komm, lass Dich fallen

      Анна приподнялась — простынь скользнула вниз по её обнажённому телу, собираясь складками у паха, — и присела на край постели, спиной к Людвигу. Перевернувшись на бок, он вонзил острый взгляд промеж её напряжённых лопаток и, кое-как совладав с нахлынувшим раздражением, спросил: — Я старею?       Его голос прозвучал особенно принуждённо. Помедлив с пару секунд, Анна оглянулась через плечо и, дежурно улыбнувшись, ответила: — Как все.       Эта её улыбка была светом одной из северных звёзд, ярких и холодных; улыбаясь так, она и сама была не более чем северной звездой. Людвиг знал, что эта метафора являлась ключом к разгадке одной из частей её сложной, мало постижимой сути, как и знал: «Метафоры опасны. Любовь начинается с метафоры».       Он провёл пальцами вниз по её позвоночнику — медленно, точно пересчитывая количество позвонков, едва ощутимо — и остановился на копчике, слегка помассировав его.       — Тогда… Секс был недостаточно хорош?       Анна развернулась, склонилась к нему — её взлохмаченные волосы, небрежно заправленные за уши, упали ей на лицо; их кончики щекотно мазнули по его щекам — и, не прерывая зрительного контакта, поцеловала чужие губы — влажно, тягуче нежно.       — Всё было замечательно. Как всегда. Даже лучше: у меня до сих пор ноги дрожат—       — Но ты уходишь.       — Людвиг—       — Останься, — он приобнял её за талию, — пожалуйста.       Анна прикрыла глаза, вздохнула… Людвиг чутко напрягся — и ничего; ничего, кроме её тихого «хорошо», затонувшего в шорохе простыней. Тогда он уложил её на постель — так, словно она была хрупкой фарфоровой куклой — и, коснувшись губами взмокшей впадинки меж её полных грудей, прошептал: — Mein Liebchen, was willst du noch mehr?       Юношей он благоговел пред ней — воплощением das Ewig-Weibliche, — теперь же, будучи мужчиной, он ещё и любил её.       Но северная звезда, яркая и холодная, оставалась такой же далёкой и равнодушной, как и всегда.       «Таким живу, таким пребуду вечно»