Расстрел в Кентском университете.

С самого утра они снова собрались возле университета, кто-то стоял и ночью. Сотни студентов толпились, переговаривались и уж точно не собирались расходиться даже в жаркий майский день, не пугал и недавний пожар. Отто был готов только лучезарно улыбаться, словно ещё одно солнце, если кто-то винил студентов в поджоге. Что же, пусть думают, что они бездельники, заняться больше не чем. Власти так ошибались. Парень не знал ни одного студента здесь, который решился бы на поджог. Большинство были активистами университета, и Вуд здоровался с каждым, узнавая их по лицам. У них не было и мысли о подобном бунтарстве. На зло нельзя отвечать злом, тогда какой же ты протестующий за мир? Только пустышка, лицемер. И вот власти проявляли эту сторону. Конечно, любят они своих граждан. Тогда бы к ним прислушались, а не оцепляли всё большим количеством военных. Как же это всё-таки было глупо, они стреляли в висок сами себе, но в глазах многих студентов или просто подошедших граждан мелькала тревога. Отто видел это, чувствовал беспокойный трепет и у себя в груди, только не давал ему волю. Он пытался быть тем, кто в подобной ситуации старается поддержать каждого. Такое вот яркое солнце с длинными кудрями, слегка развевающимися на ветру. С одной девушкой, вроде, Хейли, они договорились насобирать цветов, чтобы раздать их студентам, в качестве небольшой поддержи, да и просто для настроения. Отто старался искать белые, собирая их в аккуратный букетик. Десять. Двенадцать. Шестнадцать. Двадцать. Ноги добрели до куста свежей сирени. От яркого солнечного света мелкие цветочки, собранные в сочные грозди, постепенно выцветали. Нижние ветки были такие яркие, фиолетовые, к верху нежно-голубые, а на макушке совсем белые веточки качались на ветру. Вуд привстал на носки и потянулся к этим белым гроздям. Ветер загулял под футболкой, немного вздымая её. Дышать стало легче, жар как-то спал от касаний ветра, а в руках покоилось несколько веточек сирени. Парень загляделся на них, на то, как лепестки немного поблёскивают, на крошечную точку пыльцы между четырёх лепестков. Вуд немного улыбнулся, ему повезло заметить в пышной грозди совсем маленький цветочек с пятью такими же маленькими лепестками. На ладони лежало целое желание, от такого настроение точно немного поднимется. Парень задрал голову и стал рассматривать чистое лазурное небо, будто что-то там могло подсказать ему самое верное заветное желание, но Отто осознал, у него всё есть. В деньгах он не видел особой потребности, у него были еда и крыша. Любовь у него и так есть, с которой он и делит эту самую крышу. Наверняка, Эмерсон сейчас стоит в коридоре их скромного дома и наносит очередную роспись на стену, чтобы занять время, пока Отто нет. Вечером они заварят расслабляющий травяной чай, сядут у окна и будут болтать...да обо всём. О совместной жизни, о новых штрихах на рисунках Барретта, о холодном привкусе мяты на губах, в конце концов решат им поделиться, сливаясь в поцелуе. Эмерсон подтянет своего парня ближе за локоть, Отто аккуратно положит руки на крепкие плечи партнёра, разглаживая невидимые складки на его старой посеревшей от множества стирок рубашке. И они будут счастливы. Счастье, пожалуй, самое искренне желание. Оставаться счастливым, одаривать соседей и простых прохожих настоящей улыбкой каждый день - искреннее желание. Оставаться рядом со своим парнем, не смотря на запреты - искреннее желание. Наконец позволить ситуации в мире стихнуть и оставить всех в покое - искреннее желание. — Простого счастья. — тихо проговорил парень и положил маленький цветочек на язык. Уловить его зубами было достаточно тяжело, но, едва раскусив тонкие лепестки, горьковатый вкус проявился на языке, но всё равно был каким-то приятным. Такое на вкус счастье, наверное. Отто снова посмотрел в небо. Солнце щипало глаза, заставляя парня щуриться, но он всё равно улыбался. Ничего не случилось, но он резко ощутил, будто всё стало лучше. Несуществующая легкость начала порхать бабочками в груди и вела Вуда к другим студентам. Он раздавал цветы и искренне радовался каждому озарившемуся лицу студента или подростка на своём пути. Пару раз он пересекался взглядами с Хейли. Кажется, они были похожи, чувствовали одно и тоже. Стоило позже познакомится с ней ближе. Сиреневая горечь не оставляла Отто, и он шёл дальше, вдоль оцепивших их военных, некоторым протягивал маленькие белые цветочки. Какие-то принимались, а какие-то падали из рук на землю. Что же, эти люди не виноваты, что жизнь сделала из них серых тучек. Не унывать. Только эта мысль вертелась в голове, когда парень вертелся вокруг своей оси, пока шёл рядом со студентами и дальше раздавал цветы. Их осталось совсем мало, парочка упала, когда спиной Отто врезался в другого парня, значительно выше. Оба медленно развернулись, но никакой раздражённости в глазах не было, только лёгкая неловкость. И то, она сразу улетучилась, когда милая девушка, держа этого парня под локоть, махнула рукой и извинилась. Вуд только замотал головой, ведь он сам забегался, но девушка и парень только улыбались, сводя неловкость от инцидента на нет. Снова стало спокойнее. Отто отдал девушке последнюю веточку сирени и в ответ услышал, какой он хороший человек, как он хорошо поддерживает остальных протестующих. Парень засмущался и аккуратно убрал длинные кудри за уши, кратко кивнув. Они поболтали ещё пару минут, даже один из офицеров втянулся в разговор, неплохой оказался дядька. Отто быстро попрощался с остальными и пошёл дальше, по дороге сорвав ещё цветы, не истоптанные ногами студентов. В ряду военных он заметил женщину. Её уставший хмурый взгляд сразу привлёк, но и пробил до мурашек. Они же все здесь такие. Измотанные с затуманенным взглядом. Вуду было жалко каждого, но к этой женщине он подошёл первой, одарив её тёплым взглядом в ответ на стальной холод. — Вы такая красивая, Мисс, перестаньте хмуриться, вам не идёт. — руку за цветком она не протянула, тогда парень аккуратно потянулся и вставил стебель солнечной ромашки в дуло ружья и ещё раз улыбнулся. Отто начал медленно отходить, поправляя кипу цветов в руках и пересчитывая их заново. В одно мгновение вся толпа затихла. Внимание устремилось на одного человека. Вуд так же обернулся на полный решительности и неимоверной надежды вскрик. — Цветы лучше пуль! — кричала та самая девушка с сиренью, но после её возгласа тут же раздались выстрелы. В груди всё сжалось, кто-то убегал, кто-то падал на землю, закрывая голову руками, а Отто замаячил на месте, оглядываясь и всё ещё не осознавая, что происходит. Оглядываясь вокруг, он уловил взгляд той женщины с ружьём. Она так же растерялась, убрала цветок из дула, но не стреляла, только убрав ромашку за ухо. К ней подошёл ещё один военный, и всё начало происходить как-то быстро. Крупный мужчина выбил цветок за её ухом и устремил дуло своего оружия в сторону Отто. Он часто заморгал, но не успел ничего предпринять. Больно не было, по груди разлилась волна жара, больше ничего не ощущалось. Парень упал на спину, рассыпав цветы. Белые ромашки опали на грудь, рассыпались по земле вокруг, застряли в волосах. В который раз перед глазами проплывало небо, но теперь оно становилось всё мутнее и мутнее. Протяжный крик ужаса, перед глазами нависла тень. Щелчок камеры, а на грудь легла тяжесть чей-то руки. Больше Отто ничего не видел, это было последнее, что он чувствовал. Рядом на колени упала Хейли, рассыпав все свои цветы на бездыханное тело кудрявого парня. Может она и знала его совсем недолго, но чувствовала огромную потерю, понимала, он был потерей для кого-то ещё. Глаза Отто опустели за секунду, не смотря на то, что для него мгновение смерти тянулось долгими минутами. По щекам прокатились слёзы, но девушка не стирала их, не имела права сейчас пытаться скрыть слабость от смерти человека, который за какие-то пол часа показался самым чистым из всех, кого она когда-либо видела. Он не заслуживал такой смерти, ещё хуже становилось от понимания - никто не понесёт наказание за его смерть. Хейли аккуратно, пока была возможность, сложила руки парня на его груди, протиснув между коченеющих рук маленький букет из четырёх цветочков. Военная вдалеке видела эту картину, она даже не сдвинулась с места после указаний того мужчины. Перед её глазами раз за разом мелькал образ падающего юноши, чьего-то сына, внука, может брата и любящего парня. Женщина медленно опустилась и подобрала растоптанный цветок. Он будет покоиться гербарием в пыльной книжонке, которую будут открывать каждый год в день траура, но это в будущем. Сейчас был момент трагедии. Вот такое счастье, такие цветочки. Щемящее чувство не позволяло сделать и шагу. Вся ситуация вводила в ощущение, что Эмерсона не существует. О смерти собственного парня он узнал из новостей. Барретта не позвали на опознание, не пригласили на похороны. Для родных Отто он и не существовал. Парень, конечно, понимал, почему, но он имел право хотя бы из далека глянуть на ледяное бледное тело, попрощаться. Эмерсон ощущал вину за своё отсутствие на протесте, он, возможно, мог бы что-то изменить. Прикрыть любимого или вообще не пускать с глубь событий, держались бы где-то на краю и остались бы живы. Но Отто бы этого не хотел, Эми точно знал бы ответ на предложение держаться в стороне. Отто никогда не любил войны, был тем ещё заядлым хиппи. Эмерсон всякий раз смеялся, когда наблюдал за парнем во время просмотра новостей. Этот его вскрик: "Ах вы, сукины дети" — конечно, не был особо дружелюбен, но Барретт так любил отдачу и эмоции своего парня, они по-доброму забавляли. Ещё живым, Вуд всего себя отдавал за мысль "Мир во всём мире", вот и бросился на амбразуру. — Ты бы был рад такой смерти, да? — Барретт присел на корточки около могилы и поправил шляпу. Вьющиеся грязные волосы немного мешали рассмотреть своеобразный мемориал. На гранитной плитке была гравировка, целая композиция: аккуратные вплетённые цветки в волосах, букетик и руки на груди, аккуратные черты знакомого лица, теперь такие холодные, а на шее висел любимый медальон Отто. Эмерсон достал эту подвеску на барахолке, а Вуд влюбился в неё с первого взгляда. Всё сейчас напоминало фильм. Этот мемориал, сама смерть Отто и вправду была красивой, только это не кино, не выдумка. Настоящая вторая половинка сейчас сидит на земле и потеряно перебирает мелкие камушки. — Вот надо было тебе. Эмерсон не смел кричать. Потупив взгляд в перекопанную землю, он только еле выговаривал слова, больше похожие на какой-то гортанный хрип. Парень успел прокричаться в тот вечер, когда выкинул телевизор из окна, истоптал кинескоп ногами так, будто он был виноват во всём. На щиколотке ещё саднил порез от стекла, но Эмерсон ничего не чувствовал, совсем. Какие-либо эмоции покинули его перед лицом любимого человека на могильном камне. Почему именно с ними это произошло? Разве это счастье? Барретт одного понять не мог, чем именно Отто заслужил это всё? Может, сейчас он и счастлив, но в другом месте. И Эмерсон хотел бы быть рядом, и он будет. Точно знал, как сделает это, но не здесь. С запиской "Похороните меня рядом с ним" парень вернулся домой, закрывая дверь, которую больше не откроет, надел рубашку, в которой он планировал пойти с Отто на выпускной из университета и никогда ранее не надевал. Эмерсон знал, его забудут, а Отто останется жить в статьях и книгах. Странный парень в шляпе только ему и нужен, и Вуд встретит его с распростёртыми объятьями.