Another life / Другая жизнь

      — Убогий…              — Что с него возьмешь, кроме анализов, да и те плохие…              Галф давно не сталкивался с таким открытым презрением, поэтому невольно вжимает голову в плечи, чтобы стать еще меньше, еще незаметнее.              Ну и что с того, что он — бета?       Что, мир клином сошелся на тех, кто способен оставить потомство? А бесплодные мужчины и женщины вроде него — это уже отбросы общества?              Вообще-то сошелся.       Вообще-то отбросы.       Как-то изначально сложилось так, что полноценными считались только альфы и омеги: здоровые, красивые уверенные в своих силах и способностях. Они с гордостью носили название своего вида и даже хвастались им перед такими, как Галф. А он… он просто смирился со своим положением и тем, что к нему относятся в лучшем случае с жалостью, в худшем — вот с таким презрением.              Но он же не виноват в том, что природа так распорядилась, правда же?       Правда?              Всегда же есть какой-то процент популяции, который отбраковывается из-за поломанных генов или еще какой-то гадости — он не особо силен в биологии. Естественный отбор или как там его — вот Галф и попал в тот злополучный процент, который получает сочувствующие взгляды сердобольных тетушек и уверения “ну ничего, живут же как-то другие беты”.              Именно, живут!       Не существуют, не побираются, а живут!       У них есть учеба (как у него сейчас), работа (как у него будет после завершения университета), даже отношения.              Да, беты часто объединяются с себе подобными, потому что только они могут понять друг друга. Понять, каково это жить в полностью враждебной к тебе системе, в которой тебе попросту нет места, потому что ты — ошибка природы. А иногда… даже с альфами и омегами.              Редко, крайне редко. Каждый подобный случай — как сенсация, как breaking news, но такое тоже бывало. Галф искренне не понимает, как здоровый человек может захотеть связать свою жизнь с таким ущербным, причем абсолютно добровольно. Кто-то говорит про какую-то там любовь, но ему уже не 15 лет, он не верит в это чистое и прекрасное чувство, которое может справиться со всем.              Нет, когда у тебя в медкарте стоит диагноз “бесплодие”, то любовь не исправит его.       Не зачеркнет.       Любовь не любит трудности. Или это не любовь?.. Но ему не хочется даже пытаться в этом разбираться.              Зато вот Майлду точно есть до всего дело:              — Вы чего это там тявкнули?              Да, этот парень — омега, ему точно нечего стыдиться, поэтому тот обладает звонким голосом и яркой внешностью в отличие от Галфа, который даже волосы подлиннее отрастил, чтобы те как можно больше прикрывали его лицо и даже прятали его.              — Эй, лапонька, нечего тебе с инвалидами дружить, — один из альф призывно хлопает себя по бедру, — давай к нам, милаш. Роби научит тебя, как получать удовольствие от жизни.              Как Галф понял, что этот парень альфа? Ну в целом даже внешности достаточно: высокий, мускулистый, мужественный.       Типичный.       Потому что даже к внешности предъявляются требования, которым нужно соответствовать.              Альфа? Вынь и положь развитую мускулатуру и высокий рост.       Омега? Будь красивым, мягким, нежным и деликатным. Галфу не нравится слово “женственный”, потому что омегами могут быть люди обоих полов, но что-то общее у них все-таки есть. Именно эта трепетность, хрупкость, на которую у альф должно включаться желание защищать.              Они, конечно, не животные, нет влияния каких-то безумных инстинктов, но что-то все-таки природа заложила в гены, раз такие пары все-таки формируются, когда притягиваются противоположное. А он… Он просто никакой. Ни жесткий альфа, ни мягкий омега — просто середнячок, бета.       Если бы не…              Но его мысли прерывает возмущенный возглас Майлда, который, оказывается, уже вовсю спорит с этими “уникумами”:              — Что значит не встречается? Что, если Галф — не альфа и не омега, то он уже бракованный? У него такой парень — закачаетесь!              Что? Что он несет? Какой парень?       После того случая Галф и на пушечный выстрел ни к кому не подойдет.              — И кто же этот “счастливчик”?              Галфу тоже очень интересно, потому что “без меня меня же и женили”, и его руки уже тянутся к тонкой шее Майлда, чтобы придушить это пока еще ходячее недоразумение за его длинный язык, как он спотыкается на ровном месте, когда слышит:              — Мью Суппасит.              Галф не знает, что ему делать, вот ей-богу.       То ли все-таки придушить этого пустомелю.       То ли сбежать подальше, чтобы не сгорать со стыда.       То ли…              Третий вариант он пока еще не придумал, но ничего хорошего там точно нет. Зато он наконец пришел в себя настолько, что у него хватает сил отвесить подзатыльник другу (уже вряд ли, пора аннулировать эти отношения):              — Ты что несешь?              — Ой, Галф, я знаю, что ты не хотел об этом распространяться, но мне стало обидно, что тебя за человека не считают.              А я и есть не совсем человек.              Ему так и хочется это прошептать, но сейчас не время и не место для подобных желаний излить душу, поэтому он цепляется за локоть этого пока еще целого и относительно невредимого парня, чтобы затащить его за угол и там уже наорать как следует:              — Майлд, ты совсем с ума сошел? Мало того, что придумал мне парня, так еще и назначил им самого Суппасита!              — Ну прости! — эти умоляющие глаза смотрят прямо в душу, выпрашивая прощения, пока Майлд цепляется за его руку. — Мне никто больше в голову не пришел в тот момент.              — А зачем ты вообще это придумал, придурок? Какое им дело до того, есть ли кто-то у меня или нет.              — Мне стало обидно за тебя, вот я и не сдержался!              — А можно было обижаться как-то по-другому? Например, молча? — ему требуется очень много усилий, чтобы не сорваться на друга за такую глупость, но потом Галф делает несколько глубоких вдохов. — Ладно, проехали. Будем надеяться, что завтра об этом уже никто не вспомнит.              Зря.       Зря надеялся.       Вспомнили — и еще как!              Если раньше большинство людей его просто не замечали, то теперь он стал местной “знаменитостью”: парень, который настолько заврался, что ляпнул, что встречается с звездой университета и чуть ли не самым красивым альфой, которого он когда-либо видел.              Да, Мью Суппасит Тончививат — этот тот самый “идеальный” альфа, о котором мечтают все омеги в радиусе 1000 километров, а может и больше. Высокий, красивый как бог, умный, богатый — что еще для счастья надо? Правда, говорят, что тот еще повеса, но кого это когда волновало? Каждая омега считала, что уж он(а)-то будет той самой, с которой Мью захочет связать свою жизнь.              Не захотел.       Количество его любовных побед, наверное, перевалило за сотни, а очередь к нему все не уменьшается.              Но проблема Галфа в другом: ему теперь просто жизни не дают за эту ложь, что просочилась в массы вовсе не по его вине. И эту проблему нужно как-то решать, потому что он очень хочет просто доучиться и найти работу — все, на этом лимит его желаний исчерпан.              — А может просто подойди и попроси, чтобы Суппасит подтвердил, что вы встречались, а потом разбежались? У него таких как ты — просто толпы, от него не убудет же.              — А ты не хочешь сам подойти, раз такой умный? И раз ты эту кашу заварил? — Галф огрызается, но понимает, что зерно истины в этом предложении есть.              — Это будет вообще по-дебильному, — Майлд тушуется.              — Ага, прямо как мой лучший друг, — так и хочется снова ему отвесить подзатыльник.              Но Майлд неожиданно отвлекает его внимание:              — Смотри, а вот и он! — И подталкивает в спину почти под ноги Суппаситу. — Иди давай!              Галф и рад бы избежать этого неловкого разговора, но когда ты почти влетаешь в эти руки, что являются предметом мечтаний всех омег и зависти всех альф, а они тебя придерживают за плечи, то сбегать уже просто нет смысла.              — Привет, ты наверное меня не знаешь. Я — Галф Канавут.              На лице парня появляется понимание, которое сменяет первоначальное удивление:              — Ааа, так вот, кто ты, мой парень, о котором я ничего не знаю…              Галф мучительно краснеет и бросает злобный взгляд в сторону Майлда, который делает вид, что тот вообще тут не при чем — так, мимо крокодил:              — Да, то есть нет… То есть произошло недоразумение: мой друг случайно это ляпнул, а потом слухи пошли по университету. Я правда этого не хотел, прости!              Ну вот, теперь он еще извиняется за то, чего не делал. Но уже поздно, не отвертеться.              — Так что ты от меня хочешь, Галф Канавут, раз все это ошибка? — темные глаза с прищуром смотрят на него, очень красивые глаза — стоит это признать.              Галф набирается смелости, чтобы выпалить на одном дыхании:              — Ты можешь подтвердить, что мы с тобой встречались? Мне жизни не дают из-за этого твои поклонники, потому что я… бета, — ему каждый раз сложно это признавать, потому что это — его клеймо. — В ответ я готов выполнить любые твои пожелания. Мне не нужны отношения — никакие, я просто хочу спокойно жить и учиться...              — Не интересует, — Мью резко его отстраняет и уже делает шаг, чтобы идти дальше по своим делам.              — Но почему? — Галф хватается за последнюю возможность вот так поговорить. — Тебе же это ничего не будет стоить.              — Просто не хочу, — тот как-то раздраженно пожимает плечами. — Прости, мне надо идти.              И правда уходит, оставляя парней провожать взглядом его ладную высокую фигуру.              — Дела… Даже не выслушал до конца, — Майлд чешет макушку. — Но не расстраивайся, бро, что-нибудь придумаем.              Придумать они не успевают, хотя издевки только набирают силу. А потому что через несколько дней его находит сам Мью под изумленными взглядами однокурсников и уже сам отводит в сторону поговорить.              — Я тут подумал…              Галф продолжает молча смотреть, не понимая, что от него нужно такому парню.              — Если твое предложение еще в силе — я согласен.              Теперь он не может говорить, но уже потому что потерял дар речи от неожиданности. А Мью продолжает:              — Но с небольшими изменениями: мы будем всем говорить, что сейчас с тобой встречаемся — и у нас все серьезно.              Дар речи, вероятно, никогда к нему не вернется.