонно мыслящим. Наконец удалось ухватить верткого Левого за шею, вернее, за нижнюю челюсть, но тот вдруг вывернулся как-то вбок и вверх, взлетел, отталкиваясь ногами, и, едва не сделав сальто, приземлился в нескольких метрах. Маска осталась у Капитана в руках. — Баки?! — спросил он, чувствуя, как мир вокруг замедляется, выцветает до сепии, отходят на второй план все звуки, и он видит только лицо Левой Башни. Удивительно знакомое лицо: большие светлые глаза, падающая на них челка, высокие скулы, прихотливо вылепленная ямочка на подбородке, капризно изогнутые губы. — Какой, к черту, Баки? — спросил Левый, и Ст… Капитан отмер, дублируя в голове вопрос — действительно, кто такой этот Баки? Заминка в несколько мгновений стоила ему флешки. Правый, ударив по колену тяжелым ботинком, заставил его опуститься на колени и ловко скрутил за спиной руки. Левый смотрел на него, широко раскрыв глаза, и казался не то сердитым, не то пораженным. — Флешка! — рявкнул Правый. — Где настоящая? — справедливо спросил он, заломив Капитану руки. Левый, отмерев, поймал выуженный из разгрузки муляж и тоже уставился на Капитана. Все правильно. Настоящая (хоть и бесполезная со всех точек зрения, но квест есть квест) была надежно спрятана. Простреленная нога ныла, но уже чесалась, что означало: регенерация запущена, еще полчаса — и можно будет грузить ее на сто процентов. Осталось протянуть эти полчаса. — Чтобы заставить меня выдать информацию, тебе нужно лучше стараться, — с ухмылкой опереточного злодея напомнил Правому Капитан и тут же получил болевой на руки. Привычно вывернувшись, он ткнул Правому в кадык носком ботинка (тот увернулся) и снова был повален в пыль полигона, позволив сковать магнитными наручниками и ноги — навыки рукопашного боя можно будет перепроверить позже, сейчас интереснее, как быстро эта парочка найдет флешку, как будет действовать и как поступит с «пленным». Что ж, Левый молча закинул его, скованного по рукам и ногам, на плечо и легко пошел к зданию. Там он бросил его в одном из помещений, споро обыскал с головы до ног (в этот момент Капитан с удовлетворением отметил, что решение не оставлять флешку у себя было верным), проверил наручники, и они с Правым коротко переглянулись. — Второй этаж, — приказал тот. — Этим я сам займусь. Кивнув, Левый исчез, а Правый склонился над Капитаном. — Выбирай. Либо я ломаю тебе по очереди каждую кость, либо ты экономишь нам время и говоришь, где флешка. Капитан прикинул, что «ломать по очереди каждую кость» не запрещал, а сращивать, например, большую берцовую, очень не хотелось бы. Краевые условия сейчас было уже не поменять, пока флешку не найдут — все почти по-настоящему. Что бы он сделал, если бы вокруг был не знакомый полигон, а действительно заброшенное здание и два суперсолдата, которым от него нужно кое-что вполне определенное и материальное? Стоило сделать ставку на то, что Солдаты ничего о нем не знают и, следовательно, не смогут сразу определить, блефует ли он, если сыграть достаточно тонко и правдоподобно. — Выбираю выбить тебе зубы, — ухмыльнулся Капитан, и Правый повел себя предсказуемо — лучевая кость правой руки, взятой на излом, затрещала. — Ладно, ладно, если ты так настаиваешь… На крыше, на самом видном месте. Кость все-таки хрустнула, но дальше трещины дело, скорее всего, не зашло. Мысленно отметив, что сам в полевых условиях точно сломал бы руку «взятому живым» пленному, если бы предполагал, что тот попытается выбраться, едва оставшись без присмотра, Капитан дождался ухода Правого и, перекатившись, саданул наручники о кромку щита. Хорошо, что он почти не использовал его как оружие, иначе Правый никогда бы не оставил его тут, зная, на что они вместе способны. Рука, конечно, болела, наверное, трещина все-таки эволюционировала в перелом, но вот простреленная нога почти не доставляла неудобств: кровотечение остановилось, рана, отлично прощупывавшаяся через пулевое отверстие в штанах, затянулась. Если бы Правый не понимал, что Капитан — их новый хозяин, руку он бы сломал как следует, и освободиться было бы на порядок сложнее. Добраться до того места, где он спрятал флешку, не вышло — его перехватил Левый, как следует приложил о стену, показывая, что легко может сковать его снова, и только после этого предъявил добычу: «бесценная информация» была у него. — Отбой, — приказал Капитан, наблюдая за тем, как в полутемном коридоре материализовывается Правый, хотя даже модифицированным слухом было не уловить шороха мусора под его тяжелыми ботинками. — Задание выполнено. Время — двадцать три минуты. Неплохо. Башни замерли перед Капитаном, Левый снова натянул свою маску, но Капитан, поддавшись странному почти болезненному любопытству, осторожно отстегнул ремешок и снял ее, чтобы видеть его лицо. — Я знал тебя, — наконец, решил он, ощущая странную тяжесть за грудиной. — Сколько времени прошло с вашего последнего обнуления? — Около четырех часов, — взглянув на многофункциональное устройство на запястье, ответил Правый. — По нашему исчислению. Это «наше», не включавшее в себя Капитана (хотя с чего бы?), неожиданно резануло по нервам. Стоило подробнее изучить происхождение обоих. Нужно будет вызвать Вдову и хорошенько пройтись по архивам. Откуда он мог знать Левого? Кто был этот Баки и что значил для того человека, которым Капитан был когда-то? Пока это не выяснится, стоит держать его поближе. Их обоих. — Возвращаемся. Поступаете в мое распоряжение. Как поняли? — Есть. Как к вам обращаться? — Капитан. Капитан Гидра. Левый с Правым снова едва заметно переглянулись и замерли по стойке «смирно». — Хайль ГИДРа! — одновременно рявкнули они, и Капитану почудилось, что с каким-то подтекстом, которого он не смог уловить. — За мной, — скомандовал он, решив и дальше понаблюдать за этими двумя. Прежде чем пытаться их разъединить. До закрытой внутренней территории базы они добрались быстро, и Капитан успел заметить, что рядовые агенты реагируют на его сопровождение еще более странно, чем обычно реагировали на него самого. Кое-кто малодушно делал вид, что вспомнил о срочном деле, и пятился, так явно боясь повернуться спиной, что становилось неясно, как это поможет им, если вдруг ему действительно захочется сломать чью-то шею и обглодать мясо с костей; какая-то дамочка отпрыгнула с узкой мощенной плиткой дорожки на газон, не жалея туфель на высоких каблуках, тут же провалившихся в мягкую тщательно политую почву; десяток бойцов внутренней охраны (Капитан помнил в лицо каждого из них) растеклись по стенам коридора, стараясь занять как можно меньше места и ни в коем случае не зацепить ни самого Капитана, ни его сопровождение. Капитан шел знакомыми коридорами и чувствовал, как впереди него волной катится страх. В бункер, в котором обычно держали Солдат, он возвращаться не стал — никто уже не мог запретить ему подробнее изучить понравившееся оружие. Он привел их на свой этаж. С тех пор, как все изменилось и Капитан возглавил Организацию, он не доверял никому, кроме тех, кто встал на его сторону еще до внутренних чисток и обновления. Его личный этаж закрывался как сейф, но изнутри. И персонала там держалось по минимуму — времена все еще были переходные, неспокойные, и, чтобы не погубить все дело, приходилось беречься. — Разэкипировка, водные процедуры, ужин, — приказал он Солдатам, которые замерли у входа, едва переступив порог. Капитан остановился перед Правым и медленно, давая понять, что собирается сделать, потянулся к его маске. — Я знал его. Может, я знаю и тебя? Красивая мощная шея напряглась, Правый явно хотел избежать прикосновения, но сдерживался. Только смотрел прямо в глаза, как показалось Капитану — с вызовом. Чего, конечно, быть не могло. Ему рекомендовали Башни как идеальное оружие, не дающее осечек. А если его все-таки заклинит, он найдет, как с ними справиться. Капитан не знал, что он ожидал увидеть или ощутить, сняв маску, но под ней оказалось обычное лицо, не задевшее внутри ровным счетом ничего: скуластое, тонкогубое, южного типа, отлично подходившее темным глазам. — Ничего, — констатировал он вслух. — Приступайте. Раздевались они так же слаженно, как одевались, вот только дойдя до облегавших их как вторая кожа поддоспешников, Солдаты на этом не остановились: синхронно стянули кофты и выскользнули из штанов, замерев перед Капитаном в ожидании дальнейших указаний, а он вдруг ощутил странное желание рассмотреть новые игрушки получше. Башни были одинакового роста, почти вровень с ним самим, у Левого, помимо металлической руки, были, похоже, мощнее ноги. Он казался шире в бедрах, в то время как фигура Правого отвечала канонам классической красоты: широкий треугольник спины, отлично вылепленные ягодицы и узкие бедра. Бицепсы в обхвате у обоих были такими, что впору было заподозрить их в пристрастии к бодибилдингу, но мускулатура создавала впечатление рабочей, а не просто набранной для красоты экстерьера. Он потрогал мышцы груди и рук Правого, на что тот едва заметно скривил тонкогубый рот и коснулся мизинцем руки Левого. Вроде бы случайно, но Капитан знал цену таким «случайностям». Механизм их взаимодействия оказался более интересным, чем на первый взгляд. Похоже, Башням оставили зачатки личностей и личностных же привязанностей, видимо это напрямую влияло на их работу. В этом следовало разобраться. — Душевая там. Пользоваться можно всем, что найдете. Через двадцать минут жду вас в столовой. Домашняя одежда есть в гостевой спальне, третья дверь по правой стороне. Время пошло. Они сорвались с места, будто сдавали нормативы, а Капитан ушел в кабинет и, удобно устроившись за рабочим столом, вывел изображение с камер в гостевой ванной на экран. Башни действовали, как единый организм. В полной тишине, пока Правый настраивал температуру воды, Левый обшарил полки, заглянул в каждый угол, но камеру — на Гидру работали лучшие — так и не нашел. И тут началось самое интересное. Левый легко толкнул Правого под струю явно теплой воды, и они слились. Тесно переплелись друг с другом. Ничего больше не делали, просто соприкоснулись максимально возможной поверхностью кожи и замерли, уложив подбородки на плечи друг другу. Постояли так с закрытыми глазами, будто настраиваясь, и принялись отмывать друг друга, выдавая каждым четким действием богатый опыт в этом деле. Каждое следующее движение было все более медленным и выверенно-приятным, можно было бы сказать «чувственным», если бы эти манипуляции имели бы хоть какой-то эффект. В руководстве по техническому обслуживанию Башен было сказано, что использование препаратов, угнетающих половую функцию, входит в необходимый минимум ежедневных манипуляций, и теперь становилось очевидным почему. И как случилось, что Зимний Солдат перестал быть единственным в своем роде, — догадаться тоже не составило особого труда. Теперь докопаться до личностей заготовок, из которых создали этих двоих, было делом чести. Ну, и сам Капитан обладал рядом изъянов, которые не исправлялись никакими регламентными процедурами. Он был любознателен, любопытен даже. Не любил чего-либо не понимать. Знать, как устроено то, на что рано или поздно придется очень рассчитывать, казалось необходимостью. И вот теперь он отстраненно наблюдал за тем, как бойцы, на которых у него огромные планы, излишне осторожно моют друг друга, и думал о том, как сделать так, чтобы иметь эксклюзивные права на них. Не номинальные, как у всех до него, а завладеть ими на каком-то совершенно ином уровне. Не взять в аренду у Гидры, а купить, снабдить гравировкой вдоль цевья и убрать в сейф, ключи от которого будут только у него. Капитан никогда не был жаден. Не хотел ничего лично для себя, только для Организации, вышедшей под его руководством на новый уровень, но все изменилось моментально, стоило ему сорвать маску с Левого. Вернее, начало меняться сразу, как только он увидел Башни в деле, но маска решила все окончательно. Капитан прикрыл глаза, вспоминая, как сильно забилось сердце, когда он увидел его лицо. В голове не всплыло ни единого воспоминания, но сердцем он узнал его. Он назвал Левого Баки. Возможно, он знал его когда-то давно, еще до льда и до модификаций. Себя не помнил, а его вот узнал. Он посмотрел на свой кулак, на тонкий шрам между большим и указательным пальцами. Вспомнил, как все время смотрел на него в первые дни после того, как осознал себя здесь и сейчас. Как непонятная тревога каждый раз окатывала изнутри, стоило опустить взгляд на белые линии, причудливо переплетенные между собой. Поколебавшись, Капитан выдвинул верхний ящик письменного стола и достал оттуда лупу. Шестикратное увеличение. Он не понимал, зачем делает это, но отчего-то решил поддаться желанию разглядеть отметину. Сегодняшний день по праву мог считаться странным, потому что сквозь стекло лупы он отчетливо рассмотрел белые выпуклые явно очень старые шрамы, сложившиеся в букву «Б». Верхняя петля была крошечной, почти слившейся в одну линию, а нижняя больше напоминала треугольник, образованный тремя неровными штрихами, но теперь, когда Капитан знал, куда и как смотреть, он видел только букву и больше ничего. Букву «Б». Первую букву имени человека, которого он не помнил. Отложив лупу, он снова посмотрел на монитор и застал как раз момент, когда его Башни, вытеревшись одним на двоих белоснежным полотенцем, вдруг соприкоснулись губами, замерли на мгновение, и Правый, быстро перебирая пальцами, что-то отстучал Левому на живом предплечье. Что ж, система их коммуникации стала понятна. Что-то вроде знаков для слепоглухонемых. Забавно. И чем дальше, тем забавнее и интереснее все становилось. Подумалось вдруг, что как-то он заскучал за последние полгода беспросветной рутины, когда даже секс три раза в неделю был вписан в ежедневник как тренировки, плавание в бассейне и прочие полезные для здоровья процедуры. Ему супрессанты не кололи, считалось, что это пагубно влияет на стрессоустойчивость и способность принимать решения. Башням решения были не положены, что не мешало им вот уже полторы минуты стоять друг напротив друга, периодически касаться губами губ и говорить на одном им понятном языке, укладываясь, впрочем, в отведенное на водные процедуры время. Капитан вдруг подумал, как это — быть парным? Иметь рядом кого-то, сделанного с тобой из одного куска, идеально подходящего, понимающего без слов. Того, с кем приятно просто стоять рядом и говорить, говорить прикосновениями, будучи уверенным в понимании. Башни — Капитан про себя решил называть их именно так — появились секунда в секунду, одетые в одинаковые спортивные штаны и форменные футболки с эмблемой на левой стороне груди. С одинаковым выражением на лицах замерли на пороге и уставились в одну точку. Будто не целовались только что в ванной и не сплетничали о новом руководстве. — Ланч, — объявил Капитан, поднимаясь. — Мне обычно накрывают в малой столовой. Не люблю лишний официоз. С этого момента вы поступаете в мое личное распоряжение. Все решения, касающиеся вашего обслуживания, поддержания функциональности, обучения, использования, изменения правил поведения буду принимать я. Лично. — Хайль ГИДРа! — гаркнули они одновременно, и Капитан почувствовал, как губы растягиваются в улыбке. Никому не нравилось, как он улыбался, люди начинали вести себя странно. Например, принимались, заикаясь, признаваться во всех грехах. — Я уже говорил об официозе. А также я рассчитываю на то, что вы верно определили, что значит «лично». Башни быстро переглянулись и уже тише произнесли: — Хайль, наш Капитан. — Верно, — он поднялся и подошел к ним вплотную, обхватил за подбородки и, взглянув каждому в глаза, продолжил: — Я умею ценить личную верность. Надеюсь, вы это оправдаете. Левый с Правым кратко соединились ладонями между собой, будто совещаясь, но смотреть продолжали только на него, а потом на мгновение сжали его между собой и тут же отступили. Лица их по-прежнему ничего не выражали. — Оправдаем, — пообещал Правый. Хмыкнув, Капитан повел их в столовую. Эксперимент начался. В столовой Башни, казалось, были очень удивлены, когда Капитан указал им на два свободных места за столом. Друг напротив друга. Ему было интересно, смогут ли они находиться на достаточном отдалении, не имея возможности прикоснуться — стол был довольно широким. Они, переглянувшись, все-таки сели, внимательно осмотрели тарелки и с не перестающей поражать синхронностью уставились на него. Капитан знал, что обычной едой их не кормили. Во всяком случае все источники, до которых ему удалось добраться, твердили одно: проекту «Зимний Солдат» полагается исключительно целесообразное сбалансированное питание, не обладающее ярко выраженными вкусовыми характеристиками. Такая единодушная настойчивость настораживала, за ней ощущалась уверенность, подтвержденная опытным путем, и Капитану стало интересно, совпадала ли та серия опытов со временем создания Правого. Интуиция подсказывала, что да. — Это манная каша, — пояснил Капитан. — Теперь я решаю, как и когда будет нарушаться регламент. Вопросы? У Правого они явно были — Капитан обратил внимание и на едва заметный прищур глаз, и на то, как он чуть шевельнул рукой, инстинктивно пытаясь дотронуться до своего близнеца. Но обе Башни в один голос ответили: «Нет, сэр», и принялись за еду. *** Они спали по очереди — час один, час другой. На голом полу за дальней от видеокамеры кроватью, и Капитан отметил эту их особенность как что-то близкое: он и сам первые три месяца не мог спать даже на самом жестком матрасе. Как и спать в принципе вне бункера (это было еще до оборудованного под него этажа). Он не доверял никому и сейчас со странным чувством думал, что Башням вдвоем легче, чем было поначалу ему одному. Несмотря на незавидное место в иерархии, зависимость от обстоятельств и прочие «прелести» того, что означает «быть кулаком могущественной ГИДРы». Башни были как он, только отчего-то разделенные надвое. У них обоих был тот, кому можно было доверять безоговорочно. И они должны принадлежать ему. Не Организации в целом, а ему лично. — Левый, забери завтрак, — приказал Капитан, когда на панели загорелась зеленая кнопка. — А ты сделай кофе. Правый на мгновение поймал взгляд своего неразлучника и кивнул, давая понять, что проблем с выполнением не будет. Они даже не попытались проконтактировать перед разделением: Левый пошел к барьеру, за которым заканчивалась личная территория, а Правый, быстро осмотрев кофемашину, запустил программу «Тройной эспрессо», верно запомнив предпочтения нового начальства. — Если Левый не вернется, — спросил Капитан с расстановкой, — что будешь делать? Правый на мгновение прислушался, чуть склонив голову набок, и тут же мышцы его спины расслабились — он уловил тонкий звон сервировочного столика, который Левый катил по коридору. — Что прикажет мой Капитан, — был ответ, и оба они знали, что Правый лжет. — Сколько вы можете по отдельности и когда в последний раз… — Четверть часа. Информация отсутствует, — перебил его Правый. — Наверняка нас пытались разделить. Давно. Архивы? — Там только Инструкция, в которой сказано, что разделение нежелательно. Почему? Левый появился именно в этот момент, и сразу стало очевидным, насколько напряжен был Правый на самом деле, пока тот отсутствовал. — Разруби кого-нибудь пополам. Если он не дождевой червь, толку от этого не будет, — ответил Правый и едва заметно коснулся руки Левого, когда тот оказался достаточно близко. — Мы срастемся обратно или погибнем, пытаясь, — ответил Левый. — Один из вас снайпер, — Капитан с любопытством наблюдал, как они выставляют блюда на стол, не глядя друг на друга, но с точностью до миллиметра зная, где второй. Как две руки, управляемые одним мозгом. Такая близость была странной, неестественной и в то же время вызывала интерес, как любая не решенная с ходу загадка. — В обязанности снайпера входит в том числе лежать неподвижно часами. — Мы планируем операции с точки зрения максимальной эффективности, — ответил Правый. — «Лежать часами» не эффективно. Проще выманить, спровоцировать и сделать все быстрее. Один провоцирует — другой стреляет. Дальность точной стрельбы — три мили с достаточно высокой точки. Если задача стоит так, мы не разделяемся. — Если один из вас выйдет из строя? — Второй его вытащит в ущерб операции. Но такого еще не случалось, — ответил Левый. — Защита второго в приоритете. — У меня все больше вопросов к тем, кто вас создал, — Капитан уселся за стол и указал Башням их места. — Овсяная каша вся ваша. Как и бутыли с витаминными коктейлями. Левый с Правым переглянулись и принялись за еду. Капитану иногда казалось, что перед ним человек и его отражение в зеркале. Если бы не внешние различия, эффект был бы полным. *** — Что-то не так? — Капитан поднял глаза на Правого, застывшего у окна, и отложил бумаги. Левый в противоположном углу кабинета даже не шевельнулся и глаз не открыл — так и сидел в позе лотоса. — Доложить. — Скучно, — все так же не открывая глаз, ответил Левый. — Всегда так скучно? Ты тоже усиленный, мой Капитан. Как… Правый дернул плечом — едва заметно, если бы Капитан не смотрел на него в этот момент, то не обратил бы внимания, — и Левый тут же замолчал. — Порядок достигается не только и не столько силой, — ответил Капитан, — а и вот таким нудным копанием в бумагах. Аналитика, стратегия, переработка законодательства, устава, внутренних правил. Все это зачастую эффективнее демонстрации силы. К сожалению, — неожиданно сам для себя закончил он. — Если поможете с графиками, до обеда успеем размяться. Башни, не глядя друг на друга, не совещаясь и не сговариваясь, двинулись к его столу. — Вот данные, — Капитан перебросил им пачку распечаток. — А вот то, что им якобы соответствует, — цветные диаграммы легли поверх листов. — Проверить. Башни подхватили листы, два маркера и уселись прямо на пол. За час они вдвоем выполнили то, с чем отдел аналитики возился бы два дня. Сам Капитан управился бы к вечеру, переделав перед этим гору нудной, но необходимой работы, которую никому не мог доверить. — На сегодня, думаю, все, — он поднялся, потягиваясь, — можно размяться. — Есть размяться, — Левый вдруг оказался за спиной и, надавив на плечо, заставил сесть обратно в ненавистное кресло. — Дверь, — почти приказал он, и Правый, не по уставу фыркнув, пошел к управляющей панели. Это было интересно. В Инструкции говорилось, что проект «Зимний Солдат» обладает высокой степенью свободы, заточен под самостоятельное планирование и независимое принятие ситуативных решений. Похоже, пришло время в этом убедиться. Башни влегкую заблокировали дверь и, отодвинув кресло от стола, принялись разминать ему плечи. Вернее, начали они с плеч, добравшись сначала до предплечий, а потом Правый, опустившись на колени, попытался стянуть ботинки и, похоже, размять начальству ступни. А может, и не только их. — Хватит, — приказал Капитан, хотя их прикосновения ощущались… правильно. Во всяком случае, не приносили дискомфорта. Если, конечно, не относить к дискомфорту желание проверить, когда по расписанию предусмотрен секс. — Полигон. Без оружия. Пропуск по чипу, готовность пятнадцать минут. Башни моментально откатились, переглянулись и исчезли. Капитан знал, что минута в минуту они будут на полигоне — пропуск уже встроили в их чипы, чтобы через забор не лазили. Пределов базы они покинуть не могли, да и не верил Капитан, что в современном мире, находящемся под колпаком системы слежения, им есть куда пойти. Возбуждение Капитан осознал внезапно, просто как факт реакции на существ не только одного с ним биологического вида, но и пола. Это было странно, потому что за последние полгода он ни разу не подумал ни об одном мужчине в контексте общей постели. Похоже, кое-какие открытия о себе у него все еще впереди, хотя казалось, что период самопознания давно закончился. Потянувшись всем телом, он ощутил некую эмоцию, нерациональную, не свойственную ему. Что-то вроде предвкушения. И связана она была вовсе не с предстоящей разминкой на полигоне, хотя прошлый раз убедил Капитана, что с Башнями может быть интересно. Она касалась другой сферы, раньше входившей в регламент обязательного обслуживания. Что-то вроде поддержания гигиены и физической формы. До сегодняшнего дня, что-то стронувшего внутри. К лучшему или к худшему — можно будет разобраться в процессе. *** Башни вызывали чувство острого восхищения. Капитан, как ни пытался, не мог припомнить настолько ярких эмоций, связанных с чем-то вне его основного функционала. Будто ему подарили что-то очень ценное и прочное. С множеством интересных, как говорили сейчас, фишек. Будто ему снова шесть, и мать… Поймав себя на странных мыслях, Капитан так удивился, что как ни пытался сосредоточиться на воспоминаниях, которых был лишен сколько себя помнил, но так больше ничего и не сумел выскрести из пустой памяти. — Капитан! — крикнул Левый, спрыгивая с четвертого этажа. — Еще полчаса? Взглянув на часы, Капитан кивнул и вдруг предложил: — Наперегонки до дальнего ангара. Кто придет первым — выбирает еду. — Любую, — без вопросительной интонации произнес Левый. — Любую, — подтвердил Капитан. — Все неполадки с функционированием пищеварения устранят в медблоке. — Принято, — отозвался Правый, возникнув будто ниоткуда. — Три. Два. Раз! Башни рванули одновременно, с места и сразу переходя на быстрый бег. Капитан дал им три секунды форы и тоже ускорился почти до максимума. Не то чтобы для него выбор блюд был принципиален, но опыт подсказывал, что с такими игрушками, как два суперсолдата класса опасности «А», стоит сразу показать, что ему есть что им противопоставить. Во избежание недоразумений и неприятных для обеих сторон методов восстановления статус-кво. Капитан считал, что лучше этот статус сохранить изначально, чем потом возвращать его через боль. Он, конечно, их догнал. Но у самого финиша и все-таки ускорившись больше, чем рассчитывал изначально. Они были хороши. Оба. Они были прекрасны. Одного с ним вида, в кои-то веки равные по возможностям и вместе с тем — зависимые от его воли. Идеальные. — Ничья, — объявил Капитан. — Поэтому первое выбираю я, второе Правый, а десерт Левый. Вопросы? Или, быть может, — он убрал со лба Левого влажную прядь волос и в который раз вгляделся в неуловимо знакомые серые глаза, ярко выделявшиеся на лице, наполовину закрытом маской, — возражения? — Никак нет, — отозвался Левый, не отводя взгляда, хотя обычно любой, даже самый смелый и подготовленный человек сдавался секунд через тридцать. — А что такое десерт? — тут же нелогично спросил он. — Что-то вкусное и вредное для обменных процессов в организмах простых людей, не имеющих возможности потратить огромное количество калорий, в нем содержащееся. Но у нас таких проблем обычно не возникает. Не так ли? — Так точно, — ответил Правый, и Капитан наконец-то смог оторвать взгляд от Левого. — Прекрасно. К воротам. Бегом. В среднем темпе. За мной! Что ж, он впервые с того времени, как обнаружил себя функционирующим, получал настоящее удовольствие от самого процесса жизнедеятельности, а не только от достижения поставленных целей. Глобальных и промежуточных. Башни в ванной снова молчаливо переговаривались, дотрагиваясь друг до друга так привычно и просто, угадывая движения и, наверняка, мысли, что Капитан на мгновение задумался, могли ли яйцеголовые ученые объединить двух существ в одно. Создать идеального человека такого, какими по легенде были мифические андрогины, только из существ одного пола. Были ли они любовниками до того, как ГИДРа объединила их? Чувствуют ли они что-то эдакое друг к другу сейчас? Воспринимает ли один другого отдельно от себя? Когда они поцеловались по-настоящему, а не просто коснулись губами губ, у Капитана внутри что-то горячо, сладко дернуло, и та эмоция-предвкушение опалила, задев сначала чаще забившееся сердце, а потом достала до лица, разогнав кровь. С этим надо было что-то делать. Или нет. Башни быстро вымыли друг друга, оделись в «домашнее» и, придирчиво осмотрев друг друга, одновременно кивнули. Капитан, которому не с кем было целоваться в душе, выключил монитор, куда было выведено изображение с камеры в ванной, и направился в столовую. Правый пропустил Левого первым. Стоило подробнее изучить их взаимодействие, но пока Капитана интересовало, как они общаются, не говоря ни слова, и успели ли они договориться о том, как им действовать с ним самим. Судя по тому, как они заняли ранее указанные места и сели только после того, как Капитан устроился во главе стола, то никаких трудностей во взаимопонимании у них по-прежнему не наблюдалось. — Меню, — Капитан толкнул планшет по столу, и Левый легко остановил его указательным пальцем, даже не взглянув. — На первое — бульон с лапшой и мясными шариками. «Как в детстве», — пришла следом странная мысль и тут же пропала, стоило перевести взгляд с Левого на Правого. Правый казался безопасным. Кромешно незнакомым, без эффекта интуитивной приязни, и потому — более понятным, не вызывающим странных эмоций. Правый опустил взгляд на экран, быстро просмотрел все меню и, странно растянув губы в пародии на улыбку, выбрал: — Цыпленок Пармезан со спагетти в сливочном соусе. Что ж, безопасность Правого была недооценена. От того, как он это произнес, во рту сама собой скопилась слюна, а еда едва ли не впервые перестала восприниматься просто как топливо. Обычно он ел по расписанию, по четко сбалансированному меню, почти не замечая содержимого тарелок, но сегодня отчего-то почувствовал вкус расплавленного сыра и жирных сливок еще до того, как Правый договорил. Лицо Левого стало почти мечтательным, и он облизал губы, глядя на Правого с такой беззастенчивой жадностью, что та невольно передалась и Капитану. Эти двое странно влияли на мир вокруг, и Капитан чувствовал себя так, будто смотрит сквозь покрытое изморозью стекло криокамеры, и внешний мир проступает за ним все четче, истончая прихотливые узоры из конденсата, почти неприятно отогревая тело, заставляя сделать первый судорожный вдох. Как при рождении. Он не помнил, как его разморозили, но знал, что пробыл в крио много лет. Может быть, даже дольше, чем Башни. Может, когда-то Пирс так же достал его, сочтя интересной игрушкой, завел, как механического солдатика. Пренебрег безопасностью. Заигрался. Переоценил себя. Эти двое тоже могли оказаться опасными, да они и были, судя по огромному количеству ограничений, правил и запретов, прописанных в Инструкции, но Капитан, в отличие от Пирса, прекрасно это осознавал и не собирался надеяться ни на техников, ни на кодировку. Потому что можно, конечно, купить очаровательного пса, но никакие деньги не заставят его радостно вилять хвостом. Эти двое, кем бы они ни были раньше, сейчас совершенно точно не были людьми в привычном смысле этого слова. Они были чем-то другим. Они не боялись друг друга, слепо доверяя спину, сон, жизнь, и это было тем, чего Капитан хотел для себя. Доверия. Преданности. Безусловности. Страхом и болью такого было не добиться. — Десерт? — спросил он, проследив взглядом за розовым языком Левого, снова очертившим контур его губ. Башни коротко посовещались, даже не глядя друг на друга, но Капитан со своей сверхчувствительностью уловил легкую вибрацию — Левый что-то отстукивал носком ботинка по лодыжке Правого. Это не было азбукой Морзе, но по структуре и ритмичности сильно ее напоминало. Чтобы научиться так общаться, нужно провести вместе очень много времени. И оно, это время, у Башен когда-то было. Что ж, любовь, которую выжгли из Капитана, обеспечивает верность надежнее, чем страх. Он никого не боялся. Но и не любил никого. И верен был только себе — вот чего не учел Пирс, бывший глава Организации. И хозяин половины мира — тоже бывший. — Мороженое, — ответил Левый. — Джелато, — поправился он, и Капитан кивнул. Похоже, их всех ждали лишние часы на полигоне. Не то чтобы хоть кто-то был против, конечно. — Вам знакомы блюда, или вы выбрали наобум? — спросил он у Башен и почувствовал, как им хочется принять решение вместе, выступить единым фронтом и в то же время — не акцентировать внимание на необычном способе общения. Тук. Что ж, Правый у них, похоже, главный. — По названию, — ответил он за обоих. — Ложь, — спокойно заметил Капитан, и Левый так ощутимо напрягся, что стало понятно — за дезинформацию их обычно наказывали. — Попробуй ты, — он перевел взгляд на Левого, и тот, глядя исподлобья, ответил: — Никогда не пробовал джелато. Только мороженое. Раньше. И не помню. Вы сказали, мы можем выбирать. — Выбирать. Но не лгать мне о причинах выбора. — Я знаю, что такое «Цыпленок Пармезан», но не помню вкуса, — спокойно пояснил Правый. — Просто. Знакомое. Название, — с нажимом повторил он. Наглец. — Хорошо, — решил Капитан и сделал заказ. — Привезут через пятнадцать минут. — Левый, кофемашина на кухне. Левый молча поднялся, хотя было видно, как ему не хочется оставлять неразлучника наедине с Капитаном, технические характеристики которого известны и впечатляют даже их. Они с Правым смотрели друг на друга, и чем дольше тот не опускал взгляд, тем сильнее Капитану хотелось, чтобы Башни принадлежали ему полностью. — Кофе, — Левый справился быстрее, чем удалось выяснить, у кого нервы крепче, и поставил перед Капитаном его тройной эспрессо. Ни себе, ни Правому он не принес ничего, и то, что он пожертвовал удовольствием, которое мог доставить кофе (потому что приказ был отдан так, что толковать его можно было и в свою пользу), ради того, чтобы вернуться как можно быстрее, говорило больше, чем вся Инструкция целиком. Они были друг у друга и жертвовали мелочами ради главного. — Мне нужно выяснить режимы вашей работы для оптимизации использования, — в абсолютной тишине произнес Капитан. — Тесты начнем завтра. Надеюсь, их результаты меня не разочаруют. Он знал, что Башни сейчас соприкоснулись ногами под столом, хотя их позы вообще не поменялись. Они больше ничего не отстукивали на своем непонятном языке. Просто объединились, как они думали, против очередной угрозы. Что ж, их консолидация входила в его планы. В ту их часть, которая не предусматривала разделения. *** «Что ему от нас надо?» Капитан, чуть прищурившись, читал текст, выводимый на экран искином, и запоминал движения, которым он соответствовал. Все-таки иметь мощный инструмент аналитики и гения, способного эффективно его использовать, было удобно. Сам он разбирался бы гораздо дольше. «Проверка. Просто проверка. Плечо?» «Нормально. Мы-я в порядке». Эти мы-я, мы-ты были для Башен обычным делом, подобное самоназвание, когда надо было конкретизировать, о какой части целого идет речь, говорило больше, чем все их слаженные действия, вместе взятые. Они считали себя одним целым. Не идеально притертыми, но все-таки отдельными частями, а единым биомеханизмом, составные части которого не подлежат замене. «Мы-ты был сегодня хорош». «Мы-я всегда хорош. Главный (Капитан). Как он нам?» «Сильный. Но мы сильнее». «Злой?» «Нет. Нейтрально?» «Интересно. Он — интересно. Как мы». «Еда. Вкусно. Помним?» «Нет. Мы-я нет. Мы-ты?» «Мало. Было вкусно. Тогда. До». «Мы помним до? Что? Что мы помним?» «Тепло. Мы. Постель», — Правый провел рукой по волосам Левого, и тот прикрыл глаза, будто представляя. Это было до того личным, что Капитан внутренне содрогнулся от очередной незнакомой ему эмоции. «Мы постель? Спать?» «Нет. Приятно. Тепло. До этого. До сейчас». «Наша вина. Мы-я винов…» Правый поймал ладонь Левого, не давая «договорить», и вдруг прижал ее к своим губам. «Нет», — ответил он. — «Никто. Только они». «Есть мы», — после долгой паузы ответил Левый. — «Мы есть, да?» «Да». Они молчали так долго, что Капитан думал, что разговор окончен, но Левый вдруг провел по бедру Правого и, едва касаясь, будто понизив голос, спросил: «А он — они? Он как мы. Или как они?» «Узнаем», — ответил Правый и тут же добавил: — «Спать. Мы-я первый следить. Спокойно». Левый тут же вытянулся на полу и уснул, положив руку ему на бедро. А Правый посмотрел прямо на Капитана, будто зная, где расположена камера, но так ничего и не сказал. Просто замер на своем посту, чтобы Левый мог спокойно спать, ничего в этой жизни не опасаясь. Даже Капитана, который явно был «они». *** — Левый за мной, Правый туда, — Капитан кивнул на прозрачную стену с дверью, за которой находился кабинет мозгоправа. — Раздельное обслуживание запрещено, — Левый обычно не заговаривал первым и тем более не оспаривал решения Капитана, но, видимо, до тех пор, пока это все не угрожало безопасности Правого. Так, как он ее понимал. — Психотест, — Капитан, наблюдая за ними, открыл дверь и позволил Левому осмотреть кабинет. — Никакого обслуживания. Доктор Робертс? Суровая седая дама поднялась, стоило им войти. О, Капитан помнил свою работу с ней. Возможно, именно благодаря помощи этого специалиста он осознал себя личностью. — Капитан? Левый с подозрением осмотрел кабинет и отступил, едва коснувшись ладони Правого. — Пятнадцать минут, — напомнил доктору Капитан. — Приступайте. Правый спокойно сел на указанный стул, Левый вышел с Капитаном. В кабинете он молча забрал поданную ему стопку распечаток с данными и диаграммы, сел на пол и пятнадцать минут делал вид, что сверяет одно с другим, но осилил за это время меньше, чем обычный внимательный человек, знакомый с подобной работой. Что ж, без Правого у Левого производительность падала в несколько раз. Секунда в секунду он поднял голову и уставился на Капитана, не мигая. На виске у него нервно пульсировала вена, давая понять, что выдержка дается ему нелегко. Как и относительная неподвижность. — Идем, — разрешил Капитан, и Левый оказался у двери одним нечеловечески быстрым движением, но все-таки нашел в себе терпение пропустить начальство вперед. Правый выглядел немногим лучше. Едва открылась дверь, они с Левым схлестнулись, как две встречные волны, ощупали друг друга, на мгновение прижались всем телом и только после этого выдохнули, продолжая соприкасаться ладонями. — Меняемся, — напомнила доктор, и Левый нехотя отступил к ней. Он смотрел в глаза Правому, пока за ним не закрылась дверь. Правый за пятнадцать минут сделал чуть больше Левого. И вторая встреча Башен была еще более нетерпеливой, чем первая. Капитану поначалу показалось, что Левый нуждается в Правом больше, но потом он понял, что Правый просто лучше скрывает свою и без того очевидную слабость. Они были интересным феноменом, но, наблюдая за тем, как Левый, чуть прикрыв глаза, быстро-быстро барабанит пальцами по предплечью Правого, наверняка сообщая обо всем на свете (Капитан разобрал только «больно» и «они»), все меньше хотелось продолжать экспериментировать с изучением возможностей их автономной работы. Потому что его целью было присвоить их, а не стать одним на двоих врагом. — На сегодня все, — объявил Капитан, когда доктор ушла к себе, пообещав скинуть предварительные данные исследования по электронке. — С разделением на сегодня, — уточнил он. — Но работы у нас все равно предостаточно. В том числе и нудной бумажной. На секунду ему показалось, что они синхронно растянут губы в улыбке — мол, какая разница, что делать, лишь бы вместе, — но Башни только кивнули и, на мгновение стиснув ладони друг друга до побелевших костяшек, вытянулись перед ним, как на смотре. Диаграммы они обработали еще быстрее, чем накануне. Наверное, это что-то да значило, но Капитан уже решил не изобретать велосипед, а копнуть как следует в архивах. И все выяснить. *** Копать пришлось основательно. Привлекать к этому посторонних, даже отлично себя зарекомендовавших, проверенных и пропущенных через несколько сит, не хотелось. Капитан чувствовал (что само по себе было новостью), что его с Левым что-то связывает, что-то, тянущееся из времени, когда они оба, быть может… Дальше мысль буксовала. Капитан не помнил себя ребенком — и сомневался, что был им. По сути, кроме последних шести месяцев он не помнил ничего, и до недавнего времени это было неважно. До того момента, когда он назвал Левого «Баки» и не смог вспомнить почему. Шесть месяцев ему не снились сны, но стоило Башням занять свое место, как ночью Капитан будто попадал в другой мир, о котором наутро ничего не помнил, но навязчивое ощущение, что раньше все было иначе, преследовало его весь день. Что оно было, это «до», о котором он и не задумывался. Ему было незачем. Капитан поднял самые древние архивы, не те, переведенные на электронные носители, а сами документы, закрытые за таким количеством замков, от которых и ключей-то не осталось — чистки в Организации сказались, — что пришлось повозиться, открывая. И вот на большом, идеально чистом столе стояла коробка. Из нее выглядывали пожелтевшие от времени листы, небрежно собранные в картонные папки, бобины с пленками, убранными в круглые металлические чехлы, стопки каких-то черно-белых фотографий и блокнот — чуть больше ладони, тонкий, в черной кожаной обложке. На боку коробки был наклеен ярлык — потертая бумажка, на которой побледневшими чернилами было выведено «Эксперимент Эрскина». И ниже, мельче, шариковой ручкой — «Капитан Америка, первый суперсолдат». Включив допотопный кинопроектор, он установил бобину с цифрой «1» и погасил свет. На экране планшета Левый сонно пошевелился, и Правый тут же дотронулся до него, отстучав по бедру «я здесь». Башни все еще спали по очереди, а их Капитан этой ночью не собирался отдыхать вовсе. Прошлое вдруг стало нужнее. *** Правый спал, когда Капитан — когда Стив Роджерс — вернулся к себе. В голове гудело от обилия информации, ее было столько, что даже его супермозг не справлялся. Капитан — Стив — пытался примерить к себе все то, что узнал, и у него не выходило. Он методично, факт за фактом, выстраивал биографию и не мог понять, что нужно было сделать с ним, чтобы из Стива Роджерса получился Капитан. Чтобы заставить человека, добровольно согласившегося на опасный для жизни эксперимент и боровшегося с ГИДРой, в конце концов ее возглавить. Ведь тут дело даже не в обнулении. Они — Пирс или те, кто был до него — стерли не просто память. Они уничтожили личность. Они заставили его осознанно действовать в интересах организации, которую Стив Роджерс считал вредной для общества. Цели и методы которой не разделял. Они отняли все, что составляло его жизнь: идеи, устремления, убеждения и людей, которые ему верили. Они отняли у него Баки, сделав таким же оружием, как он сам. Может, с меньшим количеством степеней свободы, но да. И Капитан, и Зимний Солдат — обе его части, Левая и Правая — это совершенное оружие на страже структуры, против которой сражались люди, из которых оно было сделано. Капитан не человек. И Зимний Солдат не человек. Даже та его часть, которая раньше была Баки Барнсом. Брока Рамлоу не знали ни Капитан, ни Стив Роджерс, и по путаным данным, которые все-таки вышло восстановить при помощи искина, удалось определить, что как раз Брок Рамлоу был куратором Зимнего Солдата, тогда еще одиночки, а потом их переклинило друг на друге, при попытке убрать куратора произошел масштабный (и наверняка повлекший человеческие жертвы) сбой, после которого Солдат в проекте стало двое. Капитан Америка, он же Стив Роджерс, погиб в сорок пятом, потом был найден во льдах, разморожен и пристроен к делу. Которым занимается до сих пор. «Мировой порядок через боль». В тонком блокноте в черной обложке было несколько записей, сделанных красивым, почти девичьим почерком. Таким когда-то Баки Барнс писал всякие глупости своему другу. Кто и зачем сохранил их для считавшегося бездушным Капитана? Отчего от этих нелепостей становилось так горячо и больно в груди? Левый поднял взгляд, как только Капитан вошел в комнату, и инстинктивно сместился так, чтобы закрыть временно дезориентированного Правого, моментально вскинувшегося, стоило двери бесшумно открыться. Боялся ли Баки своего Стива? Опасался ли его, пытаясь прикрыть того, кто стал и ближе, и дороже? Разве тому, кого опасаются, пишут глупости? — Завтрак через полчаса, — произнес Капитан, по-новому разглядывая и капризно очерченный влажный рот Левого, и прихотливую ямочку на его подбородке, и длинные волосы, кардинально менявшие красивое, в общем-то, лицо. Он видел Баки Барнса. Теперь отчего-то не выходило иначе. Легкого, улыбчивого друга Стива Роджерса, смотревшего на него с теплой насмешкой с каждого кадра военной хроники. А теперь инстинктивно считающего его чужаком, непредсказуемым и потенциально опасным для того, что дорого. Они поднялись одинаковым движением, синхронно. У Правого на щеке был виден быстро исчезающий оттиск жесткой подушки. Левый едва заметно погладил Правого по бедру, отведя руку назад, но что он этим сказал, было не разобрать. Когда все успело так измениться? Стоило ли прилагать столько усилий, чтобы это понять? — Капитан? Наверное, он молчал слишком долго, разглядывая их, и Правый позволил себе немыслимую вольность — обратился к нему первым. Очень хотелось потрогать их, убедиться, что под тонкой плотной кожей — живая плоть, а не мертвый металл. Но он сдержался. Рано. В том, что нужный момент наступит, он отчего-то не сомневался. *** Ничего о себе не помнить было даже хорошо. Постоянная ретроградная амнезия позволяла быть непредвзятым: когда ничего о себе не знаешь, невольно делаешь выводы на основе наблюдений. А наблюдать и анализировать Капитан умел как никто — до недавнего времени он даже был уверен, что создан специально для этого. А оказалось, что он родился человеком, рос как все, нарабатывая «гражданский» опыт и формируя характер, пока не принял участие в эксперименте. Добровольно. И почти два года после этого оставался человеком. Обычным, хоть и с поправкой на физические возможности. И вот теперь та закваска, на которой когда-то создали его, та основа, на которой ГИДРа вырастила идеального солдата, вдруг забродила по новой. Капитан вторую неделю вычеркивал из расписания секс, потому что больше не хотел делать над собой усилие, просто чтобы избежать неприятностей значительнее, чем час с незнакомой женщиной наедине три раза в неделю. Капитан запретил давать Башням подавители и теперь с несвойственным ему интересом наблюдал, как расцветает их тяга друг к другу. Сначала почти невинная, с каждым днем она наливалась чувственностью, проскальзывала в каждом движении, хотя они, и Левый, и Правый, отчаянно пытались сдержать ее, не выдать, не навести новое начальство на мысль о том, что неплохо бы вернуть как было. Но все равно они тянулись друг к другу, Левый и Правый, как железо к магниту. Дышали друг другом, обрастали общим коконом из едва заметных движений, жестов, взглядов. Капитан оставался снаружи. Отдельно от них. Отдельно от Баки. Один, как все эти годы. Башни относились к нему настороженно, и это было вполне объяснимо, учитывая предысторию. Капитан — это ГИДРа. ГИДРа — это то, что сделало их такими. Их всех. Наверное, Капитан хотел, чтобы они об этом знали. Когда Левый, как более нетерпеливый, вместо того, чтобы спать, притянул Правого к себе, на себя, не обращая внимания на заметное сопротивление, попытки избежать уже однажды сделанных ошибок, напомнить о камерах. Но Левый смотрел так умоляюще, жадно, так мало себя контролировал, что Правый сдался, успев отстучать по бедру «камеры» как последнее предупреждение. Левый, впрочем, казался таким опьяненным их близостью, что последнее предупреждение проигнорировал. Капитан с минуту наблюдал, как Правый стягивает с Левого свободные штаны, не отрываясь при этом от губ, а потом выключил планшет и пошел к ним. Стоило открыть дверь, застуканные на месте преступления вздрогнули, будто очнувшись, но Левый, взглянув на Капитана, пополз как был — голый и, глядя снизу вверх, потерся лицом о бедро, а потом мягко, будто спрашивая разрешения, провел ладонями от колен к паху и обхватил губами головку члена, прямо через плотную ткань форменных штанов. Капитан положил ладонь ему на затылок, с удивлением чувствуя, что волосы у него мягкие. Правый оказался рядом почти бесшумно, скользнул за спину, провел руками по груди и медленно, давая время на размышления, потянул вниз замок магнитной застежки. Капитан не стал разбираться, откуда он знает, как расстегивается секретная, в общем-то, разработка, представленная в единственном экземпляре, он просто сам деактивировал застежку на брюках и вжал Левого лицом в пах. Башни сдавили его между собой, как две бетонные плиты — намертво. Будто он собирался передумать. Будто мог представить все как проверку, остановить, наказать. Он не собирался делать ничего из этого. Он по-прежнему хотел их себе, и после просмотра архивов это желание казалось естественным и единственно верным. Башни — Баки и Брок — должны принадлежать ему одному. Без остатка. Он давно не раздевался полностью при третьих лицах — не любил телесный контакт, он напоминал ему о неприятных исследованиях первых месяцев после пробуждения. Нагота вызывала у него подсознательное отторжение, переходившее в раздражение, и об этом информировали всех женщин, «работавших» с ним три раза в неделю. Не настаивать, не провоцировать, делать что скажут. Чаще всего он только расстегивал брюки и рубашку, не разувался и предпочитал сидеть так, чтобы видеть входную дверь. Теперь же, надежно запертому внутри своего убежища с существами одной с ним породы, Капитану вдруг страстно захотелось именно наготы. Звериное, яростное чувство, поднимавшееся в нем, требовало убрать последние барьеры, прижать к себе разгоряченные тела равных ему по силе, немного ослабить контроль. Не думать о том, как не свернуть шею очередной красотке, кукольно-прекрасной, так профессионально скрывающей страх, что он каждый раз почти верил. И каждый раз понимал, что ошибается, стоило чуть сильнее сжать белоснежные бедра, забывшись. У страха был резкий аммиачный запах, и Капитан, двигаясь внутри отданного ему на растерзание тела, чувствовал, как он наполняет комнату. Хотя, конечно, детекторы примесей посторонних веществ никогда ничего особенного не находили. Здесь он страха не ощущал — только азартное, горячее любопытство, желание, страсть. Он хотел их, и они хотели его. Несмотря на то, что эти двое были в сто раз опаснее любой женщины, с которой Капитану приходилось оставаться наедине, он не ощущал от них угрозы. Будто зная о своем зависимом положении, они не могли ему навредить. Что, конечно, было глупостью. Абсолютной безопасности не существует. Капитан знал об этом как никто. Но сейчас ему не хотелось думать об этом. Не тогда, когда горячие губы Правого терзали его шею, когда соски горели от его прикосновений, а Левый брал в рот так глубоко и аккуратно, как не могла ни одна шлюха до него — давились все, даже самые опытные. — Большой, — сладко выдохнул Левый, выпустив член изо рта, и провел губами от корня до головки, глядя снизу вверх, прямо в глаза. — Вкусный. Я хочу вылизать тебя всего, позволишь? Капитан запустил пальцы в его волосы и потянул вверх, заставляя встать, и Левый плавно поднялся, облизывая влажные губы, ярко-красные, мягкие. В поцелуй он выдохнул с такой жаждой, так тесно прижался всем горячим телом, что стало казаться — так было всегда. Пьянящее предвкушение, растекающееся по венам, нетерпение, возбуждение такое острое, что почти причиняет боль. У них стояло. У обоих. Башни жались к нему, терлись, как обезумевшие от весенней горячки коты, касались губами, руками, касались членами, и от этого воздух в комнате казался раскаленным, густым и пьянящим. Стоило отпустить Левого, как Правый занял его место, жадно впился в губы, целуясь до того властно и умело, что решение не подавлять их либидо стало казаться лучшим принятым за последнее время решением. Ему было хорошо. Уже сейчас, когда еще толком ничего не было испробовано, Капитан откуда-то знал, что они его не разочаруют. А он в свою очередь постарается не разочаровать их. Не только в контексте общей постели. Последняя мысль опалила изнутри своей неожиданностью, но сейчас им всем было не до глобальных вопросов общего характера — хотелось быть здесь, сейчас и желательно с мозгом, работающим хоть на треть медленнее. Ну, или самому Капитану так хотелось. Они раздели его в четыре руки: стянули ботинки, заставили вышагнуть из штанов, разобрались с плотным кевларом поддоспешника. Вспомнив, как они одевали друг друга перед каждым выходом на полигон, Капитан вдруг представил себя их частью, не до конца интегрированной, но важной. Стоящей заботы. Он целовал их по очереди, пока они кружили вокруг, постоянно меняясь, тесня его к «своему» углу — за кровать, в безопасность замкнутого пространства, где они упрямо спали, несмотря на наличие более удобного для этого места. «Тесно», — отстучал Правый по плечу Левого, и Капитан скорее угадал это, чем увидел, но Левый тут же сдвинул кровать, массивную, как вся остальная мебель в этих покоях, и они сплелись друг с другом в тесном жарком закутке. Он почувствовал это: безопасность. То, что Башни берегли друг для друга и чем щедро поделились с ним. Пустили к себе, позволили устроиться на жесткой подушке и улеглись рядом так же слаженно, как делали все остальное. Идеально. Правильно. Хорошо. Когда Капитан подмял под себя Левого, тот с готовностью выгнулся под ним, послушно развел ноги и прикрыл глаза. Его грудь тяжело вздымалась, а волосы прилипли к влажной шее темными змейками. В том отрезке времени, который он помнил, Капитан не был с мужчинами, но механику процесса знал, а потому притянул к себе Правого, коснулся губами губ и отстучал по бедру «смазка», глядя прямо в глаза. И добавил: «кабинет, письменный стол, нижний ящик», наблюдая, как расширяются чужие зрачки, и надеясь, что правильно разобрал все эти перестукивания. «Давно?» — игнорируя прямой приказ, спросил Правый, и Капитан его поцеловал, давая понять, что не станет наказывать. «Изначально». Правый, кивнув, нехотя ушел, коснувшись бедра Левого неуловимой лаской, будто сожалея, что им придется расстаться на долгие тридцать секунд — кабинет Капитана был буквально за дверью. — Ты такой, как мы, — одними губами, но все-таки вслух произнес Левый. — Мы были твоими? В его системе координат не существовало «я был», и Капитан не стал вдаваться в подробности. — Да. До всего. В то время, которое нас заставили забыть, ты был моим. Я звал тебя Баки. И хочу делать это снова. — Ты даешь нам имя? — Баки с тревогой вгляделся ему в глаза и обвел кончиками пальцев губы. — Нам-мне? — Ты будешь Баки. — А я? — хрипло спросил бесшумно вернувшийся Правый. — Брок. — А ты? — спросил Баки. — Кем будешь ты? Капитан не ожидал этого вопроса еще и потому, что слишком давно никто не решался их ему задавать, но все-таки ответил: — Стив. Можете звать меня так. Левый и Правый переглянулись, коснулись друг друга в немом разговоре, и Правый поцеловал Капитана, обхватил ладонью его член, щедро нанося смазку, и вдруг прикусил шею, ощутимо, почти больно, и его опалило изнутри то ли от ощущений, то ли от того, что очень давно — никогда? — никто не позволял себе с Капитаном ничего подобного. От того, как они интуитивно чувствовали расширение границ, как хотели присвоить его, сделать своим (хотя должно было произойти наоборот), Капитан сбоил, как отлично отлаженный механизм, в который попал песок. Ему нравилось сбоить. В этом было все дело. Остатки той личности, на основе которой ГИДРа создала его — свое идеальное оружие, откровенно наслаждались происходящим. Капитан не знал, каким был Стив Роджерс безо всей плакатной шелухи, которой полнились сверхсекретные архивы, но хотел это выяснить. *** Первое. Мужчины в постели нравились ему больше, чем женщины. Потому что когда он, наконец, втиснулся в тяжело дышащего, возбужденного и сладко стонущего Баки и тут же почувствовал, как на спину навалился Брок, явно не собираясь оставаться в стороне, он чуть не кончил в это же мгновение, чего раньше с ним не случалось — дамам, даже самым красивым, активным и опытным, приходилось прилагать усилия, чтобы довести его до оргазма. Здесь и сейчас ему пришлось сдерживаться, хотя ничего еще толком не началось. Второе. Мужчины нравились ему так сильно, что, войдя в раж, он оказался совсем не против «побыть снизу». Ну как снизу. В середине. Между. Одновременно получая и отдавая. Благо многозадачностью природа никого из них не обидела. Третье. Многозадачность шла рука об руку с многозарядностью. Наверняка тяга к мужчинам играла в этом не последнюю роль. Ко всем или к двум конкретным — было пока неясно. Четвертое. Он мог так весь день. Да, отодвинув важные дела Организации даже не на второй, а на третий, четвертый и дальше по списку план. Как с цепи сорвался. Был ли у него шанс думать о нужном, когда Брок и Баки по очереди ласкали его член, целовались друг с другом, передавая его друг другу, как леденец, а потом пристроились с двух сторон, доводя своей синхронностью его до совершенно безобразной, бесконтрольной дестабилизации, когда хотелось одного — чтобы язык Баки достал еще глубже. Или чтобы его заменили членом. Или чтобы губы Брока обхватили сильнее. И их обоих хотелось так, как никогда и ничего. Он чувствовал себя креветкой, с которой скололи ледяную «глазировку» — чуть оттаявшей и беззащитно-съедобной. Чувство открытости, какой-то внутренней мягкости только усилилось, когда Баки и Брок, меняясь, брали его по очереди. То идеально растягивая изнутри, то опускаясь на член, мучили, не давая кончить в десятый, наверное, раз, а он только и мог, что лежать, бессовестно раскинувшись на полу, как какая-то девка из красного квартала, и требовать еще. Наверное, их биологический вид мог заебать до смерти, и Капитан — Стив? — вдруг подумал: хорошо, что ему не нравились женщины. Бессмысленных смертей он не терпел — боль без цели в виде порядка он считал нерациональным расходованием ресурсов. В том числе и человеческих. Но Баки говорил «еще», опускался на член, жадно подавая бедрами, и Стиву казалось — так было всегда. Крошечный застенок, в котором и жарко, и тесно, и хорошо. И так сладко было притянуть Брока за бедра, обхватить губами член, пропуская сразу в горло, и придержать Баки, заставляя двигаться медленно, тягуче, и отдаться этому всему. Ощущениям. Удовольствию чувствовать себя живым. Усталости. Он не уставал никогда, но тут, к концу этой почти бесконечной ночи он почувствовал сытую, приятную тяжесть во всем теле. Хотелось спать, чувствуя их рядом. Зная, что все под контролем. Что ничего страшного не случится. Но утро нового дня, полного забот и нерешенных проблем, готово было лечь на плечи привычной тяжестью, а потому Стив поцеловал их обоих, по очереди и как-то вместе, накрыл легким покрывалом и приказал: — Спать, оба. Я буду в кабинете. Никто не войдет. Левый сонно моргнул, еще раз притянул его за шею, тычась влажными губами куда-то за ухо, вызывая желание плюнуть на все и устроиться здесь с ними, посередине. И пусть весь чертов огромный, почти никогда не спящий мир подождет. Но было нельзя. Не сейчас. Может, позже. Капитан вышел, прихватив одежду, оставляя Стива там, с ними. Стив Роджерс, как известно, ненавидел ГИДРу. Капитан ее возглавлял. *** Это случилось внезапно. Он почти разобрал, казалось бы, бесконечную стопку рапортов, донесений, отчетов и счетов, когда услышал сонное «жрать охота», произнесенное голосом Правого. И сразу за этим — тишина, а потом чертыхание на два голоса, какие-то невразумительные обрывки фраз и снова тишина. Хуже всего было ощущение, что ему послышалось. Капитан считался неспособным испытывать слуховые галлюцинации, но отчего-то был уверен, что ни камеры, ни микрофоны ничего не записали. Что услышанное не было произнесено. Во всяком случае, вслух. Поднявшись из-за стола, он прошел через небольшой коридор и открыл дверь в спальню. Оба его любовника — у него теперь есть любовники, приходилось привыкать к этой мысли — сидели на полу и остервенело отстукивали друг другу послания. Явно спорили, чего с ними раньше не случалось. — Говорил ли кто-то из вас только что «жрать охота»? Вслух или… мысленно? — спросил он. Баки выглядел испуганным. Возможно, еще вчера Капитан ничего подобного не заметил бы, но сейчас, в этой комнате, он был еще и Стивом, а потому плотно закрыл дверь, достал из кармана яйцо-глушилку и сел около них прямо на пол. «Я слышал», — четко подумал он, и по тому, как нахмурился Брок, понял, что не ошибся. Что об их мутации известно достаточно мало и тут же, следом — может, поэтому Башен держали на подавителях. Как раз потому, что известно достаточно. И что те не просто выдумали свой язык, а заменили им привычную когда-то мыслеречь. И что теперь он точно один из них, потому что тоже слышит их. А они его. «Стив?» — неуверенно позвал Баки, и Капитан улыбнулся. Впервые, пожалуй, с момента разморозки. — Слышу тебя. Брок? «Ебануться». — Коротко и емко, — одобрил Стив. — Завтрак уже был, обед через полчаса. Они смотрели на него странно, будто думали, что случившееся ночью им приснилось. Или что утром Капитан сделает вид, что ничего не было. Что он использовал их для своего удовольствия и просто зачехлит до следующего раза, как редко используемое оружие. Инструмент. Вот чем они считали себя. И внезапно прорезавшаяся телепатия в этот расклад не вписывалась. — Вы оба мои, — вслух сказал Капитан. «Твои», — эхом прозвучало в голове, и Брок довольно громко фыркнул. «Мы повторим?» — Баки облизал губы и нашел взглядом отчего-то так и не сошедший с шеи Капитана оттиск зубов, край которого был виден из-под жесткого воротника формы. «Кто-то был голоден». «До обеда полчаса», — напомнил Брок, и Стив развел руки в стороны, соглашаясь. Он начинал привыкать к мысли, что у него было прошлое. Что, может, когда-то, до того, как ему выморозили нутро, выскоблили за ненадобностью все, что сочли лишним, он был именно таким — жадным. Голодным до прикосновений. Ненасытно страстным. В чем-то открытым. Или для кого-то? Когда эти двое, о существовании которых он не подозревал еще месяц назад, стали его лучшей частью? Как смогли добраться до не прикрытого броней подбрюшья? Конечно, обед пришлось есть холодным, но вид облизывающего пальцы Баки стоил того. Брок казался более сдержанным, но стоило вспомнить, как он едва слышно стонал, придерживая Стива за бедра, как вбивался в него, как периодически вытаскивал член, чтобы прижаться губами к приоткрытой заднице, толкнуться в нее языком, чтобы потом снова заменить его членом, и эта сдержанность превращалась лишь в привычку лучше контролировать наверняка опасные эмоции. От того, как они двое смотрели, думая, что он не видит, внутри мелко дрожало. Как при опасности, угрожающей жизням тех, кто шел за Капитаном. Наверное, это и называлось «чуять нутром». Оно, оледенелое, мерзлое, как кладбищенская земля Сибири, чуяло опасность. Не доверяй. Не подставляйся. Не открывайся. Иначе — что? Ответа на этот вопрос пока не было. — Мы сейчас выйдем, — отложив идеально белую салфетку, вслух произнес Капитан. — В моих апартаментах камеры установлены только в малой спальне и кабинете. Записи с них попадают в мою личную закрытую директорию, охраняемую лучше, чем ядерные коды. В остальном здании все мониторится службой безопасности, считающей, что слабостей у главы ГИДРы нет и быть не может. Нам выгодно, чтобы они продолжали пребывать в удобном заблуждении. «Нам», — прозвучало в голове на два голоса, и Баки фыркнул. На этот раз вслух. — Нам, — подтвердил Капитан. «Они заблуждаются?» Брок смотрел открыто и вдруг изогнул бровь — как-то очень живо, что ли. Сейчас эти двое совсем не походили на бездушное оружие. Они были людьми. Оказались слишком похожими на них, несмотря на всю смертоносность. «Заблуждаются». — У меня есть дела, и их много. Не все и не всегда я могу решить отсюда. Нам придется выйти. «Мы же вернемся?» — Баки медленно облизал губы, и Капитану вдруг захотелось, чтобы тот сполз под стол и занял свой рот его членом. За всю жизнь, ту ее часть, которую он помнил, Капитан не думал о сексе столько, сколько за последнюю неделю. Это было ненормально, мешало сосредоточиться на делах, но боже мой, будь он проклят, если последняя неделя не была самой интересной за почти истекший год. Баки медленно, давая возможность его остановить, сполз на пол, и вскоре Капитану пришлось приподнять бедра, чтобы тот мог стянуть с него брюки. Брок, видимо поддерживающий своего двойника во всем, тут же перетек ближе и сначала целовал, а потом присоединился к Баки под столом. — Мисс Уитвик? — Капитан был уверен, что владеет голосом достаточно хорошо, чтобы звонить секретарю, чувствуя, как два языка выводят на его члене затейливые узоры. — Отмените все встречи до завтрашнего утра. Спасибо. Возражений он дожидаться не стал — только у памятников не бывает выходных, кроме периодов реставрации. А он, судя по ощущениям, памятником не был. И уже полгода функционировал без перерывов, выходных и праздников, часто работая по ночам. Сейчас он хотел еды и секса. Не обязательно в таком порядке. «В спальню. Для разнообразия — в мою». Башни выкатились из-под стола, сдвинув своего Капитана вместе со стулом, и пока он поднимался, пытаясь вернуть штаны на место, Левый успел заглотить его член до самого корня и выпустить его с влажным, очень возбуждающим звуком. Хорошо, что он когда-то, осматривая апартаменты, решил, что не будет требовать заменить кровать — та просто не пролезла бы в дверь. Во всяком случае, без разборки. И теперь впервые за полгода она казалась ему не такой уж необъятной: втроем они легко на ней поместились. Как он их хотел — сумасшествие какое-то. Сложно было бы подобрать слова, если бы это потребовалось, чтобы описать степень желания близости с ними. Оно не могло сравниться даже с чувством голода после трехдневной миссии, откатанной на одной воде. Голод он контролировал при необходимости. Это желание — нет. Не хотел даже пытаться. Ему было мало. После ночи без сна — все равно мало. Он впитывал их прикосновения, будто был истерзан долгой засухой, даже не подозревая об этом, и наконец дождался благословенного дождя. Он мял их, таких же жестких, как он сам, и это ощущалось правильным. Он слышал их мысли и ловил губами стоны. Брок потянул его на себя, извернувшись в последний момент и подставив спину, прижался задницей к члену. Баки, оторвавшись от губ Стива, сжал эту твердую задницу и, по-хозяйски порывшись в тумбочке, выудил из верхнего ее ящика смазку. Что ж, снимая с подавителей этих двоих, Капитан понятия не имел, какие последствия его ждут. Не то чтобы он жаловался, конечно. Его самого будто держали на подавителях. Он сейчас пытался вспомнить, как у него в расписании оказался секс с женщинами три раза в неделю, и не мог. Сейчас он не хотел об этом думать, не тогда, когда Баки щедро лил смазку на его член, двигая по нему кулаком, то едва касаясь, то сжимая сильнее, обводил пальцами головку. Он любил секс. Это стало очевидным только в последние сутки. Озарение пришло вместе с постоянным страстным желанием, растекающимся по всему телу от одного взгляда на этих двоих. Раньше Капитан никогда никуда не опаздывал. Специально назначал встречи после интима, чтобы не продлевать и без того сомнительное удовольствие, и уходил сразу, как галочка в нужной графе была проставлена. Сейчас же, когда Брок плавно двигался ему навстречу, когда от его взгляда через плечо в груди становилось тесно, хотелось быть еще ближе, глубже, прижаться теснее, так, чтобы почти до боли и не вздохнуть. Настоящая близость — это жадность. Это постоянный голод, гложущий изнутри, который невозможно удовлетворить. Это желание соприкасаться максимальной площадью, сплестись, слиться. Окружить себя ими обоими, прорасти в них. Когда они заполнили его с двух сторон и двинулись друг другу навстречу, он впервые в жизни мог только стонать, ничего не пытаясь контролировать, чувствуя, как тело, привыкшее к огромным нагрузкам и способное выдержать почти все, ощущается тяжелым и горячим, неповоротливым, до краев заполненным томным, сладким удовольствием. Оба его любовника кричали в ментальном диапазоне, без слов, одними эмоциями, и это ощущалось, как бурно протекающая химическая реакция в плотно запаянном сосуде, на самом пределе, когда кажется, еще немного — и смерть. Они оказались живучими, все трое. Капитан уже и не помнил, было ли когда-то иначе. Без крошек в постели, без ставшей очень вкусной еды, без разделения на я — ты. Я-мы и никак иначе. Наверное, если бы кто-то мог увидеть это все со стороны, то решил бы, что они не в себе. Обрывки фраз, произносимые вслух, каждая из которых — часть другого, неслышного диалога. Прикосновения-слова тайного языка, переходящие в ласку, кивки в ответ на незаданные вслух вопросы и поцелуи куда придется. Капитан ощущал себя так, будто эволюционирует в иную форму жизни, в какой-то высший коллективный разум, в идеальное существо, в котором стерты границы каждой личности, потому что не важно, где чье — главное, они все вместе. Я-мы. Ты-мы. Он-мы. Иначе не выходило. Чувство опасности, страх подставиться, довериться — пропал. Если ты не доверяешь себе, то тебе нужен специалист, тебе не место в Организации. Тем более во главе. Девиз ГИДРы вдруг стал звучать иначе. «Отрубишь голову — вырастут две». В каком-то смысле, именно это с ним и произошло. Он исчез сам по себе. Вернее, его стало больше. Он-они стали сильнее. Сейчас уже казалось неважным, планировал ли тот, кто разрабатывал сыворотку, что та возымеет такой эффект — притянет подобное к подобному. Поставит живую Гидру во главе Организации. Выведет человечество на новый уровень. Ясно было одно: ГИДРу и всех, кем она правит, ждали новые времена. Новый Капитан у нее уже был. Эпилог Баки смеялся. С совершенно непроницаемым выражением лица. Стив ощущал его смех как теплые волны, омывающие тело. «Барнс, уймись», — это уже Брок. — «Мешаешь, ну. Ща какую-то хуйню сморозит на весь мир — ты будешь виноват». «Не, ну ты пос… Брок, слева!» Они прыгнули одновременно еще до того, как Стив успел наклониться за щитом. «Говорил, блядь, что открытая пресс-конференция — говно, а не идея», — прохрипел Брок, блокируя удар шокером красивой блондинки — от сворачивания шеи ее уберегла информация, которой она теоретически владела. «Дротик. Стив?» «В норме». — Охрана, зачистить зал! — гаркнул Брок. Все заняло не более десяти секунд. Не первое покушение на Капитана, но и не последнее — недовольные будут всегда. «Это все твои игры в демократию», — проворчал Брок, наблюдая, как неизвестно откуда появившаяся Вдова обходит зал по периметру, тыкая во все углы своими щупами-сенсорами. «Страх вместо свободы — не лучший выход». «Ну дай им себя убить в следующий раз», — вставил Баки, рассматривая скрученную Броком блондинку. — «Я ее знаю. Знал. Брок?» «Не уверен, но похожа на ту лаборантку, которая… Да, это она». В голове замелькали какие-то кадры-воспоминания, смазанные, потому что помнил их только Брок, а он тогда был еще обычным человеком. «Она нам нужна», — напомнил Стив, чувствуя, что Брок злится. «Принято», — почти по-уставному отозвался тот, и блондинка вдруг плюнула ему в лицо кровью. Повисла ледяная, пробирающая до печенок тишина. Даже Вдова остановилась и теперь смотрела на Брока с легким любопытством. Правый считался самым вспыльчивым из Кулака Гидры, и его боялись даже больше, чем Капитана, которого все-таки больше уважали, считая справедливым. «Она просто не хочет на допрос», — напомнил Баки, и Брок утерся поданным им платком. — Уведите ее. Держите отдельно, проверь все, чтобы не отъехала, головой отвечаешь, — распорядился Брок и ткнул в грудь подошедшего командира группы. Тот кивнул и, схватив за локоть, поволок пленницу к выходу. «Я зову нашу чудо-девочку, Ванду», — Баки легко перепрыгнул через стол и оказался рядом со Стивом. — «Предлагаю пригласить ее на обед». «Ведьма, которая легко лезет в голову — не лучший аперитив», — отозвался Брок, рассматривая экран прибора, поданного ему Вдовой. — Это что за красота? — спросил он ее уже вслух. — Аналитики разберутся, — ответила та и скомандовала своей опергруппе: — Свидетелей разбить на группы — и по допросным. Буду через пять минут. С этими словами она подставила раскрытый пакет, и Баки осторожно опустил туда дротик — тонкую иглу с прозрачным оперением, которую удалось поймать у самой шеи Стива. «Хорошо иметь руку из вибраниума», — хвастливо заметил Баки, и Брок фыркнул. «Иметь кого-то с такой рукой — звучит ничуть не хуже. Эй, Кэп, как насчет снять стресс до обеда?» «А у нас стресс?» «Я испугался до смерти», — с непроницаемым лицом серийного убийцы заявил Баки. — «Чур, я в серединке». «До чьей, интересно, смерти?» — вставил Брок, и Стив выдохнул, убирая щит за плечи. Недовольные будут всегда. Но ГИДРа — достаточно гибкая тварь, чтобы едва уловимо поменять курс, и остальным придется жить в идеальном обществе, быть счастливыми. Хотят они того или нет. Эра войн прошла, на смену ей идет эра процветания. Капитан, единый в трех лицах, проживет достаточно долго, чтобы достичь этой цели.