Куроо Тецуро пропал ровно пять лет тому назад, восьмого сентября 20ХХ года, по пути с работы.
Это до сих пор кажется чем-то невозможным: перед уходом на работу человек смазано поцеловал тебя в щеку со словами «до скорого», вышел из дома, а затем так и не вернулся. В тот день после его ухода в раковине осталась кружка с недопитым крепким кофе; список продуктов, написанный его размашистым почерком и приклеенный на дверцу холодильника; брошенная наспех в корзину для белья домашняя футболка. Когда Тсукишима впервые после того рокового дня вернулся в пустую квартиру, спустя бесчисленные часы поисков, опросов и разговоров с полицией, все в ней казалось обычным, посредственным, будто ничего не случилось. Все было на своих местах, словно оба ее жителя должны были обязательно вернуться в неё и продолжить жить свою счастливую совместную жизнь. Но один так и не вернулся. Первая теория следователей: сбежал. Однако деньги, карточки, машина, все было на месте и не было тронуто кем-либо, кроме одной покупки в комбини рядом с работой, но там была лишь утренняя покупка обычной воды. На работу Куроо Тецуро, как прилежный сотрудник, явился вовремя. Подозрительного поведения его коллеги на опросе не отметили. Работал усердно, на перерыве пошёл обедать принесенным из дома бенто, как всегда, вместе со всеми. Задержался всего на двадцать минут после официального окончания работы, о чем прилежно сообщил своему партнёру через смс: 20:15 «задержусь максимум на минут 30! надеюсь, что ужин не убежит от меня! я очень голоден :)» 20:16 «Надейся. Может он обидится на тебя за подобное поведение и сбежит прямиком ко мне в желудок.» 20:16 «ауч» Если бы Тсукишима знал, что это будет последнее сообщение, которое он получит от него, он бы написал что-то более милое, заботливое, а не очередную колкость. Он тысячу раз прокручивал в своей голове, как он мог бы написать: «Опоздай хоть на час, два, но вернись домой, пожалуйста» «Давай я тебя встречу и мы вместе вернёмся домой?» «Пожалуйста, просто вернись ко мне, Тецуро» С записей видеокамер было известно следующее: покинул здание работы в 20:37, сразу же пошёл по привычному маршруту в сторону дома. Что произошло дальше — неизвестно. Тсукишима немного заволновался уже в девять часов вечера. Его парень хоть и казался на первый взгляд очень несерьёзным и взбаламученным, но в жизни всегда был пунктуальным и со всей ответственностью относился к обещаниям и планам. — Он написал в пятнадцать минут, значит выйти должен был в идеале без пятнадцати. От работы до дома его привычным шагом минут десять, — стараясь не поддаваться иррациональному волнению, рассуждал про себя Тсукишима, накрывая на стол. — Он должен быть с минуты на минуту. Спустя полчаса Тсукишима разозлился: опаздывать на ужин так бессовестно — это не в какие рамки! Злость кипела в жилах, а пальцы уже на автомате набирали его номер. На столе стояла уже остывшая еда. — Ну поберегись, Куроо, — прошипел парень, когда в телефонной трубке послышались последовательные гудки. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. — Абонент временно недоступен, перезвоните позже, — раздаётся женский мелодичный голос, на что парень лишь раздраженно ругается и сбрасывает, потирая пульсирующие виски. Волнение накрывает мощной волной гладь едкой злости. Тсукишима взывает свой разум к логике и рассудительности, но внутренний паникёр стучит по стенкам сознания с отчаянными воплями. От вороха мыслей парень неосознанно теребит пальцы и нервно покусывает губу, сфокусировав свой взгляд на стоящей перед ним тарелкой. Этот набор посуды они купили с Куроо в честь первого дня их совместной жизни в ближайшем магазине «Все для дома». Они долго не могли сойтись во мнении насчёт цвета, поэтому остановились на пастельном зелёном, что угодило каждому, ведь такой цвет успокаивает и снимает стресс, а это явно было необходимо им двоим. Он звонит ещё и ещё и с каждым гудком теряет последние остатки терпения, но безуспешно: Куроо недоступен. Парень не может усидеть на стуле: постоянно ерзает, трясёт длинной худой ногой, а затем и вовсе вскакивает с места и размашистыми шагами начинает бродить по кухне. За окном уже достаточно темно, уличные фонари и вывески окрашивают вечер в различные цвета, а нарастающий ветер трепет слегка пожелтевшие листья растущего прям перед их окном старого дерева. — Добрый вечер, Акааши-сан. Простите за беспокойство, Куроо не у вас? — стараясь спрятать все волнение в голосе, спрашивает беспечно Тсукишима, надевая попутно на ноги кроссовки и хватая в сумку чёрный складной зонт. — Добрый вечер, Тсукишима-кун. Нет, — размеренным голосом отвечает ему собеседник. — А что-то случилось? — Он опаздывает и не отвечает на звонки, — нотки беспокойства просачиваются в голосе, что не может укрыться от внимательного слуха Акааши. — Это на него не похоже, ты сам знаешь. Я попробую сейчас ему позвонить, а затем мы с Бокуто-саном можем подъехать, если ты нуждаешься в этом, — Акааши всегда четко знал, что людям необходимо в трудной ситуации, когда они сами напрямую не могут попросить о помощи, за что Тсукишима неимоверно его уважал и мысленно горячо благодарил. — Я был бы благодарен, — выдыхает Тсукишима и закрывает за собой входную дверь на два оборота. Такая его привычка всегда вызывала у Куроо лишь смешки и недоумение, ведь он-то закрывал всего на один оборот. — Ты что, в Чикаго живешь, Тсукки? Зачем дверь на два оборота?! — Да хоть в Сан-Франциско! Это одно из правил безопасности, если тебя вдруг этому в детстве не учили. Потом дверь всегда будет закрыта лишь на два оборота. Тсукишима в спешке выходит из дома и раскрывает зонт, дабы скрыться от мелкого накрапывающего дождя, и решительно идёт по маршруту Куроо до работы, до последнего надеясь, что по пути встретит этого несчастного скитальца и выскажет ему все, что о нем думает. Дорога ведёт сначала по оживленной улице, а затем для сокращения пути сворачивает в незаметный малолюдный переулок, от которого у парня прошел неприятный холодок по спине, что заставил его съежиться. Волнение с каждым шагом затягивалось в тугой узел, а одна тревожная мысль постоянно сменялась другой. Услышав звук пришедшего сообщения, Тсукишима с надеждой быстро достал телефон из кармана пальто, однако сразу же разочаровался, увидев на панели: 21:42 Акааши-сан Он недоступен. Мы выезжаем, будем через минут 15 около вашего дома. Написав короткий ответ, Тсукишима убирает телефон обратно в карман и быстрым шагом доходит до работы своего парня. На посту охраны интересуется, покидал ли данный сотрудник рабочее место. В ответ лишь недоверчивое выражение лица, просмотр базы и короткий кивок. Вежливо поблагодарив, блондин уходит ни с чем и со звоном в голове идёт обратно. — Хей-хей-хей! — в этот раз приветствие Бокуто прозвучало как-то особенно грустно или же, можно сказать, подбадривающе. Они с Акааши ещё сидели в машине, прячась от дождя, и стоило им увидеть семенящего вдали друга одного, как гримаса волнения исказила их лица. От неожиданного приветствия Тсукишима, вырванный из своих мыслей, пугливо дёрнулся. — Я думаю, что нужно звонить в полицию, — произносит Акааши вслух слова, вертящиеся у каждого на языке. Тсукишима молча садится на заднее сидение и набирает номер полиции. Далее — все как в тумане. Во второй теории следователей главным подозреваемым оказался сам Тсукишима: это была распространённая версия и в жизни действительности часто происходили подобные случаи, но самого парня данное предположение неприятно кольнуло под рёбра. Однако от неё быстро отказались: у парня пропавшего было железное алиби, подтверждённое записями камер перед домом, что он зашёл с пакетами из магазина в 19:20 и в предполагаемое время случившегося находился дома. Третья теория следователей: в малолюдном участке, не располагающим камерами видеонаблюдения, на Куроо Тецуро приблизительно в 20:40 по токийскому времени было совершено нападение с последующим укрытием доказательств. И по сей день следствие придерживается данной версии, от которой Тсукишиме не становится ни капельки легче. Его парень ростом метр восемьдесят восемь, весом под девяносто, из которых большая часть килограммов — это мышцы, пропал в обычный осенний вечер после работы. Кому вообще в голову могло взбрести напасть на него? Да и зачем? Ради денег? Будем честны: кто-кто, а он уж точно не выглядел, как человек, которого стоило бы грабить. На работу он всегда ходил в простом костюме, не отличавшемся особой дороговизной или же утончённостью фасона. На руках у него также были обычные рабочие часы. Ничего вычурного, резкого, притягивающего сразу же внимание. — «Почему именно он?» — этот эгоистичный, отчаянный вопрос, который навсегда останется без ответа, постоянно крутится у него в голове, что бы он не делал: ел, мылся, шёл на работу, чистил зубы, да что угодно. Постоянно одно и то же. Одинокими холодными вечерами Тсукишима судорожно бился на полу, задыхаясь от истерик, ломал себе руки и скитался в поиске ответов, так и не найдя ни одного. Он проживал каждый новый день только из-за надежды, что однажды услышит звон ключа в замочной скважине, а затем откроется дверь и на пороге появится Куроо со своей самодовольной улыбке на лице, все такой же до жути родной, а главное — живой. Квартира кричала о воспоминаниях о нем. Все осталось на месте: синяя зубная щетка в ванной, любимая чашка с котятами, рабочий ноутбук, стопка манги рядом с кроватью, разбросанные вещи в шкафу. Все дышало одеколоном и гелем для душа Куроо. Казалось, куда не взглянешь, все напоминает о Куроо и о том, что он не вернулся. Все друзья и знакомые, узнавшие о случившемся горе, в один голос советовали переехать Тсукишиме, чтобы он не терзал себя воспоминаниями, но он не мог оставить эту квартиру, он не мог оставить Куроо. Что, если бы он вернулся в один день и не застал бы свою любимую вредину дома? Первый год блондин плакал, второй — ждал, третий — молился, четвёртый — отчаялся, пятый — смирился. Но за все эти пять лет он не потерял надежду: она ещё слабым огоньком тлела в его безжизненном сердце. Он чёрной завистью завидовал всем своим друзьям, которые в момент особой грусти или боли могли броситься в объятия своих возлюбленных и забыться в тепле чужого тела. Тсукишима же забывался в оставшихся толстовках и свитерах своего парня, ещё пахнувших его запахом. Он переслушивал его глупые, как он считал в те прошедшие моменты, голосовые сообщения, а затем корил себя за то, что просил присылать их не так часто; пересматривал видео и фотографии, которых тоже казалось недостаточно; постоянно лишь безутешно плакал, сжимая свои плечи до багровых отметин и давясь вставшими в горле отчаянными рыданиями. Никто в полной мере не мог понять его чувств: все его знакомые потеряли друга, а он — человека, с которым был готов связать свою жизнь. И это ощущалось иначе, но также болезненно. Тсукишима чувствовал себя одиноким в своём горе, его никто не понимает и не знает: каково это жить в неведении, что же случилось в тот вечер на самом деле. Было ли больно Куроо? О чем он думал в последний момент? Кто это сделал и зачем? — Тсукишима, — мягко и как можно осторожнее начинает Акааши, пододвигая к нему кружку тёплого чая с лимоном. — Мы думаем, что уже пора… — Похоронить его?— на автомате заканчивает за него фразу Тсукишима, ведь он слышал подобное уже тысячи раз, и холодными пальцами принимает кружку, смотря на своё плавающее в ней отражение. Выглядит он не очень: уставшее, бледное лицо, залёгшие темные синяки от бессонницы, лопнувшие капилляры глаз после долгих рыданий. Всем своим видом он буквально кричит: «Я такой же не жилец, как и он!» — Да, это будет правильным решением, — сконфуженно добавляет Акааши и в неловком жесте кладёт руку на пальцы собеседника, который от горьких чувств сжал их до побеления торчащих костяшек. — Кто так считает? Может быть, сам Куроо? — едко, будто выплевывая вместе с ядом слова, спрашивает блондин. Он пренебрежительным жестом отталкивает руку собеседника и невидящим взглядом смотрит на свои руки. В особо тяжёлые моменты он научился концентрироваться на них, чтобы не дать отчаянию выбраться из закоулков своего сердца. Акааши обречённо вздыхает, но на деле не обижается на столь резкую реакцию Тсукишимы. Ему и самому тяжело об этом говорить, но прошло уже пять лет с того дня и пора уже сделать первый шаг: принять тот факт, что Куроо мёртв. — Тсукишима, пожалуйста, послушай меня, — заново начинает мягко Акааши, в голове подбирая нужные слова, но их не находится. Он не знает, что следует людям говорить в такой ситуации. Что правильно? Что неправильно? На эти вопросы нет ответов в интернете, а в жизни — подавно. Тут перед ним сидит человек, пытающийся всеми силами справиться с потерей любимого, а он не знает, что ему делать, как ему помочь. — Он не умер для меня, для нас всех, пока не нашли тело, — мертвым голосом произносит Тсукишима, резко оторвав взгляд от своих рук и переведя все своё внимание на голубые, как чистое небо, глаза собеседника. Тсукишима пристально смотрел на него и в памяти Акааши навсегда запечатлелось выражение его лица: стеклянные, будто не видящие ничего перед собой, глаза; его безжизненный потухший взгляд со стоявшими в уголках глаз слёзами; сухие, изгрызенные губы, сжатые в тонкую линию. В данный момент он отображение всей той вселенской печали, тоски и горя от утраты самого близкого человека. Акааши ничего не остаётся, как оставить эту тему, тем самым уступив мнению Тсукишимы на этот счёт. Он знает, что ему не нужны объятия, в которых он чувствует себя жалким и слабым, но этот раз особенный, поэтому Акааши пододвигается к нему и с тяжестью на сердце стискивает в объятиях. Он не обнимает его в ответ: его руки остаются безжизненно висеть вдоль тела. Лишь скатывающиеся по осунувшимся щекам тихие слёзы на свитер Акааши безмолвно благодарят о предпринятом шаге. Сколько бы Тсукишима не молился и не взывал к Господу, Куроо никогда не являлся к нему во снах. До этого дня. Придя домой полностью уставшим и разбитым после встречи с Акааши, Тсукишима рухнул лицом вниз на кровать, даже не раздеваясь, и накрылся одеялом с головой, вдыхая привычный запах стирального порошка, который всегда выбирал Куроо, считавший себя мастером в ведении домашнего хозяйства. Веки налились тяжёлым свинцом, от чего блондин сам не заметил, как быстро провалился в глубокий сон. Куроо предстал перед ним ровно точь-в-точь, как он выглядел перед уходом в тот день. Серый костюм, беспорядочно уложенная прическа и не сошедший отпечаток подушки на правой щеке, от вида которого теплота и любовь разливались приятной нугой по телу. Тсукишима лениво облокотился плечом на косяк двери, взглядом провожая, как Куроо, пытаясь одновременно удержать равновесие и завязать шнурки ботинка, пыхтит над сборами. Мягкая улыбка расплывается на его лице от ощущения этого момента. Закончив, Куроо распрямляется и, увидев улыбку на лице возлюбленного, сам довольно, с хитрым прищуром в глазах, улыбается и нежно сцеловывает эту улыбку. Затем ловко берет ключи с прибитой к стене ключницы, смазано целует на прощание блондина в щеку — это их старый обряд — и уже тянется рукой в сторону двери, как Тсукишима неожиданно подрывается с места, всем телом припадает к его спине и отчаянно стискивает в объятиях, не давая ступить и шагу. Они оба замирают на месте от развернувшейся немой сцены. — Не уходи, я ведь знаю, что ты больше не вернёшься! — горестно взвывает блондин, стискивая мягкую ткань пиджака и утыкаясь лбом между лопатками Куроо. Слёзы нещадно стекают по его лицу, а голос вновь надрывается от медной тяжести гирь на сердце. — Тсукки, ты должен принять тот факт, что меня больше нет, — обречённо выдыхает Куроо и, взяв одну из его рук, оставляет на ладони невесомый поцелуй. — Я не могу отпустить тебя! — этот крик, полный отчаяния и душевной боли, безжалостно разрывает сердце Куроо. Он плавно разворачивается к нему и окаймляет грубыми ладонями острый контур его лица, попутно бережно вытирая большим пальцем стремительно скатывающиеся слёзы. — Тсукки, люди никогда не будут готовы сказать «прощай» тем, кого они любят, — размеренным голосом проговаривает Куроо и этот его такой тон всегда действовал, как пилюля самого лучшего успокоительного. Он всегда был таким. Человеком, который в самый разгар конфликта или стресса внушал спокойствие и ощущения контроля над происходящим лишь одним своим голосом. За его фигурой всегда тянулся шлейф уверенности, спокойствия и стойкости. Его лицо, не смотря даже на самые грубые черты в виде прямого носа с небольшой горбинкой или же острый угол нижней челюсти, располагало к себе своим стремлением делать добро другим людям. Его движения, жесты, всегда преисполненные лишь трепетной любовью и заботой к партнёру, растапливали лёд в сердце Тсукишимы. Кто в мире вообще мог посметь отобрать у него это крохотное счастье, своеобразную отдушину среди людей? — Кей, я люблю тебя, — томно шепчет Куроо, прислоняясь своим лбом ко лбу блондина, все ещё держа в своих руках лицо возлюбленного. — Неимоверно, бесконечно. Но у меня сердце разрывается видеть, как ты изо дня в день мучаешься. Отпусти меня. — Тецуро, Тецуро, — как в белой горячке непрестанно повторяет Тсукишима, притягивая за шею парня к себе ещё ближе. — Я пытался, но я не могу… Тсукишима подрывается на смятой постели в холодном поту от неожиданного телефонного звонка. Разлепляя сонные глаза, он рукой на автомате нащупывает вибрирующий телефон на прикроватной тумбочке и принимает вызов. — Слушаю, — осипшим голосом отвечает блондин и устало садится на край кровати. В голове ещё полнейшая каша после сна. — Тсукишима Кей? Вас беспокоят из полиции, — раздался голос на другом конце трубки. — Да, я вас внимательно слушаю, — после этой фразы сердце в груди замерло, а из легких, будто после удара, выбило весь спертый воздух. У Тсукишимы помутнело перед глазами. — При очистке сточной канализации два дня назад в тридцати пяти километрах от края Токио были найдены останки неопознанного мужчины в возрасте тридцати лет. После произведённой экспертизы была установлена личность погибшего. Им оказался Куроо Тецуро, пропавший без вести пять лет назад. Вам необходимо явиться в полицейский участок, — монотонным голосом проговаривает мужчина заученную речь, от которой у блондина нарастающий шум в ушах и невыносимый стук в висках.Куроо Тецуро был похоронен со всеми почестями и слезами любимых ему людей четырнадцатого сентября 20ХХ года.
В то безоблачное, спокойное, солнечное осеннее утро, когда гроб аккуратно опускали в землю, Тсукишима был готов ринуться к нему прямо в вырытую яму и быть похороненным заживо вместе с ним. — Отпусти меня, Кей. Но он стоял на месте, словно прикованный, и лишь провожал взглядом его в последний путь, глотая соленые слёзы и стискивая ткань рукавов чёрного пиджака.