Кодовое имя: "Купидон"

- Сегодня один? Дубин впервые за последние десять минут отвлекся от рассматривания черного стекла спящего смартфона. Он не привык быть зависимым от каких-либо гаджетов; после тяготы работы не хочется тратить драгоценное время впустую на информационный шум. После работы он растрачивает свою заканчивающуюся молодость на чудеса бытовых забот. Стирка, готовка, уборка; иногда - звонок маме, еще реже - звонок сестре. А затем – сон, в котором можно забыть о том, насколько все это несущественно и насколько скудна его жизнь. Иногда сон прерывают кошмары, но он еще легко отделался. В сравнении с проблемами Игоря всё кажется мелочным. Метаморфозы начались с коротких вибраций телефона и дружелюбного мигания светового индикатора посреди рабочего дня. В соц. сетях звук стоял только на новых добавленных контактах, у которых Дима еще не успел его отключить, и на… Лиле. Ему потребовалось несколько недель, чтобы живот наконец-то перестало крутить от тревоги при новых уведомлениях из «Вместе». Точнее, характер тревоги претерпел изменения. Что-то вроде бабочек в животе – радостно, когда новые друзья не забывают о тебе. - Не один. Он просто немного опаздывает, - заверил Дима Улю. Она улыбнулась. - Он становится всё менее и менее предсказуемым. Раньше вы брали одно и то же, хоть было время подготовить заказ к вашему приходу, а сейчас!.. Звук уведомлений о сообщениях от Валика он все еще не выключил. Он быстро разблокировал телефон. «Дима, прости, сейчас буду, мчу со всех ног. Можешь пока заказать айриш кофе?» - А сейчас ирландский кофе, пожалуйста. Уля вскинула руки – «Я же говорила». - А вы, я посмотрю, не пьете в этот замечательный пятничный вечер? Дима повернул голову. Женщина слева, занявшая обычное место художницы, явно обращалась к нему. Эту особу Дима здесь еще не видел. У стойки сидели в основном одиночки-завсегдатаи или знакомые Ули – за ней она собирала интересующих ее «экспонатов». Если причину ее заинтересованности в нём самом он мог хотя бы приблизительно предположить, то догадаться, как его соседка привлекла хозяйку кафе – не смог. Она была значительно старше его и всех других посетителей, приятной наружности; длинные русые волосы были собраны в пучок, открывая украшенную крупными бусами шею. Обычная, казалось бы, женщина. Было в ее образе что-то не то чтобы не современное, а, скорее, попросту зрелое. Румяная, с округлыми локтями, мягкими ладонями и блестящими глазами. Вся она будто бы источала и материнскую доброту, и материнскую строгость. Ладно, всё-таки Улиному окружению она соответствует. - Не могу себе позволить, если каждый день – служба, - вздохнул он. - Хм, могу вас понять. Но даже так не смею отказать себе в удовольствии! Лада, - она протянула ему красивую, ухоженную руку, смотрела на него, не моргая. На безымянном пальце – кольцо. Диму начал прошибать пот – ему ужасно неловко, но отказать в рукопожатии - невежливо. – А вас? - Дмитрий, - Дима прочистил горло. Где Валентин, когда он так нужен? Вот и Уля идет с его ирландским кофе, а его самого и в помине нет. Свой кофе он тоже успел допить, оставив на дне только неприятную по своей крупитчатой консистенции жижу. Он не знал, куда деть руки – поставил чашку, взял ее вновь, поднес ко рту, пробуя кофейную гущу на вкус, создавая видимость хоть какой-то занятости. На чем его и поймали. - Уля, дорогая моя, наш Дмитрий допил кофе. Ты все еще гадаешь? – Лада оперла лицо на ладонь, смотрела на Диму с любопытством довольной кошки, прямо как Ира в их первую встречу. Хищно. - Будешь добра? - Ох, она еще как гадает, - усмехнулись теперь уже где-то справа. Как будто эта ситуация могла стать еще тяжелее – внезапно подошедшая Лиля забрала у Ули поднос с чьим-то заказом. – А ты хоть бы поздоровался, Дим. - Привет, - загнанно ответил Дима. Крохотная надежда на то, что хотя бы она спасет его из неприятной для него ситуации, исчезла, как только Лиля отошла от стойки. - Я погадаю, только если следователь сам не против, - Уля смотрела на него, ухмыляясь, расставив руки в боки. – Наш мрачный товарищ мне гадать не позволяет, так, может, хотя бы ты удовлетворишь мое любопытство! - И доплачивать не придется? – На всякий случай уточнил Дубин. Ему, на самом деле, было любопытно узнать, что его могло бы ожидать в будущем. Он бы и раньше попросил Улю погадать – Игорю она предлагала это очень легко, Диме - никогда, – но не хотел ее утруждать. Может, он боялся результата. Что там попросту ничего не будет. Или будет то, что его испугает. - Всё за счет заведения! Только делать все будешь сам, - пригрозила она. - А я растолкую, что смогу. Когда Дима взял кружку в левую руку, реальность будто бы покачнулась – он был готов поклясться, что земля стала уходить у него из-под ног, и он чувствовал падение, как это иногда бывает во сне; ему пришлось схватить второй рукой столешницу, но помутнение быстро прошло. Теплый, оранжевый свет Райдо будто бы стал темнее и плотнее, и жидкость на дне стала совсем черной. На фоне Грейс Слик пела о погоне за белым кроликом*. Дима бы посмеялся, но он был слишком сосредоточен на вращении чашки; по часовой стрелке медленно текла кофейная гуща. Уля вертела пальцем в ритм, приказывая не останавливаться. Потом она вскинула руку, браслеты клацнули, и она наиграно театрально воскликнула: - Стоп! А теперь наклони от себя, - Она плавно потянула ладонь на себя, как в танце. – И на блюдце. - А не потечет?.. - Именно в этом и смысл, - усмехнулась Лиля. Он не заметил, как она вновь подошла. - А теперь переверни ее. Тоже левой рукой! Везде были подтеки. Донышко было совсем черное. Интереснее выглядела противоположная стенка чашки. Дима очарованно вздохнул. Он ожидал всего – от преследующих его очертаний загадочной стрелы, до каких-то неясных разводов, которым можно дать какое угодно определение. Но белый, собранный черными хлопьями символ выглядел как что-то особенное – почти идеально ровный круг с двойным крестом. Он аккуратно повернул кружку Уле. - Что это значит? Уля мягко дотронулась до его пальцев, забирая кружку. Она посмотрела на Ладу, усмехнулась. - Наверняка что-то из славянской мифологии. Даже не знаю! Лада? Женщина перехватила чашку, взглянула на узор и засмеялась. - Даже не знаю! - Дайте взглянуть! – Попыталась вставить Лиля, но женщины заливались смехом. - Дмитрий, Дмитрий! – Лада положила руку ему на левое плечо. – Ну, это значит только одно… - Только одно, - вторила Уля. Кто-то положил руку Диме на второе плечо, заземляя и постепенно возвращая назад. - Любовь! – Воскликнули Уля и Лада. Лиля зашлась в смехе. Дима нахмурил брови. Ну что за театральное выступление они тут устроили? - Я отчасти поэтому отказываюсь от ваших предсказаний, - спокойно произнес из-за спины Валик. – Вы его сейчас совсем в краску загоните, или запугаете. Рука на правом плече сжалась. В помещении тут же вновь стало по-обыкновенному светло, будто перезапустили электрогенератор. - Привет, Дим. - Ты как раз вовремя, - прошептал Дима так, чтобы услышал только Валентин. – Займи свободный столик, пожалуйста. - Просим прощения! - Лада еще раз похлопала его по плечу, и тут же посерьезнела, стоило Калигари отойти. – Перед тем как вы уйдете, я хотела бы вас о кое-чем попросить. Вы же следователь? Да, так-то он следователь, но в этот «замечательный пятничный вечер» он – просто мужчина, который пришел отдохнуть в хорошей компании. Он позволил себе рассердиться, но решил пока не подавать виду. - Допустим. - Понимаете ли, мой сын… - Лада посмотрела на дно его кружки. Диме уже не нравилось, куда идет разговор. – Я имею основание предположить, что вы можете быть с ним знакомы. Совсем отбился от рук, исчезает, не выходит на связь… - Мне больно это слышать, но заявление о пропаже лучше оставить в участке, - Дубин прикрыл глаза и потер образовавшуюся морщинку на лбу. Он посмотрел на морщинки вокруг ее глаз и решил сделать, возможно, не самое тактичное уточнение. – Он же уже совершеннолетний, полагаю? - Да, конечно, но… - В ее взгляде появилась такая тоска, что в сердце тут же закололо от стыда за произнесенное ранее. Не надо было так грубо, но он очень устал, и он хочет отдохнуть. – Такой хороший был. Светлый, озорной. На духовых инструментах играл! – Усмехнулась. – Да вот сердце разбили молодому. И всё забросил. Дима не знал, что сказать – в такие моменты сопереживание крало все его слова, уступая немому сочувствию виснуть в воздухе, надеясь, что в этой тишине увидят призрачную поддержку присутствием. - Чувствую я, что вы о нём ещё услышите, - вздохнула Лада. – Ну, будь что будет. Спасибо, что выслушали, лейтенант Дубин. А теперь идите, коли вас ждут. Дима попрощался и тут же ретировался. Странная женщина. И только спустя пару минут он понял, что он не представлялся по фамилии, и уж тем более – по званию. Или забыл? - Лиль, можешь пожалуйста и мне ирландский кофе принести? - Уверен? – Огонек в глазах. Издёвка. Если он захочет выпить, он будет пить, не маленький; а сейчас это буквально то, что доктор прописал. Оба улыбнулись. - Да, уверен. Один русский ирландский кофе, пожалуйста. Когда Дима подошел к столику, Валентин что-то увлеченно печатал. Или не увлеченно. У Гашпарова всегда было очень отстраненное лицо, по которому сложно было что-то распознать. Его взгляд был очень колючим, цепким, если можно так выразиться. У Димы не получалось сделать так, чтобы Валентин хоть на минуту перестал на него смотреть, когда они общались. Пытался прятать лицо в руках, но, выглядывая из-под пальцев, замечал, что тот наоборот смотрит еще внимательнее. Сначала он думал, что это какая-то психологическая атака, или манипуляция, но со временем он привык, что Валик просто… любит смотреть. Дима завидовал такой способности поддерживать зрительный контакт; отчасти потому что сам хотел разглядывать собеседника, особенно когда было на что посмотреть, например. Он вечно проигрывал в эту игру в гляделки, опускал взгляд, смотрел в тарелку, но не на Калигари. Дима заметил, что как только барьер в виде пристального взгляда исчезает, то перестать рассматривать Валентина почти невозможно. Он такой… инородный, необычный. Обычные человеческие телодвижения у него выходят даже как-то по-другому, выглядят плавно и при этом замысловато. Глаз всегда спотыкается об одну или другую линию на его теле – по татуировке бежит зигзагом вокруг руки, ближе к груди переключается на швы одежды уникального кроя; воротники у валентиновых рубашек обычно тугие, и по грудино-ключично-сосцевидной мышце, непременно отвлекаясь на движение кадыка, глаза бегут к точеным линиям подбородка, и так далее, и так далее… - А я свой телефон уже выключил. - Пока тебя ждал, снова вызывать начали, - не отрываясь от телефона, проговорил Валик. Настроения у него не было. Они вдвоем вечно кому-то нужны. Поэтому они договорились выключать телефоны перед встречами – чтобы наконец-то продохнуть. - Мне кажется, что со мной заигрывала та женщина. Валя сухо просмеялся. - Ты так же о Шарлотте говорил. Так тебя послушать, и с тобой флиртуют все. Кроме тех, кто на самом деле флиртует. Как же им не по-ве-зет, - без энтузиазма произнес по слогам Валентин, все так же смотря в экран. Тут рассмеялся уже Дубин. - Может, есть свои плюсы в том, что я никому не интересен – не обделю их вниманием. – Он проигнорировал очередной странный взгляд Калигари. Тот самый, строгий и пугающий. – Наверное, я слишком отчаян, и из-за одиночества о-очень падок на внимание. Он потер рукой переносицу, приподняв очки. Какой же он дурак. - Прекрасно понимаю. – Валентин наконец-то выключил телефон и убрал его в сумку. - Не представляю. – Дима сдвинул брови, визуализируя глубокий, трудный мыслительный процесс, который происходил у него в голове. - Ты же постоянно окружен людьми, разве не так? И я уверен, что… - Среди толпы одиночество ощущается как никогда. Да и не все способны дать то, что тебе нужно. Этот концепт Диме более понятен. Ему стало грустно – наверняка Валентину сложно найти человека, который бы соответствовал. Его стандарты оправданно велики, не иначе, а так поиск усложняется в сто крат. Он хотел спросить, что такого Валику нужно, но осознал, что понятия не имеет, зачем ему нужна эта информация. Кто он такой, чтобы лезть в личное? - Поэтому я рад, что есть домашние животные, - быстро сориентировался Дима, перегнав диалог в безопасное русло. - Если бы не Мухтар, я бы совсем загнулся - хоть на кого-то можно всю любовь вымещать, обнимать, гладить. А то тактильный голод совсем доконал, а! - Не удивлюсь, если свою порцию любви он только от тебя и получает. - Ну что ты… Игорь тоже о нем заботится, насколько способен. Не думай о нем так уж плохо, – Дима в ожидании напитка сосредоточенно водил пальцем по столешнице, продолжая скрываться от взгляда напротив. Валик уже начал поднажимать на свой кофе, постепенно стал непривычно сутулиться - расслаблялся, а Дима всё никак не может. - Вообще, животные людей лучше делают, и, если уж так посудить, вряд ли бы плохой человек завел себе питомца. - Только вот мой троглодит с тобой бы поспорил. Я для него подобен Нерону. - У тебя кто-то есть? – Дубин наконец смог поднять на Валика глаза. Тот смотрел и улыбался мягко. Дима тут же вернулся к разглядыванию своих же рук. – Не знал. - Да, кот. – Калигари внезапно накрыл его скользящий по столику палец своим указательным и остановил мельтешащее движение. На этот раз лака на ногтях не было. – Черный плюшевый экзот с повадками кота Бегемота. Только на задних лапах не ходит да водку не пьет. Он больше фанат абсента. - Дима выпучил на невозмутимого, как удав, Валика глаза. Тот подпер подбородок рукой, закрыв рот пальцами; усмехнулся в них глухо. Палец держит, не отпускает, призывая успокоиться. – Я же несерьезно, Дим. Дима сморгнул. Конечно тот шутил, в смятение его ввело совсем не это - почему он его палец-то не отпускает? - У меня были котята однажды. Решили с Верой посадить кошачьей мяты, так они… - Уставший старший лейтенант и бывший хозяин большого кошачьего семейства вздохнул. – Пришлось мяту выкинуть. Это обсуждение погрузило его в теплые детские воспоминания. Чувство ностальгии и тоски по дому крайне обманчиво; он и до этого вспоминал свои с Верой приключения, запах запачканных в сухой земле рук, кислый аромат железных турников, рыбную вонь из кошачьих ртов. Как лезла кожа на ссадинах, как болели зубы – еще молочные, и болели от гречки со сгущенкой, а не от гиперестезии. А как вернулся в Киров – так сразу разочарование пришло, понимаешь, что не вернешь жизни былую яркость, и то, что томило ностальгией душу, давно испарилось и выцвело из нового мира. И весь этот вымышленный мир из детских грез совсем не такой, как в памяти - серый, полный разбитых пивных бутылок да алкашей у парадных, от которых после смерти остаются лишь долги и архивированные дела о нарушении покоя и тишины. - Вера? - Хочешь верь, хочешь не верь - моя сестра-близняшка. Сама история с котятами до невероятного глупая - очередное лето у бабушки, у которой книг старых - полно, читай не хочу. Тогда еще удивлялся, что стоили дешево – по рублю, по три, по пятьдесят копеек. Читал Белых и Пантелеева, Жюль Верна, Драгунского, Харриса, Крапивина. Зрение посадил. Сейчас так много не читает, как в то лето. Собирал рассказы из «Пионера» по частям, с Верой бабуле показывали фокусы с обложки «Юного техника», раскрашивал японские кроссворды из “Мурзилки”. Так он и познакомился с лучшей стороной своего отца - через собранные им в юношестве журналы. По вечерам, когда бабушка укладывала их спать, она, бывало, гладила его руку, и шепотом, чтобы он не услышал, то ли с радушием, то ли с тоской приговоривала, что лицом он весь в мать, а не в папу, и убирала волосы с его лба. В сами лёгкие будто въелся с запахом книг дух приключений и благородства; энергии копилось много - на борьбу он только дома в Петербурге ходил, когда у мамы появлялась возможность отвести его в юношеский клуб после работы. А тут – безделье, из труда – донести тяжелые пакеты с сестрой наперегонки, да прибраться помочь. Так-то он никогда не был драк инициатором. Один раз пытался с друзьями силой померяться, и то не он "первый начал". Прилетело; все еще помнит, как стыдно было и как горели уши, когда Вера ему зеленкой ранки мазала под бабушкино сетование. С тех пор вроде поуспокоился. Ровно до того момента, как одним знойным днем, по пути от ларька с мороженым, они увидели местных задир, окапывающихся вокруг мяукающего заборчика из вкопанных автомобильных шин. И тут руки запахли сухой землей, во рту - песок в перемешку с железом, как с тех самых турников, только вот сплюнул - и на асфальте тёмное бордовое пятно осталось. Кожа то тут, то там саднилась, а болевший молочный зуб - взял да и выпал, не выдержав удара. Так он выяснил, что из ряда реакций "бей или беги" в особо опасных для его (или чьей-то ещё; особенно, если для чьей-то ещё) жизни ситуациях он предпочитает побегу первое. Вера долго выхаживала и бедную кошку с котятами, и Диму. Кто знал, что тем летом их будущая жизнь как ветеринара и полицейского уже была предопределена таким нелепейшим образом. Из размышлений Диму вывел принесенный ирландский кофе. - А как наше дело поживает? - Честно скажу - прогресса никакого. Улик не осталось же, сведений никаких, показания свидетелей - ни к черту. - Дима отпивал еще и еще, больно уж втянулся. Слишком поздно понял, что ляпнул. - Ничего личного, просто на такой информации далеко не уедешь. Лишь благодаря тебе имеем его фоторобот на руках. А так - висяк. - Висяк, - смурно повторил Валик, непонятно по какой причине - то ли возмущаясь безвкусицей их профессионального жаргона, то ли абсолютно справедливо унывая от тупиковости ситуации. - Да, висяк. Еще хуже - дело вот-вот сдадут в архив. Якобы нет никаких оснований его держать, жертв-то нет, никакого ущерба кроме морального - не нанесено, да все будто и забыли. Все "пострадавшие" как один свадьбы играют, до них не дозвонишься. Чертовщина какая-то. - Во всем этом деле меня это напрягает больше всего. Свадьбы, - Валик словно нашёл стенки полупустого бокала самым интересным явлением на свете, и нечаянно проигнорировал Димин вопросительный взгляд. - Так или иначе… У нас тоже начинает все это дело забываться. Шум поутих, как только все новости об этом приобрели желтушный характер. "Таинственное убийство без жертв… Реальность или массовая галлюцинация?" Только я же помню, что это вовсе не массовая галлюцинация, Дим. Нет, конечно нет. Дубин и сам прекрасно помнил ту ночь. Сам бегал по больницам с экспертизами и сопоставлениями анализов крови с кафельного пола и поступивших людей. Сам добивался активного статуса дела, ссорился с Фёдор-Иванычем, сам пытался связать ускользающее из рук дело с другими не менее странными. Везде то стрелы, то исчезающие пули, мистика, сплошная мистика, и все будто нарочно хотят, чтобы об этих делах забыли. И самое страшное - о них действительно забывают. Он уже хотел солгать что-то ободряющее, по привычке коснуться руки, хоть что-то, но его, к счастью, прервали. - О чем забыл сказать - мои знакомые по меду сообщают о внезапно исчезающих пулевых, не знают, что делать, штрафуют звонящих за ложные звонки. Только нихера они не ложные, Дим. На вызовах все те же, - Калигари сглотнул, - лужи крови от будто бы несуществующей кровопотери. - Надо что-то делать. - Надо что-то делать, - подтвердил Валик. - И я даже догадываюсь, что. Некоторые из наших стали смелеть, решили вернуть былой кутёж, если можно так выразиться. Намечается вечеринка, тематическая. - Калигари посмотрел в сторону, и кашлянул в кулак. При нём стесняется о таком говорить, что ли? Какая милота. - Посвящена оружию. - Совсем дураки, что ли? - Воскликнул Дубин. - Тут я с тобой пожалуй, соглашусь. Лозунг - "Мы не боимся". Специально храбрятся. И меня как звездного гостя пригласили. - Ты же один не пойдешь, надеюсь? - Все вокруг бегут в самое пекло, и Дима начинает уставать их останавливать. - Как раз об этом. - Валик снова покашлял в кулак. - Я хочу тебя со мной пригласить. Каковы были шансы, что мистический преступник, который следует совершенно неизвестной им мотивации, появится именно там, из всех мест? Дима отнесся ко всей этой идее скептически, но отказать почему-то не мог. Он редко полагался на удачу или интуицию, но они редко подводили - время и опыт развили в нем особое чутьё. И сейчас это чутье дерзко пищало где-то внутри: “А что, если?..” А еще Диме было любопытно. Самую малость. Когда у него еще будет возможность получить такой опыт? - Если ты откажешь, то ничего страшного. - Валик нагнулся ближе к нему и посмотрел понимающе. - Вероятность того, что он там будет - мала. Но без тебя я точно не пойду. Тем более, у него будет такой замечательный проводник. - Я согласен. Была не была! - Калигари в ответ изобразил на лице подобие полуулыбки. Вот бы он улыбался чаще, подумал Дима. И это совсем не портит его “готичный” - правильное ли это слово?.. - образ. Сегодня он, правда, отошел от обычной темной палитры: приехал к нему прямо из офиса в белоснежной рубашке. Помутневший от слабого градуса ум осенила внезапная мысль. - Кстати, мы так подходим друг другу. Валик подавился кофе, и полуулыбка треснула. Взгляд у него стал какой-то болезненный. - Что, прости?.. - Ну, смотри, - Дима начал свои объяснения таким тоном, будто Валик упускает что-то очевидное. - Оба одеты почти одинаково, пьем одно и то же… - А, ты это имеешь ввиду. Дима остался в недоумении, но нужда внезапно отойти была сильнее его любопытства. - Надеюсь, ты не против, если я удалюсь в “отхожее место” на минутку. Валик хмыкнул и махнул рукой - “Валяй”. Дима оставил его сидящим в прежнем его смятении. Он чувствовал вину, но не знал, за что именно. Он даже не представлял, насколько ему было необходимо умыться прохладной водой. Уборная в “Райдо” была крохотная, но очень уютная. За шумом воды он не заметил, как тихо стало в основном зале. Да, Уля почти никогда не закрывала своё кафе, но все посетители, как один большой коллективный разум, изо дня в день покидали заведение к определенному часу. Внутри так поздно оставались лишь какие-то потерянные души, Громова дружина и Уля с Карлом Ивановичем на своем вечном посту. Каждую ночь, как Дима успел заметить, обычный ретро плейлист сменялся более современными песнями. Уходил он под музыку семидесятых, а вернулся уже под сомнительно знакомую песню из такого же сомнительного 2007 года. Наверняка “дурное” влияние Абраменко. Он не мог не улыбнуться - Лиля сидела прямо напротив протирающей стойку Ули, и обе пытались подпевать в такт. Пели так, будто у обоих не было и толики музыкального слуха; им было все равно, они были слишком счастливы, чтобы обращать на это внимание. - I will not kiss you, ‘cause the hardest part of this is leaving you*, - громко завывали они. Дубин обернулся в поисках Валентина, потому что уж он-то должен знать, что это за песня, но, к его удивлению, за их столиком под постером “Святых из Бундока” он никого не обнаружил. - Он выбежал не так давно, - произнесла запыханная хозяйка кафе. Ее грудь тяжело поднималась и опускалась, как если бы она лично разносила заказы весь день. Она с прежней своей задорной наигранностью провела ладонью по взмокшему лбу и выдохнула. - Я думаю, что он вернется прямо… Колокольчики над дверью резко задребезжали. - Сейчас, - Закончила она. - Иди, ты сейчас ему нужен. Дима не успел удивиться ни Улиной точности, ни ее загадочности, когда взбудораженный Валик бросился к нему и схватил за предплечья. - Я видел его. Или кого-то похожего на него, и я не смог их догнать! - О ком ты? Валентин выглядел лихорадочно. По его лицу проскользнула тень той глубокой потерянности, в которой он был в ту самую ночь. Он всё никак не мог отдышаться - точно, бежал. Он опять был весь необычно потрепанный, слишком эмоционально возбужденный, как тогда, при поисках Командира месяц назад. Каждый раз, когда они вдвоем рядом, мир Калигари будто трогает землетрясение, плиты привычных понятий начинают движение, смещаются, и ударная волна этих потрясений доходит и до Дубина. Не может не дойти; каждый раз он сопоставляет Валентина, которого он увидел впервые - спокойного, и будто безразличного, с Валей, который с ним бок о бок сталкивается с чертовщиной - растерянный, на адреналине, с выбивающимися прядями из пучка. Стоит ли их мирам пересекаться? Безопасно ли это? Может, Диме больше не стоит впутывать его еще больше. Может, их частые встречи начали переходить черту. - Та твоя дама, с которой ты сидел сначала. К ней пришел кто-то, вылитый Купидон. Только другой. - Валик запнулся. - Хочешь верь, хочешь не верь… - Брат-близнец? Валентин кивнул. И произошло что-то совсем неожиданное - Калигари улыбнулся. - Нутром чую, что мы на правильном пути. Чего Дима не мог разобрать ранее, так это то, что Валику нравится его мир.