Длинно и кратко о среднем.

Курильщик не мог понять, чего больше в его восприятии Слепого: страха, или интереса. Всё было странно и переменно. Любопытному фазану было интересно, куда вожак уходит по ночам, почему на нём всегда есть какие-то листочки и хвоинки, даже среди холодной зимы, почему его руки живут отдельно от него и многое, многое другое. И это же его пугало. Пугала страшная, даже для Дома худоба, ведь смотря на него можно было пересчитать все кости, как у скелета. Пугали руки, что имели свою жизнь. И глаза. Пустые, криво-зеркальные, мёртвые. Ничего не выражающие, неподвижные, не нужные ему, лишние в его худом теле.    Боясь заговорить с ним, Курильщик только смотрел на вожака. Иногда казалось, что Слепой видит реакцию Курильщика на себя, смотрит в ответ, не поворачиваясь. Один раз Бледный дёрнул пальцем в ответ на то, что Курильщик, забывшись потянулся к руке. То ли поощряет, то ли наоборот, гонит от себя. Фазан надолго запомнил ту тревогу, с бликами ужасов на скользких боках.   Слепой всё время молчит, а Курильщику сны снятся страшные. Там вожак, глаза , белы, как мел, зрачков нет, но видят же, видят! Видят слишком много, больше, чем позволено. Он видит чужими глазами, глазами каждого, кто видит его, и знает столько, сколько знают все и никто. И сейчас Слепой начинал смотреть глазами Курильщика, забирая его воспоминая, воруя сны, и улыбаясь — без эмоций, пусто,  поверхностно. Однажды ему стало интересно, что будет, если осмелиться, коснуться, решиться. Его выворачивало от ужаса, интереса и адреналина. Так идут трогать змею.Холодную, скользкую. Возможно, ядовитую. Живую. Он решился. Был вечер, почти ночь. Он ещё был здесь, ещё не ушёл. Возможно, Курильщика это бы насторожило, задумайся он об этом. И то, что был лишь Македонский, что исчез на какой-то полке, как обычно невидимый, молчаливый и не слышный да Толстый в ящике. Не более того. Слепой сидел на полу. Волосы скрывают бледное лицо. Руки на удивление спокойны. Тоже не двигались. Курильщик смотрел, долго смотрел. Он хотел передумать, но было поздно. Его рука, подрагивающая, в пасте(до этого он рисовал ручкой) тянулась к серой, почти голубой руке, неестественно гибкой, слишкомживой руке. Он мог бы зажмуриться. Он хотел это сделать, но заставил себя смотреть. Ему нужно было увидеть этот момент соприкосновения. Он вздрогнул. Рука была холодная. Казалось, будто Курильщик чувствовал как бьётся сердце в пальцах. Он хотел уже одёрнуть руку и плести что-то про случайно задел, но почувствовал, как слишком длинные пальцы обвили запястье. Слепой не держал за руку, он просто овил её, как плющ обвивает всё, что рядом. —Боишься. Шелест. Не вопрос. Слепой почти никогда не спрашивал, он утверждал. Ответной фразы не вышло— слова убежали, как крысы с тонущего корабля. —Я не трону — Слепой услышал ответ в молчании. Он забрал мысль. Очередную. Курильщик не поверил. Но верить хотелось. До дрожи в голосе, до дней мучений «стоит» - «не стоит, до зажмуренных глаз, до страшных снов с туманом в мёртвых глазах. Курильщик понял. Это отпечаталось в сознании. Горящим восков на обратной стороне век. ему не должно быть интересно