Последнее дамэ

Кровь давно убрали. С ковра, дивана, великолепного паркета. Последняя капля осталась на старых белых кедах, которые Марта, по причине болезненной сентиментальности, хранила в коробке под тем же диваном. Комната Харлана осталась неизменной. Впрочем, как и весь дом. Ее дом. Уже почти шесть лет как ее собственный дом. Непривычно пустой сейчас. Таким он казался в последний раз в самом начале. Когда мать и сестра еще не переехали, и каждый угол напоминал о пережитом. Но, подобно живому человеку, этот дом вскоре радушно принял новую хозяйку. Будто понимал, что она — единственная достойная замена его любимому хозяину. И вот сейчас, когда мать уехала в подаренное самой Мартой в честь юбилея путешествие, а сестра вернулась в колледж после летних каникул, дом словно пытался успокоить одиночество хозяйки. Щедро пустил закатное солнце во все окна, и будто сам привел Марту в комнату Харлана. Чистую, опрятную, словно ее обитатель никуда и не уходил. Присев перед разложенной ею же доской го, Марта слабо улыбнулась, водя пальцами по тускнеющим клеткам. Как давно она в последний раз играла в го? Сестра эту игру не любила, а мама не понимала всех правил. Заводить друзей стало вдруг странно и страшно. Лгать не могла только Марта, а вот остальные с радостью к этому прибегали чтобы заполучить себе выгодную подружку. Выгодной подружкой она быть не хотела. Камни стучали по деревянным чашам точно так же как и всегда. Марта взяла один черный, и, положив на доску, подняла голову, обращаясь к тому, кто должен бы был сидеть напротив. — Ты всегда говорил, это глупый ход. — Не глупее, чем оставлять открытыми старые потайные двери. Марта замерла, выдохнув весь воздух, и забыв, что вдохнуть тоже нужно. Она бы никогда не спутала этот голос. Никогда бы не забыла. Тихий смешок. Приглушенные ковром шаги. И вот он садится напротив. Хью Рэнсом Драйсдейл. — Сыграем? Он берет белый камушек и крутит между пальцев, выжидающе и оценивающе осматривая девушку напротив. Точно такая, какой он ждал ее увидеть. Доктор Кабрера, которая смотрела на него так серьезно со страниц Нью-Йоркера, сейчас снова была напуганной девочкой. Это даже льстило. — Ты ведь не для этого пришел. Марта почти вздрогнула когда Рэнсом, совершенно беззаботно качнув головой, достал из-за пояса нож. И положил между ними, рядом с доской для го. — А для чего по-твоему я пришел? В глазах горел недобрый огонь. В глазах хищника, большого кота, приготовившегося играть с добычей. И он не позволит уйти от игры. Ведь им обоим прекрасно известно, что у Рэнсома есть только одна причина быть здесь. Месть. Он словно читает ее мысли, и расплывается в улыбке. Впрочем… наверное, он и вправду может знать, о чем она думает. Ведь тогда, шесть лет назад, так легко угадывал каждый ее шаг. — Не бойся, если бы я хотел убить тебя, то уже сделал бы это. Разве дед ни разу не говорил тебе, что спиной к двери обычно сидят только жертвы? Марта не ответила. И Рэнсом, не отрывая глаз от ее лица, положил камушек рядом с ее, закрывая дамэ. — Ты же знаешь, что дамэ зовут точкой свободы? Забавно, не находишь? — Зачем ты здесь, Рэнсом? Он сдвинул плечами. — Пришел сыграть с тобой в го. Дед говорил, ты в этом лучше меня. — Я не хочу с тобой играть. — Правда? — Он насмешливо улыбнулся, глядя как Марта с трудом подавила позыв. — Мне кажется, ты еще сама не решила. Я прав? В ответ только молчание. Рэнсом взял гладкий черный камушек и протянул девушке, держа на раскрытой ладони. — Итак, Марта Кабрера, я предлагаю тебе партию. Победитель получит вот это, — его глаза медленно опустились на лежащий возле доски нож. Марта только сейчас поняла, что он положил его так, чтобы у каждого был равный шанс схватиться за рукоять. — А если я откажусь? Мужчина рассмеялся, но рука с камушком не дрогнула. — Думаю, ты сможешь спуститься и вызвать копов, они заберут меня и наверняка запрячут обратно за решетку за проникновение. И он, — Рэнсом кивнул в сторону рамки с фотографией Харлана, — испытает глубочайшее разочарование в той, кому доверил все свое наследие. — Не нужно мной манипулировать. — Ты думаешь о том же самом сейчас, даже не пытайся отрицать, еще одной твоей лжи мое лицо не переживёт. Марта отвернулась, пытаясь скрыть раздражение. Ведь он прав, прав. Она хочет сыграть с ним. Хочет победить и забрать этот проклятый нож. А затем… — Хорошо. Она берет протянутую фишку, отметив насколько горячая его ладонь. Видит Бог, она предпочла бы, чтобы ладонь была холодной, как полагается чудовищам и монстрам. Второй черный камешек ложится на доску. За ним следует белый. — Скажи, ты думала обо мне все эти годы? Девушка не отрывает взгляда от доски. — Да. Рэнсом пытается окружить ее группу. Но Марта не позволит. — Боялась? Она несильно улыбается, отрезав группку белых камней от выгодного им направления. — Нет. Он крутит в руках свою белую фишку, раздумывая и изучая поле. Надо признать, она великолепный соперник. — Я ведь пытался убить тебя. Белая фишка ложится на доску перекрывая сразу два дамэ и Марта хмурится. — Но ведь у тебя не вышло. Черная фишка ловко отрезает несколько белых и Марта с удовлетворенным видом снимает их с доски. — Если не боялась, тогда как думала обо мне? Рэнсом недоволен, пытается поймать ее взгляд, только бы отвлечь от клетчатой доски, на которой терпит поражение. — Пыталась понять тебя. Оправдать. Жалеть. Затем ненавидела. Затем… Марта хмурится, замолкая. Молчание — не ложь, и она за много лет сделала это своим щитом. Непробиваемым. — Что затем? Мужчина наклоняется над доской, слишком сильно вторгаясь в личное пространство. Белая фишка ложится на край доски. Девушка смело поднимает взгляд, встречаясь с глазами напротив. — Перестала о тебе думать. Не лги, говори правду, только не всю. Заставила себя перестать о тебе думать. Рэнсом отодвигается, разрывая контакт, и оба синхронно опускают глаза на доску. Партия окончена. — Итак… У тебя тринадцать справа сверху и десять слева внизу. А у меня, — он улыбается, — определенно меньше. Ты победила, Марта. Он снова смотрит на нож. Даже не пытается взять его. И Марта обхватывает рукоять. Между ними подставка и доска, но длины ее руки хватит, чтобы достать ножом прямо до его горла, надавить на артерию острым концом. Чтобы только увидеть страх в его глазах. Не выйдет. Рэнсом только улыбается, даже когда острие, оставив небольшую царапину, спускается ниже, упершись в грудь, туда, где бьется сердце. Туда, куда много лет назад ударил он сам. Но Марта не может довести дело до конца. — Ты не можешь решить или не можешь решиться? Из царапины под кадыком выступают капли крови. В глазах начинают собираться слезы. Харлан улыбается, глядя на нее со старой фотографии. Марта бросает нож подальше и выбегает из комнаты, едва не захлебнувшись рыданием. На трясущихся ногах влетает в кухню, звенит свежевымытыми стаканами и жадно глотает воду. Даже сквозь свое тяжелое дыхание слышит шаги за спиной. — Или сделай то, зачем пришел, или убирайся к черту! — Ты не знаешь, зачем я пришел. Девушка оборачивается, со всех сил заставив себя стоять ровно и не опираться на столешницу позади. — Мне все равно. — Лжешь. — Я не могу лгать! Убей меня если хочешь, только уйди прочь. В его руках нет ножа, нет никакого оружия, но сердце от этого не бьется медленнее. — Ты хочешь, чтобы я ушел? Рэнсом подкрадывается медленно. Как хищник, большой кот, который наконец наигрался с добычей, и теперь готов к милосердному убийству. Марта не отвечает. — Ты хочешь, чтобы я ушел? Не лги, говори правду, только не всю. Но черт возьми, он знает ее слабость, знает ее спасение, и знает, как задать вопрос, чтобы оставить лишь первое, лишив второго. Между ними всего шаг, который он делает без раздумий, не оставив пути отступления, разом закрыв все дамэ. — Ты хочешь, чтобы я ушел? Рэнсом повторит этот вопрос хоть тысячу раз, пока не услышит ответ. — Всего одно слово, Марта. — Он шепчет, склонившись так близко, что она чувствует каждый мелкий вздох. — Если скажешь «да», я уйду и никогда не вернусь. Однажды у нее почти вышло соврать ему. Разве сейчас — не лучший момент чтобы попытать удачу снова? — Ты хочешь чтобы я ушел? — Нет. Рэнсом едва сдерживает улыбку. Проводит пальцами от запястья к предплечью и выше, по тонким ключицам к маленькому подбородку и пухлым губам. У Марты ноги подкашиваются, когда большим пальцем он очерчивает ее нижнюю губу, выдавая все свои намерения, но не спеша их осуществлять. — Марта… — Рэнсом… Как прекрасно звучит его имя, когда она говорит его теперь. Вот так, тихо и хрипло, когда его бедра прижимают ее маленькое тельце к столу. Когда его руки мягко, в чём-то даже несмело, ложатся на тонкую талию, и губы невесомо задевают ее скулу. Рэнсому нравится вот так медленно испытывать ее. Поддастся первой или нет? Лишь праздное любопытство, ведь, что бы Марта теперь ни сделала, его желания это не умалит. Он тщательно растил свою ненависть все эти годы, отсчитывая дни до условно-досрочного. Он построил тысячу планов и сценариев этого дня, вот этого самого момента. Он не исполнил ни один из них, потому что желание прижимать Марту бедрами к столешнице оказалось куда сильнее и правдивее ненависти. И, пожалуй, даже если бы она проиграла эту дурацкую партию, исход был бы таким же. Нож никогда больше не исполнит своего предназначения. Не в их руках. Потому что они целуются так, как могут только страстные любовники. Марта хватается маленькими ладошками за крепкие мужские плечи, пока Рэнсом одним рывком подхватывает ее на руки, позволяя обвить ногами торс. Он хочет видеть ее на безупречно белых простынях, чтобы в звездном свете ее смуглая кожа сияла так же, как в его снах. Только вот в реальности Марта оказывается еще прекраснее, даже на грубом мраморе кухонного стола. Ее ловкие пальцы забираются Рэнсому под футболку, и он вздрагивает от холода маленьких ладошек. Но ничего, пусть будут холодными, сегодня ночью он их согреет. Багровые следы украшают шею у самого уха и ниже, у ключицы. Марта никому из своих любовников этого не позволяла, но Рэнсом даже не спрашивал. Он медленно расстегивал пуговицы ее рабочей блузки, не спеша расправляться с одеждой. Губы дрогнули в улыбке, когда он увидел простой бежевый лифчик. Вот уж точно, ни одна из его любовниц не радовала его подобным видом. Но к черту все. И лифчик тоже. Возможно, после Марте понадобится немного времени, чтобы поискать его, но ведь это потом. Сейчас она стягивает с Рэнсома футболку и отправляет ее к тому же черту. Прижимается голой грудью к его горячему телу и почти стонет от того, как сладко затвердевшие соски царапают его кожу. Ее губа уже опухла под его зубами, и легкие ноют от недостатка воздуха. Что же, если это тот способ убийства, что он выбрал, то она не против умереть. Но Рэнсом отстраняется, совершенно бесстыдно рассматривая ее, растрепавшуюся и возбужденную. Улыбается, совсем как змей, когда, склонившись к уху, шепчет свой проклятый вопрос: — Ты хочешь меня? Вопрос бессмысленный, ведь ответ в том, как тяжело Марта дышит, широко обхватив ногами его бёдра. В том, как ее руки все еще гладят каждый сантиметр его кожи, неумолимо спускаясь все ниже. Ответ в том, что Марта Кабрера сидит полуобнаженной на кухонном столе перед Хью Рэнсомом Драйсдейдом и отчетливо понимает, что хотела этого слишком сильно и слишком давно. Ответ им обоим не нужен. Но Марта прерывисто отвечает. — Слишком сильно. И, вовсе не как тихоня, которой всю жизнь была, притягивает его за ремень ближе. Звон пряжки его ремня, скрип молнии на ее брюках. Paco Rabanne — Марта так быстро научилась выглядеть безупречно. Но без них она выглядит еще лучше. И это чувство, когда только тонкая ткань белья отделяет их друг от друга… Руки Рэнсома так уверенно накрывают влажные складки, будто он делал это тысячу раз. Будто он знает ее тело, как свое собственное. Большой палец медленно, тягуче обводит клитор, пока указательный мягко ласкает вход, не торопясь проникать внутрь. Марта выгибает спину, и Рэнсом губами ловит первый ее стон. Такой сладкий… — Эта партия будет за мной. Девушка ухмыляется ему в губы. — Не думаю. Ее ладонь накрывает его член. Специально, сквозь ткань боксеров. Не касаясь ни единого миллиметра кожи. Она только невесомо водит пальцами, ощущая, что он хочет ее ничуть не меньше. — Марта… Ее ноготь легко задевает головку, вызвав у мужчины сдавленный вздох. Ну уж нет. Он стягивает Марту вниз, разворачивает к себе спиной, и, одним движением избавив ее от трусиков, крепко сжимает руки. Ей бы испугаться… Она ведь беспомощна теперь… Но она не думает о страхе ни секунды. Только не о страхе. О горячих губах, выцеловывающих едва ли не каждый позвонок. И о пальцах, что двигаются внутри. Марта не подавляет стонов, не сдерживает вздрагивающее тело. В предвкушении замирает, чувствуя, как мокрые от ее же смазки пальцы чертят линию вдоль спины, и как в нее упирается его член. Рэнсом кусает ее, захватывает кожу на плече зубами, наслаждаясь соленым вкусом уже проступившего пота. Спешить он не станет, он хочет прожить, по настоящему прожить этот момент. — Пожалуйста… Марта подается назад, пытаясь взять себе немного власти, но Рэнсом только крепче сжимает ее руки. — Сегодня ночью ты моя. По коже бегут мурашки. И он входит в нее. Медленно. Заполняет полностью, и тяжело вздыхает, ловя каждую крупицу ее восхитительного запаха. Прежде чем взойдёт солнце, он сделает так, что пахнуть она будет только им и его желанием. Ведь он так близко. С каждым толчком, он грудью чувствует, как напрягаются и расслабляются ее лопатки, как перекатываются мышцы, названия которых Марта знает наизусть… Но Рэнсом хочет видеть, как потемнеют ее глаза, и еще хочет целовать ее снова и снова, пока воздуха не останется вовсе. Марта лишь обиженно всхлипывает, когда он останавливается, чтобы ее развернуть, но послушно обхватывает крепкий торс ногами, вздрогнув от холода мрамора на обнаженной горячей коже. Она не может оторвать глаз от его лица, от каждой маленькой черты. Он всегда был красивым, но теперь, когда смотрит прямо ей в глаза… Смотрит так… — Люблю тебя… Марта когда-то поклялась себе, что никогда ему этого не скажет. Что этот секрет умрет вместе с ней… Рэнсом останавливается, пытаясь понять. Эти слова — самое невероятное, странное и восхитительное из всего, что ему когда-то говорили. И все же он сбивчиво шепчет: — Лжешь. Она смеется, потому что его голос дрожит. И толчки становятся рваными, резкими… Марта запрокидывает голову, и Рэнсом тянет ее за подбородок, заставляя смотреть в глаза, когда она заканчивает, дрожа в его руках. Когда чувствует, как он заполняет ее. Они тяжело дышат. Марта нежно трется носом об яростно пульсирующую жилку. Вдыхает запах, принимая его каждой клеточкой кожи. До восхода еще целая длинная ночь. Целая ночь для Рэнсома чтобы убедиться, что Марта все еще не умеет лгать.