Хорошие плохие решения

And if we're going down in flames Take a bow for the bad decisions that we made С Джеком у них всё изначально пошло как-то неправильно. Бен не сразу смог решить: ему хотелось быть к нему ближе или сторониться от греха подальше. Если бы решил раньше, они, наверное, избежали бы многих проблем. (2016) В мае молодежная сборная Англии приезжает в Тулон на товарищеский турнир, который нахально и слету выигрывает. Бену девятнадцать. Чуть ранее Лестер сенсационно оформляет чемпионство, и, хотя Бен не сыграл в чемпионате ни матча, чувство причастности греет ему душу. Джеку двадцать, и он выглядит как мальчик из той рекламы хлопьев, которую крутят по ТВ. У него идущие красными пятнами щеки, пухлые губы и растрепанные патлы, которые хочется не то отрезать, не то прочесать пальцами. Его Астон Вилла с грохотом вылетела в Чемпионшип, но он упрямо задирает нос и обещает, что это ненадолго, хотя его это явно задевает. Грилиш громкий, целеустремленный, вспыльчивый, но свой в доску и на поле выкладывается по полной. Да и как сосед по комнате ничего так, хоть от его сверкающих глаз и наглых рук Бену хочется иногда держаться подальше. Отмечают свою небольшую победу они, конечно, символическим шампанским, которого слишком мало, чтобы оно хоть как-то почувствовалось, но достаточно, чтобы веселиться от души. А вот кто уже потом протаскивает алкоголь покрепче, Чилуэлл как-то упускает. В результате, когда их все-таки разгоняют по комнатам, у него чуть плывет перед глазами и очень тепло в груди, словно там разворошили угли. Он забирается на кровать, подбирая под себя ноги. Джек, вместо того чтобы уйти на свою койку, валится тут же рядом, едва умещаясь плечами и толкаясь локтями. Бен послушно двигается к краю, позволяя ему лечь. — Эй, Чилли, — вдруг зовет Джек. У него на губах играет ленивая, провокационная улыбка, которая обычно не предвещает ничего хорошего. Бен, даже не глядя на него, прекрасно представляет его вызывающий взгляд. Джек так смотрит на него, когда обыгрывает в Фифу или прокидывает между ног на тренировке. Короче, самым раздражающим взглядом из возможных. — Ты когда-нибудь целовался с парнем? Бен фокусирует на нем взгляд, гадая к чему этот вопрос. — Нет. Джек расплывается в улыбке еще шире. Он устраивается удобнее, опираясь на руку и широко разводя колени, отчего край свободных шорт задирается. — А хотел бы? — С тобой, что ли? — уточняет Бен скептически. Джек фыркает коротко и весело, пихает его в голень ногой. — Нет, иди пососись с Пикфордом. Конечно со мной. Или что, — он дергает подбородком, — ты боишься? Это алкоголь виноват, иначе Бен бы в жизни не повелся на такую простую подначку. Но он поджимает губы и смотрит в ответ упрямо, мол, ничего я не боюсь, и остается на месте, когда Джек кладет горячую руку ему на плечо и наклоняется. Целовать парня странно. Губы у Джека мягкие, на вкус как шампанское, но с девичьими Бен бы их даже в темноте не спутал. Это длится всего секунду, после чего Джек отстраняется и пару секунд они просто смотрят друг на друга. Бену до ужаса хочется прижать пальцы к губам, но руки словно неподъемные, и сердце отчего-то ухает где-то в желудке. Изучающий взгляд Джека тоже тревожит, словно тот до последнего думал, что Бен отвернется. Наверное, надо было. А в следующий момент Грилиш рывком отталкивается и нависает над ним. Горячее колено вталкивается между ног, а потом рот Джека находит его губы — и все вокруг тонет в белом шуме. Они целуются до безобразия неловко, нетерпеливо сталкиваются носами и оба упрямо пытаются вести. В конце концов Бен поддается: расслабляется и позволяет чужому языку скользнуть в свой рот, а наглым рукам хозяйничать под футболкой, и по телу от этого вдруг скачут бешеные мурашки. Между ног уже от одних поцелуев тяжело и горячо — когда только это произошло? И когда Джек вдруг накрывает ладонью его пах и уверенно сжимает, Бена до обидного легко от этого выгибает. Он стонет негромко и подается навстречу ладони, продлевая контакт. Джек фыркает что-то неразборчиво, потом лезет рукой под тонкую ткань и сжимает его член в кулаке. Всё тело прошибает точно ударом тока, и в трусах становится мокро. Приехали. Бен опускает лицо, чтобы увидеть в полутьме, как Джек оттягивает шорты, освобождая твердый член с набухшей, темной головкой. Чилуэлл бездумно тянется, задевая костяшками пресс, и Джек шумно выдыхает, когда он оборачивает пальцы вокруг горячего ствола и быстро дрочит, неловко вывернув запястье. Белые капли летят Бену на живот и сбитую футболку. Подтянув шорты, Джек снова валится в сторону. Его тяжелая нога все еще переброшена через бедро Бена. Тот краем глаза видит его покрасневшие губы и прилипшие ко лбу длинные пряди. — Черт, это было хорошо, — тянет Грилиш через сбитое дыхание. — Ты мне футболку испортил, — ворчливо информирует его Бен. Он быстро стягивает её, откидывает на пол, пытаясь не думать, какого хера вообще произошло. Подрочить вместе, да и друг другу — не проблема, в академии они что только не творили, но поцелуи в программу никогда не входили. — Стоило того, — лениво улыбается Джек. — Что, дрочка? Не думаю. К тому же ты тяжелый, — чисто из упрямства качает головой Бен. Врет, конечно, тело до сих пор тяжелое и будто наэлектризованное. — Еще скажи, что тебе не понравилось, Чилли, — Джек поворачивается набок, трется коленом о его бедро, кожа о кожу, ровно под краем шорт, кладет руку на живот, и черт — у Бена снова встает. Через месяц он с семьей смотрит, как национальная сборная влетает сборной Исландии по пенальти. Разочарование такое сильное, что его даже мутит немного. Телефон звенит сообщением. «чертовы клоуны» Это первая коммуникация от Джека с тех пор, как они приехали из Франции. У Бена все еще вспыхивают щеки, стоит памяти подкинуть воспоминания о том вечере. Он в принципе готов принять тот факт, что у него может встать на парня, проблема только в том, что этот парень самодовольный, патлатый ирландец. «мы же будем лучше?» — неожиданно для самого себя пишет он. Может они и будут. Кто знает. Ему просто хочется в это верить. «конечно будем, чилли бой» — приходит в ответ. И чертова дюжина смайликов. Они переписываются все лето. Бен все еще не знает, как относиться к происходящему, но потом начинается новый сезон, и Джек нагло втискивает его в стену в первый же день сборов. Любые возражения умирают на языке. Когда Бен впервые ему отсасывает, неуверенно сжимая губы вокруг мокрой головки, Джек вплетает пальцы ему в волосы, перебирает мягко, и дышит так шумно и хрипло, что у Бена самого от этого встает. — Черт, Чилли, — тянет Джек после с улыбкой, — Ты красивый как девчонка. И сосешь классно. — Боже, пожалуйста, не говори так, — морщится тот, поднимаясь с затекших коленей. — Только что сказал, — лениво усмехается Джек, после чего подтаскивает его к себе и доводит до разрядки в несколько уверенных движений. Бен жмурится, прижимаясь лбом к его плечу, пока в ушах грохочет кровь. У него ноют уголки губ, во рту привкус спермы, и Джек наверняка превратил его прическу в гнездо, но сердце несется вскачь, и уши горят. (2017) Они проигрывают. По пенальти. Бен искренне расстроен. Если честно, сам от себя не ожидал, что настолько, но они ведь старались, они дошли до полуфинала молодежного Евро. Они почти, мать вашу, справились. Больше всех расстроен Джордан Пикфорд. Вид у него, конечно, скорее взбешенный, чем грустный — типичный Джордан — но у вратарей вообще свой кисель в голове, который простым полевым игрокам не понять. Бен все равно хлопает его утешающе по спине, когда они уходят с поля. Чтобы не вариться зря в собственных негативных эмоциях, он бездумно листает ленту, почти не вчитываясь в мелькающие надписи и смахивая входящие сообщения. С противоположной кровати за ним молча наблюдает Джек, упираясь ладонями в край кровати. Его нахмуренные брови подрагивают, между ними глубокая, недовольная складка. Он не сыграл сегодня ни минуты, и в глубине души Чилуэлл понимает, что он расстроен и зол, возможно, даже больше него, сыгравшего весь матч. Ему двадцать, Джеку двадцать один. В отличие от самого Бена в молодежку он больше не вернется. Дальше только национальная сборная, в которую еще надо попасть. Он откладывает телефон и осторожно садится напротив, опуская босые ноги на холодный пол. В грудной клетке теснится какое-то странное чувство: не то тревога, не то… — Эй, Чилли. От низкого голоса и тяжелого акцента Бена пробирает до костей. Он сомневается всего мгновение, а потом отталкивается от кровати, и они врезаются друг в друга руками, коленями и ртами. — Долбаные немцы, — бормочет Джек, забираясь ладонями ему под футболку. — Тебе нужно было поцеловать их вратаря, чтобы он забыл, в какой стороне ворота. Бен затыкает его поцелуем. Осенью они встречаются на вечеринке. За прошедшие полгода Джек решил отрастить щетину, всё еще не избавился от своей нелепой прически, но от его прищуренного, изучающего взгляда у Чилуэлла что-то привычно вздрагивает внутри. Джек всё делает открыто, точно напоказ. Смеется — громко, смотрит — прямо, касается — нагло. Флиртует со всеми, кто имеет неосторожность с ним заговорить, даже с парнем, который сидит рядом. Бен фыркает и отводит глаза, почти ожидая, что они сейчас свалят вместе, но этого не происходит. Вместо этого, когда вечер перетекает в ночь, Джек вжимает его всем весом в кровать, без лишних слов вытряхивая из тесных джинсов и тут же облапывая задницу. Бен сжимает его коленями, тянет обеими руками на себя. — Тот парень был готов уйти с тобой, — бормочет он Джеку в губы. Черт знает, почему ему это важно именно сейчас. — Не переживай, Чилли, — тяжело дышит тот, вжимаясь в него бедрами так, что у Бена перед глазами вспыхивают и гаснут звезды, — Ты всё равно был там самым красивым. (2018) Летом восемнадцатого Джеймс Мэддисон переходит в Лестер, и они немедленно становятся не разлей вода. У Джеймса солнце в глазах, в улыбках и в прикосновениях, он спокойный, веселый, чуть ехидный. У Бена чувство, будто они всю жизнь знакомы, как будто Джеймс знает его вдоль и поперек, и сам он точно так же знает Мэддса. С ним не нужно гадать, что у него на уме, и не нужно метаться в неопределенности из-за пары ленивых улыбок. С ним очень легко. Конечно, Бен немного увлекается. Джек понимает с первого взгляда. Он смотрит на Бена так, словно у того бегущей строкой все на лице написано, и он искренне в нем, Чилуэлле, разочарован. По крайней мере именно это Бен видит в темных глазах Грилиша, прежде чем тот отворачивается. В клубе, как и положено любому клубу, темно, людно и душно. В отдалении играет музыка. Фиолетовый свет разливается по полу, плечам и рукам, делает всё, как из фильма «Бегущий по лезвию», продолжение которого вышло совсем недавно. Всё идет спокойно ровно до того момента, как Мэддс отходит, оставляя их на несколько минут вдвоём. Джек вздыхает, смотрит на него исподлобья. — Правда, что ли? — тянет он негромко — так, что его почти заглушает звук музыки. — Ты о чем? — Ты и Мэддерс. Бен поднимает голову и пару секунд просто таращится на него, пытаясь понять, что это, блять, значит. Джек удостаивает его лишь коротким, невыразительным взглядом и снова опускает глаза к бокалу в своих руках. — Мы друзья. — Да ладно, Чилли. Я, может, не самый умный парень в Бирмингеме, но не самый тупой. Смотришь на него, как влюбленная школьница. Не могу винить, он хороший парень. Внутри волной вскидывается обида, хоть Бен и сам не понимает, откуда она взялась. — Если и да, то что? Какая тебе разница? — холодно спрашивает он. Но Джек только жмет плечом и прокручивает пустой бокал в руках, наблюдая за бликами. — Да никакой, — говорит он ровно и равнодушно. — Делай, что хочешь. Потом возвращается Мэддисон, и этого разговора словно и не было. Ровно через полчаса Джек цепляет какую-то длинноногую брюнетку так легко, словно ее примагнитило к нему через весь зал, и сваливает вместе с ней. Бен старательно душит чувство разочарования. Между ними всё равно ничего не было, думает он упрямо. Несмотря на всё, что происходило весь год, это никогда не было чем-то серьёзнее дружеского перепиха и не могло стать, и ожидать чего-то иного было изначально чертовски плохой идеей. Это же Джек. Осенью он берет ладони Джеймса в свои и выдыхает: «Я думаю, что люблю тебя.» Джеймс смеется и смотрит на него ласково. Говорит: — Черт, Бенджамин. И целует. Бен чувствует себя самым счастливым на свете и отметает всё остальное. (2019) Ничего не меняется. Они продолжаются общаться, как обычно, встречаются компанией в редкие выходные. Всё то же самое, кроме того, что теперь в конце вечера Джек слишком часто уходит с кем-нибудь под руку, а потом таблоиды пестрят заголовками, что его снова где-то заметили пьяным, или он ввязался в драку, или бог знает, что еще. Бену в целом плевать. Зимний отпуск они решают провести вместе, и нужно было заранее понять, что это будет ошибкой. То ли в ресторане слишком жарко, то ли ему в коктейль намешали чего-то левого, но его развозит с полутора бокалов. Он трет мокрую шею, чувствуя, как размазывает по коже капли пота, и откидывает голову на спинку дивана. Ему давно не было так хорошо. Краем уха он слышит, как Мэддисон что-то говорит, потом хлопает его по коленке и куда-то уходит. — Отдыхаешь? Над ним нависает темная фигура, в которой легко угадывается Джек, будь он неладен. Его голос отзывается дрожью внутри не хуже музыкальных басов и словно вдавливает в мягкий диван еще сильнее. Бен протягивает наугад руку и цепляется пальцами за рукав его толстовки — и как ему, блять, не жарко? — трет плотную ткань между пальцев. Сейчас он видит Джека в перевернутом виде — загорелая шея в вороте толстовки, плотная щетина, полные губы, внимательные темные глаза, зачесанные назад волосы. И снова глаза, и снова губы. Он достаточно пьян, чтобы признаться самому себе, что иногда продолжает думать об этих губах. О том, как Джек целуется — агрессивно и страстно, будто дерется — а его рот на вкус как соль и мята. — Что-то типа того, — рассеянно улыбается он и поднимает голову, пару секунд привыкая к вернувшейся на место картинке. — Тут слишком жарко. Как ты еще тепловой удар не получил в этой штуке? — Я более теплоустойчивый, чем ты, — со смешком отвечает Джек и падает рядом с ним, широко разводя колени. — С чего бы? — фыркает Бен, стараясь игнорировать, как чужое, сильное горячее бедро прижимается к его бедру. Джек, должно быть, все-таки перегрелся в своих шмотках, раз от него так пышет. Колючие мурашки бегут по рукам, скапливаются под затылком — Бен снова трет шею, пытаясь их стряхнуть. Просто нечестно, насколько быстро его тело всё еще реагирует на Джека. — Чилли, — вдруг зовет Джек — и черт, он единственный, кто делает это вот так: протяжно, негромко и с вибрацией в каждом долбанном звуке. Откровенно так. Не отозваться невозможно. Бен беспомощно поворачивает лицо к нему. У Джека взгляд — серьезнейший. Внимательный и острый. То ли он не пил совсем, то ли в одном шаге от того, чтобы считаться пьяным вдрызг. Скорее всего, второе. — Да? — Почему не я? Сердце подскакивает куда-то к горлу. Бен впивается мокрыми ладонями в ткань собственных джинсов, будто бы надеясь таким образом удержать его и себя на месте. — Какое это имеет сейчас значение? Джек болтает остатками чего-то темного в стакане и выпивает залпом. Вытирает пальцем каплю в уголке рта. Бен почти чувствует её горьковато-терпкий привкус на своём языке. — Наверное, уже никакого, — встряхивает головой Грилиш. Внутри от этих слов мутно, холодно. — Джек… Тот поворачивается к нему, и Бен вдруг с ужасающей четкостью понимает, что за этим последует. Горячая ладонь ложится на плечо, когда Джек подается вперед, и Бен успевает отвернуться за секунду до того, как их губы встречаются. На секунду они так и замирают, словно какая-то ебаная инсталляция на тему трагичной любви. От Грилиша остро пахнет алкоголем и дымом. Тревогой. Тоской. Бен чувствует короткий, злой выдох у себя на щеке, который, кажется, проезжается ему по всем нервам сразу, и когда Джек отстраняется, успевает заметить вспышку обиды в чужих глазах. — Ну и пошел ты, Чилли, — выплевывает тот тихо и едко. И уходит. Сезон Лестер заканчивает самым паршивым образом, оказываясь на девятом месте. Бен недоволен собой чуть более, чем полностью. Мэддисон смеется, обнимает его и говорит, что в следующий раз всё получится лучше. В это же время Джек блистательно вытаскивает Астон Виллу из Чемпионшипа. Пальцы сами находят в списке контактов нужный номер до того, как Бен успевает подумать дважды. — Поздравляю! — говорит он вместо приветствия. Внутри покалывают иголочки радости за другого человека. Он знает, как тяжело Джек переживал их вылет, хоть и задирал нос выше макушки. Он почти ожидает, что Грилиш сбросит звонок — они еще ни разу нормально не говорили после зимы — но: — Спасибо, Чилли, — после паузы отвечает тот на другом конце линии. Судя по звукам и крикам, он едет в автобусе, должно быть, отмечать с командой. — Смотрел игру? — Конечно. Вы заслужили это. Джек, ты был абсолютно потрясающим, — он прикусывает губу, чтобы остановить себя, и выдыхает чуть тише, — Ты сделал это. — Говорил же. В следующем сезоне встретимся на поле, — Звучит ниже и как-то ближе, словно Джек прикрыл ладонью микрофон, чтобы шум не мешал или чтобы никто не подслушал. У Бена от этого в желудке ноет. Он сглатывает и мысленно умоляет собственный голос не подводить его. — Конечно. Мы вас раскатаем. — Ты пожалеешь об этих словах. И с тебя футболка, — говорит Джек со смехом и отключается. В декабре Лестер приезжает в Бирмингем, где в холод под редкими снежинками громит Астон Виллу со счетом 1-4. Бен целенаправленно идет по полю туда, где видит знакомую макушку, по пути на автомате пожимая руки остальным парням. Он боится не успеть, но Джек без колебаний обнимает его и всовывает в руки игровую футболку, получая взамен его собственную. Чилуэлл сжимает пропитанную потом ткань, разглядывая края желтых букв на насыщенно-бордовом фоне, и сердце заходится так, как не билось во время всего матча. — Сказал же, мы вас раскатаем, — неловко шутит он. — Заткнись, Чилли. В следующий раз отыграемся, — фыркает Джек, но тоже улыбается. Глаза у него знакомо сверкают. Бен на автомате тянет руку и лохматит его давно выбившиеся из-под ободка волосы, мягкие и влажные у корней. Джек пихает его в плечо и хрипло смеется, комкая в руке футболку с его номером. Того разговора зимой будто и не было. Когда он отходит в сторону, на Чилуэлле виснет сияющий Джеймс, но все, что он видит перед глазами, это широкая спина Джека и яркая капитанская повязка на его предплечье. (2020) В двадцатом году весь мир дружно идет по пизде, остается только сидеть дома и наблюдать. Джек привычно вляпывается в историю, после которой гордо отписывается: «лишили прав на девять месяцев». Джеймса замечают на какой-то вечеринке — и он напрочь отказывается говорить об этом. Краем уха Бен слышит новости про Мейсона Маунта и Деклана Райса, которые тоже чего-то там учудили. Бен, как самый умный, не отсвечивает. Всё катится к чертям. В двадцатых числах августа он звонит Джеку в неприлично поздний час и молится, чтобы тот ответил. В машине жарко, как в сауне, затылок и спина мокрые от пота, телефон скользит в ладонях, и он закусывает губу, прижимая его к уху. — Да? Голос у Джека удивленный и усталый, но не сонный. И на заднем фоне нет музыки и разговоров, и это обнадеживает. — Ты дома? — Да, а что такое? — подтверждает догадку тот. — Я почти около тебя. Откроешь? Джек не говорит ни слова, пока Бен заходит внутрь и аккуратно стаскивает обувь, только смотрит внимательным, спокойным взглядом. Кажется, понимает, что, если он скажет хоть слово, Бен взорвется так, что весь Бирмингем услышит. Только когда они заходят в кухню и Джек опускается на край дивана, Бен позволяет себе взглянуть на него: плотно стянутые резинкой, растрепанные волосы, домашняя одежда, усталый взгляд и загар на носу после недавно закончившегося, краткого отпуска. Чилуэллу смутно хочется уткнуться в него лбом и просидеть так сутки. Он приваливается плечом к косяку двери. — Я подписал контракт с Челси. Джек смотрит на него пару долгих секунд. — Я слышал, — наконец, жмет плечами он, — Поздравляю. — Спасибо, — слабо отвечает Бен, пытаясь улыбнуться. Губы не слушаются. Ему бы дома быть, к переезду готовиться и всё такое. Он спрашивает себя, что потащило его за пятьдесят миль от дома, и не находит ответа. С Джеком вечно так: к нему тянет как магнитом, но любые попытки дать этому хоть какое-то объяснение терпят провал. Впрочем, сейчас логика это последнее, что Бену нужно. Тишина сгущается между ними, тяжело давит на плечи. — Что Мэддс думает по этому поводу? — вдруг спрашивает Джек, и это удар ниже пояса, особенно от него. — Мы… разошлись. Решили, что так нельзя больше. — Могу спросить почему? — Нет, не надо, — качает головой Бен. Слишком рано, слишком больно пока что даже думать об этом, а причинно-следственные связи и вовсе способны, кажется, вспороть его заживо, особенно учитывая, что из всех возможных мест он стоит сейчас на полутемной кухне Джека Грилиша. — Мы можем вообще не говорить об этом? Пожалуйста. — Тогда что ты хочешь от меня, Чилли? Зачем ты здесь? Хороший вопрос, на который ответа у Чилуэлла нет. Он жмурится и трет глаза ладонями. — У тебя есть что-нибудь крепкое? У Джека находится Джек. Сорокаградусный Дениелс, который он молча разливает на два стакана. Бен опрокидывает свой не глядя, и Грилиш щедро плещет еще. Буквально через час перед глазами остается только колышущееся, плотное марево, через которое периодически пробивается чужая улыбка и хриплый голос. Они сидят на полу, касаясь локтями. Бену всё ещё безумно жарко, но так, по-хорошему, по-пьяному жарко. Умиротворение накатывает точно морские волны. Мышцы наконец расслабляются, и у него снова чувство, что он может дышать. Он утыкается лбом Джеку в плечо — не помнит точно, как это происходит, тело непослушное и тяжелое — бормочет: — Это мог бы быть ты, Джек. Следующее, что он осознает — ладонь на щеке. Джек гладит его по голове, по шее и скулам. Его пальцы вплетаются в волосы, мягко зачесывая их назад, нежно поддевают подбородок. Горячий лоб прижимается ко лбу, и дыхание щекочет губы. — Черт тебя дери, Чилли. «Красивый, как девчонка,» — всплывает в голове. Это было так давно. Бен кивает — черт так черт — и пытается слепо ткнуться ртом в чужие губы, но вместо этого под щекой оказывается прохладная подушка, и он моментально отрубается. Утром Джек делает им на двоих кофе. Бен затаив дыхание ждет хоть какого-то вопроса из тех, которые так и не были заданы вчера, но ничего не происходит. Он держит язык за зубами и малодушно сбегает. Тот факт, что он знает большую часть ребят в Челси, сильно помогает ему привыкнуть к Лондону и к команде, но он готов благодарить всех богов, что здесь есть Мейсон. Они знакомы давно, и сейчас настраиваются на одну волну невероятно быстро. Маунт, кажется, всегда в хорошем настроении, светит улыбкой, добродушно подкалывает. Их сразу же начинают таскать по совместным интервью и съемкам для клубных медиа. Каждое второе слово Мейса — о Деклане. Бесконечное «я и Дек», звонки, переписки. Очень быстро Бен понимает, что, если в раздевалке Мейсон с придурковатой улыбкой таращится в экран телефона, вероятнее всего там будет что-то от Райса. Об их дружбе спрашивают все журналисты, и в какой-то момент, глядя, как Маунт смущенно вспыхивает в ответ на очередной вопрос о своем лучшем друге, Чилуэлл понимает — о, так вот оно что. Он не собирается спрашивать и уж тем более давить. Чтобы осознать некоторые вещи, нужно время. Осенью Джека впервые вызывают в национальную сборную. Бен узнает не от сокомандников и не из новостей — Джек сам ему звонит. Бен на самом деле не помнит, когда они вновь вернулись к постоянным разговорам и перепискам, но не хочет это прекращать. — Я вызван в сборную, Чилли. Узнал только что, — сообщает он с ходу. Еле сдерживаемая, мальчишеская радость и гордость звенят в каждом слове. От мысли, что он среди первых, кому Грилиш об этом говорит еще до официального объявления, в груди теплеет. — Поздравляю. Давно пора было. — Ты же тоже там будешь? Бен мнет край футболки в руках. Хорошо, что Джек не видит его лица. — Нет, травма. Может занять еще пару месяцев. Джек на мгновение затихает. — Жаль. В другой раз тогда. Форма национальной сборной Джеку чертовски идет. Когда Грилиш, наконец, выходит на поле — с привычно спущенными гетрами и в обтягивающей широкие плечи, ослепительно-белой футболке с тремя львами — Бен позорно залипает в экран. Он даже рад, что никто его в этот момент не видит. После этого он идёт в душ, надеясь под упругими струями воды смыть с себя лишние мысли и тянущее каждую мышцу возбуждение, но это ни черта не помогает. В тот вечер он кончает с мыслями о Джеке, его горячих губах и его пальцах в своих волосах. (2021) В июне они впервые заходят на территорию Сент-Джордж Парк в качестве победителей Лиги Чемпионов. Мейс почти сразу виснет на Деклане и начинает пересказывать ему всё с самого начала (Бен уверен, что не в первый раз). Они тут же склеиваются точно две половинки одного целого, переходят на свой язык смешков, подколок и незаконченных фраз, понятных только им. Бен наблюдает, как они таращатся друг на друга, и мельком размышляет, когда же до них, наконец, дойдет. Джека он встречает в холле. На Грилише тренировочная форма с тремя львами, волосы торчат во все стороны, отросшая щетина, пронзительный взгляд исподлобья. Он такой же, как и всегда. — Наконец-то, — ухмыляется он краем рта, — Привет, Чилли. — Привет. Он такой же, как и всегда, но отчего-то Бену хочется его поцеловать прямо на этом же месте. Весь день у него чувство, как будто ему снова девятнадцать: он снова на национальных сборах, и рядом с ним снова человек, к которому Чилуэлл никогда толком не знал, как относиться. Он думает об этом, когда сидит рядом с Джеком перед разминкой, и тот слушает его, склонив голову и улыбаясь уголками рта. Когда они идут вместе в тренажерный зал, и Джек, обняв его за плечи и запрокинув голову, хрипло хохочет в ответ на шутку. Когда вечером они стоят у стены и смотрят, как Дек и Мейс играют в баскетбол против Стоунзи с Филом. — Вот это проход, — смеется Джек, не отрывая глаза от мяча. Его теплое плечо крепко прижато к плечу Бена. — Фил их сделал как котят. — Дай им шанс, — улыбается Чилуэлл. — Всегда готов давать вторые шансы, да, Чилли? — фыркает тот. Это звучит шутливо и легко, но отчего-то, когда Джек поворачивается к нему, его глаза на удивление серьезные и чуть лукавые. Стук мяча об пол вдруг разом перестает иметь хоть какое-то значение. У Бена чувство, как будто ему снова девятнадцать, но теперь он точно знает, чего хочет, и главное, чтобы Джек всё еще хотел того же, что и тогда. — Может стоить того, — негромко говорит он. Джек молча отворачивается обратно к залу. Следующие пару часов просто выпадают из памяти, стираются скручивающимся в животе предвкушением. Вот парни хлопают друг друга по плечам, закрепляя боевую ничью, а Бен улыбается довольно, мол, я же говорил, а следующее, что он осознает, это как захлопывается за ними дверь комнаты, и Джек бесцеремонно вжимает его всем весом в эту самую дверь. Тяжело, сильно, хорошо. Так хорошо, что, когда их рты наконец сталкиваются, Бен едва не стонет, притягивая Джека к себе за шею. Он проваливается с головой в поцелуй и в пышущую знакомым жаром близость. Джек вдруг обрывает поцелуй, бормочет сипло: — Черт, Чилли, с тобой каждый раз на одни и те же грабли. Короткий, жесткий поцелуй влепляется Бену под скулу. Джек гладит его шею, крепко сжимает загривок, прежде чем зарыться пальцами в волосы, и от этого у Бена под кожей пляшут молнии. Сохранять так хоть какое-то самообладание крайне сложно, в голове от желания и возбуждения уже плывет туман, но горькие интонации немного отрезвляют. Он поддевает ладонью лицо напротив, вынуждая отстраниться и посмотреть на себя. У Джека глаза — темнющие, а взгляд такой растерянный и мягкий, что у Бена колени подгибаются. — Почему? Джек встряхивает головой, позволяя растрепанным прядям упасть себе на лоб, и тут же нервным жестом зачесывает их назад. — Потому что в один момент ты хочешь меня, а потом ведешь себя так, словно это ни хера не значит. Понятия не имею, что мне с тобой делать. — А что ты хочешь сделать? — спрашивает негромко Бен. Рот Джека на секунду дергается в улыбке. — Большую часть времени я хочу выебать тебя. И делать это, пока ты не скажешь, что ты мой. Бен тяжело сглатывает. — Что тебя останавливает? Джек вскидывает на него взгляд. Потом качается вперед, и Бен, закрывая глаза, позволяет их губам столкнуться снова. Джек целует его, вжимаясь бедрами и давая почувствовать стояк под мягкой тканью штанов, и Бен подается навстречу, обнимает обеими руками. — Пошли, — он первым подталкивает Джека к кровати — ноги уже не держат — но, когда они падают, тот снова подминает его под себя, нависает сверху, разглядывая. — Ты скучал по мне, Чилли? — Прекращай трепаться, — фыркает Бен, и это работает, потому что Джек смеется и целует его снова, глубоко и крепко, пока его руки скользят по телу, сжимают, гладят, вспоминают. Бен почти забыл, как это хорошо — когда Джек без стеснения трогает его, когда вынуждает прогнуться под собой и широко развести бедра, когда оборачивает пальцы вокруг члена, а потом накрывает ртом. Темно-русая прядка падает вперед, щекочет живот — и Бен коротко стонет. А потом — когда Джек начинает двигаться, помогая себе рукой и прижимаясь языком к стволу — стонет еще раз и, кажется, уже не прекращает. Чувствительная головка скользит меж покрасневших губ, утыкается в бархатистое нёбо — и это так приятно, что у Бена мозги окончательно отключаются. Он кладет ладонь Джеку на затылок, судорожно подается бедрами вперед и кончает с длинным стоном, сжимая пальцами жесткие волосы. Затуманенным взглядом он наблюдает, как Джек выпускает его член изо рта, вытирает запястьем мокрые губы и на ощупь шарит рукой в сумке у кровати. Потом Джек наклоняется над ним снова и горячо целует в живот. Шепчет: — Повернись. Тело непослушное, тяжелое, но Бен послушно встает на колени, прогибается и хрипло выдыхает, когда влажные пальцы с нажимом скользят между ягодиц. Джек склоняется над ним, прижимается животом к мокрой спине, а горячими губами — к шее, пока его пальцы осторожно проникают внутрь, растягивая. — Такой горячий, такой красивый, — хрипло бормочет он Бену в затылок, и от этого по позвоночнику проходит колючая дрожь. Он стонет в ответ, что-то между «заткнись», «быстрее» и «господи, блять, Джек», дышит через раз, жмурясь от прошивающих тело вспышек острого удовольствия. А потом Джек наваливается на него тяжело, сжимая пальцы на боку, его член толкается внутрь, въезжает до упора, и даже дышать становится трудновыполнимой задачей — только распластываться под ним, принимая в себя, и задыхаться от каждого движения. Кончая, Джек дергает его за бедра на себя, вжимается носом под затылок и шепчет вперемешку с ругательствами слова, вспышками отпечатывающиеся где-то в мозгу. Ласковые, собственнические, требовательные. Бен может только согласно стонать в ответ. На кровати нелегко уместиться вдвоем плечами, но Джек просто подгребает его — безвольного, с еще звенящим в ушах эхом второго оргазма — к себе под бок. Он горячий, мокрый — с ним хочется пролежать так вечность. — Ты спросил, скучал ли я, — бормочет Бен, когда находит в себе силы говорить, — Да. Да, скучал. Джек улыбается лениво, гладит его по скуле. — Я тоже, Чилли. Постоянно. Бен поворачивается к нему и пару секунд просто смотрит, изучая. — Ты сказал, что тебе все равно, — тихо напоминает он. Опасается реакции, но промолчать не может — слишком уж горько было в тот раз. Джек мгновенно становится серьезнее, но его рука по-прежнему тепло поглаживает Бена по виску и щеке. — Я думаю, мне нужно было время, — наконец, признается он, — Не сразу осознал, что с тобой — это серьезно. — Да, — кивает Бен и тянется к нему за поцелуем, — Я тоже. С Джеком у них всё изначально пошло как-то неправильно. Бен не сразу смог решить: ему хотелось быть к нему ближе или сторониться от греха подальше. В итоге он принимает решение и не жалеет о нем ни секунды.